Крест

Равиль Валиев, 2020

По стечению обстоятельств Матвей оказывается в самом эпицентре криминальных разборок. Ему удается уцелеть, более того, он неожиданно становится обладателем крупной суммы бандитских денег. Спасаясь от преследования, Матвей бежит из города в глухую деревню. Там он понимает, что попал на родину своего отца, о которой много слышал в детстве. Постепенно молодой человек осознает, что родители скрыли от него настоящую правду об их семье. Матвей решает докопаться до истины. Он еще не знает, какие страшные события ждут его в скором времени…

Часть вторая

Я пропал, как зверь в загоне.

Где-то люди, воля, свет,

А за мною шум погони,

Мне наружу ходу нет.

Борис Пастернак

Глава 1

Матвей очень любил водить автомобиль. Ему нравилось единение с этим куском металла, пластмассы и резины — мечтой любого мальчика и мужчины о собственной свободе, которую так удачно воплотили отцы автомобилестроения. Матвей представлял себе, что подобное чувство ощущает всадник, на норовистом и сильном скакуне.

Сугубо городской житель, ни разу не сидевший в седле, он с завистью смотрел в исторических фильмах, как мускулистые и брутальные воины управлялись своими конями… или лошадьми — не суть важно. Матвей часто представлял себе — он, сильный и уверенный в себе, с багровым плащом на плечах, придерживая на боку саблю, мощным движением вспрыгивает в седло, выпрямляется и бьет коня в бока. И рвется вперед, управляя им уверенной рукой.

К великому сожалению Матвея время всадников прошло, а те лошади в парке, на которых катался маленький Антошка, не внушали ему того трепетного чувства, какое вызвал, например, Медный всадник — памятник Петру на Сенатской площади в Питере. Помнится, первая встреча с ним на провинциала Матвея произвела неизгладимое впечатление.

Выиграв очередную, уже и не вспомнить какую, школьную олимпиаду, Матвей был награжден поездкой в такой далекий и еще советский Ленинград. Вместе с такими же десятилетними умниками он был погружен на поезд, снабжен пакетом с едой, некоторым количеством денег и отправлен в первую его самостоятельную поездку.

Боже мой, какое это было время! Первоначальный страх — так далеко без мамы и папы, прошел сразу же в компании таких же гопников. Родилось тысяча интересных и захватывающих дел. Руководители группы, педагоги из разных школ, сбивались с ног, вытаскивая нас из купе, где пьяные дембеля пели, не всегда понятные, но весёлые матерные песни. Разыскивали нас в самый разгар игры в прятки — ах! какой простор для этого представляет плацкартный вагон, населённый добрыми и отзывчивыми попутчиками. И какой веселый сумбур в их существование вносят десяток энергичных десятилеток. Ну а самое, конечно же, интересное, это — страшные истории, в темном полуспящем вагоне, бередящие первобытный страх в нежных детских душах…

Потом был галоп по достопримечательностям осеннего Питера, впечатление от которого слились в калейдоскоп слов, образов и мест. И только когда группа вывернула из-за какого-то большого здания, усилиями уставших педагогов была согнана на площадь, тогда маленькому Матвею и открылось это дивное творение Фальконе.

На фоне громады Исаакиевского собора огромный и надменный Петр, восседая на таком же могучем коне, указывал куда-то за стылую Неву. Серое, свинцовое небо усиливало этот суровый образ. Матвей замер, потрясенный до глубины души. Ничто другое после этого случая не оставило такого следа в его памяти.

И этот конь… Для десятилетнего мальчика, еще невеликого ростом, все вокруг кажется большим — и люди, и дома, и деревья. Но конь под Петром, а это был именно конь, имеющий все признаки самцовости, показался Матвею просто невероятно, нереально огромным. Валы могучих мышц опоясывали прекрасные формы коня. Глядя снизу вверх, мальчик почти не видел Петра, но прекрасно рассмотрел всю конскую анатомию. Так и стоял, открыв рот, провинциальный мальчик Матвей, на продуваемой и промозглой Сенатской площади славного и героического Ленинграда-Петербурга.

