Костыли за саксофон. Дюжина грустных и весёлых настроений

Рахиль Гуревич, 2019

Что делать, если на тебя нападает девочка-каратистка? А если о тебе сказали неправду? А если тебя обкидывают ледышками? Что делать, если учитель музыкальной школы влюбился в маму ученика? Как поступить с мамой, если она чересчур опекает своего сына? Как быть родителям, если уроки у детей совсем не учатся? И что надо, чтобы прорваться на бюджет в художку и музыкалку? А если вдруг тебе выбили зуб, что тогда делать с обидчиком? Об этом и о многом другом весёлые и очень грустные истории о Ларисе, её брате Васе и их соседе пай-мальчике Альбертике. Сборник входил в длинный список конкурса НДК-2018.

Прыгучее настроение

Вася прокапывает в сугробах тоннели. Лабиринт все норовят разрушить. Но однажды вечером настроение у врагов-разрушителей меняется.

Зима случилась снежная. Трактор расчищал дороги, юркий погрузчик упрямо вилял среди машиномест, не обращая внимания на хозяев автомобилей, высунувшихся из окон. Их хриплые недовольные заспанные голоса прорывались сквозь работу мотора недолго — на улице было холодно, и хозяева, выкрикнув угрозу, спешили окна закрыть.

Во дворе была гора. Высокая. Целый холм или плато посередине жилого микрорайона. А под горой — площадка. Вообще-то детская. Но зимой превращалась в склад снега. Туда-то и свозили снег с дорог погрузчик и трактор. Получалось, что под горой — сугробы, снежные горки.

По выходным Вася сидел у окна и ждал, чтобы появился на горе кто-нибудь с ледянкой. Тогда Вася быстро одевался, тоже брал ледянку и бежал на гору. Ближе к полудню детей становилось больше. И нервные бабушки начинали кричать: «Посторонись!», когда их внучата, похожие на маленькие сидячие памятники, намертво прибитые к санкам и ледянкам, скатывались с горки.

Однажды Вася шёл с занятий по лепке, и решил срезать путь, вскарабкался по высоченным снежным заслонам-сугробам, оглядел козырьки подъездов с трёхметровой высоты — с этой точки обзора они выглядели совсем не так, как если снизу смотреть. Если снизу на козырёк смотреть, если с земли, кажется будто подъезд кепку наспех напялил, а сверху смотришь — стоит подъезд, такой, в меховой шапке и голуби по его шапке снежной расхаживают, ищут пропитания. Вася отвернулся от домов и посмотрел на мальчика, который катился с горы, перебирая ногами как сороконожка, наращивал предельную скорость, чтобы как можно дальше уехать…

— Опять не смог до сугробин! И на снегокате не смог. Говорят, есть такие ледянки, они как метеоры, но стоят тысячу, — мальчик поведал это всё Васе сидя на санках, запрокинув голову. И вдруг Васю осенила мысль: в этих «сугробинах» можно устроить отличное жильё, если прокопать тоннель! Как это было связано с ледянками-метеорами и с козырьками подъездов, а также с голубями прогуливающимися по снежным шапкам, неясно. Скорее всего, никак не связано. Просто Вася подумал, если на санках и снегокатах не докатить, значит никто врезаться и рушить не будет, и тут пришла идея, снизошло на Васю озарение. Художники называют это вдохновением.

В субботу Вася вышел во двор с двумя лопатами: совковой и сапёрной. Лопаты были небольшие, лёгкие, папа ими машину раскапывал, пока у него машина «не посыпалась». Папа расстроился, а Вася — нет, теперь же лопаты — его, Васины.

— Я уже большой, я сам могу на занятия ездить, на троллейбусе.

— А закон?

— Какой закон?

— О том, что детей до двенадцати нельзя одних отпускать?

— У нас все поцаки одни домой едут. Я с ними.

В общем, пригодились лопаты, и без машины не заржавели.

И Вася копал. Целых два тоннеля прокапал: один сквозной, а другой тупиковый. В тупиковом целая комната получалась. Там можно было посидеть, отдохнуть, спрятаться…

На ледянках с горы с Васей много кто хотел кататься, а вот тоннель копать желающих было не много. Случались, правда, такие снегокопы, которые без лопат быстрее Васи копали. У каждого свой талант, как говорится. Бесталанных людей нет — это Вася понял, когда малыш — детсадовец объявил, что он «крот» и как пошёл копать — тоннелить, не угнаться.

