Семейное проклятье

Поль Монтер

Тихую жизнь монастыря нарушает появление маленького подкидыша. В поисках ответов: кем оставлен ребенок и кто он на самом деле придется столкнуться с темным миром воров, грабителей и попрошаек. Повстречаться с милосердием и жестокостью, с истинной дружбой, коварством и предательством. Удастся ли распутать паутину лжи и раскрыть страшную тайну семейного проклятья?

История, рассказанная стариком Жосленом, своему внуку Доминику. Но, точно подтвердить, что всё так и происходило, господин Доминик Риваль не может. Хотя, дед уверял, что сам был невольным участником событий. А подробности загадочной истории, слыхал от знаменитого капитана Филиппа Лантье де Гарона. Видно, придётся поверить ему на слово, даже если Жослен добавил что-нибудь от себя. Как говорится: «Красиво не соврать — истории не рассказать».

Дизайнер обложки Поль Монтер

© Поль Монтер, 2023

© Поль Монтер, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-4474-5173-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Бертан

— Эй, братья, сдаётся мне, кто-то стучал в ворота монастыря, — воскликнул молоденький послушник Жослен.

— Должно быть, тебе послышалось, дружок. Кто явится сюда на рассвете? Мы живём в такой глуши, что путнику, пришлось бы, идти всю ночь. — Зевнув, проворчал толстяк Арман.

— Это ветки старого дуба задевают стены. — Кивнул тощий и длинный монах Франсуа, примостившийся тайком, вздремнуть у дровяного сарая.

— Я не глухой! — Задиристо воскликнул Жослен. — И точно слышал стук.

— Ну, так пойди, да посмотри сам и оставь нас в покое со своими россказнями! — Раздражённо буркнул Арман.

Вот надоедливый парень! Солнце само ещё, как следует, не проснулось. Монахи встали затемно, да читали молитву, ёжась от холода, в сыром нетопленом зале часовни. От чего же не подремать, пока настоятель занят и не видит свою паству?

Жослен решительно направился к воротам.

— Ай, помилуй меня, Пресвятая Дева! Идите скорее, братья!

— Ох, ну что там ещё? Не иначе Святая Франсуаза почтила тебя своим появлением, — усмехнулся толстяк.

Хотя осень только вступала в свои права, раннее солнышко было не слишком ласковым. Монахам не хотелось покидать деревянную скамью, что так уютно согрелась их телами.

Вот упрямец этот Жослен! А вдруг, и впрямь за воротами что-то интересное. Пожалуй, стоит взглянуть.

В глазах Франсуа и Армана мелькнуло любопытство, и оба поспешили на зов. Тотчас испуг отразился на их лицах. На истёртом камне возле ворот, свернувшись калачиком, лежал ребёнок

— Как думаете, братья, не помер ли несчастный малыш? — Дрожащим от волнения голосом, произнёс Жослен.

Арман осенил себя крестом и торопливо сказал:

— На всё воля Господа! Экая напасть!

— Ох, у меня душа в пятки ушла, — прошептал Франсуа. — С детства боюсь смотреть на покойников.

— А может, бедняжка спит?

— Так погляди сам, если такой смелый.

Жослен боязливо приблизился к ребёнку и подёргал бархатную накидку, укрывшую малыша до самых пят.

Мальчик потянулся, открыл глаза и удивлённо уставился на монахов.

— Живой, силы небесные! — Радостно воскликнул послушник.

— Дураку понятно, что он просто спал, — буркнул Арман. — Мертвецы не стучат в ворота.

— Ах, какой ты умный! — Усмехнулся Франсуа. — По-твоему, дитя, которому и четырёх лет нет от роду, дотянулся до медного кольца, постучал в ворота и лёг отдохнуть?

Монахи окинули взглядом, пустую тропу, что вела из перелеска к обители. Ни повозки, ни единой живой души вокруг.

— Чудеса! Словно, с неба свалился этот парнишка, не мог же он прийти сам?

— Ну, что, братья! Не оставлять же малыша одного за воротами. Пусть настоятель рассудит, что делать с бедняжкой.

Жослен ласково поднял его на руки, и дверца тяжёлых кованых ворот закрылась за ними.

Не прошло и пяти минут, как двор заполнился монахами.

— Глазам не верю, брат Арман, где это ты раздобыл парнишку?

— Нет, это верно сынок зануды Франсуа! Погодите, сейчас явится вся его родня.

— Жослен, неужто ты стал нянюшкой в знатном доме, и принёс сюда маленького герцога?

— Глядите-ка, а малыш точно не из крестьян, бархатная накидка подбита мехом!

— Да и башмачки с серебряными пряжками.

Мальчик, спросонья, лишь оглядывал всех огромными серыми глазами. За все время он не произнёс ни слова.

— Да что же, ты станешь делать с этой мелюзгой?

— Надо позвать отца Венсана, он сам решит, как быть.

— Господин настоятель!

— Святой Отец!

— Да сходите же за ним, верно он занят чтением и ничего не слышит.

И вскоре, во дворе появился старый священник, с худым морщинистым лицом и светлыми, словно выцветшими глазами.

Обитель, где служил настоятелем Венсан Марель, была бедной. И больше походила на богадельню. В аббатстве архиепископа давно уже позабыли, что затерянный в лесах Пикардии монастырь Святого Франциска, ещё существует. Но, монахи и крестьяне, из близлежащих деревень, искренне любили и уважали господина Венсана. В тщедушном и сгорбленном теле старика, билось сердце, в котором хватало доброты на каждого, кто пришёл к нему со своей бедой.

— Что случилось, дети мои? Отчего вы не заняты работой, а столпились, словно стая гусей вокруг червяка?

— Вот, господин Венсан, за воротами мы нашли ребёнка. Бедняжка был совсем один, и мы не решились оставить его.

— Странно, мальчик не похож на дитя нищих бродяжек, подкинувшим его добрым людям. Должно быть, тайное горе вынудило его родителей так поступить.

— Святой Отец, но мы же не сможем оставить парнишку здесь! Он так мал, что, пожалуй, ему нужна кормилица или нянька.

— Давайте помолимся, братья, — тихо произнёс настоятель. — Если Господь подаст нам знак, мы оставим мальчика у нас. Если нет, Жослен запряжёт лошадь и увезёт ребёнка в деревню. Возможно, там найдутся добрые бездетные люди, согласные приютить малютку.

Монахи почтительно склонили головы и, перебирая чётки, зашептали молитву. Но, не успели они прочесть её до конца, как небо внезапно потемнело, раздался глухой рокот раскатов грома. Не прошло и минуты, как на монастырский двор обрушился ливень. Послушники едва успели скрыться в часовню. Кругом стало черно, словно непроглядной ночью. И стук дождевых капель, сменился дробным звоном градин. Монахи испугано, крестились, повторяя слова молитвы громче и громче. Град в одночасье прекратился, небо на глазах становилось голубым. Словно, чья-то невидимая рука очистила его. Яркий солнечный свет озарил старые замшелые монастырские стены.

— Глядите, Святой Отец! — Закричал Жослен, указывая в узкое оконце.

Над лесом, что подступал к самым стенам обители, возникла яркая радуга.

— Верно, Господь дал нам знак, и выбор сделан, братья! — Восторженно прошептал старый священник. — Мы должны оставить мальчика у нас, и постараться вырастить его добрым и честным человеком.

— Господин Венсан, — почтительно склонив голову, сказал брат Паскаль. — Бедное дитя, верно не сможет назвать своего имени, или вовсе не помнит его.

— Ну что ж, сегодня день памяти Святого Бертана, пусть он станет покровителем малыша. Он получит его имя. Отныне, мальчика будут звать Бертан Люмьер¹.

Так, маленький найдёныш, поселился в скромной обители.

Понемногу, монахи привыкли к необычному гостю. Мальчик не докучал капризами, а его миловидное личико, заставляло улыбнуться даже самых ворчливых из братьев. Ребёнок был молчалив, и поначалу, все решили, что несчастный глух и нем от роду. Жослен, которому едва минуло семнадцать, заботился о нём, словно старший брат. Паскаль, в свободные часы, вырезал малышу забавные игрушки из деревянных щепок. Готран позволял отщипывать кусочки теста, когда выпекал караваи хлеба из серой муки.

Толстяк Арман, что варил молодые побеги дягиля² в патоке, непременно давал лакомство Бертану. Малыш так и засыпал ночью, с липким сладким стебельком в руке.

Мальчик привык тихонько сидеть в часовне во время службы и, старательно подражая старшим, осенял себя крестом и склонял голову. И однажды, к всеобщей радости, монахи услышали, что он старательно шепчет слова молитвы, повторяя за настоятелем. Слава Господу, Бертан здоров и не страдает глухотой.