Именно с тех незапамятных пор и представлял себе Матвей коня под собой только под стать этому красавцу. И сколько бы он ни видел в своей жизни лошадей, коней, пони и других подобных скакунов из отряда непарнокопытных, семейства лошадиных, все они казались ему жалким и слабым подобием того самого петровского коня… Уже много позже он узнал, что прообразом для Фальконе стали две лошади орловской породы, Каприз и Бриллиант из императорских конюшен.

Вот и сейчас, сидя за рулем пусть и не самого мощного представителя америкосовской корпорации «Форд», Матвей представлял себя лихим наездником.

Сто двадцать лошадиных сил под капотом помогали ему увериться в этом. А шестискоростная автоматическая коробка передач усиливала удовольствие от управления этой самоходной повозкой. Матвей с наслаждением, подпевая какой-то бодрой мелодии из автомобильного приемника, вел машину в плотном городском потоке. Он зорко всматривался в зеркала, выглядывал окошки в потоке и смело перестраивался. Ему казалось, что все это он делал элегантно и красиво.

Когда-то давно, кто-то очень уважаемый, хотя он уже и забыл кто это был, сказал ему, что правильность управления в потоке проверяется тем, что никто вокруг не тормозит от твоих маневров. И с тех пор Матвей проверял правильность своих решений именно этим тезисом.

Поток автомобилей остановился на красный сигнал. Матвей огляделся — слева и справа скучали, пережидая докучливое препятствие, его случайные соседи. Слева — ярко накрашенная девица на, как он успел разглядеть, синем женоподобном «Раве 4». Девица была так себе, к тому же правый руль приблизил ее на неприятно близкое расстояние, и Матвей отвел глаза. Справа, в легко узнаваемом силуэте родного вазовского седана — седоголовый мужчина, неодобрительно изучающий глазеющего по сторонам Матвея. Матвей усмехнулся и помахал ему рукой. Тот поморщился и сжал губы, и тотчас же из-за его головы показалось сморщенное лицо пассажирки, судя по всему, жены. Она поглядела еще суровее, и Матвей от неудобства чуть подал машину вперед. Тотчас это же сделала и соседка слева, чуть позже это сделали и все окружающие Матвея машины.

Наступил тот трепетный момент перед сменой сигнала светофора, который каждый водитель умел предчувствовать — нога подрагивает на педали тормоза, готовая мгновенно перескочить на педаль газа, а глаза ловят последние миллисекунды.

Но едва Матвей напрягся, приготовившись стартовать в числе первых, раздалась мелодия мобильного телефона. Матвей вздрогнул и рефлекторно убрал ногу с педали. Тотчас загорелся зеленый фонарь, и сзади раздались истошные сигналы. «Что такое доля секунды? Это время, прошедшее с того момента, когда загорится зеленый свет светофора до сигнала сзади стоящего автомобиля», — мимолетно вспомнилась Матвею заезженная философская шутка. Матвей все же тронулся, боковым зрением пытаясь посмотреть на экран лежащего на панели телефона. Выходило неловко, он бросил эту попытку и поехал быстрее.

Только на изрядном расстоянии от перекрестка он нашел местечко для парковки и взял истошно вопящий все это время телефон. На экране светилось — «Серый. Работа». Матвей вздохнул и нажал на прием.

— Ты чего трубку не берешь? — услышал он возмущенный рев Сереги.

Матвей отодвинул трубку и после паузы пробормотал:

— Я, блин, перекресток проезжал…

Серый неожиданно быстро успокоился и продолжал уже более ровно и серьезно.

— Ладно, хрен с ним… Слушай, старина… тут такое дело — я сегодня «посылку» везу в контору одну… «посылка» тяжелая… очень. Так вот — сейчас звонит мне замдиректора и говорит, что ее нужно по другому адресу везти, типа клиенты попросили. А по навигатору выходит, что это «оловяшка», завод наш старый. Причем та часть, которая давно не работает… Я шефу звоню — не отвечает… и, как назло, напарник мой, Толян, сегодня приболел — один я. Что-то мутновато это все… ты ведь на колесах?

