Вокруг света с десятью су в кармане

Поль д'Ивуа, 1893

Поль д’Ивуа (1856–1915) – псевдоним французского писателя Поля Делётра, плодовитого и коммерчески весьма успешного автора более двух десятков приключенческих романов. В данном томе публикуется роман «Вокруг света с десятью су в кармане», где автор яркими красками описывает приключения юноши, Армана Лавареда, во время кругосветного путешествия, которое тот вынужден совершить, чтобы выполнить условия завещания, сулящего ему многомиллионное наследство. Помимо увлекательных эпизодов, описывающих похождения смельчака, рискнувшего практически без денег объехать вокруг света, роман знакомит с жизнью людей в самых разнообразных уголках земного шара.

Прятки

Выйдя от нотариуса, Лаваред закурил сигару и шел в продолжение получаса, обдумывая, что ему предпринять. Он нашел свою первую мысль великолепной; ему, как любителю приключений, улыбалась эта поездка за золотым руном. В успехе он не сомневался. Но, обдумывая свой план, он отдавал себе отчет и в тех бесчисленных препятствиях, которые могут ему встретиться. В таких размышлениях он дошел до собора Маделен. Его задумчивое лицо озарилось улыбкой. Он что-то придумал. Но что же? Перейдя улицу, он вернулся в редакцию своей газеты «Эхо Парижа» и там написал для следующего номера заметку, где, обозначив действующих лиц под очень прозрачными псевдонимами, рассказал всю историю духовного завещания. Затем он прошел к кассе, где его ожидало первое препятствие, а именно: по приказу Буврейля ему не выдали жалованья.

— Хорошо, — сказал он, — это начало!

Он отправился к себе. Тут старушка Дюбуа сообщила ему, что приходил судебный пристав и велел вынести всю его обстановку по распоряжению господина Буврейля.

— А мне какое дело, — сказал весело Лаваред. — Завтра я уезжаю на тот свет!

— Боже мой! — вскрикнула добрая старушка. — Надеюсь, вы не собираетесь лишить себя жизни, господин Арман! Не в деньгах счастье, — утешала она его.

— Успокойтесь, — сказал он, смеясь, — тот свет, куда я отправляюсь, — Америка. Там я должен получить от одного родственника наследство в четыре миллиона.

— Ну и напугали же вы меня!

Лаваред нанял извозчика и велел везти себя на Орлеанский вокзал, в бюро отправки товаров большой скорости; он знал одного из чиновников бюро, которому от времени до времени давал билеты в театр. Пробыв с ним несколько минут, Арман пошел на товарную платформу, где находились различные тюки, ящики, корзины и т. д.

Вполне довольный своим осмотром, он вернулся в бюро и написал накладную, которая удивила чиновника и заставила улыбнуться сопровождавшего его друга.

— Это в Панаму? — спросил надзиратель.

— Да, в Панаму, — ответил Лаваред, — большой скоростью. Этот тюк должен быть отправлен завтра утром с экспрессом.

Затем он снова вернулся на платформу, попросил у рабочего кисть и ведро черной краски и на громадном деревянном ящике написал большими буквами слово «Панама». Ящик имел форму рояля. Лаваред стер все бывшие на этом ящике надписи и снял все ярлыки, затем дал на чай помогавшим ему рабочим, дружески пожал руку помощнику начальника, который не мог сдержать своей улыбки.

— Как шутка — это довольно удачно. Но ручаетесь ли вы, что Компания от нее ничего не потеряет? — спросил помощник.

— Я отвечаю за все. Когда я получу наследство, то обещаю вам хороший обед и ложу в опере.

Затем он снова сел в экипаж и, не теряя времени, отправился на бульвар. Заглянув в портмоне, Арман увидел, что осталось еще несколько луидоров. Надо было их истратить в тот же вечер или ночью, что было, впрочем, нетрудно. Он пригласил нескольких товарищей, заказал обильный обед с хорошим вином, провел превеселый вечер, закончившийся тонким ужином с шампанским… Таким образом, к утру у него осталась только монета в два франка.

— Вот все, что мне нужно!.. Полтора франка на извозчика и десять су — на кругосветное путешествие.

В восемь часов утра наш путешественник отправился на Орлеанский вокзал. Правда, он не спал всю ночь, мысленно решив, что успеет выспаться в дороге. Он быстро исчез на багажной станции.