Очень скоро рукава бархатной куртки найдёныша стали коротки, башмаки малы. Теофиль сшил ему монашескую сутану из простой домотканой материи. Паскаль вырезал маленькие сабо, куда для тепла, заботливый Жослен положил соломы.

Всё было мирно и покойно до зимней ночи полнолуния.

Обитель погрузилась в сонную тишину, за стенами раздавался шорох ветвей, да тоскливый волчий вой доносился из леса.

Жослена разбудили стоны мальчика. Ребёнок метался на узкой лежанке, по вискам стекали струйки пота. Лицо его было бледным, словно выпавший снег.

Испуганный послушник бросился за отцом Венсаном.

— Господин настоятель, простите, что беспокою вас, но сдаётся мне, мальчонка помирает!

— Оставь, друг мой, разве просят прощения, когда зовут на помощь?

Старик тотчас поспешил в келью Жослена. Ох, и страшную картину увидел настоятель!

Мальчик был бледнее полотна, серые глаза потемнели. Злобная гримаса исказила милое прежде лицо. Бертан силился развязать тесёмки ворота на рубашке, словно хотел сорвать что-то со своей шеи.

Отец Венсан с ужасом заметил, что ногти на детской руке удлинились и стали острыми.

— Жослен! — Крикнул старик. — Беги и разбуди братьев, живо! Скорее идите в часовню, зажгите свечи и молитесь, пока я не приду за вами!

Молоденький монах, не помня себя от страха, кинулся исполнять приказание. А отец Венсан, опустился на колени перед лежанкой мальчика и, схватив его за руки, громко начал читать молитву. Глаза Бертана стали совсем чёрными и сверкали, словно угли, злобная улыбка кривила его губы. Ребёнок отчаянно пытался освободиться, острые ногти больно впились в руки старика. Волосы взмокли от пота, дыхание было обжигающе горячим.

Старик продолжал молиться, тело его онемело, спина нестерпимо ныла. И вот, дыхание мальчика стало тихим и ровным, погас страшный блеск в глазах, и отец Венсан с удивлением увидел, что острые ногти на руках Бертана, исчезли. Перед ним вновь был маленький мальчик, что мирно спал, словно и не было этого ужасного превращения.

В глазах настоятеля показались слёзы радости. Старик тяжело поднялся с колен, изнемогая от усталости. Он заботливо накрыл ребёнка грубым шерстяным одеялом и поправил ворот его разорванной рубашки. И только сейчас, Венсан заметил, что так отчаянно пытался сорвать с себя мальчик. На его шее был странный кулон, искусно вырезанный из дерева. Крест, обвитый листьями платана, и монограмма «Ф. Л. Г.»

Отец Венсан впервые видел, что бы украшения выделывали из осины. Неужто для кулона не нашлось более благородного материала? Но, как бы там ни было, амулет надели неспроста. И кто знает, как повернулось бы дело, сорви бедное дитя это украшение. Старик вернулся к себе совсем разбитым, сердце его страдало от невыносимой боли. Бедный настоятель явно столкнулся с нечистью. Что же делать? Обитель, не место для приюта тёмных сил! Но, если рассказать всем, что он видел, несчастного ребёнка ждёт верная смерть. Кого остановит, что это всего лишь дитя? Настоятель не сомкнул глаз до самого рассвета, он отчаянно молил Господа, помочь ему сделать правильный выбор.

Наутро Бертан вновь был прежним, румянец играл на его щеках и мальчик совсем не помнил, что было предыдущей ночью. И случайно увидав покрытые царапинами руки старика, с жалостью прижался к ним щекой. Глаза Венсана Мареля наполнились слезами, вне всяких сомнений у подкидыша доброе сердце.

И старый настоятель благодарил всех Святых за чудесное исцеление. Не зря ребёнок оказался в обители, стало быть, это должно защитить его от страшного зла. И отец Венсан, ещё твёрже уверовал в разумность своего решения, оставить мальчика.

Настоятель скрыл от всех подробности страшной ночи. Ничего особенного не произошло, должно быть, бедняжка всего лишь, увидел страшный сон. Но молитвы развеяли ночной кошмар, хвала Господу. Да, надо бы окрестить мальчика, ведь никто не знает, успели ли его бедные родители провести обряд. Во время таинства, ребёнок был совершенно спокоен. Уж не привиделось ли Венсану Марелю страшное видение? Проклятая нечисть должна была бы проявить себя. После крещения, Бертан получил от настоятеля серебряный крестик, но снять с его шеи деревянный амулет, старик Венсан так и не решился.

Мальчик ничем не отличался от обычных детей своего возраста. Разве что, был молчалив и не по годам серьёзен. Да и скромный монастырский уклад вряд ли способствовал праздному веселью и шалостям. Бертан, с удовольствием возился в огороде, помогая брату Жослену. Учился стряпать у брата Готрана, и стоя на маленькой скамье, помогал помешивать патоку, брату Арману. Лишь в ночи полнолуния, настоятель, под любым предлогом, оставлял мальчика в своей келье и, не смыкая глаз до самого рассвета, молился. Убедившись, что малыш спокойно спит и ничто не превращает личико ребёнка в злобную гримасу, старик, позволял себе вздремнуть, сидя у его постели. Пожалуй, настоятель действительно ошибся. Какое счастье, что он не поднял тревоги и не стал причиной гибели невинного дитя.

Теперь, когда кто-нибудь из монахов отправлялся в деревню, продать сладости и пополнить запасы, обязательно брали с собой Бертана. Чего хорошего, что мальчонка, все дни напролёт сидит за высокой оградой, и дальше двора носу не высунет? Разве не славно прокатиться по лесной дороге и посмотреть на деревенскую ярмарку.

У крестьян, ребёнок, одетый в монашескую сутану, вызывал улыбку. Уж больно благочестиво ведёт себя мальчик. Гляди-ка, словно ему совсем не хочется побегать и пошалить, как другим ребятишкам. Женщины жалели маленького сироту, с таким милым лицом, большими, чуть приподнятыми к вискам, серыми глазами, и вьющимися каштановыми локонами, что свободно спадали на шаперон³. Каждой хотелось угостить ребёнка. И Бертан возвращался в монастырь с корзиной полной гостинцев, которые непременно ставил на общий стол.

Жизнь обители текла неспешно, зима сменяла осень, весна зиму. Лето, было самой любимой порой монахов. Хотя, и дел в монастыре прибавлялось, но, лучше возиться в огороде, ухаживая за овощами, чем стучать зубами от холода в нетопленой келье. Знатные господа не посещали, затерянную в лесу обитель, и не давали щедрых пожертвований. Монахам и угля купить не на что было. Приходилось собирать хворост, да тайком тащить его из лесу. Лесные угодья принадлежали обедневшему барону Дагне. Сыновья господина Дагне погибли в сражениях, и старик коротал свой век, в окружении малочисленных слуг и дочери Клеманс. Крестьяне злословили, что молодая баронесса так и не смогла найти жениха. У бедняжки не было никакого приданного, какой знатный сеньор посватается к ней? Старик пуще глаза берег несколько акров леса, вдруг да найдётся жених, что согласится взять их в придачу к невесте. И слуги барона зорко следили, что бы никто не смел, воспользоваться лесными дарами, не уплатив пошлины. А кому же охота отдавать свои кровные медяки за вязанку хвороста, или пойманного в силки кролика?

В один из зимних дней, Жослен решил отправиться в лес за хворостом. Целое утро монахи безуспешно пытались развести огонь, что бы сварить капустный суп, но жалкая охапка соломы мигом сгорела, а вода и не вздумала закипеть. Уж больно морозная погода выдалась. Студёный ветер проникает во все щели и выдувает последнее тепло. Может, в эдакую стужу, слуги барона сами не решатся покинуть господскую кухню, где в очаге весело танцует пламя?

Несмотря на уговоры, Бертан тоже собрался с ним. Вот упрямец! Толку от шестилетнего парнишки в таком деле? Ну, унесёт маленькую охапку промёрзших веток, а там не ровен час, провалится в сугроб по самую макушку. Или, чего уж хуже, отморозит ноги, как брат Мишель и станет хромым на всю жизнь.

Ничего не помогало. Бертан уверял, что ни на шаг не отойдёт от Жослена, и будет старательно притоптывать ногами, что бы не замёрзнуть. Он, всего лишь, поможет тащить по снегу гружёную тележку.

— Да, уймитесь, вы, спорщики! — Сердито воскликнул Арман. — Зимний день короток, вы окажетесь в лесу затемно, да и мы будем дрожать от холода, и голодать, дожидаясь вас.

