Легенда о водяном коне. Часть II. Забытое мстит всегда

Петр Богдан

Первая часть романа «Легенда о водяном коне: Тот, кто приходил ночью» была впервые опубликована отдельной книжкой в 2007 г. После чего ее скопировали пираты и выложили в Интернет, где скачали уже более 200 тысяч раз. Вторая часть романа «Легенды о водяном коне: Забытое мстит всегда» публикуется впервые в широком доступе. Главному герою суждено вновь столкнуться со страшным существом. Однако ему предстоит открыть, что в действиях монстра есть глубокий смысл.

Повесть Временных лет

Иллюстратор Александр Анатольевич Гоголев

© Петр Богдан, 2020

© Александр Анатольевич Гоголев, иллюстрации, 2020

ISBN 978-5-4474-5723-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава I

— Ну, вот и вся моя история, — закончил я.

— И что, так и не удалось определить, что это было за животное?! — Татьяна Федоровна откинулась на спинку кресла. Я внутренне улыбнулся тому, как она заметно расслабилась. Все же я неплохой рассказчик!

— Нет. Пленку у меня уже в начале следствия «временно» конфисковали вместе с фотографиями — то бишь, приобщили к делу. Однако, назад я ее, конечно, не получил. Как мне сказал по секрету Петр Васильевич — следователь по особо важным делам, ведший это дело, — и то и другое забрали в КГБ, там у них есть архив по аномальным явлениям. Кстати, туда попал и мой задокументированный рассказ. Но часть фотографий я, конечно, сохранил. Я показал их подряд всем знакомым биологам и зоологам — по их словам, ничего подобного в природе не существует. Таких животных нет! Так что нам остается вслед за КГБ причислить это существо к аномальным явлениям, и на том успокоится!

— Нет, ну послушай, — вмешалась Марина. — Ведь эти биологи видели фотографии собственными глазами. Неужели им нечего было сказать?!

— Конечно, было. Первое, что они говорили — фальшивка; второе — подделка; третье — что за ерунда, быть такого не может! Большинство ограничивались первым и вторым. Только пару раз я услышал, что это лошадь-мутант, жеребенок-мутант, в общем, игра природы. Но это я и сам могу себе сказать.

— Да, жаль… — протянула Марина. Она явно была разочарована в нашей биологической науке.

— Но все же, кое-что мне удалось узнать! — я сделал паузу и с удовлетворением посмотрел на вновь вспыхнувшие острым вниманием глаза моих слушательниц. — Вы слышали когда-нибудь о водяном коне?!

Обе отрицательно покачали головой.

— Так вот, один из биологов, немного интересующийся тем же, чем и КГБ, то есть аномальными явлениями, сказал мне, что описанное мной существо более всего напоминает водяного коня — мифологическое животное, имеющееся в легендах почти всех европейских народов! По его словам, появляется водяной конь во влажных болотистых местах. При этом он как бы существо скорее энергетическое, чем телесное. Нечто вроде воплощенного зла. Водяной конь возникает там, где злоба и ненависть рассыпаны очень щедро, где люди забыли Бога, — как своеобразная кара. И тогда, соединившись с болотной гнилью и останками мертвых животных, зло рождает чудовище — водяного коня, который будет преследовать и убивать все живое, пока не погибнет сам.

Напряженная тишина, воцарившаяся на добрых два десятка секунд в комнате, вновь послужила чем-то вроде награды моему измученному рассказом сердцу. Казалось, некое наваждение заполнило освещенную льющимся из-под низкого потолка мягким светом комнату. И, быть может, всем нам троим на какое-то мгновение почудился призрак водяного коня.

Я дотронулся до чайника.

— Ого, да он почти совсем остыл.

— Да, заговорил ты нас, — встрепенулась Татьяна Федоровна, — и чаю с твоими ужасами не выпьешь.

— Ничего! Зато после них чай пьется хорошо.

