Жуткие сказки

Радомира Берсень, 2022

Вы любите сказки? Что ж – читайте их, но не вздумайте делать этого ночью или перед сном! Ведь ни одна из них не заканчивается словами «жили они долго и счастливо», каждая сказка леденит душу, морозит сердце, раскрывается только ужасом и смертью. Герои здесь гибнут не меньше, чем злодеи, а справедливости нет вовсе.

Царевич, девица и царёва свадьба,

Давным-давно то было, да все по за нашими землями, куда и месяц не каждый раз глядывает. Жил себе в радость, землякам в гордость, некий принц, единственный сын царя. Был он и молод, и красив, и добр ко всем, молодежь-то его любила, а старики все уважали. Да на го́ре тому принцу зазнакомился его царь-отец с некоей вдовицей. Приехала она улаживать свои дела, да запала на́ сердце царю-вдовцу. Надо сказать та вдовица была собой хороша: брови как дуга, зубы — жемчуга, губы все пурпурные, а глаза лазурные. Очи-то — орлиные, а зубы-то звериные. Запал царь так, что ни есть, ни пить не мог, пока не открылся вдовице в своих чувствах. Что же! Оказалось и царь ей по нраву. Так это обрадовало царя, что он без промедления начал к свадьбе готовиться.

Да только хитра была та вдовица, да непроста, невзлюбила она царёва сына, всё хотелось ей своего ребёночка родить да наследником царства сделать. И вздумалось ей от царевича избавиться. Стала она царю нашёптывать своими нежными устами: «избавься ты от сына, не годится он тебе в наследники. Только ты ослабеешь — как он тебя на ближайшее болото выкинет, а всем скажет, мол, так и так, не вернулся царь-батюшка с охоты. А сам-то твоё царство примется по́ ветру пускать, всё на конские бега да на девок наглых спустит, как есть! А вот мой сыночек, когда родится, будет тебя со своих рук мёдом да сахаром кормить как ты ослабеешь. Богатства твои примется преумножать, да всё твоего совета выведывать будет и по твоему совету дела поведёт. Твой сын — нравом сам по себе, а мой сынок без твоего слова и руки не подымет. Твой сын себе друзей среди простолюдинов сбирает, а мой всё с князьями да царями дружить будет, на пользу царству, на радость тебе». Много такого она говорила своему жениху отчего пропиталось его сердце будто ядом недоверием и ненавистью к сыну. Спрашивает её царь: «да как же мне от сына родного избавиться? Пойдут по царству толки дурные да пересуды нехорошие». Усмехнулась вдовица да и молвит царю: «а ты скажи ему так — мол, жениться я надумал, да хочу чтобы на моей свадьбе спела девица, да не простая. А такая девица, что красота её не привидится, не приснится. Пусть-ко он её до краёв земли ищет, а пока найдёт — где-нибудь на чужбине голову и сложит».