Через некоторое время среди пассажиров скорого поезда появились наши знакомые.

Вот показался и Буврейль в сопровождении своей дочери Пенелопы и ее горничной.

Откровенно говоря, долговязая, костлявая Пенелопа с желчным цветом лица и надменным, самоуверенным видом, конечно, не могла прельстить Лавареда. Она сознавала, что богата, гордилась этим, и отказ Лавареда жениться на ней оскорбил ее самолюбие. Она посоветовала отцу голодом принудить молодого человека сдаться.

Старый хитрец внимательно читал только что вышедшую газету «Эхо Парижа», а именно заметку Лавареда. Он узнал себя в лице господина Шардонера — «птицы из породы коршунов», пробежал всю статью, читая между строк, затем передал газету дочери и высказал ей свое мнение по поводу статьи.

— Как! — сказала она, прочитав ее. — Этот господин, отказавшийся от меня, получит четыре миллиона, если ему удастся совершить кругосветное путешествие без денег?…

— Одно это доказывает, что он сумасшедший.

— Надо надеяться, что это предприятие ему не удастся.

— Будь спокойна, он скоро вернется в Париж, сконфуженный и полный раскаяния. Он так запутался в моей сети векселей, что будет счастлив заключить мир, прося твоей руки.

Пенелопа вздохнула. И без того некрасивая, она становилась прямо уродливой, когда вздыхала.

— А ведь как хорош-то! — сказала она, закатывая к небу глаза цвета помоев.

В это время носильщики перевозили в тачке ящик, форма и размер которого привлекали всеобщее внимание.

— Смотрите, — сказал господин Буврейль, — вот ящик, который отправляется туда же, куда и я.

— Его отправляют в Панаму? — спросила Пенелопа.

— Да, так на нем написано.

— Это, вероятно, рояль.

— Должно быть, какой-нибудь инженер хочет усладить свои досуги среди болот.

— Остерегайся, пожалуйста, лихорадок, папа.

— Успокойся, с деньгами и здоровье купить можно. Кроме того, я там долго не пробуду. Мне только надо осмотреть дровяные склады, проверить расходы и состояние работ. Я сделаю себе только пометки, а на обратном пути на пароходе составлю отчет для Компании. Все это займет не более двух недель.

— Значит, ты будешь в отсутствии приблизительно недель шесть?

— Не более. Я тебе телеграфирую о дне моего прибытия туда и о дне выезда.

Сказав это, Буврейль сел в купе первого класса, куда не замедлили прийти еще двое пассажиров.

Сэр Мирлитон в сопровождении своей дочери мисс Оретт и гувернантки миссис Гриф прибыли на вокзал в назначенный час с точностью, свойственной англосаксонской расе. Они везде искали, но нигде не нашли Лавареда. Этот последний, как нам известно, не мог быть на пассажирской станции.

— Неужели он уж отказался от своего намерения? — спросил англичанин.

— Не может быть, — ответила мисс Оретт.

Между тем время шло, момент отхода был близок, а Лаваред все еще не появлялся.

— О, — недовольно протянул сэр Мирлитон.

— Ты должен его сопровождать.

— Для этого нужно, чтобы он был здесь.

— Но может быть, он нашел более благоразумным уехать из Парижа в Бордо один, без тебя?

— Он, вероятно, это сделал, чтобы я не мог проверить, взял ли он билет, стоящий более гривенника, — прибавил он, смеясь.

Они осмотрели все вагоны, переполненные пассажирами, но Лавареда между ними не было. Вдруг мисс Оретт пришла счастливая мысль:

— В Париже, в этой суматохе, ты можешь потерять его из виду, но, ожидая его в Бордо, ты его наверно не пропустишь. Ведь на пароходе есть только один путь — по трапу. Он сказал, что в Полиаке будет пересадка на пароход, значит, тебе нужно отправиться туда.

— Я англичанин, и мне ничего не стоит сделать эту прогулку.

— Будь так добр и позволь мне проводить тебя туда, чтобы еще раз проститься с тобой перед кругосветным путешествием.

— Но если Лаваред приедет после отхода поезда, как я узнаю, что он опоздал?

