До тебя

Пенелопа Дуглас, 2013

Я люблю ее так сильно, что ненавижу. Когда-то мы были друзьями, но Тэйт предала меня. Она и все, кому я когда-то мог доверять. Я остался совершенно один. И я оттолкнул ее, ранил ее так больно, как только мог… Но я все еще нуждался в ней – она оставалась центром моей вселенной и сосудом, куда я мог выплеснуть свой гнев. Только так я мог дышать, существовать и чувствовать себя живым. Ее не было целый год, я чуть было не сошел с ума, понимая, что перестал быть частью ее жизни. Но Тэйт вернулась, чтобы дать мне сдачи. Читайте продолжение бестселлера «Агрессор».

Глава 5

— Ешь. — Как только я уселся на высокий стул, Джеймс поставил передо мной тарелку с мясным рулетом и картошкой.

Я уснул на кровати Тэйт, слушая Silverchair, и проснулся только в два часа дня, когда в дверь постучал ее папа.

Приняв душ и переодевшись, я спустился в кухню, где запах был даже лучше, чем аромат шампуня Тэйт.

Я сел у островка в центре кухни и набросился на еду так, словно сто лет не ел домашних блюд. Впрочем, так оно и было. До того лета, проведенного у отца, моя мать-алкоголичка не особенно окружала меня заботой. А после я бы сам не позволил ей, даже если бы она попыталась.

— Разве вам не надо на работу? — спросил я Джеймса, запивая еду, чтобы она поскорее провалилась в желудок.

Была пятница, и я опять пропустил школу. Вчера я тоже прогулял занятия — вместо этого мы с Мэдоком пошли набивать татуировки.

Казалось, будто все это случилось очень давно.

— Я взял отгул, — сказал он.

Из-за меня.

— Мне жаль. — И мне действительно было жаль. Мистер Брандт хороший парень, он не заслуживает всех этих проблем.

Прислонившись к столешнице напротив островка, Джеймс скрестил руки на груди, и я понял, что грядет разговор. Уставившись в свою тарелку, я внутренне приготовился к этому. Когда имеешь дело с мистером Брандтом, лучше всего закрыть рот и слушать.

— Джаред, твоей мамы не будет как минимум месяц. Пока она не вернется, ты поживешь здесь.

— Я могу жить у себя дома. — Попытаться все же стоило.

— Тебе шестнадцать. Это противозаконно.

— Семнадцать, — поправил я.

— Что?

— Сегодня мне исполнилось семнадцать. — На календаре было второе октября. Я и не вспоминал об этом, пока утром в участке не увидел дату на своих бумагах.

Однако эта информация не сбила Джеймса с мысли.

— Я говорил с одним знакомым судьей. Мы нашли средство, если можно так выразиться, сделать так, чтобы вчерашний инцидент не занесли в твое личное дело.

Вчерашний инцидент? Интересная подача.

— Я избил Винса до полусмерти, — язвительно заметил я. Каким, блин, образом они собирались сделать так, чтобы это забылось?

Русые брови Джеймса сошлись на переносице.

— Если так, то почему ты еще не спросил, как он сейчас?

Я избил его до полусмерти.

Да, даже сказав это вслух, я ничего не почувствовал. А если бы он умер, мне тоже было бы все равно?

Джеймс продолжал:

— На случай, если тебе интересно, Винс в порядке. Не в лучшем виде, но выживет. Пара сломанных ребер, небольшое внутреннее кровотечение, из-за которого его прооперировали ночью, но он поправится.

Значит, какое-то время полежит в больнице. Я был рад, что не слишком сильно его покалечил. По правде говоря, события вчерашнего вечера вращались у меня в голове, как вода, спускающаяся в слив. Чем быстрее они двигались, тем меньше я успевал уловить. О самой драке я мало что мог вспомнить. Помню, как ударил Винса лампой и несколько раз пнул в живот. Он швырял в меня какое-то дерьмо, но в конечном итоге оказался на лопатках.