Бертан и впрямь, старательно помогал вязать хворост. Вскоре, тележка доверху наполнилась, и колеса тонули в снегу. Каждый шаг давался тяжело. Холодное зимнее солнце успело спрятаться за верхушками заснеженных деревьев, а путники одолели лишь четверть пути.

— Не беда, — подбадривал мальчика Жослен. — Я не раз собирал хворост в этом месте, легко найду дорогу и в темноте.

Но стоило им сделать всего несколько шагов, как, на белеющей за деревьями поляне, показались волки. Неторопливо выходили они из перелеска и окружали добычу.

Бедняга Жослен замер от ужаса:

— Бертан, малыш, я постараюсь отвлечь кровожадных тварей, беги что есть силы в сторону от ельника, и не вздумай свернуть в сторону. Если поторопишься, то успеешь спастись. Беги, беги скорее.

— Нет, брат Жослен, один я не пойду, — спокойно ответил мальчик.

— Ах, не время упрямиться! Волкам на ужин хватит и одного монаха.

— Нет, — повторил Бертан. Ни в его голосе, ни в глазах совсем не было страха.

Волки подходили всё ближе и ближе. Через миг вся стая накинется на несчастных путников. Жослен крепко обнял ребёнка и прикрыл его своим телом.

— Жаль, что приходится помирать так рано, — прошептал он. — Надеюсь, что проклятые звери утолят свой голод раньше, чем доберутся до тебя.

Молодой послушник зажмурился и приготовился принять страшную гибель, шепча молитву замёрзшими губами. Бедняга не видел, что серые глаза Бертана стали непроницаемо чёрными, как вода на дне старого колодца. Мальчик исподлобья, в упор смотрел на хищников.

Раздался тоскливый волчий вой, звери попятились, и вскоре, рыча и поскуливая, скрылись в заснеженной чаще. Жослен, наконец, решился открыть глаза и с удивлением, оглядел опустевшую поляну.

— Ах, Святая Франсуаза, Святой Бриак! Неужто мы живы! Глазам не верю, экое счастье избежать страшной смерти! Ну, малыш, хватай скорее верёвку, и уберёмся подобру-поздорову, с проклятого места.

А в обители, давно уже не находили себе места. Вот напасть, видно Жослен с мальчиком попали в беду.

— Ох, братья, вдруг бедняги замёрзли в лесу насмерть?

— Скажешь тоже, брат Паскаль. За работой холод не страшен, вот если только брат Жослен, помилуй Господь, подвернул ногу и лежит в снегу без всякой помощи! Уж верно мальчик не дотащит его из лесу.

— А может, Бертан засмотрелся на белку, или лисицу, да и потерялся? И бедняга послушник ищет его?

— Ах, дети мои, — покачал головой настоятель. — Не лучше ли, взять фонари и отправится на поиски, чем кликать беду на пропавших?

— Господин Венсан, да фонари наши давно опустели, масла не наберётся и на один.

— Так зажигайте палки с соломой, это поможет отпугнуть волков, что хозяйничают в зимнем лесу.

И когда Жослен с ребёнком подходили к монастырю, навстречу им двигалась целая процессия, освещая путь самодельными факелами.

Ну и чудесное спасение! Монахи вовсе позабыли, что остались без обеда и ужина. Всем хотелось послушать рассказ Жослена, и не упустить ни единого словечка. Братья уже не замечали, что холод струится по стенам кухни, и при каждом слове, изо рта вылетает облачко пара. Пожалуй, такое происшествие случается раз в жизни. Где это видано, что бы целая стая голодных волков, убралась восвояси, не тронув безоружных путников? Не иначе, Святые позаботились об их спасении. Удивительно, как это мальчуган не испугался. Любой взрослый на его месте, пустился бы наутёк, или завопил бы со страху на весь лес. Что и говорить, Жослен, укрывший ребёнка своим телом, и малыш Бертан — отчаянные храбрецы! Осталось только, прочесть молитву и отправиться на покой в холодные кельи.

Стоило толстяку Арману наведаться в деревню, как слухи о чудесном избавлении от смерти, молодого послушника и сироты из обители, разнеслись по всей округе. И рассказ обрастал подробностями, переходя от одного крестьянского двора к другому. Вскоре, каждый проезжающий мимо, слышал, как в зимний лес явились Святые, что бы прогнать волков и спасти одиноких путников. История дошла даже до старого барона Дагне и его дочери. Баронесса прослезилась, а старик так расчувствовался, что пропустил мимо ушей, по какой причине, монахи оказались в его лесу.

И вновь потекла неспешная жизнь скромной обители. Стены монастыря ветшали, с северной стороны, их давно облюбовал мох. В крыше дровяного сарая зияла дыра. Ставни рассохлись и жалобно скрипели, при малейшем ветерке. Словом, каждая поломка, наносила страшный ущерб, денег едва хватало пополнить запас провизии, где уж там думать о починке. Прошение о бедственном положении обители, отправленное старым Венсаном самому епископу, осталось без ответа. И настоятелю ничего не осталось, как отправить монахов, просить подаяние.

Беднягам предстояло проделать немалый путь, ведь в окрестных деревнях, зажиточных людей можно пересчитать по пальцам. Даже барон Дагне смог расстаться лишь с десятью экю⁴ и корзиной яблок. В один из дальних походов отправился и Бертан, упросив брата Паскаля взять его с собой. Вначале, всё шло, как нельзя лучше. Горожане охотно бросали медяки в глиняную кружку, что крепко прижимая к себе, держал мальчик. Экий молодец, совсем ещё дитя, а вместо шалостей, да глупых развлечений, ходит день-деньской по брусчатой дороге, собирая деньги, на благое дело. Но, на одной из рыночных площадей, за Паскалем и Бертаном увязалась целая ватага мальчишек, из тех, кто с утра до ночи бьёт баклуши и тянет всё, что плохо лежит.

Они уже давно заприметили монахов, и во что бы то ни стало, решили поживиться. Это лёгкая добыча, отвлечь старого, и обобрать малого. Зато в кружке полно звонких монет. Пожалуй, она набита до самого верха.

Стоило Паскалю и мальчику присесть возле коновязи, что бы немного подкрепиться, как перед ними возник вертлявый парнишка.

— Святой Отец, окажите милость. — Плаксивым голосом, прогнусавил он. — Моя сестра помирает, господин кюре⁵ ушёл крестить сына каретника. Покуда дойдёт очередь до нас, бедняков, сестра успеет помереть без покаяния.

— Ах, бедняжка, вот незадача, — пробормотал Паскаль. — Ну, ничего, я навещу несчастную. Бертан, сынок, подожди меня здесь, если больная так плоха, пожалуй, дело не затянется надолго. А ты, пока передохнешь немного.

— Идите за мной, господин, — шмыгая носом, сказал мальчишка. — Я мигом проведу вас, тут рядом.

И Паскаль направился за своим провожатым. Юркий парень, шнырял из одного узкого переулка в другой, словно пронырливый мышонок. Вскоре, монах совсем запутался в бесконечных улочках и проулках. А хитрый мальчишка шмыгнул в подворотню и был таков.

Тем временем, остальная братия, что непременно решила разжиться деньгами, и покуражиться над тем, кто не сможет ответить, окружила Бертана.

— Эй ты, святоша, давай сюда кружку с монетами, и проваливай, если не хочешь получить тумаков.

Бертан окинул взглядом жадные лица:

— Нет, это деньги для обители, и я отдам их только нашему настоятелю.

— Ой, умора! Со смеху помереть можно! Что ты там пропищал, церковный мышонок?

— Я отдам деньги, только господину Венсану. — Спокойно повторил Бертан.

— Ну и наглец! — Выкрикнул самый рослый из мальчишек, по прозвищу Додо Бродяга. — Видно монахи не выучили тебя хорошим манерам. Ну, не беда, сейчас мы мигом поправим дело. Глядите, братцы, как этот слюнтяй, с девчачьими локонами, начнёт умолять о пощаде, после славной трёпки. Старый разиня монах, которого ловко провёл наш Николя, пожалуй, и не признает этого крысёнка с разбитым носом и заплывшим глазом.

Предводитель маленьких негодяев, ухмыльнулся. Он подмигнул подельникам и, сжав кулаки, ринулся к добыче.

Бертан даже не шевельнулся, он смотрел в упор на обидчиков, и серые глаза его потемнели. Увесистый кулак Додо так и не достиг цели, руки беспомощно повисли, словно плети. Бродяга дёргал плечами, растерянно поворачивался из стороны в сторону, а руки его болтались словно у тряпичной куклы. Глаза Додо наполнились страхом, ватага мальчишек растерянно таращилась на своего предводителя. Что за внезапный недуг напал на Бродягу? Додо готов был завыть от ужаса, слёзы градом покатились по его лицу. Он метнулся к дружкам, видно надеясь на помощь, но те попятились, и в страхе, бросились врассыпную. Бродяга бросился за ними, нелепо покачиваясь и спотыкаясь о каждый камешек.

