Жестокие люди! Великие времена! Гражданская война в Кушве: хроника лихолетья

Петр Коновалов

В предлагаемом произведении исследуется ситуация в Кушве с марта 1917 поиюль 1919 года, время двух революций и Гражданской войны. Отпредыдущих изданий о Кушве книга отличается отсутствием политическойцензуры и однобокого изложения событий. Произведение рассчитано наширокий круг читателей, интересующихся историей родного края.

«Ковалевшина» и первая кровь. «Мы наш, мы новый мир построим!»

Помогать установлению советской власти бывшие «верхи» — чиновники — не собирались. О летних днях 1917 года вспоминает депутат первого Кушвинского Совдепа М. И. Чекасинов: «В первых числах июля отказались работать служащие Государственного банка, который обслуживал заводы Гороблагодатского горного округа и Исовские прииски. Совет депутатов и партийный комитет конфисковали все денежные знаки, выделив для этого специальную комиссию. Денежные знаки перевели в кассу Кушвинского завода. Денег было шесть больших мешков, а сумму не помню. Вскоре отказались работать все чиновники почтового ведомства. Начался организованный саботаж среди высшего командного состава инженеров на заводах и рудниках. Особую роль в нём играли управитель Кушвинского завода Главинский, в Нижней Туре — Копылов, на горе Благодать — Васильев. Рабочие Кушвинского завода на собраниях потребовали снять Главинского.

В это время В. Гусев с провокационной целью ослабил наблюдение милиции за поддержанием порядка в Кушве, благодаря чему участились разбои, кражи, создалось нестерпимое положение для населения. Семья Каткова, проживающая у Лайского моста, однажды июльской ночью была вся вырезана. В убийстве подозревали босяка-пьяницу, дезертира старой армии Пашку Лапшина и его товарища, за что оба они были посажены в кутузку волостного управления.

Свято-Троицкий собор

20 июля на колокольне собора ударили в набат. Почти всё взрослое население Кушвы собралось к собору. На трибуне появились провокаторы: Ковалёв из строительной конторы Брезинского и торговец Мисягин, курчавый, низенького роста, ужасный демагог. Они потребовали от собравшейся толпы самосуда над Лапшиным и его товарищем и кричали: «Смерть разбойникам!» Мы, большевики, призывали народ избрать народный суд, провести детальное следствие и судить Лапшина открытым судом, так как мы знали, что эти двое в убийстве не виноваты. Но нас стаскивали с трибуны и не давали говорить. В этом позорном деле участвовала милиция, которой руководил Валерьян Гусев. Милиционеры вывели Лапшина и его товарища к разъярённой толпе и вытащили их на трибуну. С кинжалом в руке провокатор Ковалёв кричал толпе: «Братцы, смерть им!». Окружающие торговцы, кулаки подпевалы вторили ему: «Смерти! Смерти!». После чего арестованных повели расстреливать на горку. Не дойдя до дверей с восточной стороны церкви, молодчики Валерьяна Гусева начали над арестованными самосуд: стреляли, кололи, топтали. После совершённого убийства толпа молча расходилась по домам.

Население боялось вечерами выходить на улицу. Такая обстановка создавалась, чтобы скомпрометировать нашу партию и Совет рабочих депутатов. После этого самосуда для борьбы с бандитизмом партийная организация большевиков и Совет рабочих депутатов вооружили всех членов партии, членов Совета и Красную гвардию винтовками, револьверами и охотничьими ружьями, заставив их дежурить по ночам на улицах Кушвы»¹.

Из воспоминаний Чекасинова следует, что только в июле 1917 года Красная гвардия была вооружена.

Красногвардейцы

О Ковалеве вспоминает и Д. П. Наронович, тоже депутат Кушвинского Совдепа: «…Этот Ковалев обратил на себя наше внимание, когда мы шли демонстрацией на соединение с Туринскими рабочими. Он нёс тогда красное знамя, но при этом, кривлялся, и кричал, как ненормальный. Я, помнится, сделал ему замечание.

