Долина смерти. Якутия

Петр Иванович Васильев

В двухстах километрах от Мирного, вдоль поймы правого притока реки Вилюй (Ойгулдах или Алгый Тимирнить) находится аномальная зона – Долина смерти (Улюю Черкехек). Прочитав эту книгу, вы узнаете много мистических историй про таинственные медные котлы и чёрную поляну, о которой знали всего лишь несколько человек. Про инопланетный корабль, упавший в Долину смерти ещё 3 тысячи лет назад и ушедший за это время в мерзлоту.

Глава 3

Утром мы поднялись еще затемно, потому что спать на голых досках нар и кроватных сетках, хоть и в спальниках, было очень жёстко. Васька ушел за оленями, а мы с Колькой начали выносить вещи на улицу. Васька привел шесть оленей, следом за ними прибежали две собаки.

— Собак возьму двух, — сказал Васька, — Дингу заберу с собой, а то у Петра там одни кобели остались, а с Дружком будете возвращаться назад. Он зверовой, а там много медведей, хоть ночью будет охранять.

— Да не нужен он нам, его тоже забери с собой, мы и без него обойдёмся, его же ещё и кормить по дороге надо, — сказал Колька.

— Нет, Дружка с собой брать никак нельзя, он подраться любит, они там передерутся, — сказал Васька, — пусть уж лучше с вами останется.

Колька махнул рукой и отвернулся в сторону оленей и тут же стал снова ругаться.

— Ты что же это, самых худых и самых старых оленей привёл, что лучше этих не было, — возмущался Колька.

Олени и правда были старые и худые.

— Какие были, таких и дали, лучше этих не было, а дареному коню, сам знаешь что, — сказал, улыбаясь, Васька.

— А назад мы их, что на себе понесём, их же нужно вернуть хозяину, — не мог, успокоится Колька.

— А ты что молодых захотел, чтобы каждое утро искать их по лесу, эти хоть привычные к такой работе и далеко от палатки не уходят, я не первый раз беру их у него, — сказал Васька. Да и дорогу в Долину смерти они помнят, не смотри что они старые.

Навьючив оленей, и с минуту постояв перед трудной дорогой, мы тронулись в путь. От улуса тропа сразу же уходила в лес.

— Мы пойдем сначала параллельно реке, так будет ближе, а затем начнём срезать, так как река делает большие петли, — сказал Васька.

— Это что реку на этих петлях вброд придётся переходить? — спросил Колька.

— Да, и не один раз, — сказал Васька. — Да, ты не бойся, там мелко, я много раз переходил на тех перекатах, даже летом, а сейчас конец сентября, осень хорошая выдалась, дождей нет, поэтому вода спала сильно.

— Тебе виднее, — сказал Колька, — я по этой тропе ни разу не ходил.

— Вот и запоминай дорогу, — сказал Васька, — особенно на перекатах, чтобы потом на обратном пути не блудить и не брести по пояс в воде.

— А сколько километров до Долины смерти? — спросил я.

— Четыре-пять дней пути, вот и все километры, кто их здесь считал, по тайге да по болотам. Но уверяю вас, эти километры покажутся вам очень длинными, — сказал, улыбаясь, Васька.

Первый день пути идти по тропе было легко, тропа была хорошо набита, потому что шла по сосновому бору, и мы прошли по ней почти весь день, не останавливаясь, не смотря на то, что мы даже не отдохнули перед дорогой, как хотел Колька. Я обрадовался и спросил у Васьки:

— Это, что, вся тропа такая?

Он рассмеялся

— Это будет самая хорошая тропа за всю нашу дорогу до самой Долины смерти, потому что она идёт по сосновому бору, а дальше пойдёт чернолесье, а затем и болота пойдут и с каждым днём идти будет только тяжелее, так что не расслабляйтесь, всё ещё впереди, — сказал он.

Васька постоянно подгонял нас:

— Мужики время поджимает, лучше прийти пораньше, лучше уж там отдохнём, — говорил он.

Я понимал Ваську, ему хотелось как можно быстрее попасть на ту чёрную поляну и, не дай Бог, прийти на день-два позже намеченного срока, не успев улететь. Поэтому он и торопился. Хотя я в душе не верил, что можно с помощью луча улететь на другую планету, у меня даже не укладывалось это в голове, но я всё равно был рад тому, что пошёл с ними в тайгу и возможно увижу котлы и чёрную поляну.

— Почему так хорошо набита тропа, и кто по ней ходит? — спросил я.

— Да, приезжают сюда со всех концов страны старатели золото мыть, уходят толпой, а возвращаются по одному.

— Что так? Теряются? — спросил я.

— Да, по-разному бывает, — уклончиво ответил Васька.

— Да и лось хорошо ходит по этой тропе, вот медведь его и скрадывает на ней.

