Новая эпоха. От конца Викторианской эпохи до начала третьего тысячелетия

Питер Акройд, 2021

История Англии – это непрерывное движение и череда постоянных изменений. Но всю историю Англии начиная с первобытности пронизывает преемственность, так что главное в ней – не изменения, а постоянство. До сих пор в Англии чувствуется неразрывная связь с прошлым, с традициями и обычаями. До сих пор эта страна сопротивляется изменениям в любом аспекте жизни. Питер Акройд показывает истоки вековой неизменности Англии, ее консерватизма и приверженности прошлому. В этом томе события истории Англии берут отсчет с 1902 года, когда завершилась Англо-бурская война, в ходе которой тех, кто раньше испытывал гордость за империю, постепенно охватывали разочарование и стыд. Эдуард VII, хоть и не дотягивал по политическому весу до своей матери, королевы Виктории, был самым любимым в народе английским королем после Карла II. При его сыне Георге V страна участвовала в Первой мировой войне и еще сохраняла некоторые черты викторианского времени, но к концу правления следующего монарха она изменилась до неузнаваемости. Георг VI вступил на престол после отречения Эдуарда VIII, своего старшего брата, и стал одним из символов борьбы против Германии и нацизма во время Второй мировой войны. Он был последним императором Индии и последним королем Ирландии: Британская империя распалась и произошло ее преобразование в Содружество наций. После смерти монарха и коронации его дочери началась новая Елизаветинская эпоха. К рубежу тысячелетий, до которого доходит повествование, за время правления Елизаветы II сменилось десять премьер-министров, самыми известными из которых стали Уинстон Черчилль, Гарольд Вильсон, Маргарет Тэтчер и Тони Блэр. Завершается великолепная серия книг знаменитого британского автора, но история Англии продолжает ход. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

3

Характер сельской местности

А за пригородами простиралась старая сельская Англия, стенания об упадке которой раздавались беспрестанно. Более одного миллиона англичан по-прежнему обрабатывали землю, но их доля в общем количестве трудящихся постоянно падала. В 1851 году четверть населения занималась сельскохозяйственным трудом, а в 1911-м эта цифра упала ниже 5 %. Англия теперь представляла собой преимущественно урбанизированную страну, где порядка трех четвертей населения проживало в больших и маленьких городах. Эта тенденция вызывала опасения у тех, кто считал городской образ жизни вредным для здоровья англичан.

Сельские работники жили в основном в шести регионах: скотоводческих графствах северо-запада, северо-востока и юго-запада и на земледельческих территориях Восточной Англии, в Мидлендс (центральных графствах) и на юго-востоке острова. Упадок сельского хозяйства в конце XIX столетия особенно сильно ударил по земледелию. В 1870 году доля пахотных культур составляла половину всего сельскохозяйственного производства страны, а к 1914-му опустилась ниже 20 %. Усовершенствования в области транспорта и хранения позволяли привозить зерно даже из Новой Зеландии. На импорт приходилась половина всех потребляемых страной продуктов.

Уже в начале правления Эдуарда сельским труженикам платили невысокое жалованье. Средняя зарплата за 65-часовую рабочую неделю составляла 12 шиллингов, чего, по словам социального реформатора Бенджамина Сибома Раунтри, «семье среднего размера не хватало даже для простого поддержания физического состояния». Между 1900 и 1912 годами сельские заработки вырастут на 3 %, притом что стоимость жизни за эти годы увеличится на 15 %. При всякой возможности деревенские жители сами выращивали скот на мясо и возделывали выделенные им участки земли.

Английские крестьяне в принципе не владели землей, которую обрабатывали. Огораживания, практиковавшиеся на протяжении нескольких предыдущих столетий, привели к тому, что буквально каждый акр сельскохозяйственных угодий принадлежал какому-нибудь лендлорду. Даже в Ирландии, где в XVI–XVII веках Британия отобрала огромные территории у местных католиков, ситуация для деревенских жителей оказалась более благоприятной: по Закону о покупке земли (Закону Уиндхема) 1903 года крестьянам, желавшим выкупить надел у землевладельца, выдавали субсидию. Работа в деревне Эдвардианской эпохи зачастую описывалась как безрадостный труд ради чьей-то выгоды, при этом крестьяне жили в чудовищных условиях. Стоит ли удивляться, что так много сельских тружеников либо присоединились к профсоюзам и включились в борьбу за улучшение своей доли, либо бросили землю и ушли на заработки в города. Население деревень все уменьшалось, и традиционный сельский образ жизни с его старинными ремеслами, занятиями и развлечениями постепенно отмирал. Деревенские праздники случались все реже, закрывались пабы, а хлеб и мясо доставлялись фургонами из ближайшего городка.

Покидающие сельскую местность крестьяне по пути в крупные английские города часто встречали состоятельных горожан, едущих на машинах в противоположном направлении. Верхняя прослойка эдвардианского среднего класса прониклась тягой к более «простой» деревенской жизни, внедренной в умы такими викторианскими писателями, как Джон Рёскин. Еще большее влияние на эти умы оказывал основанный в конце 1890-х журнал Country Life (Сельская жизнь): он обещал «деловым людям, любящим деревню», «покой, мир и изобилие». Весь следующий век ностальгия по традиционной сельской жизни (преимущественно выдуманной) будет отличительной чертой сознания городского среднего класса. Чем больше разрушалась деревня, тем сильнее оказывал влияние на английскую душу иллюзорный традиционный идеал.

