Тайный оракул

Рик Риордан, 2017

Как наказать бога? Легко! Превратить его в смертного и отнять божественную силу! После того как Аполлон разгневал своего отца Зевса, его свергли с Олимпа. Беспомощный, слабый, он оказался в Нью-Йорке в теле обыкновенного подростка. Лишенный всех сил, он должен не просто выжить в современном городе, но и выполнить волю грозного отца. Аполлону предстоит служить весьма необычной девочке по имени Мэг, которая, к слову сказать, отлично владеет мечами. Вот только за четыре тысячи лет бог солнца нажил себе немало врагов, и они спят и видят, как бы поквитаться за старые обиды. И миссия Аполлона становится практически невыполнимой. Не говоря уже о том, что древнее зло, о котором все успели забыть, кажется, проснулось… Знакомьтесь с богом-зазнайкой Аполлоном и встречайте любимых героев: Перси Джексона, Лео Вальдеса, Нико ди Анджело, кентавра Хирона и других. Потому что ОНИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ! Старые друзья – новые приключения!

10

Автобус горит

Мой сын меня старше

Пожалуйста, Зевс, хватит

Мне снилось, что я еду по небу на солнечной колеснице. С опущенным верхом — это «Мазерати». Еду, разгоняя клаксоном реактивные лайнеры, наслаждаясь запахом холодной стратосферы и пританцовывая под мою любимую песню «Поднимаюсь к Солнцу» группы «Алабама шейкс».

Я раздумывал над тем, как превратить «спай-дер» в беспилотный автомобиль Гугл. Хотел достать свою лютню и выдать такое зажигательное соло, которым возгордилась бы Бриттани Ховард.

Потом на пассажирском сиденье возникла какая-то женщина.

— Надо поспешить, дружок.

Я едва не выпрыгнул из солнечной колесницы.

Гостья была одета как древнеливийская царица. (Знаю, потому что встречался с некоторыми из них.) На ее платье сплелись черные, красные и золотые цветочные узоры. Длинные черные волосы украшала тиара, напоминавшая изогнутую миниатюрную лестницу — две золотые стойки, соединенные серебряными перекладинами. Лицо — зрелое, исполненное достоинства, каким ему и полагается быть у великодушной правительницы.

Значит, определенно не Гера. К тому же Гера никогда бы не улыбнулась мне так мило. И еще… На шее — большой металлический символ мира, что никак не соответствует стилю Геры.

Тем не менее я чувствовал, что знаю ее. Несмотря на ассоциации со стареющей хиппи, она была столь привлекательна, что я предположил наличие между нами родственной связи.

— Кто ты?

Ее глаза опасно полыхнули золотом, как у хищницы семейства кошачьих.

— Следуй за голосами.

В горле застрял комок. Я попытался обдумать ситуацию логически, но мозг как будто только что побывал в блендере.

— Я слышал тебя… в лесу. Что это было? Пророчество?

— Найди ворота. — Она схватила меня за руку. — Прежде ты должен найти их. Дошло?

— Но…

Женщина полыхнула яркой вспышкой и исчезла. Я взглянул на обожженное запястье и крепко сжал колесо — солнечная повозка клюнула носом и сорвалась в пике. «Мазерати» вдруг превратился в школьный автобус — я пользовался им, когда приходилось перевозить много людей. Кабину заполнил дым. За спиной гнусавый голос произнес:

— Найди ворота… любой ценой.

Я глянул в зеркало заднего вида и за дымной пеленой увидел тучного мужчину в лиловом костюме. Развалившись, он сидел на заднем сиденье, где обычно кучкуются разного рода смутьяны. Это место особенно нравилось Гермесу, но мой новый гость не был Гермесом.

Безвольный подбородок, слишком большой нос, бородка, обнимающая двойной подбородок, словно ремешок шлема. Волосы, как у меня, курчавые и темные, но не взъерошенные модно и без роскошного блеска. Губы скривил, словно унюхал что-то неприятное. Может быть, запах горящих сидений автобуса.

— Кто ты? — отчаянно крикнул я, изо всех сил стараясь вывести колесницу из пике.

Пассажир улыбнулся, отчего его лицо сделалось еще отвратительнее.

— Предок не узнает потомка? Какая боль!

Я постарался вспомнить, но мой мозг смертного был слишком мал. Память четырех тысяч лет оказалась для него непосильным грузом, и он предпочел избавиться от нее как от ненужного балласта.