И тут, на дороге показался Паскаль, он шёл торопливо, утирая вспотевшее лицо.

— Ах, Бертан, хвала Деве Марии, с тобой всё в порядке. С тех пор, как пронырливый негодник сманил меня неизвестно куда, я боялся, что ты станешь лёгкой добычей жуликов и пройдох. Никто не обидел тебя, сынок?

— Нет, брат Паскаль, я мирно дожидался вашего возвращения.

— Вот радость! Наша кружка с монетками цела. Молодец, что сберёг её, мальчик. Наверняка, ни мало желающих нашлось бы отобрать деньги у беззащитного ребёнка.

— Должно быть, вы правы, брат Паскаль, здесь пробегала ватага мальчуганов, но, видно зла у них в мыслях не было. — Невозмутимо проронил Бертан.

Паскаль кивнул и осенил себя крестом:

— Ну, пойдём же дальше, сынок, дотемна успеем добраться до деревни, и заночевать у добрых людей.

А Додо, завывая от страха, успел добежать до речки, и распугать своим видом сердитых прачек, что полоскали белье. Плюхнувшись в воду, Бродяга завыл ещё громче и отчаянно заколотил руками, подняв целый фонтан брызг. Только сейчас он почувствовал, что руки его вновь стали прежними. Радость от чудесного исцеления так захватила Додо, что он терпеливо снёс несколько ударов мокрым бельём по спине, от рассерженных прачек. Это приключение надолго отбило у Бродяги желание поживиться чужим добром.

Обитель продолжала вести свою неспешную жизнь. Собранных денег хватило на новую солому, что бы перекрыть крышу сарая, да на покупку нескольких мер угля к зиме.

Старик Венсан учил Бертана грамоте, и тот часами, старательно выводил буквы гусиным пёрышком. Паскаль учил мальчика плотничать, Готран стряпать. Мишель показывал, как правильно заботиться о домашней птице, и седлать лошадь. Словом, каждый, кто владел ремеслом, старался научить Бертана тому, что знал сам. Видно, такая учёба шла на пользу. К двенадцати годам, мальчик не хуже взрослого, справлялся с любой работой. Что же делать, раз он сирота? Вдруг решится покинуть обитель. Такого ловкого и умелого работника возьмут с радостью. Он всегда сможет заработать себе на хлеб. А там, возможно женится, да получит за женой в приданое корову, или надел земли. Но Бертан, лишь качал головой, ему вовсе не хотелось, до старости, сидеть на одном месте. Вот бы отправиться в путешествие на корабле, да повидать разные страны.

Монахи, тотчас обрушивались на старого Марселя. Это негодный старик забивает мальчонке голову россказнями о путешествиях. В молодости, Марсель служил на корабле герцога Дюкре, и частенько вспоминал о славных походах по морю.

— Не слушай его, Бертан, — увещевали монахи. — Что хорошего болтаться по воде, словно щепка? Человеку пристало жить на суше, а не изображать из себя рыбу. И до добра такая жизнь не доведёт. Взглянуть хотя бы на старика Марселя, у него ни кола ни двора, ни семьи, ни детей, что могли бы позаботиться о нем в старости. Только благодаря доброте господина Венсана, несчастный скиталец не помер на дороге, а нашёл приют в обители.

Но мальчик, каждую свободную минуту, шёл к старику, и зачарованно слушал очередной рассказ о морских путешествиях.

Однажды, в погожий летний день, небо вдруг заволокло тучами и хлынул ливень. Монахи, в спешке бросились собирать ягоды, уложенные для просушки, и торопились укрыться от дождя под навесом, как в ворота раздался стук. Не успел Арман отпереть дверь, как сильный удар сбил его с ног.

— Вот проклятый боров! Битый час копался с замком, верно, ждал, пока знатные господа вымокнут до нитки! — Грубо крикнул человек, в богатой и нарядной одежде. За ним, во двор обители, ввалилось ещё несколько таких же щёголей. Их лошади были забрызганы грязью, по самое брюхо, и устало топтались возле ворот. Развязным и наглым господином, что по-хозяйски покрикивал на всех, был маркиз Лавасьер.

О нем, давно уже шла дурная слава. Все дни он проводил в кутежах и попойках. И раз за разом, его развлечения становились более жестокими. Словно, ему и его дружкам, доставляло удовольствие глазеть на чужое горе. Да отчего же не поглумиться над бедняками? Господь видно нарочно создал их, на потеху знатным господам. И никакие жалобы и прошения самому королю, не могли остановить Лавасьера. Ещё бы, жизнь при дворе так скучна, а маркиз, всегда имеет в запасе пару историй о своих «подвигах». И королевская свита покатывалась со смеху, слушая очередной рассказ.

В это раз, Лавасьеру и его прихвостням, вздумалось поохотиться в лесу провинции, где они ещё не бывали. Господа с утра, так славно угостились вином, что не смогли изловить даже жалкого кролика. Да ещё, ниоткуда хлынул проливной дождь, дороги размыло, лошади скользили в жидкой грязи. Тут то, на беду, им и попалась старая обитель.

Монахи бросились поднимать Армана, а дружки маркиза так и корчились от смеха.

— Вот умора, господин Лавасьер! Я давно так не хохотал!

— Господин маркиз знает толк в пинках, этот толстяк завалился, словно тюк сена!

— Ох, господа, у меня уже слезы выступили от смеха, этот жирный боров упал носом, прямо в грязную лужу!

— Грешно сеньорам смеяться, над тем, что причиняет боль, — нахмурившись, произнёс Жослен. — Если вам нужно укрыться от дождя, и обсохнуть, обитель, с радостью, приютит каждого, но придётся унять громкое веселье и злословие, вы пришли в монастырь, дом Божий.

— Что? Господа, мне послышалось, или этот щенок в задрипанной хламиде, вздумал меня поучать? Меня, маркиза Лавасьера! — Воскликнул щёголь. — А не научить ли хорошим манерам, это нище отродье?

Его дружки, ухмыляясь, обнажили шпаги, в предвкушении новой забавы.

— Гоните этих олухов в сарай, да подоприте хорошенько двери, — вскинув голову, приказал маркиз. — Пусть посидят там, пока не научатся, с почтением встречать знатных господ. А этого щенка, что вздумал меня поучать, свяжите верёвкой, да покрепче.

Угрожая шпагами, дружки Лавасьера затолкали в дровяной сарай Готрана, старика Марселя, Паскаля и беднягу Армана, который еле перебирал ногами. Связанного Жослена, господа наградили таким пинком, что несчастный кубарем покатился по земляному полу.

— Если, хотя бы слово, я услышу из вашей жалкой конуры, — крикнул вслед пленникам маркиз, — велю поджечь сарай.

Брату Мишелю, господа приказали проводить их в зал и подать вина и закусок. Мишель принёс кувшин наливки из ягод, немного яблок и кусок козьего сыра.

— Ах ты, проклятый разиня! Воображаешь, что мы должны утолить голод, обедом для нищих? — Воскликнул маркиз.

— Эти церковные крысы совсем обнаглели! — Подхватили собутыльники Лавасьера. — Пусть немедля подадут жареных гусей и паштет!

— Почтенные господа, — произнёс растерянный Мишель. — У нас нет другой еды.

— Как бы ни так, наглец, я сам слышал, как в загоне гогочут гуси, — высокомерно сказал шевалье Перрен. — Даём тебе четверть часа, что бы исправить дело.

Бедняга Мишель, что с таким трудом и заботой, растил трёх гусаков, купив у крестьян совсем маленьких птенцов, умоляющее посмотрел на маркиза и покачал головой.

— Что! Ты не хочешь накормить знатных господ, как полагается? — Прошипел маркиз. — А ну, Перрен, Ришар, Шаброль, покажите этому неучтивому ослу, как ощипывать гусиную тушу!

Несчастный Мишель, со слезами на глазах, умолял оставить птицу в покое, но дружки маркиза, лишь хохотали, пытаясь поймать гусей. Подвыпившие прихвостни Лавасьера, повалили ограду загона, за оградой обрушился навес, что старательно строил Мишель, укрывая птиц от дождя. Гуси, в страхе метались по двору, растопырив крылья, перья летали вокруг, словно снежная буря. А маркиз, глядя в окно на это бесчинство, лишь посмеивался, да ещё больше науськивал дружков.

Шум и грохот во дворе долетел в келью настоятеля, что пряталась в самой дальней галереи монастыря.

— Бертан, мальчик мой, пойду, взгляну, что там приключилось, уж слишком шумят братья. — Сказал Венсан.