Да, богатые горожане провозглашали любовь к сельской пасторали, однако не собирались расставаться с современным комфортным существованием. Вместо того чтобы ремонтировать дряхлые коттеджи, брошенные подавшимися в город фермерами, они выстраивали новые «коттеджеподобные» дома, оснащенные всеми городскими удобствами. Вдоль Темзы протянулись бесчисленные «прибрежные» коттеджные поселки, а их обитатели легко могли воспользоваться регулярными железнодорожными рейсами прямо до Сити. Новые жилища располагались в сельской местности, но не были сельскими. Из домов и дворов доносились звуки фортепиано и стук теннисных ракеток по мячу, на деревенских улицах звучали городские разговоры.

Крестьяне же, попав в город, оказывались в лабиринте из множества улиц с неотличимыми друг от друга домами и магазинами. Большую часть населения городских центров составляли поденщики или полуквалифицированные рабочие, занятые на фабричном производстве или строительных работах на условиях еженедельных выплат. Еще ниже на социальной и экономической лестнице находились люди, зарабатывающие всяким сомнительным ремеслом, — старьевщики, точильщики и лоточники. Согласно переписи 1911 года наемный домашний труд по-прежнему оставался главным занятием работающих мужчин и женщин: прислугой работало около миллиона с четвертью человек. Количество нанятых в услужение людей подкрепляло консерваторскую идею о том, что в Англии иерархичное общество совершенно естественно, и каждый в нем знает свое место.

Рабочий люд, не живущий по месту службы (как в случае с прислугой), часто селился в поздневикторианских крохотных городских домишках «две комнаты сверху, две снизу»^[12]. Эти дешевые «рабочие коттеджи» отличались плохой изоляцией и не оснащались водопроводом, хотя во многих проводилось газовое освещение. Семья проводила время в основном в задней комнате на первом этаже, служившей одновременно и гостиной, и кухней. В парадной гостиной выставляли всю лучшую мебель — этой комнатой пользовались лишь в особых случаях. За домом размещался крошечный дворик с уличным туалетом. Двор мог служить микроскопическим огородом или просто складом рабочих инструментов.

Чуть меньше половины рабочего класса официально были признаны оказавшимися за чертой бедности. Национальный доход за время правления Эдуарда вырос на 20 %, но зарплаты упали на 6 %. Если отец семейства не приносил в дом достаточно денег на еду, его жена вынуждена была закладывать вещи. В первое десятилетие нового века порядка 700 ломбардов действовало в пределах 15 километров лондонского Сити.

Всякого работающего человека постоянно преследовал страх нищеты: она могла прийти вследствие потери работы, ухудшения здоровья, урезания жалованья или несчастного случая на производстве. Если денег переставало хватать на аренду террасного домика, еще недавно респектабельная семья вынуждена была перебираться в переполненные убогие лачуги по «остаточному» принципу. Считается, что в 1910 году в Лондоне 35 000 человек не имело вообще никакого жилья. Ночами они бродили по улицам города, а утром, когда открывались ворота общественных парков, укладывались спать на скамейках. Работные дома тоже не предлагали ничего утешительного. Их постояльцы, весь день щипавшие паклю или коловшие камень, словно заключенные, зарабатывали себе лишь скудный обед, а любая оплошность могла закончиться тюрьмой.

Представители среднего класса часто описывали трудящихся как иную расу — чахлых, нездоровых, склонных к насилию и постоянно измотанных людей, пристрастившихся к табаку и алкоголю. Благовоспитанные реформаторы клеймили выпивку как «проклятье рабочего класса», а сами пьяницы описывали ее как «кратчайший путь к выходу из трущоб». Религия в число любимых народом стимулирующих средств не входила — меньше 15 % трудового населения городов регулярно появлялось на церковных службах. Иные священники переживали, что работяги скатываются обратно в язычество, но более чуткие наблюдатели понимали, что те никогда по-настоящему и не обращались в христианскую веру. Характерно, что конфессии, которым еще удавалось удерживать рабочую паству, исповедовали веру, где неземные материи сочетались с интересом к вполне мирским, политическим проблемам. Кейр Харди, пылкий нонконформист^[13], ставший в 1892 году первым в истории «лейбористским»^[14] членом парламента, заявлял, что «единственный способ служения Богу — это служение людям». К англиканской церкви рабочие относились с равнодушием, и неудивительно: у нее была устойчивая репутация «партии тори на молитве».

Примечания

12

Устоявшийся термин two-up, two-down именно это и означал: две комнатушки внизу, две спальни на втором этаже.

13

Нонконформистами называли английских протестантов вне государственной англиканской церкви.

14

Тогда Лейбористской партии еще не существовало, но Харди имел рабочее происхождение, и по смыслу был именно лейбористом (labour — труд), отстаивая интересы трудового народа.