— Нет, не узнаю. Извини. Мне жаль.

Пассажир рассмеялся, хотя язычки пламени уже лизали лиловые рукава костюма.

— Сейчас тебе не жаль, но ты еще пожалеешь. Найди ворота. Отведи меня к оракулу. С удовольствием его сожгу!

Солнечная колесница устремилась к земле, и меня поглотило пламя. Сжав колесо управления, я с ужасом увидел за ветровым стеклом огромное бронзовое лицо. Лицо незнакомца в лиловом костюме. Мы подлетели к нему почти вплотную, и тогда черты его изменились, и я узнал… себя.

Я проснулся в лихорадочной дрожи, мокрый от пота.

— Полегче. — Чья-то рука легла на мое плечо. — Не пытайся сесть.

Разумеется, я попытался.

У кровати стоял парень примерно моего возраста — возраста Лестера Пападопулоса, — с буйными блондинистыми волосами и голубыми глазами. На нем был медицинский халат и распахнутая лыжная куртка с вышитыми на кармане словами ГОРА ОКЕМО. На лице — загар, какой бывает обычно у лыжников. Что-то подсказывало, что я его знаю. (После падения с Олимпа это ощущение возникало у меня много раз.)

Я лежал на койке посредине комнаты. Слева и справа от меня вдоль стены стояли другие двухъярусные кровати. Потолок поддерживали грубо отесанные кедровые балки. Белые оштукатуренные стены оставались голыми, если не считать крючков для одежды и оружия.

Скромное жилище такого рода можно встретить едва ли не во все времена — в Древних Афинах, в средневековой Франции, в нынешней сельской Айове. В помещении пахло свежим, чистым бельем и сушеным шалфеем. Единственным украшением служили горшки на подоконнике с жизнерадостными желтыми цветками, буйно произраставшими вопреки холодной погоде за окном.

— Эти цветы… — Голос мой прозвучал хрипло, словно я надышался дымом во сне. — Они с Делоса, моего священного острова.

— Верно, — откликнулся юноша. — Они только там и растут, возле Седьмого дома. Твоего Дома. Узнаешь меня?

Я всмотрелся в его лицо. Спокойствие в глазах, легкая улыбка на губах, вьющиеся над ушами волосы… Смутно вспомнилась женщина, певица в стиле альт-кантри, с которой я познакомился в Остине. Ее звали Наоми Солас. Даже теперь при мысли о ней щеки потеплели от прилившей крови. Для меня, тогда тинейджера, наш роман был чем-то, что я давным-давно видел в кино. Кино, смотреть которое не позволяли родители.

Парень определенно был сыном Наоми.

А значит, и моим сыном.

Странное ощущение.

— Ты — Уилл Солас. — Мой… э… мм…

— Да, — согласился Уилл. — Неловкая ситуация.

Лобная доля в голове сделала кувырок, и меня повело набок.

— Стой, держись. — Уилл помог мне выпрямиться. — Я пытался тебя исцелить, но, по правде говоря, не понимаю, что с тобой не так. У тебя кровь, а не ихор. Ты выздоравливаешь от ран быстрее, но твои жизненные показатели совершенно человеческие.

— Не напоминай.

— Ладно… — Он приложил ладонь к моему лбу и сосредоточенно нахмурился. Его пальцы слегка дрожали. — Я это понял, только когда попытался дать тебе нектар, и от губ пошел пар. А ведь мог бы и убить.

Я провел языком по нижней губе, онемевшей и, по ощущению, тяжелой. Не в этом ли объяснение моего сна о дыме и огне? Хорошо бы так.

— Надо думать, Мэг позабыла рассказать о моем состоянии.

— Надо думать. — Уилл взял меня за руку и проверил пульс. — Ты примерно моего возраста, лет пятнадцати или около того. Частота сердцебиений нормальная. Ребра заживают. Нос распух, но не сломан.

— У меня угри, — пожаловался я. — И жировые складки на животе.

Уилл склонил голову чуть набок.

— Ты смертный, а беспокоишься из-за угрей и складок?

— Ты прав. Я бессилен. Я слабее вас, жалких полубогов.

— Вот так. Спасибо…

Мне показалось, он едва не произнес «пап», но сумел сдержаться.

Воспринимать этого парня как своего сына я не мог, не сделав над собой некоторого усилия. Он был такой уравновешенный, такой скромный, и у него не было угрей. Да и мое присутствие, похоже, нисколько его не смущало. Я даже заметил, что уголок его рта чуть-чуть подрагивает.