Зазвал царь-отец к себе царевича да и велит ему найти эдакую девицу, краса которой не привидится, не приснится. Хочу, говорит, чтобы она на моей свадьбе пела. Делать нечего. Собрал царевич себе котомку с едой, взял коня верного да и отправился в путь по землям, искать ту девицу. Долго он шёл — уже и конь его пал от усталости, как добрался царевич до некоего леса и в самую его чащу пробился. Глядит — а там стоит избушка, чёрная-пречёрная, одна дверь у самой земли, а другая — на крыше, в небо смотрит. Подивился царевич, но вошёл. Видит, сидит там тётушка-намотушка, что нитки в клубки мотает. А нитки-то из своих волос всё берёт, да только волос меньше никак не становится. Поклонился ей царевич в пояс и приветствует такими словами: «пусть твой день будет светел, а ночь — милостива к тебе. Позволь мне передохнуть у тебя, тётушка». Засмеялась-захохотала тётушка-намотушка, отвечает она принцу: «если б ты не поздоровался со мной — съела бы я тебя, а помянул бы своего бога — так и вовсе сожгла бы так, что и костей от тебя не осталось бы. Чего хочешь ты от меня, царевич?». Рассказал ей царевич как дело его выглядит. А сам всё из котомочки свои последние запасы покушивает. Говорит ему тётушка-намотушка: «что же, готова я помочь тебе, царевич, да только не ела я уже сотню лет — накорми меня, тогда подскажу как тебе быть». Начал доставать из котомочки царевич еду свою, да тётушка всё кривится, отворачивается: «не ем я», — говорит, — «человечью еду. А дай ты мне скушать твою левую руку». Испугался царевич, как же, спрашивает, я дальше буду дело искать с одной-то рукой? На те слова отвечает ему тётушка, что даст ему новую руку, да покрепче прежней. Делать нечего, никто другой ему батюшкино дело так и не растолковал, одна только тётушка-намотушка изготовилась помочь. Так что дал ей царевич обглодать свою левую руку, да косточками своими белыми закусить. Затем же дала ему тётушка новую руку, из железа сделанную, да такую крепкую, что навались десять богатырей разом — и тех бы победил царевич своей железной рукой. Говорит ему тётушка-намотушка: «богато выкормлен ты, царевич, кожица-то у тебя медовая, да мяско-то сахарное, а косточки — слаще материнского молока. Потешил да насытил ты меня, царевич, за то сослужу я тебе полную службу в твоём деле, расскажу всё как есть. Слушай: вылезешь ты отсюда через дверь, что на крыше, в небо смотрит, да пойдёшь дальше лесом. Как окончится лес, увидишь кладбище, новое совсем. Дам я тебе блюдце. Найди на том кладбище самую крайнюю могилу, что за огородкой находится да трижды её моим блюдцем накрой. Вылезет из могилы зелёный мертвец — скажи ему своё дело, авось он что да присоветует. Ежели от него помощи не станет — иди дальше, пока до гор не дойдёшь. Как минуешь горы, увидишь ты второе кладбище, старое. Найди и на нём самую крайнюю могилу, что за кладбищенской огородкой лежит. Дам я тебе иголку — трижды воткни её в ту могилу и выйдет оттуда черный мертвец, ты ему дело-то своё и обскажи. А если и он не поможет, так иди до самого моря и пересеки его. Там, за морем, найди древнее, ветхое совсем кладбище, дам я тебе и верёвку из своих волос. Найди ту могилку, что за границей кладбища и трижды ударь её со всей силы верёвкой. Разойдётся земля и выйдет белый мертвец, да только не сразу говорить он с тобою станет — прежде предложит побороться на руках. Действуй против него своей левой, железной рукой, тогда одолеешь мертвеца. Уж этот тебе точно поможет найти девицу. А как встретишь ту девицу — первым с ней не заговаривай, не перебивай, будь учтив да вежлив. Захочет она тебя приветственно поцеловать — не дай ей докоснуться до своих губ, дам я тебе шёлковый платочек — им свой рот загороди. А дальше всё делай, как она велит. Да смотри, обо мне ей не сказывай». Дала ему тётушка-намотушка блюдце, иглу, верёвку из своих волос и шёлковый платочек, помогла выбраться верхними дверьми и заперла их за царевичем.

Шёл-шёл себе царевич, сквозь густые заросли да дикие места, пока лес не окончился. Видит — кладбище перед ним расположилось, новое ещё, могилки чистые да ухоженные все. Отыскал он самую крайнюю могилу, что за границей кладбища лежала и трижды её блюдцем накрыл. Встряхнулась земля, рассыпалась в стороны и вылез из той могилы зелёный мертвец. Чего, говорит, царевич, покой мой тревожишь, кости мои слабые беспокоишь? Рассказал ему царевич как ищет он девицу, что не привидится, не приснится. Покачал распухшей головой мертвяк, говорит он царевичу: «нет её здесь, покинула она наши земли. Иди до моего брата — чёрного мертвяка, может он ведает где та девица сейчас обретается?». Залез мертвец обратно в могилу, а насыпь мигом обратно вся ссыпалась на него.

Встал царевич и пошёл дальше, пока не добрался до гор. Столь высоки те горы были, что вершинами цепляли они звёзды так, что те скатывались вниз и обращались в лёд. Стал карабкаться через горы царевич, много ль времени на то ушло — не знамо, да только сумел он выбраться на другую сторону гор. Видит царевич: стоит кладбище, старое уже, бурьяны застлали могилы, покосились надгробные камни. Нашёл он опять ту могилу, что за краем упокоища была и трижды в неё иглу вонзил. Встряхнулась могила, заколебалась, стала рассыпаться и вот уже в ней яма, а из ямы мертвец лезет — чёрный, страшный, раздутый весь как бочка. Испугался было царевич, но укрепил своё сердце и поведал мертвяку о своей заботе. «Нет», — отвечает ему упокойник, — «нет уже здесь той девицы, убралась она на самый край земли, что за морем лежит. Ступай туда к моему брату — белому мертвяку, он тебе как есть поможет». Делать нечего, отправился царевич дальше, до самого моря. Там он соорудил себе лодчонку да кое-как до другого конца моря добрался, где край земли лежит. Нашёл он тут такое древнее да заброшенное кладбище, что уже и могилы все с землей сравнялись, и надгробия повалились да в землю вросли до единого. Кое-как сыскал царевич самую крайнюю могилу и давай что есть сил хлестать её верёвкой из волос тётушки-намотушки. Раз ударил — обнажилась земля, вдругорядь ударил — трещинами пошла, а как в третий раз хлобыстнул — совершенно разошлась земля глубоким проходом. Выбрался оттуда белый мертвец, одни кости сверкают, нет на нём более ничего. Чего, говорит, царевич покой мёртвых тревожишь, чего тебе надобно? Рассказал и ему царевич о поручении батюшкином. Скалит мертвец зубы свои обломанные, просит: «а ты развлеки меня сначала, царевич, поборись со мной на руках — если победишь, помогу». Сели они наземь, упёрлись покрепче, тут и протянул царевич свою железную руку, чтобы бороться ею. Долго они боролись, наконец, царевич вовсе отломил костяную руку. Кивнул головой мертвяк, приставил свою руку обратно. Потом клацнул зубами и говорит: «ступай за мной, сведу тебя прямо к той девице».