— Человеком тоже не брезгует, особенно старателями, — сказал Колька, — вот поэтому они и возвращаются по одному из гольцов.

Собаки иногда отвлекались на белку, но мы её не стреляли, так как она была ещё не выходная, да и торопились очень и собаки перестали искать её. Правда, иногда, они надолго отставали от нас, видимо, держали лося. Жёлтые листья, опавшие с лиственных деревьев, лежали на тропе пяти сантиметровым слоем и при ходьбе сильно шуршали под ногами, заглушая собачий лай.

«Да, осень в этом году выдалась на славу», — подумал я. Бабье лето подходило уже к концу, а погода в это время стояла на удивление хорошая и не только в Благовещенске, но и в Якутии. Иногда днём было даже жарко, а такое в Якутии бывает очень редко. Обычно в это время года либо идут обложные дожди, либо уже подсыпает снежок. Мне и раньше приходилось бывать в Якутии в это время года и не один раз, но в основном я бывал ближе к югу Якутии в Олёкминском районе, на реке Чаре и Олёкме.

Собаки снова залаяли в два голоса, но уже где-то снова в стороне от тропы.

— Ничего, пойдем по болоту, там белки поменьше, да и по кочкарнику сильно-то за ней не напрыгаешься, — сказал Васька.

— Будем останавливаться на ночь по моим прежним стоянкам, там хоть колья для палатки есть, но расстояние между стоянками большое, поэтому к стоянкам будем приходить уже по темноте.

— А ты что не мог их поближе друг к другу сделать, — ворчал Колька.

— Я тогда молодой был, быстро ходил по тайге, поэтому и успевал засветло приходить на стоянку, — сказал, улыбаясь, Васька.

Колька замыкал наш караван, он часто ругался, запинаясь о кочки.

«Хорошо, что хоть вчера водки не выпили», — подумал я, — «а то сейчас все бы чертыхались».

Уже начало темнятся, когда мы вышли на Васькину ночевку.

— Все мужики, ставим палатку и готовим ужин, — отдавал Васька распоряжения.

Мы беспрекословно подчинялись его командам.

— Колька, давай за дровами и олени тоже за тобой.

Место выбрано было удобное, рядом бежал ручей. Я занялся костром, а Васька быстро поставил палатку и принялся готовить ужин. С непривычки, усталость давала о себе знать. Поэтому поужинав, мы улеглись спать. Ночью собаки в два голоса подняли лай.

— Вот сволочь, не даст поспать, — проворчал спросонья Васька.

— На кого они так зло лают? — спросил я, ещё не сообразив спросонья, что так они лают только на медведя.

— Да медведь, кто же еще-то?! Прошлый раз также всю ночь ходил рядом, сволочь.

— Прошлый раз? Это сколько лет назад? — спросил я.

— Да уж года три, «аднака», будет, — сказал Васька.

За ночь собаки три раза поднимали лай. На третий раз Колька не выдержал и, выйдя из палатки, несколько раз выстрелил из карабина в воздух.

— Вот так и будем каждую ночь стрелять, — ворчал Колька, залезая обратно в спальник.

— Вот сволочь! — ругался Колька, — он теперь будет идти за нами до самой долины.

— А ты говорил, отдохнём, вот и отдохнёшь пожалуй тут, особенно завтра днём на болоте, — ворчал Колька.

Мы с Васькой молча улыбались.

Утром, не выспавшиеся, мы пошли по тропе дальше. Тропа проходила через поймы небольших речек, по кочкарнику, идти по ней было очень тяжело. Собаки тоже устали, они плелись сзади нас, наступая нам на пятки не обращая внимания даже на белок, которые частенько прыгали через тропу, с кедра на кедр перед самым их носом, дразня собак, но собакам было не до них, они тоже сильно уставали, бредя по воде следом за нами. Но пройдя полдня по кочкарнику, мы наконец-то вышли на край соснового бора.

— Здесь идти будет немного легче, — сказал Васька.

— Все мужики, привал, нужно пообедать, да и отдохнуть немного, а иначе до следующей ночёвки сегодня мы не дойдём, придётся ночевать в болоте.

Собаки тоже попадали рядом с нами. Немного перекусив и отдохнув, мы тронулись дальше по набитой тропе. До очередной ночёвки мы добрались уже по темноте. Палатку ставить не стали, нарубили лапника и, бросив на него спальники, улеглись на них вокруг костра. Костер, правда, пришлось по очереди поддерживать всю ночь, ночи в октябре там уже холодные. Собаки ночью на медведя не лаяли, видимо, они ему порядком надоели своим лаем, и он от нас отстал.