Ещё оказалось, что много кто хочет тоннель поломать. Например, Филипп.

В прошлом году Вася с Филиппом строили снежную крепость на поле. Потом Филипп Васю прогнал: иди, мол, строй свою крепость. И Вася стал лепить свою. А потом к Васе присоединились папа с маленькой дочкой. Вася давно заметил: папы маленьких детей всегда ведут себя как друзья, а не как Филипп, который тоже конечно друг, но иногда и враг. Самое сложное было не переборщить с комом. С каждым катом ком прибавлял в весе миллионы килограммов, граммов уж точно. Гигантские снежные комья оставались там, где придётся, и — ни с места. Похожие на снежных троллей, они стояли тут и там и как будто смеялись над Филиппом. Вася буквально видел их смешливые пасти с редкими белыми зубьями. До Филиппа с опозданием дошло, что Васина крепость с нуля набирает скорость строительства. Филипп сказал:

— Конечно: у тебя помощники. Я — домой.

— Пока, — бросил Филиппу Вася. По-хорошему не надо было и «пока» говорить, но как не ответить, когда человек с тобой прощается. Надо что-то ответить, некрасиво не отвечать, невоспитанно…

— Мальчик! — обратился к Филиппу папа маленькой девочки. — Можно мы твои комья к нашей крепости прикатим?

— Вы не сможете, — не поверил Филипп.

— А это мы сейчас увидим, — сказал папа маленькой девочки, подошёл к глыбе и дотолкал снежный шар до крепости. Вася видел, что снежный тролль скуксился, выпятил нижнюю губу и пропал.

— Ах, так! — сказал Филипп.

— Да так, — сказала маленькая дочка большого папы. — Мой папа — штангист.

— Ну и что. Подумаешь. А я спортивным ориентированием занимаюсь.

— Что-то с крепостью ты плохо сориентировался, — усмехнулся папа маленькой девочки. — Хочешь: я помогу, подкачу и к твоей крепости бесхозные комья? Хотя… на, мой взгляд, лучше строить одну общую крепость.

— Да. Вместе, — поддакнула девочка. — Тогда враги точно не пройдут.

— Вот ещё: вместе! — сказал Филипп. Он раздосадованный до крайности сначала почти ушёл, но потом вернулся, стал наскакивать на свои комья-глыбы. Он прыгал и прыгал на комья, старался разрушить их, чтобы не досталось ни-ко-му. Но снег был липкий, тяжёлый и сырой, и рушить комья было не намного легче, чем толкать их. Но всё-таки Филипп кое-как, наполовину, на четвертину, разрушил все «бездомные» комья. И убежал, насколько это было возможно, по проваливающемуся снегу.

— Ни себе, ни людям, — удивился папа маленькой девочки. — Ну. Передохнули и поехали!

— Это у него просто прыгучее настроение, — сказала девочка.

Тогда была весна, март. Сейчас был январь. Снежно и морозно. И Филипп конечно же нарисовался к вечеру. До вечера тоннель прожил; с небольшими повреждениями, но прожил. Перед Филиппом тоннель не устоял. Филипп проломил потолок.

Вася хотел обозвать Филиппа, но вспомнил прошлогодний случай и спросил:

— Прыгучее настроение?

Филипп озадачился: смеются над ним, что ли? И Филипп тоже в ответ рассмеялся?

— Ты строй, строй. Ещё построишь — я ка-ак прыгну! И всё переломаю.

— Как выскачу, как выпрыгну! — передразнил Вася.

— Чиво?

— Ничего. Сказки надо читать, ха-ха, — Вася заставил себя рассмеяться, чтобы друг-враг не заметил, что ещё чуть-чуть, и Вася расплачется от обиды. Столько сил потратил, и всё оказалось зря. Вероломство Филиппа не знает границ.

Через неделю Вася вышел без лопат, на разведку. Прогулялся в лесопарк на поле, вспомнил, как давно лепил он здесь по липкому снегу крепость, как тогда было серо, мокро и сыро… Сейчас небо было ярко-голубое как краска из банки гуаши. Снег переливался, как драгоценности в сундучке у работящей девушки, которым её награждали поочередно, переходя из сказки в сказку, Бабушка Метелица, Морозко и Двенадцать месяцев.