А потом нарисовался этот говнюк коп, который упер мне колено в спину, схватил за волосы и надел наручники, обзывая всеми возможными словами.

И зачем я позвонил копам? Я по-прежнему не понимал.

— В общем, судья хочет, чтобы ты ходил на консультации к психологу. — Мне не нужно было поднимать глаз на Джеймса, чтобы понять, что он бросил на меня предостерегающий взгляд. — Тогда вчерашний эпизод не будет фигурировать в твоем деле.

— Ни за что. — Я покачал головой, рассмеявшись, словно это была шутка.

Психолог? Да люди и без того меня раздражали. А те, кто лез в мои дела, просто злили.

— Я предупредил его, что ты отреагируешь именно так. — Джеймс наклонил голову и вздохнул. — Джаред, тебе пора научиться отвечать за свои поступки. Ты поступил неправильно, но мир тебе ничего не должен. Я не собираюсь сюсюкать с тобой только потому, что ты из неблагополучной семьи и думаешь, что это дает тебе право вести себя паршиво. Я придерживаюсь такого принципа: «Облажался, признал, поднялся». Совершил ошибку — признай ее и двигайся дальше. Мы все ошибаемся, но настоящий мужчина решает свои проблемы. А не усугубляет их.

Лучше бы я ел молча.

— Ты облажался? — спросил он, с вызовом в каждом слоге.

Я кивнул.

Поступил бы я так снова? Да. Но он не задал мне такого вопроса.

— Хорошо, — он хлопнул ладонью по столешнице. — Теперь надо подниматься. Твоя посещаемость и отметки — хуже некуда. Ты явно не планировал, чем займешься после окончания школы, — во всяком случае, мне так кажется, — и вряд ли способен принимать ответственные решения. Есть одно очень хорошее место для тех, кому необходима дисциплина и не особенно нужна свобода.

— Тюрьма? — уточнил я с нескрываемым сарказмом.

И, к моему удивлению, он улыбнулся так, будто вытащил козырь.

Черт.

— Уэст-Пойнт, — сказал он.

— Да, точно, — насупился я, покачав головой. — Детки сенаторов и «скауты-орлы»^[5]? Это не для меня.

О чем он думает? Уэст-Пойнт — военная академия. Туда поступают лучшие из лучших. Они годами шлифуют свои школьные резюме, чтобы их приняли. Я никогда не попаду в Уэст-Пойнт, даже если захочу этого.

— Это не для тебя? — переспросил он. — Серьезно? Не думал, что тебя беспокоит, впишешься ли ты. Ведь это всем остальным нужно под тебя подстраиваться, верно?

Твою ж ма… Я сделал глубокий вдох и отвернулся. Этот парень знал, как меня заткнуть.

— Тебе нужны цель и план, Джаред. — Мистер Брандт облокотился на кухонный островок прямо передо мной, чтобы я не смог от него отвернуться. — Я не сумею внушить тебе надежду на будущее или стремления, если у тебя их нет. Все, что я могу, — это подтолкнуть тебя в каком-то направлении и обеспечить тебя занятиями. Ты исправишь свои оценки, будешь посещать все уроки, найдешь работу и… — тут он помедлил, — будешь раз в неделю навещать своего отца.

— Что?!

А это что еще за чертовщина?

— Ну, я уже предупредил судью Кейсера о том, что на консультации с психологом ты вряд ли согласишься, поэтому остается только такой вариант. Тебе придется навещать его раз в неделю в течение года…

— Это что, шутка такая? — перебил его я, и мои мышцы напряглись так сильно, что я вспотел. Черт, совершенно исключено! — Ни за ч…

— Это относится к той части, где я говорил про «подниматься», Джаред! — закричал Джеймс, не дав мне договорить. — Если ты не согласишься ни на один из вариантов, тогда отправишься прямиком в колонию для несовершеннолетних… или в тюрьму. Ты не первый раз попадаешь в неприятности. Судья хочет, чтобы ты понял, чем рискуешь. Хочет, чтобы ты по субботам ездил в тюрьму и все сам увидел — не то, из-за чего твой отец там оказался, а то, что сделало с ним пребывание там. — Он покачал головой. — В тюрьме с человеком могут произойти две вещи, Джаред. Она или делает слабее, или убивает, и ни то, ни другое не есть хорошо.