— В этом нам может помочь миссис Гриф, которая его видела вчера на улице и у нотариуса. Пусть она здесь останется и подождет его. Она его узнает, конечно, и даст нам телеграмму в Полиак или в контору пароходного общества.

— Отлично.

Гувернантке объяснили все, что она должна была сделать, и взяли два билета. Мисс Оретт с веселостью, свойственной ее двадцатилетнему возрасту, была в восторге от этой короткой поездки.

Миссис Гриф поцеловала ее.

— До послезавтра, не правда ли, мисс?

— До завтра, может быть. Пароход отходит сегодня вечером и даже не остается на ночь в Бордо. Я думаю вернуться с ночным поездом, и всего вероятнее, что приеду завтра, а не послезавтра.

— Я вас встречу здесь.

— А я извещу вас телеграммой.

— Еще одно последнее распоряжение, миссис Гриф, — вмешался отец. — Как только моя дочь вернется, вы покинете Париж и поедете в Девоншир. Я не знаю, как долго продолжится мое отсутствие, это зависит не от меня, а от Лавареда. Во всяком случае, я предпочитаю, чтобы вы были дома, at home, в Англии.

Миссис Гриф почтительно поклонилась. Мирлитон и Оретт сели в единственное почти свободное отделение вагона и очутились против господина Буврейля, которого они не знали. Этот последний вынул из кармана большой блокнот делового человека и в ожидании отхода поезда стал записывать. В то время как Пенелопа искала глазами свою исчезнувшую горничную, Буврейль писал:

ccc

«1) Предпочтительно останавливаться в английских гостиницах, так как в них больше удобства.

2) Избегать французов, кроме инженеров Компании.

3) Ни с кем не говорить о политике.

4) В случае затруднений прежде всего обращаться к французскому консулу».

/ccc

Пока он это писал, Пенелопа вбежала в купе с сияющим, но взволнованным лицом.

— Папа, папа, — сказала она, — новость!

— Что такое?

— Господин Лаваред едет в одном поезде с тобой.

— В этом поезде?… Но я его не видал!

— Да и никто не видал. Он в ящике!

— В каком ящике?

— Ты ведь видел этот большой ящик с надписью «Панама».

— Тот, в котором находится рояль?…

Мирлитон и его дочь не могли не переглянуться.

— А! Господин Лаваред…

— Я тебе говорила.

Когда англичане произнесли имя Лавареда, Буврейль с изумлением посмотрел на них. В то время как кондуктор запирал двери в купе, он высунулся в окно и успел спросить дочь, стоявшую около вагона:

— Откуда ты это знаешь?

— От горничной. Она встретила одного из своих земляков, рабочего на товарной станции, который и рассказал ей, смеясь, что он видел в товарном отделении, как какой-то господин вошел в ящик. По всем признакам, это был господин Лаваред. Помощник начальника пришел закрыть отверстие, служившее дверью, и велел присутствовавшему при этом рабочему молчать.

— Что он и поспешил не исполнить?

— Ну что ж за беда! Ведь он проболтался только своей землячке, и, кроме нее, на вокзале об этом никто не знает.

— Отлично! Теперь он в моих руках! Я его задержу в Бордо, и его четыре миллиона пропали! — заявил Буврейль.

Мисс Оретт и ее отец не упустили ни одного слова из этого разговора.

Свисток, сигнал — и поезд двигается. Буврейль, высунувшись в окно, посылает дочери прощальный привет, и вот все наше общество отправляется в Бордо-Полиак: Лаваред в своем ящике, Мирлитон, Оретт и Буврейль в своем купе. Всем известна привычка англичан никогда не заговаривать первыми с людьми, которых они совсем не знают. Буврейль заговорил первый.

— Простите, мне кажется, вы знакомы с господином Лаваредом, о котором говорила моя дочь? — обратился он к своим соседям.

— Да, мы его действительно знаем, — ответил сэр Мирлитон. — Но с кем я имею удовольствие разговаривать?…

— Буврейль, известный финансист, председатель синдиката панамских акционеров, — сказал он, подавая свою визитную карточку.

— Благодарю вас, милостивый государь, а я сэр Мирлитон, и вот моя дочь Оретт.

— А! Уж не тот ли вы англичанин, который фигурирует в статье «Эхо Парижа» под именем Мирлитона, эсквайра?

— Я не читал этой статьи.