Матвей напрягся. Что-то тревожное послышалось ему в спокойном голосе Сереги. Так же серьезно он ему и ответил:

— Да. На служебной…

Серый продолжал, едва дав Матвею ответить.

— Давай подъезжай сюда, а? К старой проходной, где бати наши работали… я тебя дождусь, потом вместе пойдем, хорошо? В конторе я тебя отмажу, если что…

Матвей помолчал, прикидывая маршрут движения.

— Конечно, Серег! Я сейчас на Ленина, развернусь — и к тебе. Минут через пятнадцать буду, если без пробок…

Серый с явным облегчением, но несколько натянуто рассмеялся.

— Ну и слава богу! Давай жду, братан!

Матвей несколько минут сидел, бездумно разглядывая заставку на телефоне. От благостного настроения не осталось и следа. Он нутром почувствовал, что именно в этот момент колеса его судьбы изменили свое направление.

С ним иногда такое случалось — не особенно суеверный, иногда он вдруг становился восприимчив к мировым потокам. И тогда будущее, холодным и щекотным потоком сползало по затылку, размазываясь по спине. Естественно, он не знал и не видел этого своего будущего, но понимал, что изменения начинались именно в эту минуту…

Он тяжело вздохнул, принимая эту новую реальность, глянув в зеркало включил передачу и снова влился в равнодушный поток автомобилей, бесконечной лентой опоясывающий вечно спешащий город.

Глава 2

«Опытный оловянный завод», в народе просто «оловяшка» был зачат еще в далеком предвоенном сороковом году. И если бы не война, разом перемешавшая всю промышленность СССР, строился бы неспешно и, наверное бы более продуманно. Но поток эвакуации на восток страны, частично осевший в городе, заставил начать производство нужного военного металла практически в поле.

Как и многие заводы того времени, цеха строились вокруг уже работавших станков и печей. А затем, собственно, и эта часть города строилась уже вокруг завода. Теми же руками.

Героическое было время, но оно же диктовало свои требования к практичности и красоте. Думается, как раз о красоте эти люди думали в последнюю очередь. Вот и вырос завод, в огромной своей территории, крайне запутанным и столь некрасивым в своей разномастности зданий и сооружений. Последующие годы добавляли ему строений, нужных для производства, но делали эту территорию еще более загромождённой. Старожилы завода ориентировались здесь как в собственной квартире, но свежему человеку все это нагромождение цехов, переходов, труб и пандусов внушало мистический трепет.

К сожалению, этот подход сохранился и в строительстве жилых кварталов, густой сетью кривых улочек, охвативших завод. Иногда территория завода прорывалась нарывом серой бетонной стены, и тогда улочки просто обтекали препятствие, создавая дополнительный хаос.

Недаром весь этот район назывался — «Нахаловка». И район так назывался, и люди его населяющие назывались «нахальцы». И славу нехорошую имел в городе этот район. Никто в своем уме, не совался сюда ни днем, ни ночью. Это был свой мирок, закрытый от вторжения извне слухами о хозяйствующих здесь бандах, и самой психологией его жителей. Практически каждый мало-мальски известный городской преступник имел корни в этом районе.

В конце концов советская власть, силами милиции и внутренних войск, навела порядок в Нахаловке, каленым железом выжигая любую самобытность этих людей. Но свободолюбие и ненависть к власти окончательно искоренить не сумела — так и остался в этом районе пиратский дух свободы.

Матвей, периодически чертыхаясь, когда многострадальный «Форд» попадал в совсем большую яму, пробирался узкой улочкой. Где-то здесь совсем недолго они когда-то жили, пока отцу, тогда молодому инженеру, не дали квартиру в городе. Иногда они с мамой вспоминали это время, но Матвей совсем не помнил ничего из того, о чем они говорили. Но старался не соваться сюда без дела.

Тем более что после того, как завод прекратил свое существование, Нахаловка совсем превратилась в трущобы. Часть завода, прилегающую к городской магистрали, растащили коммерсанты, заняв их под склады и многочисленные торговые центры. А самая старая часть осталась доживать, вместе со своими немногочисленными оставшимися жителями, свою тяжелую жизнь, постепенно ветшая и разрушаясь.

