От сокровищ моих

Прот. Савва Михалевич

Книга протоиерея Саввы Михалевича «От сокровищ моих» – современная проза о нашей порой непростой и противоречивой действительности, об окружающих нас людях, о природе и животных. В силу своего призвания священник видит и знает многое, что скрыто от других людей. Духовный сан автора позволяет узнать и изучить человека во всех его проявлениях: в возвышенных и приземленных, благородных и в низких. Его рассказы об обычных людях, о тех, кто пришел к вере и кто в пути, замечательные очерки о природе, которые автор знает и любит не оставят равнодушным читателя.

МОИ ЗНАКОМЦЫ И ПИТОМЦЫ

Как и многие дети, я с детства мечтал о собаке. И как многим и многим неудачливым любителям живности, близкие не шли навстречу моим пожеланиям, по крайней мере до поры до времени. Мы жили в коммунальной квартире, где кроме нас ютилось ещё две семьи и содержание домашнего питомца вызывало большие трудности. Всё же, моё желание исполнилось, когда я достиг 12-летнего возраста и смог самостоятельно заботиться о подопечном, но до этого пришлось довольствоваться содержанием всяких мелких зверьков и, конечно, птиц.

Первую живность я завёл в пятилетнем возрасте. В то лето мы гостили у маминой подруги тёти Оли в Ташкенте. Её муж дядя Гриша принёс мне в ящичке птичку, которую поймал возле своего гаража. Это был птенец скворца, оказавшийся очень прожорливым. Он лопал всё, что ему давали: мочёный хлеб, творог, виноград. Около меня не оказалось сведущего в орнитологии человека и вскоре стало понятно, что с птичьим рационом не всё в порядке, потому что у птенца под хвостом сильно грязнились перья — явный признак неправильного пищеварения. Я был слишком мал, чтобы обратить на это внимание, а взрослые совершенно неопытны в сложном деле содержания птиц. Когда пришло время отъезда, скворчонок отправился с нами в Москву в новом чистом ящичке. При проверке билетов перед отправлением поезда Ташкент — Москва контролёр-узбек оштрафовал мою маму за безбилетный проезд «животного», милостиво не задержав внимания на нашей соседке-узбечке, не купившей билет для своей восьмилетней дочери.

Птичка неважно перенесла трёхдневное путешествие — сидела на дне ящичка нахохлившись и отказываясь от еды. По приезде в Москву мы остановились у родственницы. Тётя Инна в отличие от нас имела опыт содержания животных в неволе и нездоровый вид птенца бросился ей в глаза. Она посоветовала пока оставить птицу у неё для консультации с со специалистами. Когда через месяц мы снова приехали к тетушке, меня ждал сюрприз: вместо грубо сколоченного ящика на подоконнике стояла изящная металлическая клетка с выдвижным дном, лакированными жердочками и фарфоровыми кормушкой и поилкой, а в ней, весело щебеча, прыгала совсем другая птица, маленькая и пёстрая. «Видишь ли» — начала тётя Инна» твой птенец был очень болен. На нём налипло множество перьев и всякой грязи. Пришлось его хорошенько почистить. В результате он стал меньших размеров, но зато теперь он чистенький и маленький! Это оказывается, был вовсе не скворец, а щегол.» Я был совсем мал и поверил в эту фантастическую историю. На самом деле мой питомец (как я узнал много лет спустя) околел сразу по прибытии в Москву. Тётушка была в панике. Побежала в зоомагазин, но там не было никого похожего на моего птенца и ей пришлось купить совершенно другую птицу, чтобы избежать моих слёз. Тут она сделала правильный выбор, потому что щегол прост в содержании, весел, красив, всё время поёт и идеально подходит для начинающего любителя.

Были у меня две черепахи. Правильно содержать это пресмыкающееся вовсе не так просто, как кажется многим. Кто-то из известных зоологов утверждал, что большинство черепах у некомпетентных любителей просто медленно умирают. Моих черепашек кто-то принёс в детский сад, где работала моя мама. Ухаживать за ними было некому и мама принесла их мне. Одна из черепах была слепой и скоро околела к величайшему моему огорчению. Зато другая прожила лет 5 у нас дома, пока не появилась возможность выпустить её на волю в подходящей местности. В то время у меня уже была собака. Она проявляла интерес к черепахе: играла с ней: теребила лапой, таскала в пасти. Как ни странно, пресмыкающееся собаки не опасалось. Правда, мы следили, чтобы пёс в своих играх не заходил слишком далеко — не пытался переворачивать её вверх ногами или прокусить панцирь, но часто смотришь, бывало: Дружок тащит в зубах черепаху, а она лапы не втягивает, видно доверяет ему. Или: ложится пёс вздремнуть, черепаха подползает, вытягивает шейку и кладёт голову на тёплое собачье брюшко. Черепашка обожала молоко и свежие одуванчики.