…Ковалёв, подобрав себе шайку из малоразвитых Гороблагодатских (работавших в шахтах) парней, начал свои «действия». Его чаще всего можно было видеть среди стоявших в очередях у продовольственного комитета или кооператива женщин, недовольных начавшимся тогда уже недостатком сахара или мануфактуры. Ведя агитацию «шуточками и прибауточками», Ковалёв и его молодцы ловко настраивали женскую массу против большевиков, работавших в продкоме и кооперативе. Несколько раз Ковалеву удавалось собрать где-нибудь женщин, произвести сбор денег на покупку мануфактуры, и он ехал в Верхотурье или Пермь «за мануфактурой», но обыкновенно приезжал с пустыми руками и без денег. Рассказывая всякие небылицы о своих поездках, он всё-таки умел ловко втирать очки несознательным женщинам и они «прощали» ему пропавшие деньги.

Откуда-то (как мы потом узнали, на деньги Кушвинских купцов) появился великолепный белый конь, на котором Ковалев начал с «генерал-губернаторским» видом разъезжать по заводу. До поры, до времени нам приходилось терпеть это гаерство*, тем более что работы была такая масса, что Ковалёвым прямо некогда было заняться. Время было ещё «керенское» и официальных вооружённых сил у нас не было. Особенно благодарную почву для «ковалёвщины» подготовляли эсеры, кандидат которых Гусев был начальником милиции. Этот «начальник» быстро спасовал перед Ковалёвым, тот его третировал при всех. На митингах в заводе не раз мы освистывали этого Гусева, но сменить его пока не удавалось. Между тем, в заводе сильно возросло число убийств и краж. Освобожденные из «николаевских рот» (знаменитой царской тюрьмы, находившейся недалеко от Н. Туринского завода) уголовные принялись за своё ремесло и избрали Кушву (как крупный центр) местом своих действий. Особенно зверское убийство совершилось в сентябре (не помню числа), в какой-то праздник зарезали старуху и её внучку, причем была проколота ножом даже кукла девочки. Я в этот день был на женском собрании, на котором председательствовала моя жена. Собрание было очень бурным и мне пришлось быть на нём до окончания. Придя домой часа в четыре дня, я услышал набат и сначала не придал этому значения. Часов в пять ко мне прибежал товарищ (не помню фамилию) с криком: «На площади убивают воров и грозят убить большевиков». Я вместе с этим товарищем побежал в наш «штаб», но застал там только одного латыша. Мы пошли на площадь, но навстречу нам уже двигалась расходившаяся толпа, причём многие шли с довольным видом, размахивая палками. Видимо им понравились сцены убийства. Придя на площадь, мы увидели Ковалёва, забрызганного кровью с ножом в руке, а около церкви лежали трупы двух зарезанных им воров, которых толпа вытащила из «холодной», где они сидели. Подойдя к нему, я увидел, что он пьян и предложил ему следовать за мной в Совет. Он шёл сзади меня, размахивая ножом и крича: «Я зарезал, я убийца!» В совете он, кажется, тотчас уснул или притворился уснувшим. Целую ночь мы провели в Совете. Часть из нас отправилась на рудники и конфисковала там всё имевшееся оружие. К часу ночи уже были высланы наши первые «большевистские патрули». Утром были выпущены листки, в которых разъяснялась вся гнусность убийства безоружных воришек и население призывалось рассчитывать на охрану завода, выделенную самими рабочими под руководством большевиков».²

Вполне возможно, что оба депутата вспоминают об одном и том же случае, но если Наронович «числа не помнит», то Чекасинов так и пишет: 20 июля. И время, как выразился Наронович, «было еще «керенское». А жизнь становилась невыносимой. Временно исполняющий обязанности Горного начальника округа инженер Карчевский 13 сентября телеграфировал Главному начальнику Уральских горных заводов: «Овса нет. Конные работы стоят. Необходимо представление округу права самостоятельно вести заготовки хлеба в Сибири через своих агентов, даже выше твёрдых цен и транспортировке железной дорогой. Водный транспорт в этом году потерян»³. Кажется, заботился человек обо всех, но не понравился рабочей власти. По воспоминаниям Чекасинова, его арестовали и доставили в совет рабочих депутатов, где находился и партийный актив. А.С.Майданов вручил Карчевскому железнодорожный билет до Екатеринбурга, предложил расписаться в постановлении о немедленном выезде из Кушвы. Карчевский должность свою оставил.