Утром, немного перекусив, мы тронулись в путь. До обеда идти по тропе было легко, она шла по лесу, но с обеда снова начались мучения. Мы вышли в пойму правого притока реки Вилюй. Местами мы выходили на болото, идти по нему было еще тяжелее. Но нам ещё и по много раз за день приходилось переходить вброд бурные речки, впадающие в правый приток реки Вилюй. Глубина воды на перекатах была небольшая, не выше колена, зато сильное течение сносило нас вниз по течению, и нам не один раз пришлось набрать в сапоги воды. Колька даже упал один раз в воду, споткнувшись о подводный камень, и мне пришлось прыгать за ним в бурную холодную воду, а иначе бы он разбился о камни на каменистом пороге. Васька быстро развёл костёр, и нам пришлось, стуча от холода зубами, три часа сушить свою промокшую насквозь одежду. Я тогда ещё удивился, и как это мы не простыли тогда, видимо в экстремальных условиях организм сопротивляется простуде.

«Да, тут не до рыбалки», — подумал я. — «Прав был Васька, если ещё появится желание рыбачить. А желание рыбачить здесь вряд ли появится, после такой дороги. Да ещё после такого купания в реке».

Уже к ночи, еле волоча ноги, мы вышли на Васькину стоянку. Палатку ставить не стали, не было сил, ночевали у костра на спальниках.

— Ну как Иванович такой переход? — спросил Васька. — Не жалеешь, что пошел с нами в тайгу? Мы с Колькой привычные к таким переходам, но тоже сильно устаём.

— С непривычки тяжеловато, конечно, но терпимо, — сказал я.

«Нет я ни грамма не жалел что пошёл с ними в Долину смерти, другого такого случая больше не будет», — подумал я.

— Не простыл, после такой холодной водички, может водки налить? — спросил Васька.

— Нет, Вася, ты сам знаешь, что «по» чуть-чуть мы не умеем.

— А если выпьем по многу, то завтра будет очень тяжело идти по такому же болоту, по которому мы шли сегодня, — сказал я.

— Это ты «аднака» верно сказал, тогда уж лучше совсем не стоит пить. Ну вот, а ты говорил — пошутил. Да за такие шутки убить мало, после такой дороги.

— Дожились, даже водку пить не хотим, расскажи кому-нибудь, не поверят, — сказал Васька и рассмеялся.

— А желание-то порыбачить у тебя не пропало? — спросил с улыбкой Васька.

Я промолчал. Что я мог ему ответить. Какая тут рыбалка, когда ноги еле тащишь. Особенно после сегодняшнего купания.

«Не заболеть бы, тут больницы рядом нет, так и останешься здесь в болотах навсегда», — подумал я.

И впервые за всё это время я подумал, а как же Васька рискует один в болотах, ведь помочь-то некому будет, если вдруг что-то с ним случится в болотах.

«Вот так и погибают охотники», — подумал я.

— Завтра весь день придется идти по болоту, но к ночи мужики нам нужно любой ценой дойти до стоянки, — сказал Васька. — А иначе в том болоте нам негде будет заночевать, кругом только топкая трясина.

— Если дойдём ещё к ночи по таким кочкам, — проворчал Колька.

Переход ему давался тяжело, видимо, сказывалась палёная водка.

— Дойдём, не ночевать же в кочкарнике, — сказал Васька.

— Там сыро шибко, да и костёр не из чего будет развести.

Ночью собаки снова подняли лай в два голоса, Колька не выдержал и начал стрелять из карабина прямо в лес.

— Бесполезно, не трать зря патроны, вам же ещё назад возвращаться, а то ещё и оленей не дай Бог постреляешь, они где-то тут рядом ходят, — сказал Васька.

— Утром, перекусив, мы тронулись по тропе в сторону болота, которое тянулось на десятки километров вдоль поймы реки и, по которому нам сегодня придётся идти весь день. Почти весь день мы шли по кочкарнику. Местами кочки доходили до пояса, карабины постоянно цеплялись прикладами за кочки, и их приходилось поправлять, подтягивая за ремень вверх или вешать поперёк туловища. А местами, когда заканчивался кочкарник, мы выходили на мшистое торфяное болото, но идти по нему было ещё тяжелее, чем по кочкарнику. И стоило только нам на секунду остановиться, как ноги тут же по колено, а то и выше уходили в воду. А местами мы по очереди проваливались по пояс в полуметровый торф, под которым находилась ледяная вода, и ноги от такой воды сводило судорогой.

— А что другой дороги в долину нет, только эта? — спросил я Ваську.

— Да есть обходная тропа, но она по хребту идёт, а там сплошные подъёмы, да спуски крутые. Да и идти по ней на сутки дольше, а Колька сам видишь, по ровному месту еле идёт, а по той тропе быстро на подъёмах выдохнется.

Вдруг Колька, как будто в подтверждение Васькиным словам начал ругаться.

— Что случилось? — Васька остановился.

— Да сапог где-то пропорол, вода хлюпает, — сказал Колька.

— Ну, так переобуйся, — сказал Васька, — сапоги то есть запасные.