Репутация юного натуралиста привела к тому, что соседи и знакомые стали тащить мне всякую живность. В результате я попеременно был счастливым обладателем то ёжика, то сороки, то грача, то дрозда-рябинника, а на окне у меня стояли банки, в которых развивалась лягушачья икра, плавали тритоны, сидели гусеницы разных видов и в разной стадии развития: одни пожирали листья деревьев и кустарников, которые я им усердно поставлял, другие окукливались, готовясь превратиться в красавиц-бабочек. Держал я и прожорливых хищниц — личинок жука-плавунца. Этим, бывало, только добычу подавай, замешкаешься — друг на друга охотиться начинают. Один взрослый плавунец прожил в банке два года. К сожалению, далеко не все питомцы выживали. Создать диким животным нормальные условия в неволе очень и очень непростая задача, требующая знаний и средств, а порою, самого настоящего самоотвержения. Я это довольно скоро понял и брал на себя заботу лишь о таких питомцах, которые нетребовательны в содержании, не создают слишком больших неудобств домашним или об инвалидах, которые в естественных условиях непременно бы погибли. В тех случаях, когда имелась полная уверенность в способности животного выжить на воле, я выпускал его. И всё же, приходилось идти на разного рода жертвы и ухищрения. Так, например, наша соседка по коммуналке закатила мне скандал из-за того, что обнаружила в коридоре собачью шерсть (на прогулку мне приходилось выводить пса мимо её двери) и с криком требовала убрать собаку из квартиры: «Развели тут кобелей!» Пришлось трижды в день выносить моего довольно увесистого пёсика на руках, чтобы никаких следов в коридоре не оставалось. Спускал его на пол я только в подъезде. Ни разу я не позволил себе понежиться лишний часок в постельке, когда знал, что мой хвостатый друг нуждается в прогулке. Вообще, это особая тема — общение с домашними животными: лошадьми, кошками, собаками. О них я уже написал несколько рассказов. Здесь же мне хочется вспомнить о питомцах пернатых. Среди многих и многих представителей пернатого племени мне больше всего запомнились двое: ворон Чёрный и японская амадина Стёпочка.

Ворон принадлежал не мне, а моему родственнику орнитологу новосибирцу Алёше, в доме которого я как-то прожил целое лето и вдоволь пообщался с этой занятной птицей. Воронёнка подобрали во время экспедиции на юге Западной Сибири. Алёша с родителями жил в знаменитом новосибирском Академгородке. Семья занимала половину двухэтажного коттеджа с примыкавшим участком соток в шесть. В садике, в обрамлении смородиновых кустов, стояла довольно большая вольера, забранная сеткой-рабицей. Оттуда раздался торжествующий вопль «к-аа, ка-а!», как только хлопнула калитка и, волоча свой чемодан, я вступил на асфальтовую дорожку, ведущую к коттеджу. Это Чёрный приветствовал меня. Он обожал общество и не любил долго оставаться в одиночестве. Как только кто-нибудь появлялся в саду, воронёнок требовал внимания и добивался его с помощью пронзительных криков, сильно беспокоивших соседей — генерала с семьёй. Поэтому приходилось держать горластого постояльца ночью в подвале, а в сад выносить не раньше 9 часов утра, когда все уже проснулись и птичьи вопли не могли никого разбудить. Мы подошли к вольере и Алеша открыл дверцу. Воронёнок сейчас же взлетел ему на плечо и, хлопая крыльями, снова прокричал своё «каа-а». Он выглядел совсем взрослой птицей, только крылья были чуть коротковаты, а хвост был ещё слишком куц для полноценного ворона. Алёша почесал пальцем шейку своего питомца. Чёрный втянул голову промеж крыльев, закудахтал вкрадчивым тоном и прикрыл голубоватый глаз с видом гурмана, смакующего особенно желанный кусочек. Я тоже протянул руку и почесал упругую спинку, покрытую чёрным блестящим пером. Воронёнок на секунду приоткрыл глаз и тихо воркнул что-то дружелюбное. Так состоялось наше знакомство.

Никогда я не встречал столь общительной птицы. Сидя в вольере Чёрный зорко следил за дверью коттеджа и калиткой на улицу. Стоило появиться любому человеку, как раздавался приветственный крик. «Лучше иной собаки» — говаривала тётя Надя — Алёшина мама, «я всегда знаю, что кто-то пришёл, благодаря Чёрному». Так как дом постоянно посещали многочисленные друзья и знакомые Алёши и его сестры Лены, калитка хлопала беспрестанно и вопли слышались регулярно. Завсегдатаи вместо того, чтобы в первую очередь поздороваться с хозяевами, спешили к клетке приласкать воронёнка. Птенец воспринимал визиты как должное и очень обижался, если его игнорировали. Тогда он начинал возмущаться и издавать такие резкие крики, что непривычный человек спешил заткнуть уши. Если вы приближались к вольере с лакомым кусочком в руке, Чёрный исполнял радостный танец, подпрыгивая и взлетая к потолку вольеры, а затем бочком, прыжками приближался к сетке и выхватывал приношение. Особенно любил мясо. Глотая, он издавал утробно-воркующие звуки и так торопился, что я каждый раз боялся, что он подавится и задохнётся. При всей расположенности к людям Чёрный не любил фамильярности и особенно не терпел, чтобы его брали в руки. А это приходилось делать дважды в день — утром и вечером, при переселении в подвал и обратно. В первый же раз я был наказан. Ворон своим кремнеподобным клювом несколько раз ущипнул меня до крови. Алёша не успел предупредить меня, что надо пользоваться кожаными грубыми перчатками, пробить которые строптивая птица не в состоянии. Вне этих щекотливых моментов ворон был само дружелюбие. Ел он всё: мясо, хлеб, каши, овощи, червей, фрукты, творог, насекомых. Всеядность врановых значительно облегчает их содержание в неволе. Несмотря на юный возраст, воронёнок проявлял и хищнические инстинкты. В Академгородке много искусственно насаженных сосен. Сосны окружают коттеджи, сосновые посадки подступают к городку со всех сторон. Сосновые шишки привлекают многочисленных белок. Зверьки полуручные — людей совсем не боятся, берут из рук лакомство, забегают в дома. Довольно часто белки появлялись и в Алёшином саду. Каждый раз ворон пытался схватить непрошеную гостью и с громким клёкотом кидался на сетку при виде скачущей рыжей проказницы.