Собрался царевич с духом, да и полез вслед за мёртвым под землю. Пошли они коридорами тесными, тёмными да сырыми, будто в могиле. Долго ль, скоро ль, расступились наконец стены и выпустили царевича в подземный зал. А зал-то тот всё беломраморный, а стены алыми полотнами затканы, дорогими. По самой середине зала стоит трон из человечьих костей, на троне же девица восседает, да столь прекрасна она, столь хороша, что не привидится человеческому глазу такая красота, не приснится вовек. Поклонился ей царевич и ждёт чтоб первым не заговорить, как то ему велела тётушка-намотушка. «Что же», — ласково говорит ему девица, — «ты царевич не приветствуешь меня? За каким делом забрался так далеко?».

Царевич же ей отвечает: «приветствую тебя низким поклоном да мирным духом, а дело у меня до тебя такое: велел мне батюшка-царь передать тебе, мол, хочет он чтобы ты на его свадьбе спела».

Засмеялась девица жутким голосом и просит: «не часто у меня гости бывают. Рада я тебя приветствовать, царевич, подойди же ко мне, поцелую я тебя как гостя дорогого». А сама к царевичу тянется — едва только успел он уста свои шёлковым платочком загородить. Как коснулась платочка девица, так истлел он и прахом рассыпался. Снова захохотала она так, что у царевича и кости от страха затряслись.

«Вижу ты умён да научен. Кто же тебе дал платочек шёлковый? Отвечай мне, царевич, а то я тебя и обниму, и поцелую — что же с тобою после этого будет?». Испугался царевич и рассказал всё как было: и про тётушку-намотушку поведал, и про помощь да дары её.

«Что же», — снова молвит девица, — «был у нас с тётушкой-намотушкой уговор, да только нарушила она его. Придётся мне по пути обратно с собой её забрать. А что до тебя, царевич, и дела твоего — забавно мне будет выполнить его. Изволь пойти со мною, всё сделаю как ты просишь».

Спустилась девица с трона да накинула на себя три плаща: чёрный, алый и зелёный. Взяла царевича своей холодною рукою и наверх, на землю вывела. Сняла с себя зелёный плащ, расстелила его на земле, сама села и царевича усадила. «Держись», — говорит — «ближе ко мне, да покрепче ухватись». А от девицы веет могильным духом, сыростью и падалью. Страшно царевичу, но просьбу девицы он выполнил. Она же хлопнула по плащу трижды своею дланью и обернулся плащ драконом, полетели они с царевичем над морем, над горами, над лесом, в родную землю царевича. Да как раз на свадьбу и угодили — царь со своею вдовушкой вовсю веселился да венчался. Спустила девица дракона наземь, хлопнула по нему один раз рукой и снова он плащом обернулся. Надела девица тот плащ, а алый с черным в угол бросила.

«Изволь», — говорит — «царь-жених песен моих услышать. Песни мои сладки́ — ничего слаще ты на земле не слыхивал. Но сначала позволь мне тебя да новобрачную приветственным поцелуем одарить».

Царевич же как увидел брошенные плащи, мигом смекнул, что они ему полезными могут быть, схватил их из угла и покинул дворец. Потому только он и спасся. Поцеловала девица в уста сначала царя, потом и жену его — мгновенно осыпались они прахом да в окно со сквозняком улетели. Принялась тут девица песни свои заводить: от первой песни ослабели гости, попадали на пол будто без рук, без ног оказались. От второй песни — покрылись они черными язвами по всему телу, а от третьей песни и вовсе испустили дух от моровой болезни.