Именно сюда, к старой проходной и пробирался Матвей, тихо матеря и себя, и Серого, и свою зависимость. Все это ему нравилось все меньше и меньше. Тревога мутным маревом поднималась в душе. По дороге он несколько раз набирал номер Серого, но телефон выдавал только длинные гудки.

Матвей обогнул какой-то бетонный блок и наконец въехал на небольшую площадь перед проходными.

Когда-то это была ухоженная площадка с остатками бетонных газонов по периметру. Над порталом входа, на бетонной стене двухэтажного здания сохранилась бодрая надпись — «Слава человеку труда!». Окон в здании не было, а широкие двери проходной были наглухо заложены кирпичной кладкой. Остался только один проход, беззубой щербиной приглашающий внутрь.

Матвей сразу же заметил стоящий у входа, точно такой же, как у него, «Форд», с надписью на заднем стекле — «Юридическая фирма „Эталон“». Он было с облегчением выдохнул воздух, но тут же осекся — возле машины никого не было.

Аккуратно припарковавшись рядом, он заглушил двигатель и вышел из машины. После незаметного, но давящего шума внутри автомобиля, сейчас на Матвея навалилась оглушающая тишина.

Конечно, полной тишиной это не было — шумел ветер в ветвях деревьев, растущих по краю площади, где-то чирикали воробьи, доносился шум не такой уж и далекой магистрали, а с территории завода слышался какой-то производственный шум, но Матвею это показалось именно так — тишина.

Он огляделся, набрал в грудь влажного воздуха — кажется опять собирался дождь, но не осмелился нарушить царящий здесь покой. Подошел к машине Серого, заглянул внутрь через стекло. Автомобиль был абсолютно пуст. Матвей беспомощно оглянулся. Ситуация давила на психику.

Пустота, одиночество и загадка. Матвей потянул ручку двери и, к его удивлению, она легко поддалась. Он заглянул внутрь — пусто, только на водительском сиденье поблескивала металлическая пуговица. Он взял ее в руки, подбросил в ладошке, решительно выпрямился.

Все это было неспроста — Серый, с большой партией наличности, заброшенное место и открытая машина. Матвей заколебался… По-хорошему нужно было звонить в милицию, пускай стражи порядка разбираются с этой ситуацией. Но, поморщился Матвей, вспоминая лицо шефа, этого делать пока было нельзя.

Он вернулся к машине, достал телефон. «Нужно звонить шефу! — подумалось Матвею, — пусть решает!». Нерешительно поглаживая экран, задумался. Блин, что он ему скажет?

Еще неизвестно что тут приключилось с Серегой. Вот будет смешно — сейчас выйдет из здания и скажет, что сходил по-маленькому. А Матвей уже и растрезвонил по всему миру…

Он заколебался. Затем в очередной раз набрал номер Серого, послушал длинные гудки и в сердцах швырнул телефон на сиденье. Тоскливо огляделся, со злостью сплюнул. Вот ведь свинство какое — неделю еще не отработал, а уже вляпался в какую-то мутную историю! И Серега хорош! Поперся сюда, дебил, — знал ведь небось это место!

Матвей нарочно накручивал себя, потому что страх тонкой струйкой уже просачивался в его душу. И что-то малодушное и склизкое кричало и билось в смятении — «Беги!!!». Он еще раз гляделся, внимательно осмотрел ощерившийся вход и решился.

Обойдя машину, открыл багажник и достал оттуда бейсбольную биту. Зачем-то она лежала там, когда Матвей принимал машину. Он, помнится, усмехнулся и спросил у механика — а на хрена, мол? Механик, ражий мужик с могучими плечами и шеей борца, посмотрел на него так, что Матвей мгновенно заткнулся, а теперь оценил предвидение руководства. Ох, непростая была фирма «Эталон», непростая…

Он, вспоминая виденное в фильмах, бодро похлопал битой по ладошке, закинул ее на плечо, затолкал телефон в карман и решительно двинулся в сторону проходной.