На поле проходили соревнования. Мальчики и девочки, уставившись в картонки, прикреплённые к груди, уходили в лес кто по лыжне, а кто и по целине, чтобы срезать сразу, с первых метров. Это соревновались ориентировщики, и Филипп был там.

«Так, так, так», — Вася довольно, потёр варежка о варежку, вернулся домой, взял лопаты, вышел во двор на прокоп. Сегодня он решил копать лабиринт, потому что снежные глыбы за неделю образовали второй ряд — машины всю неделю сваливали снег с дороги. Вася копал спокойно, надеясь, что детей с прыгучим настроением больше не найдётся. Но они нашлись. Пришла девочка. Познакомились. Её звали Маша. Вася сначала принял её за талантливую — она копала руками, без всяких лопат. Но, прокопав собственный тоннель и обустроив собственный тупик, Маша заявила:

— А теперь я буду делать дизайн.

Она набрала обледенелых комков с верхушек снежных глыб и положила их перед входом в тоннель.

— Красиво? — спросила Маша. — Это вот ниша, это шкаф-купе, а это тёплый пол.

Вася молчал: где тут красота? Какой тёплый пол, когда на улице минус пятнадцать?

— Красиво? Я тебя спрашиваю!

— Красиво, — согласился Вася, чтобы не обижать дизайнера Машу. — Но тёплый пол — лишний.

Лучше бы Вася не говорил про лишнее. Маша вдохновилась, услышав это. Она будто только этого и ждала:

— Значит, нужен ремонт. Я теперь буду прыгать, пока крышу не проломлю.

— Не надо! — попросил Вася.

Но Маша будто и не слышала:

— Я иногда думаю: если дома сильно прыгать по полу, можно пол проломить и на соседей упасть?

— Если несущей стены нет, то вполне реально, — послышался хриплый голос.

Это был какой-то незнакомый Васе мальчик, взрослый мальчик, большой, он всё время кашлял.

— Я тут к бабушке приехал на Днюху, кхе. Думал — тоска тут, кхе-кхе-кхе. А у вас ничего: весёленько. Чё за хибару ваяете, кху?

— Вали! — сказала девочка. — Я сама тут ломаю.

— Эй, пацан! — крикнул Вася. — Давай с тобой с разных сторон копать. Я лабиринт выкапываю. Уже три тоннеля есть.

— Давай, кхе! — прохрипел мальчик и не тронулся с места.

— Не лезь, кому сказала! Мы уже построили! Построили! — Непонятно кому кричала Маша. Никто к ней не лез. Маша стала прыгать, пытаясь проломить «крышу».

Вася стал обкидывать Машу снегом, а большой мальчик стоял и кашлял, и полоски на его куртке отражали солнце.

— Мама! Мам! — закричала, обращаясь к подъезду, Маша и зловеще прошипела Васе: — Сейчас тебе моя мама задаст.

И мама девочки действительно задала Васе. Она погрозила кулачищем из окна и что-то прокричала, Вася не разобрал что.

— Если ей что-нибудь сделаешь, кхе, я тебе покажу, кха-кха, — вдруг пригрозил Васе и большой мальчик, он даже кашлять перестал.

— Да, да, да! — прыгала девочка. — Да-аааа…

«Крыша» наконец провалилась, и девочка бухнулась на дно тоннеля, в котором собственноручно и долго утрамбовывала «тёплый» пол.

— Прыгучее настроение, — вздохнул Вася. — Допрыгалась.

— Плохой! — расхныкалась девочка. — Ма-ма! Я стукнулась! — и девочка Маша ушла.

— Ну. Теперь будешь иметь дело со мной. Кхррр. Я предупреждал, — сказал большой мальчик и громко кашлянул для острастки: — Кха!

— Она же сама упала, — возмутился Вася.

— Нет. Это ты её толкнул, — врал мальчик, он раскраснелся на морозе. И Вася понял: «Врёт и не краснеет» — неправильная поговорка.