— Да уж, — поддержала меня Марина, — после таких рассказов просто необходимо согреться. А то зуб на зуб не попадает. — Она взяла чайник и пошла на кухню.

Чай нагрелся быстро. Несколько минут мы почти молча наслаждались горячей влагой, уплетая шоколадные конфеты, которые я в изобилии привез из города.

— А ты, Саша, веришь, что это был именно водяной конь? — вдруг спросила, неожиданно задумавшись о чем-то, Татьяна Федоровна. Чашка с дымящимся чаем замерла на полпути между столом и ее губами.

— Разве мне остается что-то другое? — с улыбкой пожал плечами я. — Все произошедшее со мной сном назвать — увы! — как бы я того не жаждал — невозможно. То, что рассказал мне этот биолог — Вадим — единственное объяснение, и, за неимением другого, я вынужден принять его. Тем более, что, на мой взгляд, оно вполне подходящее.

— Ну, а как на счет кары? — заметила Марина, — В чем была виновата несчастная Света? Или Дэн? Я не понимаю.

— Ну, как тебе сказать… — я немного задумался. — В свое время я немало размышлял над этим. И здесь есть множество вероятных ответов. Во-первых, никто из погибших в Бога толком не верил, что, само по себе, уже великий грех. Во-вторых, кто знает, как они были грешны помимо этого греха? Денис, например, по христианской морали был порядочный прелюбодей, — Марина при этих словах прыснула. — В-третьих, в Индиии есть понятие кармы — совокупности влияния поступков человека в его прежних воплощениях. И, кто знает, если это правда, может быть все они были наказаны за прегрешения в прошлых жизнях? В-четвертых, есть понятие ответственности за поступки отцов и дедов (в христианстве в том числе), то есть они могли пострадать за вину своих предков.

— Да… — заметила как бы сама себе Татьяна Федоровна, — интересно все же было бы узнать, есть ли что-нибудь там, за порогом жизни…

— Нечто наверняка есть, — осторожно заметил я. — В некоторые моменты жизни это чувствуется особенно остро.

— Конечно, — согласно кивнула Татьяна Федоровна, — что-то существует, более мудрое и разумное, чем мы. Но если бы знать наверняка…

— О, Татьяна Федоровна! — рассмеялся я. — Если бы люди все знали наверняка, они вряд ли бы подвергались искушениям. Понятие греха тогда бы давно исчезло. Бог, Провидение, Абсолют — называйте это как хотите — был бы постижим. Такая жизнь, по-моему, была бы весьма скучна.

— Ха! И это я слышу от будущего коммуниста?! — с наигранным пафосом воскликнула Марина, — и где же твой праведный атеизм?

— Мой атеизм всегда со мной! — я строго посмотрел на нее. — Я всегда его ношу в правом заднем кармане джинсов.

— А ну-ка, покажи! Не верю!

— Не веришь? Ну, смотри же! Сейчас я достану из своих широких штанин самый большой атеизм из всех, которые ты когда-либо имела честь лицезреть! — я привстал и полез в карман. — Но где же он? Странно. Отправляясь в поездку, я кладу его именно в этот карман джинсов! Может быть, я его случайно положил в задний левый карман? И там нет! — я с удивлением развел руками. — Может быть, я положил его еще в какой-нибудь карман? — с этими словами я лихорадочно принялся шарить по всем своим карманам, изо всех сил изображая на лице растерянность и испуг. Марина смеялась от души. Татьяна Федоровна тоже не смогла удержаться от улыбки. Наконец, запыхавшись, я перевел дух и в бессилии опустил руки.

— Увы! Должен признаться, по всей видимости, я совершенно случайно оставил его в своей кандидатской книжке. Хотя, — я подмигнул Марине, — для желающих побыть с Матушкой-Природой наедине, он был бы третьим-лишним.