— Тебе что, смешно?

Уилл пожал плечами.

— Можно смеяться, можно беситься. Мой отец, бог Аполлон, пятнадцатилетний…

— Шестнадцатилетний, — поправил я. — Начнем с этого.

–…шестнадцатилетний смертный, лежит на кровати в моем домике, а я, при всем моем искусстве целителя — доставшемся от тебя, — не могу понять, как поставить тебя на ноги.

— Тут уж ничего не поделаешь, — горестно вздохнул я. — Меня сбросили с Олимпа. Моя судьба связана с девчонкой по имени Мэг. Хуже и быть не может!

Уилл снова рассмеялся, что показалось мне чрезмерной дерзостью.

— Мэг, по-моему, клевая. Уже отличилась — ткнула в глаз Коннору Стоуллу и заехала в пах Шерману Яну.

— Что-что?

— Она отлично здесь вписалась. Ждет тебя снаружи — с другими. — Уилл посерьезнел. — Так что приготовься, у них к тебе куча вопросов. Все спрашивают, связаны ли твое прибытие и твоя нынешняя форма с тем, что происходит в лагере.

Я нахмурился.

— А что происходит в лагере?

Дверь домика открылась, и через порог переступили два полубога. Одним был высокий паренек лет тринадцати, с кожей цвета полированной бронзы и длинными волосами, заплетенными в косички, напоминающие спирали ДНК. В черном шерстяном бушлате и черных джинсах, он как будто сошел с палубы китобойного судна восемнадцатого века. Второй была девочка помладше, в оливкового цвета камуфляже. На плече у нее висел полный колчан, а короткие рыжие волосы она выкрасила в ярко-зеленый цвет, из-за чего смысл носить камуфляж определенно утрачивался.

Я улыбнулся, обрадовавшись, что помню их имена:

— Остин. И Кайла, да?

Вместо того чтобы упасть на колени, бормоча благодарности, они нервно переглянулись.

— Так это действительно ты.

Остин нахмурился.

— Мэг сказала, что тебя избили какие-то хулиганы. Сказала, что у тебя нет никаких божественных сил, а в лесу ты заистерил.

Вкус во рту напомнил сгоревшую обивку школьного автобуса.

— Она слишком много болтает.

— Но ты — смертный? — спросила Кайла. — Полностью смертный? Значит ли это, что я утрачу свои навыки стрельбы из лука? Я не смогу даже квалифицироваться на Олимпийские игры, пока мне не стукнет шестнадцать!

— А если я потеряю музыкальные… — Остин покачал головой. — Нет, не может быть. Мое последнее видео собрало пятьсот тысяч просмотров за неделю. И что мне тогда делать?

Умения и таланты, образ, просмотры на Ютьюбе — мои дети выбрали правильные приоритеты. У меня даже потеплело на сердце. Говорите о богах что хотите, называйте их безответственными родителями, но наши дети наследуют наши лучшие черты.

— Мои проблемы никак на вас не отразятся, — пообещал я. — Если бы Зевс начал отбирать божественные силы у всех моих потомков, опустела бы половина медицинских школ в стране. Исчез бы Зал славы рок-н-ролла. В одну ночь рухнула бы вся индустрия гаданий по картам Таро!

Остин заметно расслабился.

— Рад слышать.

— Значит, если ты умрешь смертным, мы не исчезнем? — спросила Кайла.

— Ребята, — вмешался Уилл, — бегите-ка в Большой дом и скажите Хирону, что наш… наш пациент пришел в сознание. Я приведу его через минуту. И попробуйте рассеять толпу снаружи, о’кей? Не хочу, чтобы все сразу накинулись на Аполлона.

Кайла и Остин понятливо кивнули. Будучи моими детьми, они, конечно, сознавали, как важно контролировать папарацци.

Как только дверь за ними закрылась, Уилл виновато улыбнулся.

— Они в шоке. Мы все в шоке. Привыкнем, разумеется, но какое-то время потребуется.

— Но ты-то, похоже, не шокирован.

Уилл тихонько рассмеялся:

— Я в ужасе. Но если чему и учишься, занимая должность старосты, так это тому, что ты сам должен держаться ради всех остальных. Давай-ка поставим тебя на ноги.