— В болоте, что ли? — ворчал Колька, — вот выйдем на сухое место, тогда уж и переобуюсь.

— Тебе виднее, — сказал Васька. — Смотри только ноги не застуди тебе ещё назад возвращаться. Вот Иванович, сам видишь, он здесь-то еле идёт, а на тех подъёмах он не вытянет и нам придётся уже не на сутки, а надвое суток дольше добираться до долины. А времени мало осталось, сам видишь. Я хорошо понимал Ваську, ему нельзя было опоздать на чёрную поляну.

Но больше всего в болотах нас доставал мокрец, — это такая мелкая мошка, которая пролазит даже через мелкую ячею накомарника и стоит только солнцу чуть-чуть пригреть, как он начинает беспощадно жалить, такое ощущение как будто твоё лицо обожжено крапивой. Да и держится он на болоте, «зараза», почему-то до самых сильных холодов, преимущественно на топких мшистых болотах. Но больше всех от мокреца почему-то страдал Колька, видимо потому что мокрец очень сильно не любит водочный перегар, не знаю уж, насколько это правда, но Кольке доставалось от него в разы больше, чем нам.

А уж перегаром-то от него несло точно за версту, хоть он и не пил уже три дня. На мшистых кочках росла клюква, и с кочек изредка взлетали глухари, отлетев недалеко от тропы, они садились на низкорослый кедрач, раскачиваясь под своим весом на ветках кедрача, дразня этим собак. Но собакам было не до них, они сильно уставали, бредя по воде следом за нами. Да и мокрец доставал их тоже не меньше, нас. Колька хотел подстрелить одного самого наглого глухаря, который сидел на ветке кедры рядом с тропой и уже потянул с плеча карабин, но махнув на него рукой передумал.

— Далеко еще? — спросил Колька, отмахиваясь обеими руками от мокреца.

— Часа два до ручья, за ручьём стоянка, — ответил Васька.

— Да когда же это всё кончится! — ругался Колька, отмахиваясь от мокреца обеими руками.

— Когда мороз ударит, только тогда он успокоится, — сказал Васька.

Колька посмотрел на него как на врага народа и с досады даже отвернулся от него, чтобы не выругаться. И к последней стоянке мы подошли уже по темноте.

— Будем ставить палатку, надо немного обсушиться, — сказал Васька. — И нужно сегодня установить печку в палатке, что бы хоть немного прогреться после купания в реке, а то не дай Бог ещё заболеете оба, что я тогда с вами делать-то буду один.

Я развел костер на старом кострище и сходил на ручей за водой на чай. Ноги от усталости гудели и подгибались. Васька быстро поставил палатку, натаскал кучу валежника и принялся развьючивать оленей, а я как мог, помогал ему. Хорошо, что к ночи похолодало, и мокрец немного успокоился, спрятавшись на ночь в мох.

— Переобуйся, — сказал Васька — и кинул Кольке запасные сапоги на все размеры.

— Не хватало, чтобы ты заболел здесь. А главное ноги береги, не дай Бог, застудишь.

— Не заболею, водку-то я зачем сюда брал?!

— Неужели только для растирания ног, — сказал Васька и рассмеялся.

— Как знаешь, — сказал Васька, присаживаясь к костру.

— Все мужики, можно и отдохнуть, — сказал он.

Я разлил чай по кружкам, и мы уселись вокруг костра.

А вот и она, — «Долина смерти» и Васька обвел рукой долину, которая лежала перед нами. Таких долин здесь много и все они тянутся вдоль правого притока реки цепочкой, но эта долина самая большая и самая последняя на притоке реки, а тянется она вдоль реки на 200 километров. Я осмотрелся. Стоянка находилась на небольшой возвышенности, поэтому долина даже ночью под Луной хорошо просматривалась во все стороны. Она действительно выглядела мрачноватой, как будто когда-то по ней пронеслась ядерная война, а вдоль реки болота сменял высохший на корню лес.

— А почему её так называют? — спросил я.

— Да кто его знает, моему отцу рассказывал его отец, что когда-то давным-давно, когда еще наши предки ходили в шкурах, в эту долину с неба упал огромный диск, похожий на бубен. Я так думаю, что он тогда совершил аварийную посадку, потому что улететь отсюда он уже не смог. И постепенно диск стал погружаться в землю, в оттаявшую за лето мерзлоту. А охотники, которые охотились в этих болотах, находили в них металлические коридоры, глубоко уходившие в землю, в которых было тепло как летом даже в самые лютые морозы. Но тот, кто в них спускался, впоследствии умирал от какой-то странной и неизлечимой болезни, у них абсолютно ничего не болело, но они медленно умирали.