— Скажи уж по чесноку, что ты тоже хочешь проломить тоннель. Рыть лениво, вот и рушишь. Достали вы со своим прыгучим настроением! — Вася собрал лопаты, и, не оборачиваясь, пошёл домой. Зачем этот большой пацан стал защищать прыгучую девочку? Вася почувствовал, что он сходит с ума: его обвиняли в том, чего он ни делал. Мальчик вёл себя непоследовательно. Согласился помочь, а сам остался стоять. Теперь грозится дракой… — а Вася же только снежки в девочку кидал от обиды, да и упала Маша сама. Если бы Вася был старше, то знал бы, что такая ситуация называется абсурдом.

«Прыгучие защищают прыгучих, — рассуждал Вася. — А копатели должны защищать копателей. Значит, и у меня должны появиться единомышленники». Единомышленники — это умное слово произнесла учительница, когда рассказывала о Минине и Пожарском. И Вася долго думал за обедом, где бы отыскать своего Пожарского?

Так и не надумав, где встретить единомышленника, Вася решил больше никогда не копать лабиринты во дворе, и вечером вышел погулять во двор с ледянкой — как все. «Эх! — мечтал Вася. — Хорошо бы в лесопарк на поле приезжали грузовки и сбрасывали туда городской снег! Столько всего можно было бы там настроить! Да и противных прыгучих ломателей в парке меньше! Э-эх. Пойду, осмотрю свои руины».

Но его ждало потрясение: лабиринт не был разрушен. Если не считать крыши, проломленной вероломной девочкой Машей. Но этот тоннель она сама и прокопала, значит повреждение не считается. Вася был поражён — лабиринтов ещё прибавилось! Неужели хриплый мальчик? Вася покатался на ледянке, подошёл ещё раз полюбоваться на лабиринт.

— Это моё тут всё!

Вася узнал голос Таси. Тася всегда выходила гулять с мамой после семи вечера. С Тасей Вася знаком был сто лет. Он ненавидел Тасю. Она была капризная, командирша, избалованная и грубая. Чуть что, она жаловалась маме. Хорошо ещё, что мама у Таси была добрая, милая и интеллигентная. И когда однажды Тася достала из мусорки бутылку и запустила ей в Васю, и попала ему в голову, мама Таси сразу сказала Васе:

— У тебя шишка огромная. Беги домой! Прикладывай лёд из морозилки к шишке.

Вася так и сделал, и шишка после льда сильно уменьшилась. Вася потом даже маму Таси поблагодарил. А ещё такой был случай. Позапрошлой зимой Тася предложила Васе играть в снежки. Снег был жёсткий, но Вася согласился. И когда Тася попадала ему в лицо, он терпел, но когда вдруг Вася попал Тасе в нос — это был жуткий крик. После, уже весной, Тася всегда выгоняла Васю из команды, когда на площадке играли в вышибалы… Тася была злопамятная и мстительная.

Вася теперь даже пожалел, что его лабиринт не разрушил тот мальчик с кашлем.

— Это мой лабиринт! — противно повизгивала Тася.

— Это мой лабиринт. Я его строю второе воскресение.

— Ты врёшь. Это моё! Моё!

— Тася! — испуганно причитала мама Таси. — Тасечка! Вылезай. Экскаватор снег убирает с дорог. Там химические реаганты. Можно отравиться химическими парАми! Свободный хлор — это яд! — мама Таси была жутко образованная.

— Ерунда, — сказала Тася. — ПарЫ не пАры. В дневник не идут. Уходи Вася. Дай мне посидеть спокойно, без нервов, — Тася любила говорить как учителя в школе.

— Но я же этот лабиринт сделал, — доказывал Вася. — Я не уйду.

— Ничего ты не делал! Ты врёшь!

— Это он сделал! — выбежала из подъезда Маша-дизайнер. — Это он сделал! А вот эту крышу я проломила. И весь день жалела. Но дизайн есть дизайн. Иногда приходится рушить, чтоб красивее было.

— Да у тебя просто было прыгучее настроение. Такое часто случается, — Вася перестал обижаться на Машу. Вася был очень Маше благодарен: она вроде свидетеля подтвердила его правоту.

— Точняк! Прыгучее настроение! А я-то думаю: что это такое со мной происходило? — обрадовалась Маша.