О той жизни на уральских заводах вспоминает чиновник лесного ведомства К.С.Семенов, часто по служебным делам посещавший и Кушву:

«…Резко возросли цены на продукты. Хозяйки кое-как управлялись с покосом и огородами и простаивали часами, чтобы принести домой хлеба или муки, а если посчастливится, фунт крупы или соленой рыбы. Когда проходил слух, что в магазине есть мануфактура, занимали очередь с вечера, а получали небольшой кусок ситца и бязи, из которой не то ребенку рубашонку шить, не то себе порванную «лопотину» починить. Вот только для новорожденных да татарских покойников некоторые кооперативы делали исключение. На новорожденного давали по две и по три нормы ситчику, а татарскому покойнику по справке муллы, что никак нельзя похоронить магометанина, если не обернуть его в одиннадцать аршин ткани, выдавали эти одиннадцать аршин. И женщины, ожесточившиеся и изнервничавшиеся в длинных очередях, с криками и руганью набрасывавшиеся на всякое нарушение очереди или неправильную, по их мнению, выдачу, с уважением относились к преимуществам, предоставленным младенцам и покойникам. Только иногда слышался недовольный вопрос:

— Зачем покойнику мануфактура? Наших на фронте и так хоронят.

— Закон! — поясняли им.

И женщины успокаивались: «Хоть не по нашей вере, а божий закон, видимо, так нужно».

Пропало слово «покупатель». В магазинах стали «получать», а на рынке все чаще «менять»⁴.

Происшествие, связанное с торговлей, случилось в Кушве в конце сентября. Вот что вспоминает М.И.Чекасинов: «…Всему населению Кушвы было продано через все частные магазины и общество потребителей по полфунта сахара, а два воза сахара погрузили в магазине Общества потребителей и отправили в Плотинку и Кедровку для продажи населению. Кушвинцы были, конечно, недовольны такой нормой. На сцене снова появился провокатор Ковалев, который передал несознательному населению, в первую очередь женщинам, что Совет рабочих депутатов привез и спрятал два воза сахара.

Возбужденная толпа во главе с Ковалевым пошла громить магазины. Запирали магазины и ключи передавали Ковалеву, якобы для организованного раздела товара на следующий день. Депутаты Совета Алабушев, Майданов и другие, явившись к возбужденной толпе, убеждали прекратить бесчинства, и были избиты.

Когда в Совете мне доложили, что на рынке у часовни избивают наших членов Совета, я побежал туда, где обнаружил громадную толпу людей, в основном женщин. Среди них увидел агитирующего провокатора Ковалева, потрясающего громадной связкой ключей от закрытых магазинов. На мой вопрос: «Ковалев, ты опять устраиваешь здесь беспорядки?», — он мне ответил: «Ты, Мишка, уходи, а то и тебе попадет!» Но уходить мне было поздно. Я был окружен толпой. Домовладелец Петр Белов выхватил у меня из кармана револьвер и закричал: «Братцы, он пришел в нас стрелять!». И в это время женщины и мужики начали бить меня руками и корзинками и пинать ногами.

Чувствуя опасность, я со страшной силой прорвался сквозь окружающее меня кольцо людей и бросился бежать в барахолку, чтобы через забор перепрыгнуть в завод. Идущий мне навстречу солдат Франков подставил ногу и я упал. Толпа набежала, и после чего снова началось мое избиение. Я вспомнил, как производили суд над Лапшиным и решил встать. Почувствовал, что получается. Оказывается, меня защитили от самосуда и подняли на ноги Нюра Татаурова и вахтер завода Санников. Я залез на ларь с метелками и черешками растрепанный, окровавленный и увидел море голов: люди в большинстве не понимали, кого избили и за что.

Я закричал: «Вы меня избирали депутатом, и вы же меня начинаете убивать!». Толпа меня обвиняла и кричала: «За каким чертом ты сюда пришел?!». Нюра Татаурова и Санников привели меня в Совет и помогли умыться. В этот же день ночью был арестован и отправлен в Пермь провокатор Ковалев.

