Херувим

Полина Дашкова, 2003

Если двум разным людям суждено носить одно лицо, если сладкая жизнь отзывается болью прежних грехов, если на имя нерожденного откликается рожденный дважды, если одни жаждут мести, другие – справедливости, а третьи – истины, то нет конца загадочным преступлениям, и круговорот таинственных событий неумолимо ведет то ли к гибели, то ли к прозрению. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Глава девятая

— Ну что вы, Станислав Владимирович, я не могла ошибиться, я отлично знаю ваш голос. — Девушка испуганно, часто моргала и старалась не смотреть на Стаса. — Вы сказали, что у вас украли бумажник. Вы попросили заблокировать вашу карточку, очень срочно. Я сделала так, как вы попросили.

— Послушайте, как вас там? — Стас поморщился, пытаясь прочитать имя на карточке, пришпиленной к лацкану ее красного пиджачка.

— Наталья, — поспешно подсказала она и поправила волосы.

— Послушайте, Наталья, в третий раз повторяю. Я не звонил в банк. Бумажник у меня, никто его не крал.

— Но как же, Станислав Владимирович, вы назвали номер банковского счета, домашний адрес, все, что необходимо для идентификации клиента.

— А пароль?! — заорал он так, что все в зале повернули головы. — Пароль я назвал?

— Нет, — растерянно моргнула девушка, — но почти никто из клиентов пароля не помнит. Вы дали всю необходимую информацию, кроме пароля. Я, конечно, попросила вас назвать, так положено…

— И что?!

— Вы извинились и сказали, что забыли пароль.

— Я его не забыл. Я отлично помню пароль, потому что это всего лишь мое имя. Вам понятно?

На крик явился менеджер, и Стасу пришлось объяснять все с самого начала. Менеджер почтительно проводил его в кабинет к начальнику службы безопасности, где ждал его сюрприз, скорее неприятный в данной ситуации. В кабинете, отвернувшись к окну, стоял его отец, Владимир Марленович Герасимов.

— Здравствуй, папа, — произнес Стас с дурацкой улыбкой.

Генерал ничего не ответил, не соизволил даже повернуться. Начальник охраны, бывший комитетчик, попытался сгладить неловкость, шагнул к Стасу, крепко пожал ему руку и с искренней улыбкой сказал, что ужасно рад видеть его в добром здравии.

— Садитесь, пожалуйста, Станислав Владимирович. Вот мы тут с Владимиром Марленовичем как раз говорили о том, что не бывает безвыходных ситуаций. Сейчас нам принесут кофе и мы спокойно все обсудим.

— Да, конечно, — кивнул Стас и покосился на отца. Тот продолжал стоять, как каменное изваяние, уставившись в окно, хотя ничего интересного, кроме глухой стены соседнего дома, видно не было.

— Сначала вы, Станислав Владимирович, спокойно и подробно изложите нам все последние события, а затем мы вместе будем думать.

Начальника службы безопасности звали Егор Иванович Плешаков. Вопреки фамилии он был буйно и красиво волосат, заботливо холил свою роскошную гриву, черную, с проседью, кроме того, носил опрятные усы, которые сейчас напоминали Стасу блестящую толстую пиявку. Подчиненные между собой называли Плешакова Плешь. Он знал и не обижался. Однажды даже объяснил на планерке, что это погоняло вполне соответствует старому доброму блатному принципу. Урки всегда старались подбирать друг для друга контрастные клички. Толстяка величали Скелетом, лысого Кудрявым.

Стас попытался прочитать на приветливом лице Плеши хоть какую-то информацию, например, была ли здесь милиция, обсуждалось ли уже убийство шофера Гоши, но, разумеется, на лбу отставного майора ФСБ ничего написано не было. Черные блестящие глаза смотрели на Стаса чрезвычайно внимательно. Он отвел взгляд и уставился на свой замшевый ботинок.

— Я не знаю, с чего начать, — произнес он, хрипло откашлявшись, — папа, сядь, пожалуйста. Мне очень тяжело говорить, когда я вижу только твою спину.