А периодически через сто лет, из того места куда погрузился диск, из дыры, которая, находилась рядом с этим местом, вылетал оранжевый шар и по наклонной траектории улетал за горизонт и там на большой высоте взрывался несколько раз подряд. Но взрывался он в разных местах высоко над тайгой, как будто этих шаров было несколько штук. А грохот этих взрывов разносился на тысячу километров, так говорили старики, а они врать не будут. Но иногда оранжевый шар взрывался прямо над самой долиной, вот поэтому долина выглядит так, как будто по ней прошлась ядерная война. А охотники, побывавшие в этом районе долины, заболевали какой-то неизвестной болезнью и тихо умирали. Но от этой болезни умирали не только сами охотники, но и их дети, потому что эта болезнь передавалась даже по наследству.

— А ты-то, откуда знаешь? — спросил Колька.

— А мне об этом рассказывал отец, а ему рассказывал его отец, а дальше я уже не знаю, кто кому рассказывал.

— Видимо поэтому её и называют Долиной смерти, — сказал Васька.

— Сказки всё это, — сказал Колька, — старикам делать нечего было по вечерам, вот они и придумывали небылицы, детей пугать.

«Да нет Коля, это не похоже на сказки, — это больше похоже на радиацию», — подумал я, — но якутам я не стал говорить, что бы, не дай Бог не напугать их, а то сорвётся наша экспедиция. Но я тогда ещё не знал о том, что про радиацию этой долины Васька давно уже знает.

Колька развел недалеко от палатки еще один костер. И вбив в землю несколько кольев, развесил сушиться на них свою мокрую одежду. Идя по болоту, мы порядком вымокли, а Колька ещё и искупался, провалившись в трясину, хорошо, что ещё перед самой стоянкой, а то бы точно простыл.

— Далеко до поляны? — спросил я.

— Да нет, с километр будет и до котлов от поляны километра три не меньше.

Взошла Луна, долина хорошо просматривалась.

— Посмотри-ка вон туда, Иванович, вон туда, — показал Васька рукой на Север. — Видишь вон то серебристое облако, раньше я его почему-то не замечал.

Я присмотрелся. Да, действительно, километра три-четыре от нас, над подсадом, стелилось серебристое облако.

— Метров триста в диаметре, «аднака», будет, — сказал Васька.

— Как будто кто-то с земли подсвечивал прожектором облако тумана, но тумана нигде не было видно, даже по низинам.

«Странно», — подумал я. Но это точно не туман, а больше похоже на какое-то радиоактивное излучение, исходящее из земли.

Васька забил еще несколько кольев у костра и прикрепил к ним поперечные палки.

— Давай, Иванович, переоденемся в сухую одежду, а мокрую повесим сушиться у костра. Нужно ложиться спать, завтра придется много ходить. Ты ведь хотел посмотреть на котлы?!

— Да, если они действительно существуют, то обязательно, а иначе, зачем бы я тогда шёл сюда, в такую даль, да ещё по такой дороге, — сказал я.

— Ну вот, завтра и увидишь эти мифические котлы, — сказал Васька, залезая в спальник. Может вы с Колькой, одни из последних «могикан» кто увидит эти котлы ещё вживую.

— Это почему одни из-последних, а что с ними случится? — спросил я. А вот завтра сам и увидишь, потому что с каждым летом они всё глубже погружаются в оттаявшую за лето мерзлоту.

— Ладно, Иванович, давай спать, завтра сам всё увидишь, — сказал Васька.

Медведь ночью не приходил, и мы относительно хорошо выспались. А относительно, потому что спать пришлось на земле в спальнике на пихтовой лапке. Утром, немного перекусив, мы отправились искать Васькину поляну. Тропа начиналась сразу от костра но, не доходя до поляны метров сто, она расходилась в разные стороны, огибая поляну по окружности с обеих сторон. Зверь через поляну не ходит, он обходит её стороной.

— Видишь, как сильно набиты тропы, огибая поляну с обеих сторон, — сказал Васька.

Мы вышли на край поляны. Да, поляна была та же, схожая с Васькиным описанием, и в диаметре она была небольшая, метров тридцать, не больше и совершенно голая. Но самое главное она была идеально чёрная, на ней не росло ни одной травинки, и не валялось ни одного сучка, хотя вокруг поляны росла густая по пояс трава. Мы с Колькой обошли ее по окружности, поляна показалась нам идеально круглой. Прочесав весь лес вокруг поляны и не найдя ничего интересного мы вернулись в свой лагерь. Ночь прошла относительно спокойно. Васька даже стал подшучивать над Колькой

— Что-то стало даже скучновато без твоего медведя, «аднака» он бережет твои патроны.

— Не переживай, он еще придёт, эта сволочь еще попортит нам крови.

И он, как в воду глядел. Утром мы решили пойти, посмотреть котёл. Подойдя к поляне, мы с Колькой решили от греха подальше обойти ее стороной по левой тропе, а Васька пошел прямо, через поляну. И пройдя от края чёрной поляны километра три на Север, мы зашли в густой сосновый подсад. Котёл мы увидели ещё издалека, он уже до половины ушёл в землю, но и в таком виде он казался огромным.