— Вот она, прочтите.

Быстро просмотрев статью, англичанин сказал:

— Да, это я, а птица из породы коршунов — это вы, вероятно?

— Да. Вот негодяй этот Лаваред!

— Как я вижу, вы не из его друзей…

— О нет!

Мисс Оретт перебила их со своей милой улыбкой:

— Однако ваша дочь только что… Разве не было разговора об их свадьбе?

— Моей дочери хотелось бы этого, но он, бездельник, и слышать не хочет.

Перед мисс Оретт встал образ и вся неприятная фигура Пенелопы, и она в глубине души была вполне согласна с Лаваредом. Она решила, что этот молодой человек, спасший ей жизнь, достоин лучшей доли.

Между тем мужчины продолжали разговор.

— Да, — сказал Буврейль, — я лишу его наследства; сегодня же он будет задержан; вы, как соперник, конечно, будете рады этому и поможете мне?

— Я не намерен ничего предпринимать против него, это вопрос чести, предусмотренный в завещании. Я должен только следить за ним, но не делать ему никаких затруднений.

— Что ж, я буду действовать один, и дальше Бордо он не уедет.

Четырнадцать часов спустя багаж был выгружен на пароходную пристань. Буврейль не упускает из виду ящика со своим врагом и, потирая руки, направляется в контору таможни. В то же время раздается стук в доски ящика и слышится нежный голосок:

— Господин Лаваред! Господин Лаваред!

Это была мисс Оретт, которая инстинктивно, не размышляя, действовала в пользу Лавареда, против Буврейля. Поступая так, она действовала и против своего отца, но она не думала об этом.

— Господин Лаваред!

Ответа не было. Она продолжала вполголоса:

— Верьте мне, вам угрожает опасность, и я пришла вас предупредить.

В ответ послышался шепот:

— Это, кажется, голос мисс Оретт?…

— Да, — радостно сказала она, — выходите скорее!

— Я не выйду из своей спальни, пока ее не перенесут на пароход и я не почувствую, что мы отчалили.

— Но ее даже не перенесут, вашу… спальню!..

— Почему же нет? — спросил он, пораженный голосом Оретт, в котором слышалось отчаяние.

— Потому что один господин… я не знаю его имени… птица из хищников…

— Господин Буврейль?

— Вот именно. Он пошел за таможенными чиновниками и рабочими, чтобы захватить вас.

— Захватить меня, черт возьми!..

Говоря это, он открыл дверь и увидел взволнованную мисс Оретт.

— О, — воскликнула она, — он сообщил об этом в разговоре с моим отцом.

— Но что же он тут делает?

— Мой отец?… Он ведь должен вас сопровождать.

— Нет, не ваш отец, а тот…

— Он говорил нам, что едет в Панаму.

— Благодарю вас, мисс… Итак, господин Мирлитон участвует в заговоре?…

— Нет, папа дал себе слово ничего не предпринимать против вас.

— Чтобы дать Буврейлю возможность действовать?

— Он не имеет права ему препятствовать… Но я…

— Вы! — воскликнул господин Лаваред, выскочив на пристань. — Вы, вы мой ангел-хранитель, и вот почему вас Бог создал такой прекрасной!

— Пожалуйста, без комплиментов, мой спаситель, скорее спрячьтесь, так как они идут…

— Благодарю вас, мой добрый гений!

И, послав ей воздушный поцелуй, Арман спрятался за мешки и тюки, сложенные грудой недалеко от него. Мисс Оретт, слегка взволнованная, но со спокойным лицом, увидела приближавшихся Буврейля, таможенного чиновника и железнодорожного служителя. Из предосторожности она закрыла ящик.

— Вот он, — сказал Буврейль с жестом Наполеона при Маренго.

— Тут? Вы говорите, что тут спрятан человек? — спросил ошеломленный чиновник.

Ни тот ни другой не знали, как открыть ящик. Они пробовали открывать его и втроем, но все было тщетно, и мисс Оретт едва удерживалась от смеха. Тогда они стали толкать ящик, и по весу груза убедились, что ящик был пуст.

— Вы сумасшедший, — сказал железнодорожный служащий Буврейлю, — там никого не может быть.

— Он там! — утверждал Буврейль.

— Смотрите, я поворачиваю ящик одной рукой без малейшего усилия.