— Я могу сбегать и посмотреть, Святой Отец, — почтительно ответил мальчик. — Ведь вам нелегко спускаться с лестницы.

— Отрадно, сынок, что в твоём сердце живёт сострадание, — улыбнулся старик, погладив Бертана по голове. — Но, человек должен ходить сам, пока его ноги в состоянии сделать хотя бы шаг. А тебе нужно закончить целую страницу книги.

Настоятель тяжело опёрся на посох и медленно направился по галерее обители. Бертан проводил взглядом сгорбленную фигуру старика и решил таки прервать своё занятие. Не ровен час, бедняга Венсан оступится на узкой лестнице. И мальчик тайком направился за ним.

Тем временем, маркизу наскучило смотреть, как его прихвостни носятся по двору, в безуспешных попытках, изловить хотя бы одного гусака. И Лавасьер придумал новое развлечение. Разве не смешно, охотничьей плетью, сбивать с полок кувшины и глиняную утварь?

Вдоволь повеселившись во дворе, дружки маркиза, с радостью, принялись за новую забаву. А ну, удастся ли сбить кувшин с самой верхней полки, запустив в него камнем? Эгей, кто самый меткий? Вот потеха, черепки так и брызнули в стороны. А ну ещё!

Когда настоятель спустился вниз, его глазам предстала картина полного разорения. Пол усеян черепками, стены в пятнах, от пролитого вина и чудесного масла, что монахи кропотливо собирали для праздника всех Святых. Мешок с мукой, господа видно проткнули шпагой, и больше половины успело просыпаться на пол.

— Что здесь творится? — Воскликнул, поражённый разгромом, настоятель. — Господа путники, я не стану взывать к вашей совести, но лучше, если вы немедля покинете это место. А мы с братьями помолимся, что бы господь не оставил вас милостью.

— Это ещё что за старикан явился читать нам проповеди? — Усмехнулся Лавасьер.

— Должно быть, здешний настоятель, — хихикнул Перрен. — Он так стар, что, пожалуй, его сутана покрылась мхом.

Дружки маркиза так и покатились с хохоту.

— Право, господа, раз монахи не смогли развлечь гостей, пусть нас потешает настоятель. — Лицо маркиза скривила гримаса жестокой радости. — А ну, старик, спляши нам бурре⁶, да посильнее топай своими деревянными башмаками, что бы крестьяне слышали, какое веселье царит в этой дыре.

Маркиз схватил несчастного старика за плечи и тряхнул так, что Венсан Марель выронил посох, и едва удержался на ногах.

— Будешь ты, наконец, плясать, нудный святоша! — Крикнул Лавасьер, и со всей силы толкнул настоятеля. Бедный старик взмахнул руками и рухнул, как подкошенный. Лишь чудом, подскочивший Бертан сумел удержать несчастного, иначе старику не миновать верной смерти от удара о каменный пол.

— О, господа, глядите-ка, эти монахи появляются из всех щелей, словно амбарные крысы! — Захохотал Ришар. — Теперь прискакал мальчишка.

— А славные локоны у этого щенка, — хихикнул Шаброль, поглядывая на длинные, густые волосы мальчика. — Надо бы срезать их и подарить моему лакею для парика.

И сеньоры вновь оглушительно захохотали. Тем временем, Бертан, что стоя на коленях, бережно придерживал обессилевшего настоятеля, в упор уставился на господ. Глаза его потемнели, словно безлунная ночь.

— Маркиз жаждал танцев? — Послышался низкий, глухой, словно из самой преисподней, голос. — Так спляши сам.

И вдруг, к полному удивлению господ, Лавасьер притопнул ногой, взмахнул руками, и начал отплясывать бурре, отчаянно постукивая нарядными башмаками.

Дружки маркиза застыли в изумлении. А Лавасьер продолжал танцевать, словно паяц в балагане, нелепо задирая ноги и прищёлкивая пальцами. Глаза его наполнились ужасом, все усилия прекратить проклятую пляску были тщетны. По лицу его градом катился пот, от разгорячённого тела валил пар, но, жуткий танец не заканчивался.

Ошалевшие прихвостни маркиза, очнувшись, попытались броситься ему на выручку, но оказалось, что никто из них не может сдвинуться с места. Ноги намертво приросли к полу. Нижняя часть туловища словно окаменела. И в безуспешных попытках сделать хоть один шаг вперёд, они лишь сгибались в поясе, да беспомощно размахивали руками.

Старый настоятель, в испуге смотрел на эту нечеловеческую пляску, но случайно взглянув на Бертана, старик пришёл в ужас. Глаза мальчика были черны, как мрак подземелья, и хищная усмешка кривила его губы.

А маркиз продолжал танцевать. Глаза его закатились, видно было, что силы его на исходе и только смерть остановит жуткую пляску.

— Бертан! — В отчаянии крикнул настоятель! — Очнись, ради всего святого, останови это!

Мальчик вздрогнул, и отец Венсан, с удивлением увидел, что глаза Бертана вновь ясного серого цвета, и злобная насмешка исчезла с лица.

Меж тем, в дровяном сарае, монахи освободили от верёвок Жослена. После трёх неудачных попыток, парню удалось проделать в крыше дыру, и выбраться из заточения. Теперь ему хватило и нескольких минут, что бы освободить остальных. Прихватив серп, заступ, а то и просто увесистое полено, монахи, во что бы то ни стало, решили прогнать непрошеных гостей. Но стоило им подойти к дверям, ведущим в трапезную, как на пороге показались дружки маркиза. Лица их были перекошены страхом, они волоком тащили бесчувственное тело Лавасьера, ежеминутно оглядываясь и вздрагивая от каждого шороха.

Увидав Жослена с серпом в руках и толстяка Армана, с заплывшим глазом, вооружённого поленом, как господа заблеяли словно овцы.

— Смилуйтесь, святые отцы, не лишайте нас жизни! — Голосили Шаброль, Перрен и Ришар. — Дайте нам мирно уйти восвояси, простите, что нанесли урон обители. Вот, возьмите деньги, всё, что у нас есть с собой, возьмите! Смотрите, тут полно золотых луидоров⁷ и серебряных экю, заберите их в плату за разорение. Только позвольте нам покинуть монастырь живыми!

Монахи, оторопев, смотрели на кошели, что знатные господа побросали прямо на землю, на белого и недвижимого маркиза, повисшего на руках дружков, как порожний мешок. Они так и стояли, открыв рты, пока господа не скрылись за воротами обители.

Первое время, настоятель Венсан ни в какую не соглашался потратить деньги, что оставили господа. «Это деньги мошенников и разбойников», — уверял старик. — «Они не пойдут впрок». Но монахи впервые решились спорить с господином Марелем.

— Святой Отец, разбойники оставили нас совсем нищими, разорив всё, что попалось им на глаза!

— Как мы сможем пополнить запасы, у нас и миски то целой не осталось!

Скрепя сердце, старик вынужден был согласиться с братьями, но при этом, велел несколько луидоров пожертвовать беднякам и нищим. Пусть, хотя бы немного, перепадёт несчастным, от господской прихоти.

Кошели Лавасьера и его дружков были отказу наполнены звонкими монетами, пожалуй, столько денег никому из обители и не случалось до этого держать в руках. Хватило и на починку загона и на уголь к зиме. На новые горшки и кувшины, на свечи и муку. Да мало ли нужных вещей можно купить, с таким богатством.

И жизнь в монастыре вновь стала неспешной и покойной. Монахи вообразили, что нечестивцев постигла заслуженная кара. Разве можно бесчинствовать в святом месте? Но настоятель, вспоминая глаза мальчика и жуткий голос, который услышал он в день разбоя, не мог спокойно заснуть. Неужто зло, что таилось в Бертане, вновь вырвалось наружу? Выходит, все труды, и забота о чистой душе ребёнка пошли прахом? А он столько лет лелеял мысль, что страшное превращение, ему почудилось.

Старик Венсан с грустью смотрел в ясные глаза своего любимца и тяжко вздыхал.

— Святой Отец, — почтительно произнёс Бертан. — От чего вы стали так грустны последнее время? Не от того ли, что разбойники понесли заслуженную кару?

— Ты сам начал этот разговор, сынок, — покачал головой настоятель. — Видит Бог, я надеялся, что зло, сидящее в тебе, побеждено молитвами и крещением. И думал, что ты сам не властен над ним. Но, теперь я знаю, что решать, когда и где этому злу показать свои когти, властен только ты. Может, оно и к лучшему, с Божией помощью, Бертан, ты можешь постараться, избавиться от него навсегда.

— Но, господин настоятель! — Воскликнул мальчик, — видно зло, живущее в моей душе, ничуть не страшнее того, что отравило душу маркиза и его дружков. Хорош бы я был, обратись к разбойникам с одним лишь добрым словом. Пожалуй, ни вас, ни меня и в живых то не осталось.