Глава 3

Матвей стоял на внутреннем выходе из здания и растерянно вертел головой. В общем-то он и сам не знал, что его ожидало здесь — может, связанный Серега в окружении бандитов и он, стремительной бестией, с бейсбольной битой в мускулистых руках врывается в толпу, нанося удары направо и налево? Или спокойно курящий Серый, удивленно глядящий на вооруженного Матвея? «Черт знает что!» — тоскливо подумал он и еще раз осмотрелся.

Слева, зажатая исполинскими стенами метров двенадцати высотой, вглубь массива зданий уходила узкая дорога. Справа, за растущим прямо из потрескавшегося асфальта кустом, виднелись несколько стоящих друг за другом высоких цехов из красного кирпича.

Былая уверенность улетучилась без следа, и Матвей с содроганием осознал свое полное одиночество в этом заброшенном индустриальном пространстве. Была точно такая же, как и снаружи наполненная звуками тишина. Только добавились какие-то скрипы и далекий скрежет работающих механизмов да ветер гнал по площадке пыльные смерчики.

Нелепая бита оттягивала руку, но Матвей еще крепче сжал ее, чувствуя исходящую от нее уверенность. Он набрал в легкие воздух и, неожиданно для себя выкрикнул в равнодушную тишину.

— Серега!!! Ты где?

На последнем слоге голос все-таки сорвался на позорный фальцет. Но даже эхо не отозвалось Матвею, лишь около одного из цехов ему послышался негромкий хлопок. Он поколебался еще секунду и нерешительно направился в ту сторону.

Остановившись у ворот ближайшего цеха, задрал голову, чтобы увидеть верх этого циклопического сооружения. Высота ворот — метров шесть, в них калитка… Вернее дверь, тоже немаленькая, но на фоне огромной площади полотна она казалась именно калиткой. Матвей не стал ломать голову каким великанским усилием нужно было открывать эти ворота, потому что дверь была приоткрыта. Он долго смотрел на неприветливый полумрак, выглядывающий из этой щели, затем решился и просунул голову в проем.

Ничего пугающего он не обнаружил — это был еще не цех, это был высокий и короткий тамбур. Сам вход в цех был гостеприимно открыт раззявленными металлическими воротами — близнецами входных.

Матвей шагнул внутрь тамбура и тотчас услышал человеческие голоса. Это было неожиданно и пугающе. Волосы на загривке встали дыбом, его прошиб холодный пот. Он прижался к стене и на подгибающихся ногах сделал несколько шагов вперед.

Осторожно выглянул из-за металлического кожуха тепловой завесы, с неудовольствием отметив густую полосу ржавчины на рукаве своего офисного пиджака.

Оглядел огромное, гулкое пустое помещение цеха — когда-то оно было заполнено рабочими станками, но сейчас от них остались только бетонные основания. Вокруг громоздились слежавшиеся груды мусора, пыльный свет попадал внутрь через разбитые окна, находящиеся наверху, почти под самым потолком.

Остро пахло старыми фекалиями, пылью и машинным маслом. Посередине цеха стояло одноэтажное кирпичное здание без крыши, которое когда-то, по-видимому, было административным помещением. Голоса слышались именно оттуда.

Матвей еще раз огляделся, мимолетно удивившись своему столь странному поведению. Но сама обстановка — тревожная и пугающая, заставляла его быть острожным. Он без особых раздумий подчинился своим предчувствиям, сквозь зубы выдохнул застоявшийся воздух и рванул к зданию. Недалеко от входа, на коротких металлических ножках стояла большая бочка с едва сохранившейся надписью на боку — «ОСТОРОЖНО! МАСЛО!», именно туда и метил Матвей. Уже подбегая к спасительному укрытию, он подвернул ногу и пребольно саданул себе в челюсть битой. Но это осталось почти не замеченным Матвеем, ибо изнутри помещения раздались громкие крики и два хлопка!

Матвей резко затормозил, поскользнулся и рыбкой поднырнул под бочку. И вовремя — из двери гурьбой вывалили три человека.

Он передвинулся ближе и в просвет между стеной и бочкой сумел разглядеть этих людей.