Генерал резко развернулся и уставился на Стаса совершенно безумным взглядом.

— Ты, сучонок, соображаешь, что творишь?! — крикнул он, ничуть не стесняясь Плеши. — У матери приступ астмы, у меня сердце, язва, а ты не удосужился даже позвонить! Ты знаешь, что Гошку убили?

— Папа, сядь, успокойся, — прошептал Стас, чувствуя, как его начинает колотить дрожь, — я ничего не понимаю, когда ты так кричишь.

— Убили Гошу, шофера твоего, в твоей машине. Застрелили в упор, в лоб, пока он ждал тебя, поганца, у ресторана. — Владимир Марленович, пыхтя, рухнул в кресло и спросил уже более спокойно: — Где ты провел ночь?

— У подруги, — Стас судорожно сглотнул, — я ночевал у своей давней подруги. Ты ее не знаешь. Вечером из ресторана мы поехали к ней на такси.

— Одну минуточку, Станислав Владимирович. — Плешь поднял руку, сверкнув бриллиантовым перстнем на мизинце. — Вы уже знали об убийстве вашего шофера Георгия Завьялова? Или только сейчас об этом услышали?

— Я… Нет… Погодите, я не понял, что случилось с Гошей?

— Вашего шофера сегодня рано утром обнаружили мертвым в машине, на углу Васильевской улицы, — медленно отчеканил Плешь, продолжая сверлить Стаса глазами, — по предварительному заключению экспертов, он был убит около восьми часов вечера. Судя по всему, вы ужинали в ресторане «Якорь» и шофер ждал вас. Почему вы отправились на такси?

— Гоша ждал меня? — Стас часто заморгал. — Я ведь его отпустил. Или нет? Черт, совершенно не помню. Разве он меня ждал? Ну да, наверное… Честно говоря, я здорово напился вчера, все вылетело из головы. Мне почему-то казалось, что я его отпустил. Мы вышли на Тверскую и поймали машину.

— Простите, Станислав Владимирович, но насколько мне известно, вы почти не пьете, и у следствия будет возможность узнать, что и в каком количестве вы пили за ужином, в какую сторону направились, когда вышли из ресторана, — лукаво улыбнулся Плешь.

— Ну ничего себе! Вы хотите сказать, что это я убил Гошку? — Стас нервно засмеялся, смех перешел в икоту, из глаз потекли слезы.

Плешь не спеша открыл маленький бар, достал бутылку минеральной воды, налил в стакан и поднес Стасу. Тот жадно выпил, но икота не прекратилась. Он икал, смеялся и плакал. Это было похоже на истерику. Генерал подошел к нему и с размаху шлепнул по щеке. Стас благодарно кивнул и успокоился.

— Вы меня простите, Станислав Владимирович, но все эти вопросы вам будет задавать следователь, — мягко произнес Плешь, — не хотелось бы, чтобы вас застали врасплох.

— Ты был в другом банке? — тихо спросил генерал, не глядя на сына.

— Да, конечно. Я сначала заехал туда. Там то же самое. Кто-то позвонил, назвался моим именем, сообщил о краже бумажника и попросил заблокировать карточку.

— Все это очень странно, — задумчиво пробормотал Плешь, — просто очень странно. Откуда посторонний мог узнать номера ваших банковских счетов? Это, между прочим, сложнее, чем просто убить. Значительно сложней. Что же у нас получается? Сначала пытаются взорвать вашу машину, а потом блокируют карточки и убивают шофера. Зачем? Или убийство Георгия с этим вообще не связано?

— У Георгия Завьялова богатая биография, он мог иметь массу собственных проблем, — заметил генерал, — пять лет назад я забрал его к себе из МВД. Там ему ничего не светило. Хорошего парня, коренного москвича, отправили в Архангельскую область, в ИТК усиленного режима. А какие перспективы у офицера охраны? Либо самому стать зверем, либо дать сожрать себя другим зверям. — Глаза генерала вдруг заволокло тоскливой дымкой, он по-хозяйски подошел к бару, достал бутыль «Наполеона», поставил на стол. — Давайте, что ли, помянем Гошу.