Это было не так-то легко. Два раза я падал. Кружилась голова, глаза горели так, будто их поджарили прямо в глазницах. Недавние сны кружили в голове, как речной песок, туманя мысли, — женщина с тиарой на голове и символом мира и мужчина в лиловом костюме. Отведи меня к оракулу. С удовольствием его сожгу!

Дышать в домике стало труднее, не хватало свежего воздуха.

В чем мы сходились с Артемидой, так это в том, что любым делом лучше заниматься под открытым небом. Музыку лучше исполнять под куполом небес. Стихи лучше читать на агоре. Стрелять из лука определенно предпочтительнее снаружи, что я могу подтвердить лично, после того как в первый и последний раз попытался попрактиковаться в отцовском тронном зале. О вождении солнечной колесницы и говорить не приходится — это уж точно не тот спорт, которым занимаются под крышей.

Опираясь на плечо Уилла, я переступил порог. Кайла и Остин с заданием справились — толпа перед домом разошлась. Единственным ожидающим — ликуй и восторгайся — была моя юная госпожа Мэг, определенно успевшая прославиться в лагере как Бьющая-в-пах Маккаффри.

Она так и осталась в том поношенном зеленом платье, что дала ей Салли Джексон, хотя выглядело оно теперь еще и слегка запачканным. На легинсах зияли дырки. Повязка на предплечье скрывала глубокую царапину, полученную, вероятно, в лесу.

Коротко взглянув на меня, Мэг поморщилась и высунула язык.

— Скверно выглядишь.

— А ты, как всегда, очаровательна.

Она поправила очки, добившись того, что они перекосились до невозможности.

— Думала, ты не выживешь.

— Рад тебя разочаровать.

— Не-а. — Она пожала плечами. — За тобой по-прежнему год службы. Мы связаны, хочешь ты того или нет.

Я вздохнул. Как же приятно снова оказаться в ее компании.

— Мне, наверно, надо поблагодарить тебя. — В памяти остались смутные обрывки: мой бред… Мэг тащит меня через лес… деревья как будто расступаются перед нами… — Как ты нашла выход?

На ее лице появилось настороженное выражение.

— Не знаю. Удача вывела. — Она ткнула пальцем в Уилла Соласа. — Судя по его рассказам, нам повезло, что выбрались до темноты.

— Почему?

Уилл хотел было что-то сказать, но передумал.

— Пусть лучше Хирон все объяснит. Идемте.

Я редко бывал в Лагере полукровок зимой. Последний раз три года назад, когда девушка по имени Талия Грейс при посадке бухнула мой автобус прямо в озеро.

Я думал, что увижу лагерь полупустым. Большинство полубогов приходят сюда только на лето, в школьное же время здесь остаются только те, для которых, по тем или иным причинам, это место — единственное безопасное, и только здесь они могут жить.

Меня, однако, поразило непривычное запустение. Судя по количеству спальных мест в Седьмом домике, каждый домик мог принять двадцать человек. Следовательно, максимальная вместимость лагеря — четыреста полубогов. Этого вполне хватило бы на несколько фаланг или на одну вечеринку на яхте.

Однако пока мы шли, я увидел не больше дюжины человек. В чахнущем свете заката лишь одна девушка взбиралась по стене со стекающей по обеим сторонам лавой. На берегу озера команда из трех человек проверяла оснастку триремы.

Кое-кто вышел на свежий воздух единственно чтобы поглазеть на меня. Сидевший у костра парень наблюдал за мной, глядя, как в зеркало, на щит, который он полировал. Другой, у дома Ареса, делал вид, что чинит ограду из колючей проволоки. Судя по неуклюжей походке, это и был Шерман Ян, получивший от Мэг между ног.

Две девицы у двери в дом Гермеса захихикали и принялись шептаться у меня за спиной. Обычно такого рода внимание нисколько меня не трогает. Понятно, что сопротивляться моему магнетизму невозможно. Но теперь у меня горело лицо. Я — мужской идеал романтики — превратился в застенчивого, неопытного мальчишку!

Я бы воззвал к небесам, протестуя против такой несправедливости, но это было бы уже слишком.

Мы прошли через земляничную поляну.

На Холме полукровок, на нижней ветке высокой сосны, висело, поблескивая, Золотое руно. Струйки пара поднимались от головы свернувшегося под деревом стража, дракона Пелея. Стоящая рядом с деревом Афина Парфенос казалась в лучах заката побагровевшей от гнева.

Конец ознакомительного фрагмента.