Среди них выделялся сухощавый невысокий мужчина в черной кожаной куртке. Он нервно закурил сигарету от спички, услужливо подожженной невысоким молодым крепышом в такой же кожанке. Третий — пожилой, с худым и хищным лицом, стоял поодаль, внимательно оглядывая цех. Даже своим малоопытным взглядом Матвей понял, что наиболее опасным из них был как раз он. Тем более, в его руках Матвей с ужасом разглядел самый настоящий пистолет. Вспомнив недавние фантазии, с сомнением посмотрел на биту в своих руках.

Сухощавый резко бросил недокуренную сигарету и нервно сжал татуированные кулаки. Чуть картаво проорал в лицо напуганного крепыша, постоянно потирающего начинающую синеть скулу.

— Ты чё, Петруха! Охренел? Нафига пришил придурка? Где сумку искать теперь? Он же с ней пришел!

Крепыш виновато пробубнил отводя глаза:

— Да тут она где-то — спрятал, урод…

До Матвея дошел смысл сказанного. Он похолодел — все связалось в один мучительный узел. Сумка, деньги, бандиты… и раненый, а может, уже и мертвый Серый. Закружилась голова и чтобы не закричать Матвей прикусил тыльную сторону кисти. В голове разноцветным салютом стремительно носилось множество мыслей, неспособных сформироваться в связный план действий. Что делать??! Выскочить с этой нелепой битой на вооруженных бандитов, по всей видимости, только что разделавшихся с его другом? Ха! Да они размажут его, даже не спросив имени. Черт. Черт!!!

Пока Матвей страдал в пыльном закутке за бочкой, сухощавый, по-видимому, самый главный из них, передразнил крепыша.

— Тут, тут… Нужно было просто дать по башке и все! На хрена валить? Скажите мне!

Он повернулся за поддержкой к пожилому, но тот только пожал плечами, не переставая сканировать пространство. Крепыш опять потер скулу:

— А с чего он — драться?

Главарь в бешенстве пнул лежащий кирпич, схватил крепыша за грудки и заорал ему в лицо, брызгая слюной:

— Нам сказано — чела оглушить, сумку забрать — и все! Чё вы сразу за стволы хватаетесь? Где он ее спрятал? Где?

Он посмотрел в тупые глазки крепыша и в сердцах толкнул его в грудь. Крепыш устоял и боком сделал шаг назад. Главарь секунду подумал, достал из кармана ключи от машины и с силой бросил их в крепыша. Тот поймал их скупым и профессиональным движением, выдававшим в нем спортсмена высокого уровня. Главарь оценил реакцию крепыша и чуть сбавил обороты.

— Так! Ты вали к его машине — еще раз посмотри, может, там она все-таки. Заодно отгони ее куда-нибудь в кусты. Мы с Николаем здесь посмотрим!

Он развернулся к безучастно смотревшему пожилому и махнул рукой вправо.

— Давай Коля — ты с той стороны, я с этой… только внимательно смотри, не успел он за это время хорошо ее спрятать.

Тот, кого назвали Николаем, снова пожал плечами и ловким движением, откинув полу жилетки, спрятал пистолет сзади за пояс джинсов. Это было так красиво и профессионально, что Матвей, с тоской в сердце понял — это не простая гопота. Влип. От этого понимания он неожиданно расслабился.

Крепыш сорвался с места, пружинистым и быстрым шагом пересек пустой цех и скрылся в тамбуре. Николай спокойно и даже немного расхлябанно скрылся за углом здания.

Сплюнув в пыль, тронулся и главарь. Его путь пролегал как раз возле бочки, за которой прятался Матвей. Матвей беззвучно передвинулся, оставляя бочку между собой и главарем, и, как только то скрылся за углом, метнулся ко входу в здание.

Серого он увидел почти сразу — короткий коридорчик выводил в большое помещение, с чудом сохранившимися шкафами и большим столом посередине. Когда-то это была, по-видимому, диспетчерская или комната мастеров. Серега лежал на пыльном полу, на боку, подтянув колени к подбородку, а под ним растекалась матово блестящая темно-красная лужа. Кровь! — вспыхнуло в голове Матвея. Колени от ужаса подогнулись и он, отложив биту, опустился рядом. Подсунул руку под щеку Сереги и повернул к себе бескровное лицо. Тихо и беспомощно прошептал.