Назавтра собравшаяся толпа требовала дележа товаров в магазинах, а когда люди узнали, что Ковалев арестован, они бросились в Совет, где находились сорок красногвардейцев-верхнетуринцев и члены Совета рабочих депутатов. Мы сделали большую ошибку, допустив эту толпу в помещение Совета. Тут же были разоружены красногвадейцы, разбиты двери и шкафы. Члены Совета Алабушев, Майданов, Жернов и другие товарищи были арестованы и посажены в подвал волостного управления.

А дальше события развивались следующим образом. Рабочий мартеновского цеха Александр Слободин прибежал на завод и рассказал рабочим, в первую очередь мартеновцам, что громят помещение Совета и арестованы товарищи. Он призвал остановить работу и идти выручать своих избранников. Рабочие мартеновского, доменного и других цехов организованной колонной с поднятыми знаменами около трехсот человек вышли из ворот и направились к волостному управлению. Причем из колонны кричали: «Товарищи, кто за Советскую власть, становитесь под наши знамена!». Большое количество прохожих примкнуло к колонне.

Рабочие, освободив из-под ареста наших депутатов, также организованно с пением «марсельезы» ушли обратно в завод. А через двадцать минут после этого на площадь спустилась другая колонна, с горы Благодать: горняки с кайлами, бурами и ломиками. Их спровоцировали меньшевики и эсеры, призвав идти на площадь к церкви защищать своих жен и детей, которых, якобы, избивают Советы и большевики. Таким образом, всего двадцать минут разделило две колонны и предотвратило столкновение рабочих завода с горняками. Вечером того же дня все стихло.

А наутро, в 10 часов нам сообщили по телефону, что в Кушву из Екатеринбурга прибыла полурота солдат под командованием прапорщика Гордиенко, настроенных по-большевистски. Толпа, между тем, возобновила осаду здания Совета, пытаясь ворваться, чтобы освободить провокатора Ковалева. Нападавших встретили солдаты, выстроенные в две шеренги поперек Главной улицы. Командир Гордиенко предложил наседающей толпе разойтись. Солдаты, взяв винтовки наперевес, пошли на толпу. Люди в панике разбежались по улицам. После этого случая в Кушве надолго прекратились различные беспорядки».⁵

6 октября Горный начальник Гороблагодатского округа Иванов телеграфировал в Екатеринбург и требовал самостоятельности округа для заготовки продовольствия, так как появилась угроза голодных бунтов, начались голодные митинги.

Поскольку в Кушве еще летом практически вся власть была в руках Совета, то после октябрьского переворота 1917 г. в Петрограде изменений в политической жизни Кушвы не было. Но остался в истории один факт. Вскоре, после октябрьских событий, в Кушву вернулся из Пермской тюрьмы известный нам «провокатор Ковалёв» и взялся за старое. Он пошёл, от имени Совдепа, по всем торговцам собирать контрибуцию для организации Красной гвардии. Его вторично арестовали, судили, созданным к тому времени военно-революционным трибуналом, и расстреляли. А у новой власти возникли другие проблемы помимо анархизма «ковалевых».

VII сессия совещания горнопромышленников Урала, проходившая в Екатеринбурге 26—28 октября, приняла решение о прекращении всякого финансирования организаций революционной демократии своих фабрик, заводов, промыслов и рудников, как уже сделали Петроградские и Московские промышленники.

Совет съездов — высший орган горнопромышленников Урала — в конце ноября 1917 года разослал правлениям заводов письмо, в котором предписывал закрывать предприятия при попытке ввести рабочий контроль и «не признавать силы закона за декретами Совета народных комиссаров и других самочинных организаций, как, например, Советы рабочих депутатов, революционных комитетов и т.д.»

Уральский областной совет рабочих и солдатских депутатов сообщил через своего представителя В. И. Ленину о таком положении на Урале. Находившееся в Петрограде правление Богословского горного округа, в числе правлений прочих округов, в которых частному капиталу принадлежало большинство заводов, тоже перестало переводить деньги на зарплату рабочим. На Урале разразился острый денежный кризис. Хоть события, описанные ниже, происходили в соседнем с Гороблагодатским округе, Богословском, они в полной мере повлияли на судьбу многих кушвинских семей.