Плешь кивнул, разлил коньяк по рюмкам. Они с генералом выпили, Стас только пригубил.

— Пусть земля ему будет пухом, — сказал Плешь, затем откашлялся в кулак и добавил уже другим тоном: — Значит, вы, Владимир Марленович, не исключаете, что это могло быть просто совпадением?

— Гоша там, в ИТК, сожрать себя не дал, — пробормотал генерал, морщась от коньяка, — возможно, какая-нибудь зверюга здесь до него добралась. Он ведь их люто ненавидел, уголовничков, даже взыскания имел за превышение служебных полномочий.

— Кто? Гоша?! — вскрикнул Стас, опомнившись.

— Да, — кивнул Плешь, — это здесь, в Москве, он был добродушный, спокойный, а там часто срывался. Могли ему отомстить, могли запросто. Ваш отец его из такого дерьма вытащил, что лучше не вспоминать.

— Не надо, — кивнул генерал, — о покойном или ничего, или хорошо. Впрочем, неизвестно, грех ли это. В ИТК под Архангельском среди осужденных ангелов не было. Я, если хочешь знать, приставил его к тебе потому, что он за своего мог глотку перегрызть. Я таким верю. Вот и получилось, что он как будто заслонил тебя собой. Его убили, а ты жив.

Стас низко опустил голову и сжал ладонями виски. Генерал посмотрел на сына с тоской и жалостью. Явилась секретарша с подносом, но никто не стал пить кофе. Стас пожаловался на головную боль и попросил, чтобы его доставили домой. Генерал остался в банке.

— Может, ты лучше поедешь к нам? — спросил он сына на прощание. — Пора тебе мать навестить, и вообще у нас было бы безопасней.

— В любом случае я должен заехать к себе, — мучительно поморщился Стас, как будто от головной боли ему тяжело было говорить, — сто лет не был дома, надо переодеться, белье поменять, и вообще. А к вам я приеду вечером. — Он чмокнул отца в рыхлую колючую щеку.

В бронированном «Ауди», принадлежащем службе безопасности банка, он раскинулся на мягком сиденье и закрыл глаза.

* * *

Сергей палил по мишени второй час подряд. Он проснулся в шесть утра и отправился в тир, чтобы пострелять до завтрака в полном одиночестве. Он был в наушниках и не слышал, как к нему подошел кто-то. Просто вдруг почувствовал, что не один в тире, обернулся, снял наушники.

За спиной у него стоял доктор Аванесов и улыбался:

— Здравствуй, дорогой. Отлично стреляешь. Ну давай рассказывай, как дела?

— Спасибо, все нормально, — улыбнулся в ответ Сергей.

— Вижу, вижу, какой ты молодец. Поправился, окреп. Знаю, что бегаешь уже, и аппетит хороший. Кстати, ты завтракал?

— Нет еще.

— Совсем ничего не ел с утра?

— Ничего. Вот как раз собираюсь. Вы мне компанию не составите, Гамлет Рубенович?

— Обязательно, дорогой, — энергично кивнул доктор, — и позавтракаем, и поужинаем. Но только не сейчас. Позже.

— Гамлет Рубенович, что-то случилось? — небрежно спросил Сергей, пытаясь заглянуть в круглые вишнево-черные глаза доктора.

— Что случилось? Абсолютно ничего! Почему должно случиться? Очень ты мнительный человек, Сережа. Мы сейчас с тобой на осмотр пойдем, пора рентген сделать и еще кое-какие процедуры, может, не совсем приятные, но куда денешься? — Доктор отвел взгляд, бодренько усмехнулся, взял у Сергея пистолет, ласково похлопал по плечу и слегка подтолкнул к выходу.