— Как же так… Серый…

Неожиданно Серега открыл наполненные болью глаза и тихо произнес, с трудом разлепив спекшиеся губы:

— Сумка… в… НВД… беги! Это бандиты…

Глаза его закатились, и голова бессильно свесилась. Матвей в отчаянии начал тормошить друга, тихо причитая.

— Серег! Ты чё? Серый… Я… сейчас, Серый! Я в больницу, потерпи, друг…

Внезапно над головой Матвея раздался удивленный голос:

— А ты кто еще такой?

Матвей в испуге резко оглянулся. В проеме двери стоял крайне изумленный главарь. Несколько долгих секунд они ошарашено смотрели друг на друга. В это время из цеха раздался встревоженный крик крепыша:

— Кожух! Там еще машина! Кто-то здесь еще есть!

Понимание возникло на лице главаря, и он тонко усмехнулся. Слегка повернув голову, крикнул в ответ:

— Ага! И он как раз тут!

«Сейчас я тут лягу… вместе с Серым», — возникла и застыла гранитным надгробьем простая мысль. И вместе с ней в теле Матвея взорвалась адреналиновая бомба.

Неожиданно для себя самого, он схватил биту и со всей мочи саданул главаря торцом в живот. На лице главаря появилось удивление, и он со стоном сложился пополам. А Матвей тем временем, не останавливая движение биты, перевел ее в размах и с удовольствием, поразившим его самого, вляпал ее точно в лоб, появившемуся за спиной главаря Крепышу. Бита с отвратительным звуком соприкоснулось с его головой, отбросив крепыша назад.

Тяжело дыша, Матвей, держа обеими руками биту, стоял над двумя стонущими телами. Челюсть сводило от мышечного спазма, а мышцы просили дальнейшего движения. Ненависть туманила взгляд, и Матвей медленно занес биту над смотрящим на него снизу вверх главарем. Все было предопределено — и главарь понял, что Матвей сейчас его ударит и, возможно, убьет.

Понимал это и Матвей, но ничего не мог поделать со своим чувством — он мог, а главное хотел, сейчас убить этого человека. За смерть друга, за свой страх и за все то, что олицетворял собой этот бандит. Какая-то коллективная родовая память заставляла его совершить самосуд, защищая устоявшийся уклад. Это был враг, покушающийся на все то, что общество строило с таким трудом. А врага требовалось уничтожить!

Главарь отвел глаза, и Матвей перехватил биту для последнего удара. В это время из глубины цеха раздался голос Николая.

Матвей мгновенно покрылся холодным потом — он забыл про третьего! Бита выпала из ослабевших пальцев, при этом все же попав главарю в голову, и Матвей поддался второму постулату выживания — бежать, спася свою шкуру.

Он метнулся к выходу, перескочив через слабо шевелящегося крепыша, долю секунды поколебался и развернулся вправо. Инстинкт требовал поиска укрытия, и Матвей побежал в глубь цеха. Обогнув здание, он неожиданно уперся в большой металлический шкаф, покрашенный облупившейся синей краской. Поверх нее был прикреплен, столь же облупленный металлический указатель с надписью — «ОСТОРОЖНО! Насос высокого давления».

«НВД! — взорвалась в голове шальная мысль, — Серый говорил о НВД, а это и есть — насос высокого давления!» Не отдавая себе отчета, он потянул за дверцу и в руки ему упала небольшая, но очень плотно набитая спортивная сумка.

Он взял ее за ручки, выпрямился и тотчас рядом с головой Матвея, в шкаф с диким звоном впилась пуля!

Оглушенный Матвей ошалело развернулся и увидел стоящего на углу здания Николая. Их разделяло метров двенадцать, и Матвей с четкость разглядел и беспощадные глаза Николая, и дуло пистолета, направленного на него. Матвей прижал сумку к груди и зажмурил глаза, ожидая выстрела и неминуемой смерти.