К концу августа Чёрный превратился в взрослую птицу и стал учиться летать. Первые опыты ограничивались садовым участком хозяев и были мало удачны, но настал день, когда воронёнок перелетел через забор, сделал круг над домом и скрылся из глаз. Все забеспокоились, потому что на большие расстояния птенец ещё не летал и неизвестно, сможет ли он найти свой дом. Через несколько минут Чёрный показался над соседним участком и приземлился у соседских дверей просто потому, что дотянуть до собственных не хватило сил. В этот момент соседи (молодая пара) вышли на улицу. При виде большой чёрной взъерошенной птицы, сидевшей на крыльце с раскрытым клювом (неумелый летун запыхался), женщина завизжала и отпрянула назад в дом. Храбрый супруг, вышедший было на крыльцо, сделал два шага назад и скрылся за дверью. Оставив поле боя за собой, воронёнок вознамерился тут же и отдохнуть. На наши призывы он не реагировал и Алёше пришлось идти на соседний участок и переносить ворона вручную. Птенец настолько утомился, что даже не протестовал. После этого дела пошли намного лучше. Чёрный стал улетать на большие расстояния, возвращаться домой всё позже и позже и, наконец, уже после моего отъезда, улетел совсем.

Птенца японской амадины подарил моему сыну его одноклассник. Этот вид выведен в неволе и в природе не встречается. Очень невзрачная и скромно окрашенная коричневая птичка по размеру меньше воробья, но какой же ручной и приятной в общении она оказалась! Мой маленький сын почти не выпускал птенца из рук, называл Стёпочкой и очень ему радовался. В результате амадина стала самой ручной и милой птицей, какую я когда-либо встречал. Стёпочка совершенно не боялся человеческих рук: сидя на ладони, доверчиво вытягивал шейку, чтобы её почесали. При поглаживании замирал и прикрывал глазки, всем видом показывая неземное блаженство. Охотно клевал просо с ладони. Садился мне на плечо или на голову и так путешествовал из комнаты в комнату. В клетке Стёпочка проводил мало времени. Мы всё время выпускали его полетать по комнате. В то время у меня жили зебровые амадины и неразлучник Гоша. Кстати, этот жёлтый красавец сам залетел на наш балкон, видно удрал от кого-то. Ясным солнечным днём я выставил все клетки с птицами наружу. Вдруг, смотрю, на одной из них сидит жёлтый попугай. Видно, его привлёк мой «птичник». Я тихонечко выбрался на балкон и, зная, что большинство попугаев называют Гошами, стал его подманивать. При звуках моего голоса неразлучник встрепенулся и сел на мою руку, откуда я переправил его в клетку.

Для Стёпочки не было пары, поэтому некоторое время ему пришлось делить клетку с другим «холостяком» — самцом зебровой амадины. Не имея более подходящего объекта, Стёпочка стал ухаживать за соседом: пел ему песенки, танцевал, кланялся, приносил веточку, предлагая свить гнездо, но конечно был отвергнут. Возможно, будь у него подруга, он не был бы таким ручным. А то, стоило мне улечься с книгой на диване, Стёпочка тут как тут. Сядет мне на грудь или на живот, споёт песенку, приласкается, да и задремлет. Подойдёт пора ложиться спать, жена или сын осторожно заберут его рукой и отнесут в клеточку, а он даже не трепыхнётся — такое доверие. Не знаю, может ли другая столь же малая птица настолько привыкнуть к человеку? Ведь, когда говорят о самых ручных, имеют в виду интеллектуалов птичьего племени — попугаев или врановых, которые, как считают некоторые зоологи, по умственному развитию приближаются к собакам и лошадям.

Постоянное общение с животными даёт мне неисчерпаемый материал для наблюдений и размышлений. К тому же, с ними отдыхаешь душой. И мы можем многому у них научиться, потому что «Всякое дыхание да хвалит Господа» (Пс. 150, 6), то есть животные самим своим существованием прославляют Творца — делают то, что многие люди делать разучились и забыли.