— Откройте ящик, и тогда мы увидим…

— Во-первых, у нас нет инструментов, а во-вторых, я не имею права взломать ящик без своего начальника. Я пойду за своими товарищами, чтобы перенести этот подозрительный ящик в бюро.

— А я, — прибавил пристав, — пойду за бригадиром, мы будем присутствовать при взломе.

— Вот так-так! — воскликнул раздраженно Буврейль. — Но ведь тем временем разбойник убежит!

— Ну, тогда останьтесь его сторожить, — сказали они ему уходя.

Буврейлю пришлось одному прогуливаться на небольшом пространстве шагов в двадцать между чемоданами, бочками, тюками, корзинами и разного рода товарами, отправляемыми в Америку или вывозимыми оттуда. Он был один, так как мисс Оретт отошла в ту сторону, где был спрятан Лаваред, подававший ей знаки.

— Я вас умоляю, мисс, уйдите, — сказал он шепотом. — Необходимо, чтобы все происходило без свидетелей.

Она молча поклонилась Буврейлю и пошла отыскивать своего отца.

— Ну что, дочь моя?

— Пока ничего особенного.

— А господин Лаваред?

— Я думаю, что ему удастся уехать.

— Тогда я пойду и куплю себе билет.

— Не себе, а нам!

— Ты тоже едешь со мной? — с английским хладнокровием осведомился Мирлитон.

— Да, папа, — так же спокойно ответила она. — Эта маленькая экскурсия в Панаму может быть интересна, а я еще не была в центре Америки.

— Путешествие просвещает молодежь… Но что ты берешь с собой?

— Небольшой чемодан и несессер с туалетными принадлежностями.

— Неужели, по-твоему, этого достаточно?

— Нет, я сейчас пойду и сделаю необходимые покупки.

— Хорошо. А что же будет с миссис Гриф?

— Я воспользуюсь тем временем, когда пойду за покупками, и телеграфирую ей, чтобы она немедленно вернулась к нам в Девоншир.

Пока отец с дочерью разговаривали на пристани у парохода «Лоран», находившегося под командой капитана Каслера, — около злосчастного ящика происходила следующая сцена. Пред разъяренным Буврейлем вдруг предстал улыбающийся Лаваред.

— Я так и знал! — радостно закричал финансист.

— Что вы знали? — спокойно спросил молодой человек.

— Что вы были там, — и он показал на ящик.

— Вы ошибаетесь, милостивый государь, я был в другом месте.

— Я отлично знаю, что говорю!

— Едва ли лучше меня, поверьте. Я прогуливаюсь, ожидая отхода «Лорана» в Америку, так же как и вы. Но только я делаю это с целью бежать от ваших любезных судебных приставов.

Буврейль презрительно посмотрел на него:

— Вы хотите бежать в Америку и притом прибегаете к обманам, хитростям и темным проделкам!

— В самом деле, в ящике изрядно темно.

— А я, — продолжал самодовольно финансист, — я путешествую днем, я плачу за свое место, заняв каюту номер десять.

Лаваред спокойно возразил:

— Я делаю, что могу, милостивый государь.

Вдруг быстрым и резким движением он открыл дверцу ящика и с силой втолкнул туда самодовольного богача; затем дверцы захлопнулись, и несчастный Буврейль не мог уже оттуда выйти. Он начал кричать, звать на помощь… Вдруг его голос затих. Неужели он задыхается от злости? А может, ему не хватает воздуха?

Но Лаваред не думал об этом. Он быстро убежал оттуда и направился на палубу, где собрались пассажиры «Лорана». Это было как раз вовремя. Минуты через две на пристань, где находились товары, пришли носильщики во главе с таможенным чиновником.

— А старика-то и нет, — удивленно сказал чиновник.

— Он, верно, потерял терпение и уехал, — заметил рабочий. — Отлично сделал.

Носильщики стали поднимать ящик.

— О! — сказал один из них. — Вот тяжелый-то!

— Да, в самом деле, он теперь гораздо тяжелее.

— Наверно, там есть что-то.

— Да, что-то шевелится.

Действительно, слышно было, как в ящике что-то перекатывалось. Таможенный чиновник прислушался.

— Как будто кто-то стонет!..

— Эге! Мы, значит, поймали!..

— Это контрабанда!