— Ах, Бертан, сынок! Ты терзаешь мою душу этими словами! Не я ли учил тебя добру и прощению? Разве тебе дано право, единолично вершить правосудие и карать виновных?

— Господин Венсан! Вы же знаете, что я искренне люблю и уважаю вас! Но разве моя вина, что родился я таким, какой есть?

Глаза старика наполнились слезами:

— Бедный мой мальчик, в каждом из нас таится и зло и добро. Я лишь хочу, что бы твоя душа была чистой, и совесть не мучила тебя по ночам. Человек, что сеет горе, и страдание не может быть счастлив. А я, всей душой, хочу счастья для тебя. Я боюсь за твою жизнь, Бертан! Если люди узнают о твоём изъяне, ты будешь, отвергнут и проклят всеми. Тебя ждёт горькое одиночество, или смерть на костре! Каждую минуту я молю за тебя всех Святых. Боль и страх терзает меня день и ночь.

Бертан склонился к руке старика и прикоснулся к ней губами.

— Не мучаете себя горькими мыслями, Святой Отец, я постараюсь прожить достойную жизнь. И вовсе не собираюсь наводить ужас, и губить род людской. Будь я приспешником демонов, то, пожалуй, не смог бы прожить столько лет в святом месте.

Венсан Марель улыбнулся и погладил мальчика по голове.

— Иди с миром, мой дорогой Бертан, я верю, что сможешь избавиться от тёмной частички твоей души.

Мальчик почтительно поклонился и уже стоя на пороге кельи, произнёс:

— Конечно, господин настоятель, надеюсь, мне никогда больше не придётся будить сидящие во мне силы зла. — Бертан прикрыл дверцу. — Если, вновь не решу покарать виновных. Ведь торжество справедливости важнее способа его достигнуть. — Вполголоса добавил он.

Больше никакие события не нарушали мирную жизнь монастыря. До монахов долетали отрывочные слухи, что знаменитый маркиз Лавасьер, что однажды решил поохотиться в здешних угодьях, вернулся в свой замок немощным и больным. Никто из лекарей не смог найти причину странного недуга. Несчастный больной, в одночасье обездвижил и лишился речи. Все дни он лежал в кровати, и только когда в окно его спальни доносились звуки бурре, что отплясывала по праздникам прислуга, глаза Лавасьера наполнялись слезами. Его дружки, Шаброль, Перрен и Ришар, вовсе отказались от кутежей и попоек. Они стали самыми ретивыми прихожанами церкви и часами простаивали на коленях, выпрашивая прощения и милости. Еда их отныне была скромной, а милость раздаваемая беднякам, щедрой. Вскоре, о них только и говорили, как о примере добродетельной и благочестивой жизни.

Старый настоятель по-прежнему искренне любил Бертана, но ночами, тоска и предчувствие беды сжимали его сердце. Как уберечь мальчика от зла, что, несомненно, таится в нем? Венсан часами листал книги, пытаясь найти ответы на свои нескончаемые вопросы. Бертан никак не подходил под описание приспешников тьмы. Но, странный кулон на его шее… Осина — верное средство от нечисти, а мальчик спокойно носит украшение долгие годы. К тому же, на кулоне изображён крест. Да и листья платана, издавна призваны защищать от ядов и дурного глаза. Вот горе! Несчастный старик никак не мог разобраться. Не оставить ли это бесполезное занятие? Ведь настоятель искренне привязался к найдёнышу и любил его всем сердцем.

Обитель, затерянная в лесу, с каждым годом ветшала, стены и ограда осыпались. Все попытки монахов поправить дело, походили на усилие портняжки, что ставит заплату на истлевшее полотно. И настоятель Венсан, словно угасал вместе с монастырём Старик почти не выходил их своей кельи, видно было, что эту суровую зиму, тщедушный господин Марель не переживёт Бертан каждую свободную минуту навещал старика, иногда и вовсе забывая про сон и еду.

Настоятель по-прежнему называл его «мой мальчик», хотя Бертану минуло семнадцать лет, и, входя в келью, ему приходилось склонять голову, что бы не задеть дверную балку.

В один из морозных зимних вечеров, в монастырские ворота отчаянно постучали. И вскоре, на пороге кухни, где монахи сидели возле очага, в надежде согреться, появился Мишель с незнакомцем.

Братья пустили путника ближе к огню, видно было, что бедняга промёрз до костей. Его истрёпанная накидка, сплошь усыпана снегом, обвисшие поля старой шляпы почти скрыли лицо. Несчастный дрожал всем телом и испуганно оглядывался по сторонам. Увидав на стене деревянное распятие, незнакомец бросился к нему, упал на колени и стал бессвязно бормотать:

— Сюда они не придут… нет, они не посмеют пробраться за монастырские стены! Святая Дева, Святой Франциск, защитите меня!

Монахи удивлённо переглянулись.

— Эй, господин, с вами должно быть беда приключилась? — Спросил Арман.

Незнакомец, окинул его безумным взглядом и вновь забормотал:

— Нет… сюда им не добраться! Я нашёл надёжное место!

— Послушайте, господин! Да объясните же толком, что с вами приключилось! — Воскликнул Франсуа. — Вы приговариваете, словно помешанный, даже имени своего не назвали! А меж тем, видно, что вам необходима помощь!

Гость, словно очнулся, он присел на краешек скамьи, и, оглянувшись на дверь, прошептал:

— Меня хотят убить…

Монахи так и застыли от удивления.

— Должно быть, за вами гнались бродяги, в надежде поживиться, — пробормотал Мишель.

— Нет. — Покачал головой незнакомец. — Бродяги не напугали бы меня до полусмерти.

— Вы говорите загадками, — воскликнул Жослен. — Лучше подвиньтесь ближе к огню, да выпейте подогретого вина. Когда окончательно придёте в себя, так расскажите нам по порядку свою историю. А то от ваших причитаний, и нам становиться не по себе.

Братья терпеливо дождались, когда незнакомец осушит кружку до дна. Бедняга видно согрелся, он снял свою старую шляпу и развязал тесёмки накидки. В его тёмных волосах поблескивали седые пряди, худое лицо выглядело измождённым Глаза несчастного покраснели, словно он не спал несколько ночей кряду.

Незнакомец вздохнул и тихо произнёс:

— Меня зовут Пьер Катель. Я служил лакеем у знатных господ. Но, не просите меня назвать имя моего хозяина и место, где шла моя служба.

— Должно быть, с вашим хозяином беда приключилась, господин Катель?

— Да, вы правы, с ним произошло несчастье, — покачал головой незнакомец. — А теперь и мне грозит гибель.

— Может, мы сумеем помочь вам? — Спросил Жослен. — Если конечно, вы расскажите что произошло.

— Нет, нет! Ни за что. Не судите меня, добрые люди, но я никому не смогу поведать правды. Я дал обет молчания, поклялся на распятии в своей верности. Теперь, я хочу лишь одного, покинуть страну и избавиться от кошмара всей моей жизни.

Монахи переглянулись.

— Если вы, господин Катель, не совершили никакого преступления, от чего же скрываться?

— Я? Преступление? Да я за всю жизнь мухи не обидел. Был верным слугой и честным человеком. Вот за эту верность, теперь мне и приходится платить.

— Ах, господин Катель, вы говорите загадками, битый час мы пытаемся понять, что вам грозит.

Гость окинул сидящих взглядом, полным тоски и безысходности:

— Они хотят, что бы я помог им отыскать детей. Только я знаю особую примету. Но я отказался и теперь, они решили убить меня.

Монахи вновь переглянулись.

— Да что это за люди, которые готовы погубить человека, только за отказ в помощи?

— Они не люди… — Прошептал Катель, опустив голову.

По лицу было видно, что больше ни слова не получится вытащить из ночного гостя. Видно, он и впрямь дал обет молчания, и готов хранить верность своему слову. Как ни старались монахи, ничего больше не смогли добиться они от Кателя.

Когда в кухню спустился Бертан, Франсуа шёпотом поведал ему о ночном госте.

— Мир вам, господин, — произнёс юноша. — Я вижу, тяжёлая дума мучает вашу душу. Братьям вы открыться не желаете, может быть, господин настоятель выслушает вас?

— Ну, уж, хватил! — Воскликнул Жослен. — Господин Венсан еле жив, разве достанет у него сил выслушивать покаяние?

— Эх, брат Жослен, разве тебе решать такое? Представь, как настоятель огорчится, узнав, что нуждающийся остался без помощи. Это сведёт его в могилу быстрее, чем исповедь несчастного.

Монахи согласно закивали головами.

— Бертан прав, спорить нечего.