— Да, чай в таком котле не вскипятишь, не под чай же его сюда сбросили, — сказал Васька.

— А кто сбросил-то? — спросил Колька и посмотрел вопросительно на Ваську.

— Да кто его знает, пожал плечами Васька и посмотрел при этом в небо, откуда-то же он сюда прилетел, — сказал он.

— Отец рассказывал, что в сорок девятом году он видел, как подлетая к Земле, котёл разделился на две половины, и из него вылетел круглый шар, который упал в тайгу, в районе речки Алгый Тимирнить. Отец потом, после возвращения, ходил туда, но кроме кучи, похожей на кучу, которую оставляет крот, ничего не нашёл.

— А когда я сам охотился в этих местах, то мне тоже попадались две таких же кучи, правда одна из них была сильно заросшая травой и кустарником, а вот другая была, свежее первой, — сказал Васька.

Я взял у Васьки топор и с большим усилием провёл лезвием топора по металлу, лезвие прошло по нему как по стеклу, на нем не осталось даже царапины. Металл был двухслойным, верхний слой в несколько миллиметров толщиной, был матового цвета, а внутренний цвет котла был под цвет меди.

«Да, металл не наш», — подумал я. У нас нет таких технологий, да и котлов таких я никогда не видел. А главное как они могли сюда попасть, у нас ещё нет таких ракет, которые могли доставить их сюда, да и зачем они нужны такие огромные в безлюдной тайге.

Я хорошо разбирался в металлах, поэтому я сразу решил, что такие технологии внеземные. Я заглянул вовнутрь котла, внутри котла находилось четыре кронштейна в форме полумесяца, к которым, видимо, и крепилась сфера. Мы прокружили по лесу весь день, и нашли ещё три котла, но они так же, как и первый котёл погружались в землю, а в одном из них даже рос кустарник. Как я жалел, стоя у котла, что не взял с собой фотоаппарат, ведь котлы скоро утонут в оттаявшую за лето мерзлоту и кто нам поверит, что мы одни из последних как выразился Васька, «могикан», кто видел эти котлы вживую. А всё, потому что армейский друг Лёша написал мне, что у него этого добра хватает, есть и ФЭД и Зоркий и даже Смена вот поэтому я и не взял свой фотоаппарат.

— Да, котлы заметно уходят в оттаявшую за лето мерзлоту, — сказал Васька.

— А мерзлота стала сильно оттаивать, даже за такое короткое Северное лето. И даже, подо мхом, а это значит, что наступает потепление климата даже на Якутию.

— Когда я был здесь последний раз, они гораздо больше возвышались над землёй, — сказал Васька. Третий котёл состоял из двух половин, но вторая половина лежала рядом, на боку, как будто это был шар, но затем он ещё в воздухе, на подлёте к земле, разделился пополам.

«А что же находилось внутри котла», — подумал я.

Васька это тоже заметил.

— Может они в них к нам что-нибудь перебрасывали.

— Кто это они-то? — спросил Колька.

— А, чёрт его знает.

Васька отошел от котла, почесав при этом свою руку.

— Вы бы осторожней там ходили у котла, а то зачешитесь, как я в прошлый раз, удовольствие не из-приятных, всю ночь тогда чесался, до сих пор помню, хотя прошло уже двадцать лет.

Мы быстро отошли от котла, и пошли от греха подальше прочёсывать лес дальше. К обеду, в километре от нас залаяли собаки, по голосу собак было слышно, что лают они на зверя.

— Медведь, «аднака», — сказал Васька, — прислушиваясь.

— Да, похоже, что он, — сказал Колька.

— Что будем делать? — спросил Колька.

— А что больше делать, пойдём, посмотрим, на кого это они так зло лают, они теперь его не бросят, — сказал Васька.

И мы, не сговариваясь, направились на лай собак. Собаки держали медведя, а рядом лежал задавленный медведем лось. Борьба между медведем и лосем, а это был бык с огромными рогами, шла жестокая, они вырвали весь подсад вместе с корнями на поляне около двадцати метров в диаметре. Медведь был огромный, но худой. Дружок норовил поймать его сзади за штаны, а Динга крутилась перед медвежьей мордой. Я присмотрелся к медведю, странный какой-то он, мне и раньше приходилось видеть медведей на воле, но такого медведя, да ещё с такой странной головой, я встретил здесь впервые. Голова у него была чуть меньше обычной, но главное она была похожа на человечью голову, а лапы были больше похожи на руки гориллы, чем на медвежьи лапы.

«Мутант какой-то», — подумал я.

— Дай я его добью, — сказал Колька, — а то собак покалечит.

— Зачем, пусть живёт, — сказал Васька.

— Но он же худой, он не ляжет в берлогу.