Ознакомившись с делами, В. И. Ленин пишет записку Ф. Э. Дзержинскому: «…Вопрос на Урале очень острый, надо здешние (в Питере находящиеся) правления Уральских заводов арестовать немедленно, погрозить судом (революционным) за создание кризиса на Урале и конфисковать все Уральские заводы. Подготовьте проект постановления поскорее…»⁶

За проектом дело не стало и 7 (20) декабря 1917 года появился первый документ о национализации:

«Декрет Совета Народных комиссаров о конфискации и объявлении собственностью Российской республики всего имущества акционерного общества Богословского горного округа.

Ввиду отказа заводоуправления акционерного общества Богословского горного округа подчиниться декрету Совета Народных Комиссаров о введении рабочего контроля над производством Совет Народных Комиссаров постановил конфисковать все имущество акционерного общества Богословского горного округа, в чем бы это имущество не состояло, и объявить его собственностью Российской республики.

Весь служебный и технический персонал обязан оставаться на местах и исполнять свои обязанности. За самовольное оставление занимаемой должности или саботаж виновные будут преданы революционному суду.

Порядок управления делами общества в Петрограде и условия в передачи отдельных заводов предприятий и отраслей во временное ведение местных Советов рабочих и солдатских депутатов, фабрично-заводских комитетов и подобных учреждений будут определены особыми постановлениями народного комиссара торговли и промышленности.

Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин).

Народный Комиссар И. Джугашвили (Сталин)».⁷

Так начался процесс национализации имущества казённого горного округа и частной Богословской железной дороги, управление которой располагалось в Кушве, на ул. Главной (ныне здание по ул. Первомайской, 68), а вагонные, паровозные мастерские и главные склады находились в районе станции Кушва.

Здание, где располагалось управлениеБогословской железной дороги

С 20 по 23 декабря проходил Районный съезд Советов рабочих и крестьянских депутатов Гороблагодатского округа. Он принял резолюцию о национализации рудников и приисков: «… Чтобы обезвредить наших врагов, мы должны отобрать у них главное оружие нашего порабощения — землю со всеми недрами, которые должны принадлежать государству: в первую очередь прииски и рудники, как содержащие золото, платину и драгоценные камни… Съезд постановил: Все прииски и рудники, находящиеся в районе Гороблагодатского рудника с живым и мертвым инвентарем и со всеми техническими приспособлениями, а также и не полученные из государственного банка предпринимателями капиталы за сданное золото и платину — конфисковать и предать в ведение рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и утвержденных рабочих комиссаров».⁸

Согласно резолюции декабрьского съезда советов Гороблагодатского округа отныне управлять округом будут фабрично-заводские контрольные комитеты, куда должны войти пропорционально инженеры и техники, служащие и рабочие.

Вот это «отобрать» и было предпосылкой к гражданской войне на местном уровне. Здесь нужно оговориться. До сего времени мы располагаем информацией с точки зрения только одной из противоборствовавших в гражданской войне сторон. Пока будет так, подлинную картину событий 1918 и 1919 годов создать невозможно. Попытка приблизиться к объективности заключается в том, чтобы опубликовать ранее не использованные документы и воспоминания наравне с известными фактами.

Примечания

1

М.И.Чекасинов. Рукопись в фондах Кушвинского краеведческого музея.

2

Д.П.Наронович. Кушва после Февральской революции. Мемуары. Ресурс uncle-ho livejournal.com

3

Рабочий класс Урала в годы войны и революции: в документах и материалах. — Т. 2. — Свердловск, 1927. С. 341.

4

К.С.Семенов. Зеленое золото. Свердловское книжное издательство. 1958 г.

5

М. Чекасинов. Там же

6

В.И.Ленин, ПСС.,т.29,стр.428

7

Сборник документов и материалов 1917—1918гг. М., ГПИ, стр.292

8

Известия Уралоблсовета, №7, 19 января 1918г.