У меня в глазах защипало.

— Но…

— Ты ничем не сможешь помочь своему брату, если тебя посадят.

И с этими словами он вышел из кухни, а потом из дома, поставив точку в нашем разговоре.

Какого хрена сейчас произошло?

Я ухватился за край серой мраморной столешницы. Мне хотелось выломать ее, а заодно порвать в клочья весь мир.

Твою мать.

Я с трудом сделал вдох, ребра заболели от натуги.

Я не мог навещать этого мудака каждую неделю! Это невозможно!

Значит, мне нужно рассказать обо всем мистеру Брандту. Обо всем.

Должно же быть какое-то другое решение.

Оттолкнувшись от столешницы и вскочив с места, я взбежал по лестнице в комнату Тэйт, выбрался на балкон и перелез по дереву в собственную спальню.

Пошел он. Пошли они все.

Я включил на айподе трек I Don’t Care группы Apocalyptica и, упав на свою кровать, лежал и дышал, пока дыра внутри не перестала саднить.

Боже, я скучал по ней.

Реальность была мне противна, но я не мог ничего с этим поделать. Когда я фокусировался на ненависти к Тэйт, мой мир сужался. Я не видел остальное дерьмо: мою мать, отца, брата на патронажном воспитании. Если бы Тэйт была здесь, я не превратился бы в эту проклятую развалину, страдающую от приступов удушья и нервных срывов.

Чертовски глупо, знаю. Словно она обязана быть рядом только для того, чтобы я мог ее провоцировать.

Но я нуждался в ней. Мне нужно было видеть ее.

Я протянул руку к прикроватной тумбочке и открыл ящик, где хранил наши детские фотографии, но тут же задвинул его обратно. Нет. Не стану на них смотреть. Хватит и того, что я вообще их сохранил. Выбросить или порвать их я не мог. Ее власть надо мной была абсолютной.

И, мать твою, я сдался.

Хорошо.

Пусть думают, что я согласился на их игру. Брат для меня важнее всего, и мистер Брандт здесь прав. Я вряд ли смогу помочь Джексу, если окажусь в тюрьме.

Но я не пойду ни к какому долбаному психологу.

Я резко выдохнул и сел.

Значит, остается эта мразь, отец.

Я натянул темные потертые джинсы, белую футболку и уложил волосы гелем — возможно, впервые за эту неделю.

Спустившись по лестнице и выйдя из дома, я нашел отца Тэйт в его гараже. Он вытаскивал вещи из своей старой «Шеви Нова». Мы с Тэйт когда-то помогали ему ремонтировать эту машину, но она всегда была на ходу.

Похоже, он освобождал багажник и салон машины от личных вещей.

— Мне нужно заменить свечи зажигания, — сказал я ему. — А потом я съезжу в автомастерскую Фэрфакса по поводу работы. На обратном пути захвачу из дома одежду и буду у вас к ужину.

— К шести, — уточнил Джеймс, улыбнувшись мне одними уголками губ.

Я надел очки и направился было к выходу, но, остановившись, снова повернулся к нему.

— Вы же не собираетесь рассказывать Тэйт обо всем этом? Об аресте, о моей семье, о том, что я буду жить у вас?

Он посмотрел на меня так, словно я сообщил ему, что брокколи фиолетового цвета.

— Зачем?

Уже хорошо.

Примечания

5

«Скаут-орел» — наивысшее достижение в скаутском движении США (основано в 1911 г.). Этой награды были удостоены 38-й Президент США Генри Форд, режиссер и продюсер Стивен Спилберг, астронавт Нил Армстронг и многие другие — всего более двух миллионов человек.