— Идите за мной, господин Катель, — сказал Бертан и направился к лестнице.

К всеобщему удивлению, гость с готовностью повиновался. Ну и дела, то боялся вымолвить лишнее слово, то охотно согласился на исповедь, право слово, чудеса.

Пьер Катель пробыл в келье настоятеля больше часу. Всё это время, Бертан ходил по галерее, терпеливо ожидая конца разговора. Когда ночной гость, наконец, покинул келью, лицо его было спокойным и полным решимости.

— Не знаю вашего имени, юноша, но, хочу поблагодарить вас от всего сердца!

— Меня? — удивлённо вскинул брови Бертан.

— Да, вас, благодаря вашей настойчивости, я смог поговорить со Святым отцом, и теперь, на душе моей не так тяжко. А когда мне удастся покинуть страну, надеюсь, станет совсем легко. Постойте-ка, мне кажется знакомым ваше лицо! Хотя… Нет, пожалуй, мои измученные глаза сыграли со мной злую шутку. Да, да, мне померещилось это сходство. Тот, о ком я думаю, не мог оказаться в монастыре. Не мог…

Незнакомец поклонился и поспешил вниз.

Гостя устроили на ночлег, тишина окутала обитель. Лишь скрип рассохшихся ставней и шорох ветвей, нарушали сонный покой. Бертан сидел с книгой возле ложа настоятеля, готовый, в любую минуту, подать кружку с липовым отваром, или поправить тощую подушку, что бы старику было удобнее. Глаза его слипались, и юноша сам не заметил, как задремал. Тихий шёпот старика заставил его мигом очнуться.

— Мальчик мой, — еле слышно прошелестел старик — Я не могу открыть тебе тайну исповеди, но, мне кажется, что тебе надо покинуть обитель и постараться найти свою родню.

— Родню? Людей, что оставили беззащитного ребёнка одного у монастырских ворот?

— Никогда не осуждай, не зная всей правды, сынок. Возможно, в горе и отчаянии, твоим родным не приходилось выбирать.

— Не знаю, может вы и правы, Святой Отец. — Нахмурился Бертан. — Но все эти годы, мои родные не искали меня, отчего я сейчас начну это занятие?

— Послушай, мой дорогой, ты знаешь, что сил у меня осталось мало, постарайся не спорить, и просто выслушать. А не думаешь, ты, что на свете есть ещё один ребёнок, что, так же как и ты, был оставлен на попечение случайных людей? Маленькая девочка, что доводится тебе родной сестрой.

Бертан с удивлением смотрел на старика, не в силах произнести ни слова.

— Сынок, разыщи бедняжку, вам надо держаться вместе. Поодиночке, вы попадёте в страшную беду, да и сами принесёте ни мало зла людям.

— Ох, господин настоятель… — Глухо пробормотал Бертан. — Не требуйте от меня сейчас ясного ответа. Голова моя словно в тумане, я вовсе не ожидал услышать подобное.

— Конечно, сын мой, я и не гоню тебя в дорогу, пока ты хорошенько не поразмыслишь над моими словами. Но, если станешь искать несчастное создание, запомни, на девочке должен быть такой же деревянный кулон, что и у тебя. Если малютка жива, ей должно быть около пятнадцати лет в эту пору. Но никому, слышишь, никому не говори об этом! И будем надеяться, что девочка попала к добрым людям, что растят её в любви, как родную дочь.

Старик устало прикрыл глаза, видно разговор совсем утомил больного.

— Вам следует поспать, Святой Отец, — заботливо проговорил Бертан. — Мы продолжим беседу в другое время.

— Другого времени у меня не будет, мой мальчик, — через силу улыбнулся старик. — Прошу тебя исполнить ещё одно поручение. Скажи Жослену, что бы взял нашу лошадь с повозкой, и отвёз господина Кателя в гавань. Везти его надо тайно, переодевши монахом. И пусть непременно дождётся, когда несчастный Пьер окажется на судне, идущем в Британию, или Новый Свет. Он добрый и честный человек, ему необходима наша помощь.

— Я всё сделаю, господин Венсан, могу сам проводить Кателя, со мной он будет в безопасности.

— Нет, нет, сынок, я хочу, что бы ты побыл со мной до последней минуты.

— Конечно, Святой Отец, я не покину обитель, пока вам не станет лучше.

— Мой добрый Бертан, тебе придётся покинуть её очень скоро, завтра на закате, меня не станет.

Юноша не успел ничего возразить, как старик приподнял ладонь, словно прося тишины.

— Не надо слов, мальчик, достаточно знать, что в душе твоей живёт добро и сострадание. Иди с миром, в эту ночь я буду спать спокойно, я знаю, что исполнил свой долг. Я хочу помолиться за тебя и твою сестру.

Бертану ничего не осталось, как смириться с решением Венсана Мареля и постараться исполнить всё в точности. На рассвете, Пьер Катель одевшись монахом, и надвинув капюшон как можно ниже, отправился в путь вместе с Жосленом. К вечеру завтрашнего дня, они должны будут добраться до гавани. Осталось смотреть в оба, да молиться, что бы старая повозка выдержала дорогу.

Наступивший день выдался промозглым и ветреным. Несчастный старик задыхался в своей келье. Ни согретые кирпичи, заботливо уложенные Арманом, к ногам настоятеля, ни липовый отвар, ни травы, что жгли монахи возле ложа отца Венсана, никак не облегчали его состояние. Бертан не находил себе места, в тоске он посматривал в узкое окно, на заходящее солнце. Всё случилось в точности, как и предупреждал старик, стоило отблескам заката окрасить верхушки деревьев, сердце Венсана Мареля остановилось.

Печаль окутала обитель, горестно вздыхая, монахи принялись читать молитву по усопшему, тихонько перебирая чётки. Бертан выбежал из часовни и пропадал где-то битых два часа. Когда он вернулся, братья заметили, что глаза его блестят от не пролитых слез, а губы упрямо сжаты.

— Братья, Святой Отец перед смертью дал мне поручение, я дождусь Жослена и похорон господина Венсана, а после покину обитель навсегда, — мрачно произнёс он.

— Зачем тебе уходить, Бертан, ты же вырос в нашем монастыре, для нас ты как родной сын! — Воскликнул Арман.

— Да, я чувствовал себя родным в этих старых стенах. И от всего сердца благодарен каждому из вас. Вы стали моей семьёй на долгие годы. Благодаря вам я остался жив и вдосталь получил любви и самой искренней заботы. Я всегда буду помнить об этом. Но моя судьба предрешена, я поклялся господину Венсану и обязан выполнить его последнюю волю. Больше мы не станем обсуждать это, мне слишком тяжело и горько.

После этих слов, ничего не осталось братьям, как вздыхать, да сокрушаться, что со смертью настоятеля, на них так и посыпались неприятные вести.

Безрадостным стало и возвращение Жослена. Понурившись, вошёл он в часовню и долго молился.

— Ну, что, брат Жослен, проводил ты гостя как положено?

— И, да и нет, братья. Сдаётся мне, что несчастный всё-таки был не в себе. Видно Господь совсем лишил его разума.

— Как это, да расскажи толком! — Проворчал Франсуа. — Мы и так расстроены смертью настоятеля, обитель погрузилась в тоску, да ещё ты приехал, что бы мучить нас загадками.

— Да какие уж загадки, братья! Всё ясно, как светлым днём Мы чудно добрались до места, путь был спокоен, колесо ни разу не соскочило с оси. Я уж было обрадовался, что нас охраняют Святые. В гавани не проходив и часа, нашли торговое судно, что отправлялось прямиком в Британию, и капитан согласился взять Кателя всего за десять серебряных экю. Наш гость взошёл на борт и помахал мне рукой. Я совсем уж было собрался восвояси, но решил поглазеть, как разгружают лодки у причала. Вдруг услышал, как бедняга Катель кричит. Вся гавань застыла в испуге от его воплей. Он метался на палубе как помешанный. Лицо было бледным, волосы развевались. Несчастный Пьер вдруг ринулся к носу корабля, вскочил на мостик, оттолкнув капитана и, указывая пальцем в толпу зевак, с криком: «Никогда вам меня не поймать. Я ухожу туда, где даже вы бессильны, проклятые!» — бросился в море. Толпа охнула, завизжали женщины, матросы мигом спустили на воду шлюпку. И вот незадача, упади бедный Катель в другом месте, так остался бы жив. А он угодил прямо на огромный камень, что был скрыт водой. Словом, когда моряки вытащили тело, вся голова Пьера была в крови.

Монахи испуганно осенили себя крестом. Вот беда, такая нелепая гибель в шаге от спасения. А может, господин Катель и впрямь увидал на берегу своих преследователей?