В госпитальном корпусе были все такие же пустые коридоры и такая же мертвая тишина, которую нарушал только стук их шагов по кафельной плитке. Резиновые подошвы докторских ботинок влажно поскрипывали. Они поднялись на второй этаж, вошли в просторный кабинет. В центре его стояла высокая кровать сложной конструкции. Вдоль стен стеклянные шкафы, какие-то приборы с компьютерными мониторами, дальше, у широкого окна, письменный стол. На нем сидела, болтая ногами, медсестра Катя.

— О, привет, давно не виделись! — сказала она, спрыгивая на пол. — Ты отлично выглядишь.

— Спасибо, ты тоже отлично, — кивнул Сергей.

— Сядь, дорогой, отдохни, — предложил Аванесов, — я сейчас вернусь.

Сергей опустился на клеенчатую банкетку. Катя опять вскочила на стол, достала из кармана халата пакетик с разноцветными леденцами, развернула, кинула в рот конфету.

— Тебе не предлагаю, потому что нельзя, — заявила и скорчила комически-серьезную гримаску.

— Что, осмотр будет под наркозом? — поинтересовался Сергей с дурацкой улыбкой.

— М-м, — Катя помотала головой и прикрыла глаза, — точно не знаю, но, кажется, тебе собираются штыри удалять, — прошептала она так тихо, что он с трудом расслышал.

— Какие штыри?

— Ну какие?! Которые в ногах!

— Зачем?

— Так положено. Кости срастаются, штыри больше не нужны. Нет, сначала, конечно, рентген и все такое.

— Опять резать? — поморщился Сергей.

— Да не волнуйся ты, операция пустяковая, там только небольшое отверстие делается под коленной чашечкой и штырь аккуратненько удаляют. Совершенно не больно. Через пару дней опять бегать будешь.

Послышались голоса, и в кабинете появился Аванесов. Он был в халате, шапочке и маске. Вместе с ним вошла высокая тонкая женщина, тоже в полном медицинском обмундировании, и кроме того, на лбу у нее было круглое зеркальце с дыркой посередине, какие используют ларингологи.

— Познакомься, Сережа, это Юлия Николаевна, она очень опытный врач, приехала из Москвы, чтобы тебя посмотреть, — представил ее Аванесов.

Сергей увидел только карие глаза, большие, спокойные, ясные, обрамленные подкрашенными длинными ресницами.

— Здравствуйте, — она улыбнулась под маской, подошла и легко прикоснулась пальцами к подбородку Сергея, — пожалуйста, повернитесь.

В лицо ударил ослепительный свет лампы, Сергей болезненно зажмурился.

— Можете закрыть глаза, — разрешила Юлия Николаевна, — и пожалуйста, расслабьтесь. — У нее был довольно низкий, глубокий голос. Пахло от нее легкими дорогими духами. Тонкие холодные пальцы щекотно скользили по лицу Сергея.

— Вы ларинголог? — спросил он.

— Да, да, она ларинголог, кандидат наук, — поспешно ответил за женщину Аванесов, — поскольку кроме всех прочих радостей ты перенес ОРЗ, то надо проверить гайморовы пазухи, чтобы ты был у нас как огурчик.

Женщина промолчала, но Сергей почувствовал, что пальцы ее напряглись.

— Ты думаешь, наверное, что насморк — это ерунда какая-то, — подала голос Катя, — но если хочешь знать, там, в носу, все бывает очень серьезно.

— У меня нет никакого насморка, — раздраженно заметил Сергей.

— Нет, так будет, — ухмыльнулся Аванесов, — видишь ли, пока ты у нас тут лежал, мы тебя всего насквозь проверили, в том числе и снимочек черепа сделали. На всякий случай. Так вот, дорогой, у тебя недостаточное дренирование лобной пазухи, обусловленное гипертрофией средней раковины и искривлением носовой перегородки. А это, Сережа, способствует переходу острого фронтита в хроническую форму. — Доктор принужденно откашлялся, после чего повисла тишина.