— Отнесем-ка этот ящик. Я наложу на него пломбу и запечатаю. Его не тронут, пока бригадир не позавтракает. Он приказал отнести этот ящик в контору начальника таможни.

Все это было тотчас же исполнено. А бедный президент общества акционеров, потерявший было сознание, успел за это время прийти в себя.

Но оставим его и вернемся к нашему пароходу «Лоран».

Все готово к отходу. Пустили пары, машина запыхтела, как укрощенный зверь, и черная, густая струя дыма взвилась над пароходом. Матросы занялись погрузкой багажа и товаров. Все пассажиры на палубе. Провожавшие покинули пароход; сейчас снимут трап. Помощник капитана кончил проверку пассажиров.

Итак, все налицо. Посмотрим только что заказанные каюты номер восемь и девять.

— Номера восьмой и девятый — это моя и моей дочери, — ответил сэр Мирлитон.

— Да, вы уже на палубе. Но я не вижу номера десять. Где же номер десять, записанный в Париже, в морском агентстве?

В это время какой-то человек бросился к трапу.

— Номер десять — это я! — закричал он отчаянным голосом.

— Ваше имя? — спрашивает помощник капитана.

— Буврейль, из Парижа.

— Так и есть. Вперед!

Раздается свисток, и «Лоран» величественно отчаливает. Отъехали. Два пассажира сталкиваются нос к носу на юте.

— А, господин Лаваред! — вскрикнул один из них.

— А ваша дочь вернулась в Париж, господин Мирлитон?

— Нет, милостивый государь, она здесь.

— Здесь? Как приятно начинать путешествие в ее милом обществе!

— Извините, милостивый государь… Но какими судьбами вы здесь? Я хорошо знаю, что стоимость билета превосходит ту сумму, которой вы можете располагать.

— Я ее и не превысил. Вот мои мои десять су, которые я еще не тронул. Вы можете это проверить, мой строгий контролер.

— Пусть так, но вы не ответили на мой вопрос.

— Это очень просто. У меня билет первого класса с продовольствием; за него уплатил господин Буврейль.

— Он заплатил за вас?

— Нет, за себя.

— Я не понимаю…

— Что же тут непонятного? Я в его каюте номер десять!

— А он где?

— Он? Он в ящике.

— А ящик на пароходе?

— Нет, он остался на берегу.

Сэр Мирлитон подумал несколько секунд, потом улыбнулся подходившей к нему дочери, слышавшей последние слова.

— Это некорректно с вашей стороны, — сказал он серьезно. Затем отошел и облокотился на перила борта.

Между молодыми людьми завязался разговор.

— Поздравляю вас с победой! — начала девушка.

— Если я и победил, то этой первой победой обязан вам.

— Вы, конечно, будете меня считать любопытной, господин Лаваред. Но когда случайно, — она очень покраснела, произнося эти слова, — когда случайно час тому назад открылась дверь в ваше маленькое помещение, предназначенное для путешествия, мне показалось, что там находилось сиденье, набитое шерстью…

— Совершенно верно.

— Для чего же это? — спросил мистер Мирлитон.

— Оно было приготовлено для продолжительного путешествия из Пиренеев в Париж одним фантазером, приключения которого я описал когда-то в газетах. Теперь я вспомнил об этом и, узнав, что этот ящик, о котором говорил весь Париж, находится еще на Орлеанском вокзале, я воспользовался им — вот и все.

— Я был прав, — сказал англичанин, — вы очень находчивый молодой человек.

Улыбка молодой девушки подтвердила мнение ее отца.

Облокотившись на перила, сэр Мирлитон смотрел в свой бинокль на землю, исчезавшую вдали. Вдруг что-то привлекло его внимание.

— Посмотрите, господин Лаваред, — сказал он, передавая свой бинокль, — у мола что-то движется.

Арман посмотрел по указанному направлению.

— Да, я вижу человека, размахивающего руками. Но его преследуют… Можно различить даже, что преследующие его в мундирах. Это, вероятно, жандармы.

— Что бы это было?

— Да это, наверно, Буврейль, без всякого сомнения! Значит, он не умер от апоплексического удара. Ну, тем лучше, тем лучше!

Между тем проехали Жиронду, и Лаваред думал уже, что он может быть спокоен на все время своего путешествия.