Малыш Николя на переменках

Рене Госинни, 1961

На страницах книги юных читателей ждёт встреча с их любимым героем Николя и его приятелями – Руфюсом, Альцестом, Мексаном, Клотером и другими. Этим сорванцам не приходится скучать ни минуты – они не устают придумывать себе всё новые и новые приключения, попадая порой в самые смешные и нелепые ситуации. Вам наверняка интересно узнать, как про водит время эта весёлая компания? Тогда скорее открывайте книжку!

Мы делаем газету

На перемене Мексан показал нам подарок, который сделала ему крёстная. Это был типографский набор. В коробке лежали разные резиновые буквы, их вставляют в специальный зажим, и можно составлять любые слова, какие захочешь. Потом нажимаешь на подушечку, на которую налиты чернила, такую же, как на почте, а потом жмёшь на бумагу, и получаются слова, написанные печатными буквами, как в газете, которую читает папа и всегда кричит, когда мама у него вырывает страницы с платьями, рекламой и где написано, как готовить еду. В общем, типография у Мексана была классная!

Мексан показал нам, что́ уже успел с ней сделать. Он вынул из кармана три листочка бумаги, на которых в разные стороны много-много раз было написано «Мексан».

— Так гораздо лучше, чем писать ручкой, — заявил Мексан, и он был прав.

— Эй, парни, — сказал Руфюс, — а не выпустить ли нам газету?

Вот это была действительно потрясающая идея, и мы все согласились, даже Аньян, любимчик учительницы, который обычно не играет с нами на перемене, потому что всё время повторяет уроки. Он ненормальный, этот Аньян.

— А назовём-то мы её как, нашу газету? — спросил я.

Тут мы не смогли договориться. Кто-то хотел назвать её «Потрясающий», кто-то — «Победитель», а другие предлагали названия «Великолепный» или «Бесстрашный». Мексан хотел, чтобы газета называлась «Мексан», и он очень рассердился, когда Альцест сказал, что это идиотское название и что он бы предпочёл, чтобы газета называлась «Деликатес», как колбасный магазин рядом с его домом. Тогда мы решили, что название подберём потом.

— А что мы будем печатать в нашей газете? — спросил Клотер.

— Как это что? То же, что в настоящих газетах, — сказал Жоффруа. — Разные там новости, фотографии, рисунки, и всякие истории про воров и убийства, и ещё биржевые котировки.

Но мы не знали, что такое биржевые котировки. Тогда Жоффруа нам объяснил, что это куча всяких цифр, которые печатаются мелким шрифтом и которые его папу в газете интересуют больше всего. Но верить Жоффруа на слово нельзя: он ужасный врун и болтает что попало.

— Насчёт фотографий, — предупредил Мексан, — учтите: я их не смогу напечатать, в моей типографии только буквы.

— Но мы же можем сами сделать рисунки, — сказал я. — Я, например, могу нарисовать замок и разных людей, которые на него нападают, и дирижабли с самолётами, которые бросают бомбы.

— А я умею рисовать карту Франции со всеми департаментами, — сказал Аньян.

— А я недавно нарисовал свою маму, как она накручивает волосы на бигуди, — сказал Клотер, — но мама потом порвала рисунок. Хотя папа успел на него посмотреть, и ему очень понравилось.

— Всё это прекрасно, — вмешался Мексан, — но если вы собираетесь совать повсюду свои паршивые рисунки, в газете не останется места для самого интересного.

Я спросил у Мексана, не хочет ли он получить по шее, но Жоаким сказал, что Мексан прав: он вот недавно написал сочинение про весну и получил за него 12^[4], теперь было бы здорово его напечатать, он там рассказывает о цветочках и птичках, которые поют «чик-чирик».

— Ты что, думаешь, мы станем зря тратить наши буквы, чтобы печатать твои «чик-чирики»? — расхохотался Руфюс, и они подрались.

— А я, — сказал Аньян, — напечатал бы там задачки, и мы бы попросили читателей присылать нам решения. И ставили бы им отметки.

Тут мы все расхохотались, а Аньян заревел и сказал, что мы злые, что все над ним смеются, и он пожалуется учительнице, и всех нас накажут, и что он вообще больше ничего не будет говорить, и так нам и надо.

Из-за того что Жоаким и Руфюс дрались, а Аньян плакал, разговаривать было трудно. Всё-таки непростое это дело, выпускать газету вместе с друзьями!

— А когда мы её уже напечатаем, что с ней будем делать дальше? — спросил Эд.

— Что за вопрос! — воскликнул Мексан. — Продавать будем! Газеты для того и делаются: их продают, становятся богатыми, а потом можно купить себе кучу всяких вещей.

— А кому мы её будем продавать? — спросил я.

— Ну, — сказал Альцест, — разным людям на улице. Будем бегать и кричать: «Специальный выпуск! Специальный выпуск!» — и все будут давать нам деньги.

— Но у нас будет только одна газета, — возразил Клотер, — и много денег мы не получим.

— Ну, — чуть подумав, сказал Альцест, — тогда я её продам за очень дорого.

— Почему это ты? Это я её продам! — заявил Клотер. — И вообще у тебя пальцы вечно жирные, только заляпаешь всю газету, и покупать её у тебя никто не захочет.

— Сейчас увидишь, какие у меня жирные пальцы, — сказал Альцест и заехал Клотеру по физиономии.

Меня это очень удивило, потому что обычно Альцест не любит драться на перемене, это мешает ему есть. Но тут Клотер очень разозлился, и Руфюсу с Жоакимом пришлось немножко подвинуться, чтобы Альцесту и Клотеру тоже хватило места, где драться. Но, между прочим, это чистая правда, что у Альцеста руки жирные. Когда с ним здороваешься, они у него всегда скользкие.

— Ну ладно, решено, — опять вмешался Мексан, — директором газеты буду я.

— Это почему же, скажите, пожалуйста? — спросил Эд.

— Потому что типография моя, вот почему! — сказал Мексан.

— Минуту! — закричал Руфюс, который как раз подошёл к нам. — Это я первый придумал делать газету, и директором буду я!

— Ничего себе! — возмутился Жоаким. — Ты что, вот так прямо меня и бросаешь? Мы же дрались! Какой ты после этого товарищ!

— Ты уже получил, что тебе положено, — сказал Руфюс, у которого из носа капала кровь.

— Не смеши меня, — сказал Жоаким, который был весь исцарапан, и они снова начали драться рядом с Альцестом и Клотером.

— Только попробуй ещё раз сказать, что я весь жирный! — кричал Альцест.

— Ты весь жирный! Жирный! Жирный! — кричал Клотер.

— Если не хочешь получить в нос, — сказал Эд Мексану, — признай, что директором должен быть я.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

4

Во французской школе чаще всего используется 20-балльная система оценок.