Сергей видел перед собой, совсем близко, большие карие глаза необычной, очень красивой формы. Наружные уголки были слегка опущены вниз и оттенены длинными ресницами.

— Гамлет Рубенович, можно вас на минуту? — Голос женщины прозвучал вполне спокойно, но немного глухо.

— Да, конечно, Юлия Николаевна, конечно, дорогая. — Аванесов галантно подхватил ее под руку.

Дверь за ними закрылась, но Сергей успел услышать, как женщина громко, возмущенно произнесла:

— Что за балаган? Вы же врач!

— Тише, тише, дорогая, — проурчал в ответ голос Аванесова.

И действительно, стало тихо. Гамлет Рубенович увел ее подальше от двери.

— Катя, что происходит? — спросил Сергей.

— Слушай, отстань, пожалуйста, — прошептала она в ответ и отвернулась. Он успел заметить, что лицо ее пылает.

Аванесов вернулся один, очень быстро. От искусственной бодрости не осталось и следа. Он спустил маску на подбородок, был хмур и красен, как вареная свекла.

— Раздевайся! — рявкнул он Сергею. — Давай на койку, быстро!

— Гамлет Рубенович, — зло улыбнулся Сергей, — вы можете объяснить наконец, в чем дело?

— Не могу! — заорал Аванесов. — Не имею права! Я военный человек, черт бы нас всех подрал! Я врач, но военный, понимаешь? У меня приказ! И у тебя тоже!

— Интересно, какой же приказ у меня? Кто мне его отдал? — прищурился Сергей.

— Вопросов не задавать! Вот какой у тебя приказ! А отдала тебе его сама жизнь, понял? Чеченская война тебе его отдала! Все, снимай штаны, буду ноги твои смотреть!

— А эта женщина с зеркальцем тоже военный врач? — спросил Сергей, вставая.

— Юлия? Нет. Она нет.

— И не ларинголог?

Аванесов застыл. Глаза его налились кровью, ободок шапочки потемнел от пота. Он открыл рот, чтобы крикнуть, но не крикнул, произнес хрипло, еле слышно:

— Не мучай меня, Сережа, клянусь, ничего плохого с тобой здесь делать не собираются. Ты мне веришь?

— А вы самому себе верите?

— Не смей так со мной разговаривать! Мальчишка! Я тебе ноги сделал? Ну, отвечай!

— Сделали, — кивнул Сергей, — огромное вам спасибо.

— Это плохо? Я плохое тебе сделал, да?

Больше Сергей не сказал ни слова. Разделся до трусов, улегся на койку. Аванесов, продолжая возмущенно сопеть, сначала стал тыкать стетоскопом ему в грудь, слушал сердце, потом принялся за ноги, щупал их, мял, просил согнуть и разогнуть колени, пошевелить пальцами. Сергей искоса наблюдал за его лицом. Постепенно от мрачности не осталось и следа, под пышными, с проседью, усами подрагивала довольная улыбка. Доктору Аванесову, конечно, было приятно видеть блестящие результаты своей работы.

— Я закончил. Все отлично. Давай, Катюша. Ты готова?

— Да, Гамлет Рубенович.

Катя подошла со шприцем в руках, стрельнула вверх тонкой струйкой прозрачной жидкости, выпуская пузырьки воздуха.

— Что это? — спросил Сергей, не ожидая услышать ответа, однако услышал:

— Триомбраст. Специальный контрастный препарат для рентгена. — Прохладная ватка со спиртом тронула локтевой сгиб, затем игла плавно, не больно вошла в вену. Катя была мастерица делать уколы.

— Голова может немного закружиться, но это скоро пройдет, — услышал Сергей ее ангельский голос.

— Все, поехали, — уже издалека долетел до него мягкий баритон другого ангела, гениального хирурга Гамлета Рубеновича Аванесова.

Последнее, что он увидел, были огненные длинные тире, которые плыли над ним, словно где-то поблизости, в негустой, просвеченной скудным ноябрьским солнцем «зеленке», притаился сумасшедший снайпер и бесшумно палил в одну точку.