— Вряд ли, — покачал головой Жослен. — В толпе стояли такие же зеваки, как и я. Обычные крестьяне, рыбаки и торговцы. Даже господская карета остановилась поглазеть на происшествие. Правда, когда тело Кателя вытащили на берег, знатные господа мигом задёрнули занавесочки и покинули берег. Видно такое зрелище им не по нраву.

— Пожалуй, ты прав, брат Жослен, должно быть несчастный страдал душевной болезнью, прими, Господь, его душу. — Пробормотали монахи.

Выслушав рассказ, Бертан помрачнел ещё больше. Вот беда, значит, поручение господина Венсана так и не исполнили. Но, братья, пожалуй, правы, несчастный Пьер Катель был безумцем. Ведь никто так и не увидал его преследователей, возможно, они были лишь плодом его больного воображения.

На похороны настоятеля, явились крестьяне из близлежащих деревень и баронесса Дагне, в скромной повозке. Старый барон уже не решился покинуть замок, он прислал три кувшина вина и небольшой отрез белого шелка, что так долго берег для свадьбы дочери. Теперь этим шёлком покрыли гроб с телом старика Венсана.

После всех положенных служб и заупокойной мессы, Бертан простился с братьями. Он получил от них крошечный кошель с медяками и добрые напутствия. Юноша покинул обитель с решительным видом и уверенно шагал по дороге, пока его можно было разглядеть с монастырской галереи. Но скрывшись из глаз братьев, Бертан замедлил шаг. Куда же идти? Хорошенькое указание, искать сестру, даже имени которой он не знает. Да бедняжка может выглядеть как угодно, мало ли девочек подростков живёт в деревнях. А если её удочерили горожане, ещё того лучше, крестьянские семьи на виду, а в большом городе, должно быть не знают как звать соседей живущих через улицу. Или чего доброго придётся обойти все сиротские приюты королевства и женские монастыри в придачу.

А не бросить ли это безнадёжное дело? Может несчастной и в живых то нет. Или она живёт припеваючи у славных людей и ей даже не известно, что она не родная их дочь. Бертан пожал плечами и решил направиться, куда глаза глядят, а там видно будет. Может он и впрямь, как мечтал, наймётся на шхуну или богатый корабль и вдоволь попутешествует в дальние страны. Но, мечтами сыт не будешь и вскоре юноша стал подручным мельника Фалло. Отчего не взять на работу славного парня? Силой его Господь не обидел, шутя, поднимает доверху набитые мешки. При этом не ленив, и в лишние разговоры не вступает. Даже по воскресеньям не ходит на вечеринку, что устраивает молодёжь в деревне. Молоденькие девушки так и крутятся возле мельницы, выдумывая любой предлог, лишь бы поглазеть на красивого парня. А он, лишь молчаливо улыбнётся и вновь принимается за работу. Вот что значит расти за стенами монастыря. Эх, досадно только, что после смерти досточтимого настоятеля обитель пришла в упадок. Монахи разбрелись кто куда. Старики, Мишель и Марсель остались доживать свой век в богадельне. Жослен и вовсе отправился в гавань, решив заняться рыбачьим промыслом. Арман, Франсуа и Готран прислуживают в городской церкви Святого Бенедикта.

Стены обители местами совсем обрушились, ставни сгнили и валялись под узкими окнами, покрываясь тёмным бархатом мха. Видно, старый Венсан Марель был душой монастыря. С его уходом, ничего не смогло остановить разорение и тлен.

Никто не появлялся возле заброшенного монастыря. Но однажды, на исходе дня, возле него остановился богатый экипаж. Лакей открыл дверцу и подал руку разряженному, словно на бал господину. Перевязь его была щедро расшита золотой нитью, ренгравы⁸ слишком длинные и пышные. Небольшого роста, с пухлыми ручками и капризным безвольным ртом, господин подошёл к завалившейся ограде обители.

— Ну вот, что я говорил. Здесь ни одной живой души! Чего ради, вы тащили меня по плохой дороге битых три часа?

— Тебе придётся войти внутрь и хорошенько осмотреть каждую келью. — Послышался из глубины кареты глухой низкий голос.

— Воображаете, что мальчишка сидит там и ждёт нашего появления? Не стану я шнырять по развалинам, словно крыса в поисках еды. Хотите, так осматривайте всё сами. Я не желаю пачкать или рвать свою одежду.

— Пойдёшь, как миленький, Эмиль. Ты знаешь, что я не могу заходить в монастырь, даже заброшенный. А тебе поможет твоя неуёмная жадность. Госпожа герцогиня обещала щедрую плату. Гораздо более щедрую, чем ты заслуживаешь.

— Нечего попрекать меня, во всем виноват отец, что оставил мне слишком мало денег. Не могу же я отказать себе в еде и нарядах? Я родился в знатной семье и привык жить в роскоши.

— Это видно, — прозвучал хриплый смешок из кареты. — Успел пустить по ветру наследство за считанное время. Хватит болтать. Иди, иначе я доложу госпоже герцогине, и она найдёт более ловкого помощника.

Эмиль скривился и нехотя вошёл в открытые настежь ворота. Он брезгливо отряхивал кружева манжет, стоило ему только прикоснуться к стене, или дверному косяку. Экая напасть! Не думал, что придётся, потрудиться, что бы получить богатство. Молодой граф Эмиль Дюран Леруа привык, что деньги падают с неба, как по волшебству.

Он прижал к лицу надушенный батистовый платочек и тростью открывал рассохшиеся дверцы шкафчиков, ворошил солому на узких лежанках. Наконец, он добрался до кельи покойного настоятеля. Вот ещё дело, дураку ясно, что это вовсе бесполезные поиски. Теперь затхлый запах нищего жилища пропитает его чудесный камзол из шитой золотом парчи. Граф собрался уже покинуть унылое место, но тут, взгляд его упал на крошечный сундучок, что едва виднелся из-под скромного ложа.

— Хм, а может я не зря наведался в проклятое место! — Громко воскликнул Эмиль. — Вдруг в сундуке припрятаны деньги или драгоценности. Монахи ведь глупцы и разини, запросто могли позабыть о тайнике. Или совесть не позволяет им копаться в чужих вещах.

И граф, мигом позабыл о пыли, что лежала вокруг толстым слоем. Он опустился на колени и открыл ларец. К его разочарованию, ни золота, ни драгоценностей там не было. Аккуратно завёрнутый в кусок холста, на дне лежал детский костюмчик из бархата и накидка подбитая мехом. Рядом так же бережно обёрнутые холстиной, маленькие стоптанные башмаки с серебряными пряжками.

Пожалуй, ему всё-таки повезло. Надежда на богатство вновь сверкнула перед жадными глазками графа. Он побросал находки обратно в сундучок и поспешил прочь.

— Вот! Можете убедиться сами, что помощник я замечательный, вам не найти лучше. Госпожа герцогиня непременно обрадуется, получив эти вещи в доказательство!

— Ах ты, тупой осел! — Хрипло прорычал, сидящий в карете. — Ты бы ещё приволок распятие и сунул мне под нос! Немедленно выкинь сундук подальше. Мне ненавистна даже щепка от монастырской скамьи, или камень с его стен.

— О, я вовсе позабыл об этом. — Пробормотал Эмиль. — Вот, глядите, я нашёл детскую одежду и башмаки, правда, они изрядно потрёпаны, но серебряные пряжки прекрасно сохранились.

— Чудесно, значит, мы не ошиблись и мальчишку действительно прятали здесь. Отлично, будем считать, что напали на след хотя бы одного из детей. Экая досада, что ты разиня упустил Пьера Кателя, ведь он был почти у нас в руках, и госпожа герцогиня сумела бы развязать ему язык.

— Но кто мог ожидать, что этот недоумок прыгнет в воду? Хотя, моей вины в этом нет, он узнал вашу карету. Могли бы приехать в повозке поскромнее.

— Скажи ещё, что я мог бы прийти пешком, среди бела дня. Ладно, заверни одежду в холст и передай кучеру. Я не желаю ехать вместе с узелком пропитанным запахом ладана.

Эмиль Дюран Леруа, расправил свои кружевные манжеты и протёр нарядные башмаки батистовым платком. Отбросив его в пожухлую траву без всякого сожаления, он неловко влез в экипаж. Рука в чёрной перчатке задёрнула занавески, и карета умчалась прочь.

Примечания

1

la lumière (фр.) — свет, световой поток

2

лекарственное растение

3

средневековый головной убор. Вначале представлял собой капюшон с длинным шлыком и пелериной

4

старинная монета

5

Во Франции, Бельгии и нек-рых других странах: католический приходской священник.

6

старинный французский народный танец

7

французская золотая монета

8

часть мужского костюма, брюки, короткие и очень широкие, как юбка