Вася сказал Маше:

— Пойдём на ледянке покатаемся. Пусть она сидит, сторожит.

— Эй, Васёк! Салют! — послышался с горки голос Филиппа. Филипп перебирал ногами по крутому склону, семенил как мог, где-то скользил, но всё-таки упал, покатился, скатился кубарем. На куртке у него блестела в свете фонаря медаль.

— Ты где? Я тебя ищу-ищу. А тут только эта была, — и Филипп указал украдкой от мамы Таси на её дочку.

— Да я тут на ледянке катался.

— А-аа. Я на горку и не посмотрел. Я думал, ты на раскопках. Я даже на поле сбегал. Вдруг ты там в ночи орудуешь? Ну как тоннель-то?

— Я сегодня лабиринт копал, — сказал Вася тихо, чтобы Тася не услышала.

— Я крышу проломила, — сказала Маша. — У меня ремонт. Тёплый пол меняли.

— Ну это ты зря, — улыбнулся Филипп, как будто и не он неделю назад всё рушил.

— Сама построила — сама проломила. У меня было прыгучее настроение. Прыгуче-разрушительное.

— А-аа. Понятно. У меня тоже такое бывает, — Филипп подмигнул Васе: видишь, и у меня прыгучее бывает, просто прыгучее.

— Эй! — крикнул он в лабиринт, как Винни и Алиса вместе взятые в кроличью нору. — Есть кто-нибудь дома?!

— Вали! Это моё всё тут. И подъезд мой самый ближний, — послышался голос Таси.

— Сама вали. Это Васёк построил.

Из норы показался большой помпон, потом Тасино лицо:

— Думаешь, медаль надел и наглеть можно?

— Я медаль завоевал!

— И ты сама наглеешь, — сказала Маша. — Мой подъезд ближе твоего. — и закричала, обращаясь к подъезду: — Ма-ама!

— Пошли Тасечка! — испуганно сказала мама Таси. Наверное, она опасалась маму Маши.

Но Машино окно, из которого грозила мама днём, сейчас оставалась тёмным.

— Опять свой сериал смотрит, — топнула со злостью Маша.

— Я не уйду! — с вызовом сказала Тася, когда опасность миновала. — Я тут сторожу от таких, как вы. А то ещё крышу опять проломите.

— Ладно. Пошли кататься, Вась, на твоей ледянке, — сказал Филипп. — Таську не переспоришь.

И стали кататься по очереди. Кто дальше уедет. Уезжал дальше всех Филипп.

— Закон физики, — кричал он. — Закон импульса.

Из лабиринта послышался вой: у Таси замёрзли руки и ноги, и мама её увела. Но даже с замёрзшими руками Тася сопротивлялась, она боялась оставить лабиринт без охраны.

— Что ж ты, Маш, тёплый пол убрала? — сказал Филипп, гладя заснеженными перчатками медаль. — Вот охранники и замёрзли.

— Не охранники, не охранники! — орала Тася. — Я… я — хранительница.

— Ясно, — махнул рукой Филипп. — Фэнтези начиталась.

Тася переступала ногами как косолапый медведь и дула на руки. Мама что-то тихо объясняла Тасе.

— Тася! Тасечка! — закричала Маша, она испугалась, что Тася так окоченела в её тоннеде: — Тася! Я для экономии тёплый пол отключила. Знаешь, сколько сейчас электричество стоит?

Тася выла. Она ничего не слышала. Тихо запикал домофон, впуская Тасю в тепло.

— Это да. Это деньги большие на отопление пола. Лишний расход энергии, — согласился Филипп.

Вечером Вася думал, собирая на противный понедельник портфель:

«Удивительно. Тася сторожит тоннели — это хорошо: на площадке появился надёжный сторож. Маша с Филиппом подтвердили, что это я строил, а то Тася бы ни за что не поверила. Это тоже хорошо. И парень тот, который кашлял, не стал ломать, хоть и грозился, а, наоборот, ещё тоннелей прокопал».

В этот день Вася понял: всё в жизни зависит от настроения. В хорошем настроении все хотят дружить и все — твои единомышленники, а в прыгучем хотят рушить, ругаться и драться. Но как тогда быть с Тасей? Хорошего настроения у неё не бывает, а плохое — такое плохое, что хуже прыгучего.