— Тем более, зачем он тебе такой нужен.

— Но он же житья нам не даст уже с раздражением, — сказал Колька.

— Это другой, не тебе объяснять, ты же видишь, какой у него размер ноги, а там, у палатки, размер ноги гораздо больше этой, да и след какой-то странный, мне такого следа ещё не приходилось видеть.

— Да и границу он не перейдёт, она где-то тут рядом проходит, — сказал Васька. — Не-бойся, твою водку он не тронет, её другой оприходует.

Колька обиделся.

— Как будто, я её только для себя сюда тащил. — Ты-то улетишь, а нам ещё назад возвращаться.

— Не бойся, он за вами не пойдёт, он местный, там своих медведей хватает.

Васька поднял карабин стволом вверх и выстрелил два раза в воздух.

— Убегай скорей, пока Колька тебя не пристрелил, — сказал Васька и рассмеялся вдогонку медведю.

Медведь взревел, упал на передние лапы, чуть не придавив Дингу, и кинулся бежать. Собаки понеслись следом за ним.

— Пусть немного побегают, а то засиделись за эти дни, — сказал Васька. — Хватит нам и лося.

Якуты остались свежевать лося, а я оказался лишним, поэтому решил немного побродить рядом с поляной.

— Осторожней там, Иванович! — крикнул мне вдогонку Колька.

— Кто его знает, куда он побежал, ещё нападёт со спины, «зараза», и выстрелить не успеешь. Он сейчас шибко злой на нас за то, что мы у него лося отобрали.

— Я ушёл от якутов метров на пятьсот и, пройдя немного по сосновому бору, вышел на большую и идеально круглую, метров восемьсот в диаметре поляну, заросшую густым сосновым подсадом. Поляна выглядела так, как будто на ней когда-то был пожар, но я не увидел на ней ни то, что горельника, но даже валёжника. Только густой сосновый подсад, максимальная высота которого не превышала десяти метров. И пройдя по подсаду метров триста, я вдруг увидел выступающую из подсада металлическую арку похожую на дверь. «Странно», — подумал я, — «откуда здесь металл в такой глуши, на упавший самолет не похоже, металл серебристо белый, но не дюраль».

И я подошел поближе к арке. А за аркой, под небольшим уклоном вниз уходил железный коридор. Я немного спустился по нему. По левую и правую стороны коридора находилось по две восьмиугольных двери. И каждая из дверей состояла из двух половин уходивших с обеих сторон в стены. Я остановился и, придержав дыхание, постоял несколько минут в коридоре, прислушиваясь к звукам, доносившимся из конца коридора. Но корридор уходил под наклоном вниз, и в нем стояла жуткая тишина. Пол коридора был присыпан сухими листьями и хвоей, поэтому звуков шагов через неё неслышно было. Но спускаться по коридору дальше вниз я побоялся, не дай Бог, там внизу медведь спит. А в таком узком коридоре мы с ним мирно не разойдёмся, придётся стрелять в него, и ещё неизвестно чем всё закончится. И если он даже немного меня поранит то якуты меня здесь уже не найдут, так как они не знают куда я пошёл.

«Да, и не было с собой фонаря, а без фонаря вообще не стоит рисковать», — подумал я.

Обойдя поляну по кругу, я вернулся к якутам, они уже закончили разделывать лося и складывали мясо на расстеленную армейскую плащ-накидку. Присев рядом с Васькой на валёжину, я закурил.

— Ну как Иванович прогулялся, нашел что-нибудь? — спросил Колька.

— Да, тут недалеко, — я показал рукой на Север, — есть поляна, заросшая сосновым подсадом.

— Ну и что, да здесь таких сосновых полян много, — сказал Васька.

— Да нет, эта поляна какая-то особенная, как будто на ней когда-то был пожар, но горельника на ней не видно, и ни одной валёжины я на ней тоже не увидел, хотя обошёл почти всю поляну по кругу. Но главное, меня очень заинтересовало другое, метров в двухстах от края поляны я увидел металлическую арку, а за ней наклонно вниз уходит металлический коридор.

— А вот это уже интересней, — сказал Васька, — и подвинулся ко мне поближе.

— Может это упавший большой самолет? Через Якутию в войну из Америки через Аляску и Чукотку самолёты к нам перегоняли, может какой-то из них заблудился в тумане и упал здесь.

— Да нет, это точно не самолёт, да и металл не похож на дюраль, я в металлах хорошо разбираюсь, и коридор глубоко уходит в землю. А самое главное, в коридоре я увидел четыре двери восьмиугольной формы, у нас я нигде таких восьмиугольных дверей не видел.

Васька задумался.

— А может это тот коридор, о котором рассказывал мне отец.