Раздался сухой щелчок, Матвей приоткрыл один глаз. Николай недоуменно смотрел на пистолет в своей руке. Затем жестко усмехнулся, снова направил пистолет на Матвея и, совершенно неожиданно для него сделал губами звук, имитирующий выстрел:

— П-ф!

Затем опустил ствол и спокойно посмотрел на Матвея. В его глазах не было никаких особых чувств — только любопытство профессионала. Он был убийцей, но убивал только по мере «производственной» необходимости. Сейчас, из-за глупой осечки, у жертвы появился шанс — а это было гораздо интересней!

Все это вихрем промелькнуло в голове Матвея, оставив только одну здравую мысль — он жив и убийца пока не будет его убивать. Мгновенно развернувшись, он, так и не выпуская сумку из рук, рванул вглубь цеха. Николай несколько секунд смотрел ему вслед, затем жестко усмехнулся и пошел помогать своим пострадавшим подельникам.

Глава 4

«Бежать! Бежать и не останавливаться!» — мысль взбесившимся метрономом билась в голове Матвея. И он бежал, бежал так, как не бегал никогда в жизни. Модные, но совсем неудобные туфли подворачивались на многочисленных обломках бетона и кусках кирпича, он поскальзывался на каких-то мерзких ошметках, цеплялся за косяки многочисленных проемов и дверей — но бежал. Глаза цепко глядели вперед, легкие исправно прокачивали затхлый воздух, ноги поршнями толкали тело вперед. Весь организм Матвея сейчас работал в единой связке, подчиняясь одной цели — спастись.

По нему стреляли! Это было невероятно. Мог ли он этим утром предполагать, что к вечеру будет нестись запутанными коридорами заброшенного завода спасая свою жизнь? Он, никогда в жизни не участвующий в каких-либо криминальных событиях? Не имеющий ни одного привода в милицию и ни разу не участвующий в каких-либо драках?

Матвей всегда гордился своим умением обходить острые углы в общении. В школе, еще сопливыми пацанами они, бывало, и отстаивали свое мнение кулаками, но, сколько помнил себя Матвей, лично он старался избегать ситуаций, приводящих к рукоприкладству. Достаточно умный, он умел выбирать и, что немаловажно, привязывать к себе таких друзей, дружба с которыми надежно защищала его от посягательств.

Так и жил он, переходя из класса в класс в школе, а затем из курса на курс в институте, постоянно лавируя в поисках компромисса. И достиг в этом практического совершенства.

С годами это превратилось в навязчивую фобию — как бы кого не обидеть, не задеть нечаянно. Он понимал, что трусоват и, как ни странно, это понимание облегчало ему жизнь — там, где иной пытался пробить головой стену, доказывая свою отвагу, он, зная истоки такого поведения, находил способ достичь желаемого другим путем.

К сожалению, жизнь в школе и в институте почти не готовит молодого человека к встрече с жесткой правдой жизни — то, что кажется милой чертой добропорядочного и миролюбивого юноши, в реалиях нашего жестокого мира, с его требованиями стайного поведения, превращается в слабость.

Для него это проявлялось всегда одинаково… Как только требовалось проявить жесткость, силу воли — он терялся и уходил в себя. Конечно потом, задним числом он находил и нужные слова, и нужную линию поведения, но всегда было уже поздно. В семье было так же — через несколько лет тесть и жена подмяли под себя остатки матвеевской альфости, и он во всем довольствовался соглашательской позицией.

Вот и сейчас, слыша за собой топот преследователей, он в панике несся по разрушенному заводу, полностью подчиненный одному чувству — спастись любой ценой. И даже его такая блистательная контратака, была, в сущности, актом отчаяния, результатом действия первобытных рефлексов.

Матвей пробежался по какому-то деревянному трапу и попал в проем очередного здания в здании. Наверх вела бетонная лестница без перил и он, не задумываясь ни на секунду, рванул по ней. Тяжелая сумка все время неловко била в бок, но в его голове не было даже мысли избавиться от нее. К сожалению, Матвей был еще и гиперответственен…

Конец ознакомительного фрагмента.