— Да, — вдруг с каким-то энтузиазмом согласилась Татьяна Федоровна, — атеистом легко быть в городе, среди суеты мирской. Но здесь, на свежем воздухе, в лесу — так и чувствуешь, как какие-то силы вливаются в тело. И душе иногда так и хочется вверх, вверх к облакам.

— Боже мой! — я всплеснул руками, — Татьяна Федоровна, признайтесь, в молодости вы, наверняка, писали стихи!

— Признаюсь, — покорно улыбнулась Татьяна Федоровна. — Еще студенткой. И знаете, ребята, когда я их писала, меня охватывало самое настоящее божественное (она подчеркнула это слово) вдохновение.

— Прочтите что-нибудь! — попросила Марина.

Татьяна Федоровна грустно усмехнулась:

— Хотела бы. Да уж не помню ничего. А тетрадки со стихами выбросила раз, после ссоры с мужем. Теперь вот жалею, локти кусаю, да поздно уже. Но вот что интересно: состояние, в котором я писала стихи, я помню очень хорошо, и состояние это было удивительное, до того светлое и чистое — что в нем и нет сомнения — Бог есть, и он несет счастье, и он добр! Жаль, что после него снова охватывали сомнения — вокруг всегда было столько жестокости, и так называемая «настоящая» жизнь просто переполнена грязью и гадостью.

— Да уж, это точно, — сделав сочувствующее лицо, закивал я. Я всегда так делал, когда разговор становился мне неинтересен, а уйти было неприлично.

— Ты нам рассказывал об этом жутком существе, — продолжала тем временем Татьяна Федоровна, — с которым ты столкнулся — водяным или еще каким-нибудь конем, говорил, что это легендарное существо — воплощение зла, что появляется оно там, где зла много, а я думала, как же полно вокруг нас этого зла, и было, и есть, и будет. Полезут и не такие чудовища. Ты рассказывал, и мне вдруг вспомнилась одна история, которую поведала мне еще бабушка. И ты знаешь, Саша, она чем-то похожа на твой рассказ.

Я резко поднял голову от чашки.

— Там есть существо, которое сильно напоминает твоего водяного коня.

— Не может быть! — я впился в глаза Татьяны Федоровны. Появившаяся было сонливая рассеянность испарилась без следа.

Марина с удивлением смотрела на Татьяну Федоровну.

— Однажды вечером, когда мне было лет восемнадцать-девятнадцать, — начала Татьяна Федоровна, — Сталин к тому времени уже умер, и люди уже не так боялись говорить, бабушка — ей тогда было, наверное, не меньше семидесяти — она была еще в полном здравии — принялась говорить мне о прошлом. Как сейчас помню тот вечер: мама с папой ушли в театр, младший брат Гога (теперь Георгий Федорович) убежал к соседскому мальчишке играть, и мы с бабушкой остались одни. — Татьяна Федоровна говорила, лицо ее слегка покраснело, выдавая волнение, но глаза как-то заполнились чем-то большим и теплым, они словно обратились вовнутрь, и через них потекла, волной за волной, вступая в свои права, боль неистребимо живущего в нас прошлого.

— За день перед этим я поссорилась со своим тогдашним кавалером. Я надеялась, что он придет мириться и сочиняла про себя упреки, которые выскажу ему при встрече, — Татьяна Федоровна ласково улыбнулась чему-то внутри себя. — Бабушка оторвала меня от так и не прочитанной страницы учебника и позвала ужинать. За ужином она незаметно вспомнила про свое житье-бытье, и почему-то разговорилась, хотя была не из любительниц «побалакать». Я сначала слушала в пол уха, но потом неожиданно для себя увлеклась и уже не могла пропустить ни одного слова. Может быть, оттого, что бабушка рассказывала о своей жизни очень редко, или оттого, что мне хотелось отвлечься от своих огорчений, но так или иначе я запомнила ее рассказ очень хорошо. Тогда он произвел на меня потрясающее впечатление.