Царевич же тех песен не слышал, потому как загорелся он желанием испытать плащи, у девицы украденные. Расстелил он алый плащ и хлопнул трижды по нему рукой. Обернулся алый плащ великим пожаром и пожрал все земли царевича — тот едва только спасся. Что же, думает себе царевич, вот я и без земель остался, только погорелище теперь вокруг. Чем бы не обернулся чёрный плащ — хуже он уже не сделает. Расстелил царевич чёрный плащ, хлопнул по нему трижды и обернулся черный плащ тьмою великою, которая объяла его земли. Встала над теми землями вечная ночь. Все же, кто не погиб в пожаре, навек уснули в той ночи и никогда более не просыпались.

Царевич же обернулся каменным столбом на перекрёстке, да там и остался стоять навек, не живой и не мёртвый.

Принцесса и ведовка

Жил да радовался некий царь в стране далёкой, незнамой никому из нас. И была у него дочь-принцесса — любимая да ненаглядная единственная дочь. Боязно было царю, что дочери его дурной муж достанется, который обижать её будет, потому свёл он её к некоей бабе-ведовке. Велев той крепко-накрепко обучить принцессу премудростям всяким, чтобы никто её обидеть не посмел. Что ж, три года ведовка учила принцессу ведовским премудростям. А после того и говорит: «всему я тебя научила, принцесса, да только услуги мои дорого тебе встанут. За каждый год моего обучения я заберу у тебя по одному сыну в оплату. Помни о том, как замуж соберёшься». После тех слов отвела она принцессу снова в отцов дворец.

А тот уже дочери своей единственной-любезной и жениха подыскал. Скоренько они и обженились. Через год родила принцесса своего первенца-сына. Помнит она о словах ведовки и ни день, ни ночь от сына не отходит. На тридцать же третий день как родился ребёнок крик да шум пошли по городу. Прибегают слуги к принцессе и докладывают: вошёл в город дивный купец из земель далёких, привёз с собой шелка да бархат, да столь дивные и красивые, что и описать никак нельзя. Не сдержалась принцесса, отдала сыночка своего мамкам с няньками и велела смотреть как следует, а сама отправилась на ткани заморские подивиться, себе на платья нарядные прикупить.

Явилась мамкам с няньками ведовка, сама в облике няньки и говорит: «я посмотрю за ребёнком, а вы идите да выберите себе ткани какие покраше». Обрадовались мамки-няньки, выбежали из дворца, но только они в купцов шатёр вошли — сгинул шатёр вместе с купцом и тканями драгоценными. Кинулась принцесса обратно в свои палаты, а сына-то уже и след простыл. Плакала-рыдала принцесса, во все стороны света отправила поиски, но так и не нашла своего первенца. Обратила его ведовка в алмазную булавочку, приколола к своим одеждам да и сгинула — куда никто того не знает.

Год прошёл, родила принцесса второго сына. Крепко она приглядывала за ним, на миг очей не смыкала да окружила себя ещё большим числом мамок да нянек. Вот миновало тридцать и ещё три дня как родился второй сын принцессы. Вдруг пошёл по городу шум да гул да треск да звон. Дивятся люди — явился из-за моря купец с дивными тканями, всех к себе в палатку зовёт. Не пошла к нему принцесса, спряталась в своих палатах да сына своего из рук не выпускает. Прошёл час, снова по городу шум да стук — другой купец явился, привёз серьги да броши с кольцами, чистые янтаря да хрустали да другие камни драгоценные. Не выдержала принцесса, передала сыночка своего на руки мамкам-нянькам да велела пуще глаза собственного беречь его. Опять является им ведовка в облике няньки и толкует: «шли бы вы да поглядели как дивны те серьги да кольца с брошами, а я за ребёночком посмотрю». Стоило им покинуть палаты, как ведовка обратила младенца в серебряный волос и спрятала у себя на голове, затем же и сгинула прочь. Снова принялась искать принцесса своего ребёнка, да никто так и не нашёл его.

Год спустя родила она ещё одного сына и пуще прежнего принялась стеречь да беречь его. Вот миновало тридцать дней с тремя, и пошёл по городу стук да звон — явился первый купец с тканями драгоценными да златоткаными. Не пошла к нему принцесса, лишь сына крепче к груди прижала. Час миновал — снова шум по городу пошёл, второй купец явился с камнями многоценными, и к тому отказалась идти принцесса. Сидит сына своего нежит, с рук не выпускает. Третий час прошёл, снова по городу зашумело — то явился третий купец, да такое диво при нём оказалось! Привёз он с собою заморскую птицу, что поёт человечьим голосом. Не выдержала тут принцесса, передала младенца на руки мамкам-нянькам, да пригрозила казнью, если его из рук выпустят. Лишь вошла принцесса в шатёр, запела дивная птица голосом человечьим да так сладко, что мамки-няньки положили ребёнка в зыбку и к окну бросились. А уж ведовка тут как тут, мигом схватила ребёнка да обратила его мозолькой на своей пятке, и была такова. Снова искали-разыскивали ребёнка по всем землям, да будто бы сгинул он вовсе.