Васька загорелся идти к арке прямо сейчас, но Колька сказал, что сегодня уже поздно, да и фонари остались в палатке. И мы решили отложить поход до завтра. Разложив мясо по рюкзакам, мы отправились в свой лагерь. Вечером, мы приготовили обильный мясной ужин. Собаки тоже хорошо поели и улеглись спать. Колька даже забеспокоился, как бы они не проспали медведя, ведь он мог прийти по запаху мяса. Но все обошлось, видимо, медведя в это время не было рядом.

Утром, захватив с собой все необходимое, мы с нетерпением отправились к арке. Поплутав немного по лесу, мы вышли на поляну. Арку я увидел ещё издалека, благо вокруг неё рос только невысокий и редкий подсад. Колька отстал немного от нас, внимательно разглядывая что-то на земле.

— Мужики, идите-ка сюда, — крикнул он.

Мы, с трудом пробрались через сосновый подсад, и подошли к нему. Колька присел на корточки и сорвал мох.

— Вы где-нибудь видели такой мох.

— Я такого не видел, — сказал он.

Мох был фиолетового цвета и весь переливался. Васька покрутил его в руках.

— Я такой цветной мох тоже никогда не видел, — сказал он.

— Ну, а я тем более, — сказал я, покрутив в руках кусок мха.

— А лопухи-то, ты посмотри, они же еще зеленые и такие огромные я таких широколистных лопухов нигде раньше не встречал, а кругом уже лежит снег, — сказал Колька.

Снегу, правда лежало немного, сантиметра три, но все равно снег, да и было холодно.

— Что-то здесь не то, — сказал Колька.

— Да, ты «аднака» прав, — это уже похоже на радиацию, только в радиоактивной зоне растут такие большие растения, особенно лопухи, — сказал я.

— Вот только радиации нам ещё не хватает, — сказал Васька.

Не найдя больше ничего интересного, мы направились к арке. Сейчас я ее хорошо разглядел, арка больше походила на дверь. Я такие двери видел на больших самолетах, но эта дверь открывалась, как в большом лифте и состояла из двух половин, которые раздвигались в разные стороны, уходя в стену металлического корпуса. Я принялся рассматривать коридор, а Васька с Колькой отошли от меня метров на сорок, о чем-то споря. Внимательно изучив вход в коридор, я понял, что коридор находится в огромном металлическом теле, которое от удара ушло под углом в землю, то есть погрузилось в мерзлоту и погружаться оно начало, видимо, уже давно. А падало это огромное тело видимо с большой высоты и по наклонной траектории, потому что в землю оно вошло уже под углом.

— Иванович, подойди к нам, — крикнул Васька.

Я направился к ним, с трудом пробираясь через густой подсад.

— Иванович, обрати внимание на то, что здесь растет только сосновый подсад, который не больше девяти метров в высоту. А самое главное на поляне нет ни одной валёжины и ни одного пня, а дальше метров через триста по кругу стоит стена леса, но круг то идеально круглый.

— И что бы это значило? — спросил он.

— Не знаю Вася, — честно признался я, — надо бы разобраться с этим делом, чтобы не попасть в неприятности, я имею в виду радиацию.

— По-моему, эта круглая поляна больше похожа на радиоактивную зону.

— Но какую-то странную, не нашу зону, с какой-то особенной радиацией, но это только моё предположение, — сказал я.

Мы прошли по подсаду еще метров пятьдесят. Вдруг, Колька увидел в стороне круг растаявшего снега. Мы подошли ближе к кругу. В кругу лежал пепел от сгоревшего дерева. Создалось такое впечатление, что дерево загорелось с вершины дерева и горело до самых корней.

— Странно, даже корней не осталось, — сказал Васька, поковыряв в земле палкой.

— И температура была большая, даже углей нет, остался только один пепел.

— Удивительно, — сказал Васька, — а подсад то сырой, — это какую нужно иметь температуру, что бы сырое дерево сгорело до пепла вместе с корнями.

— Или, скорее всего какую-то особенную радиацию, — сказал я.

— Вот это больше похоже на правду, — сказал Васька.

Васька повернулся лицом в ту сторону, откуда мы только что пришли, что-то прикидывая.

— А тебе не кажется Иванович, что вчерашнее серебристое облако светилось именно здесь?

— Может быть, — я прикинул расстояние, — да, похоже, что здесь.

— Это что же получается, подсад вырастает до десяти метров в высоту и сгорает от какой-то неизвестной нам энергии, связанной с этим облаком и поэтому здесь не растут большие деревья.

— Видимо, так, — сказал я. — И чем же это пахнет? А пахнет это Вася радиацией и, причём какой-то особенной, не знакомой нам.

Мы обошли небольшой круг по подсаду.

— Ты посмотри, ни одного следа, даже мышь не бегает, такое впечатление, как будто здесь мёртвая зона, — сказал Колька.

— А где собаки-то? — спросил Васька, покрутив головой в разные стороны.

Конец ознакомительного фрагмента.