Через некоторое время вернулась ведовка во дворец и обратилась к принцессе: «вот, выучила я тебя всему чему могла, а ты и детей своих сберечь не сумела теми науками. Даю же тебе последнюю надежду — узнаешь и расколдуешь своих сыновей, верну их тебе навек. Один раз всего даю — не справишься, не вернусь я к тебе больше, не увидишь ты никогда своих кровинушек».

Стала принцесса думать да гадать как ей сыновей своих узнать. Глядит — а на груди у ведовки булавочка алмазная сверкает. Сорвала её принцесса, а ведовка смеётся: «хорошо, мол, что узнала, да только чтобы булавочку обратно в ребёнка обратить — разбить её надобно. Чем же ты алмаз разбить сумеешь? Ведь крепче него ничего во всём мире не сыщешь».

Взмахнула принцесса правой рукой — расступились густые леса по всей её земле. Взмахнула левой — придвинулись к ней горы далёкие, высокие. Положила принцесса булавочку между горами, хлопнула в ладоши — сомкнулись горы и раскололи булавочку. Хлопнула вдругорядь, разошлись горы, а на месте булавочки мальчик прехорошенький оказался. Забрала его к себе принцесса, а ведовка ей далее толкует: «ещё двое твоих сыновей у меня осталось. Узнаешь да расколдуешь их — заберёшь себе».

Глядит принцесса на ведовку да ничего волшебного больше её очи и не видят. Усыпила она тогда ведовку сладкой песней и давай всю осматривать, да волосы той перебирать. А одна-то волосинка не слушается, все норовит ускользнуть и спрятаться за другими волосами. Вырвала принцесса ту волосину и бросила в огонь, обернулась она живым ребёнком. Проснулась тут ведовка, ухмыляется, да грозит: «вовек тебе третьего сына не сыскать, нет такого зрения чтобы увидеть его».

Снова её всю осмотрела принцесса, затем волшебными очами взглянула на мир вокруг — нет ничего, что сердце ей подсказало бы как сына. Вскричала она тогда горестно: «сыночек мой, родненький, ежели ты любишь матушку свою да скучаешь по её объятиям сладким — дай же знать о себе!». Заболела, засвербила тут пятка у ведовки, будто огонь да иголки терзают её. Вскрикнула ведовка, ухватилась за свою пятку да и оторвала её совсем, хотела в море забросить, да только принцесса руку ей отсекла ножом. Раздавила принцесса своею ножкою мозольку на пяточке оторванной — вот и третий сыночек явился перед ней. Рассердилась ведовка, что принцесса всех своих детей отняла у неё, накинулась на принцессу, да всё никак не может ей вреда причинить — своим же собственным ведовством наказывает её принцесса.

Тогда ведовка обратила мужа принцессы огромным вепрем — одна половина его чёрной шерстью покрыта, а другая серебряной. Накинулся вепрь на свою жену и детей, хочет их своими огромными клыками растерзать. Хлопнула принцесса в ладоши и обернулся вепрь ястребом — одно перо чёрное, другое серебряное. Бросился ястреб к ведовке и вытерзал ей глаза клювом и когтями. В тот же миг утратила ведовка всё своё волшебство, став обычной бабкой. С тех пор ходит она по дорогам да милостыню просит.

Принцесса же стала править страной, а мужа своего оставила ястребом и наказала ему границы стеречь.

Баранчиков кафтанчик

Был у одного мужика вредный да упрямый баранчик. Куда его мужик ни гонит — всё-то баранчик супротив прет. Гонят его в ворота — он в поле бежит, гонят в поле — в ворота итти тщится. Кормят ли баранчика сеном — не хочет сена, дают ли свежей травы не идёт ему трава, сено опять подавай. Разозлился мужик, забил он упрямого баранчика да выделал его шкуру на кафтанчик. Принёс домой и говорит жене — не смей, мол, надевать кафтанчик без меня. Ушёл он по своим делам, а жене невтерпёж сделалось, взяла она кафтанчик и накинула на себя примерить. И как только надела она кафтанчик, так и вывернулася, бедная, наизнанку — только кишочки по избёнке разлетелися во все стороны.

Конец ознакомительного фрагмента.