Даровые деньги

Пелам Гренвилл Вудхаус, 1928

Лихие ирландцы Моллои, с присущим им обаянием и темпераментом, планируют мгновенно разбогатеть, сыграв на легендарной жадности и мнительности богача Лестера Кармоди, оказавшегося в когтях их клана…

Глава II

Держи курс!

Что-то есть в мерзопакостных словах «Курс на здоровье!», чем-то они знакомы, будто мы их уже слышали. И тут вспоминаешь, что время от времени они появляются в «письмах читателей». Скажем, так:

Тяжела современная жизнь.

Издателю «Таймс», Лондон.

Mens sana in corpore sana^[3].

Глубокоуважаемый N!

Неоднократно встречая в Вашей газете статьи о тяготах нынешней жизни, я задумался о том, знают ли Ваши читатели, что в графстве Вустершир есть заведение, для того и созданное, чтобы облегчить их. Санаторий «Курс на здоровье!» (располож. в прежнем Грэви-корт) основан д-ром Александром Твистом, известным американским медиком, знатоком физической культуры, который и руководит программой, позволяющей тем, кому не по силам вышеупомянутые тяготы, восстановить свое здоровье в идеальных условиях. Поднимаясь на заре и ведя спартанскую жизнь, отдыхающие (или пациенты) обновляют свои ткани. Доктор Твист, в прямом смысле этих слов, создает нового человека.

С глубоким уважением,

NN.

Или так:

Не много ли мы едим?

Издателю «Дэйли мэйл».

Умеренность, умеренность и еще раз умеренность!

Достопочтенный М!

В наши дни немолодые люди, набравшие лишний вес, нуждаются не столько в сиделке, сколько в наставнике.

Санаторий «Курс на здоровье!» (бывш. Грэви-корт, Вустершир) буквально творит чудеса под началом д-ра Александра Твиста, широко известного в Америке. Метод его сводится к диете и регулярным упражнениям.

Поистине, д-р Твист берет ветхого человека и создает нового!

Искренне Ваш, ММ.

При всех различиях — скажем, в подписи — послания эти принадлежат даровитому перу самого д-ра Твиста. Среди тех, кто слишком быстро отзывается на призыв гонга, но не забывает и о здоровье, они вызвали немалый, хотя и рассеянный интерес. Как бы то ни было, в этот день прославленный медик мог увидеть из окна одиннадцать человек, скачущих через скакалочку под надзором способного и преданного помощника, отставного сержанта Фланнери.

Опознать его мог бы не только Шерлок Холмс, но и, в хороший день, сам верный Уотсон. Только сержант не был, скажем так, выпуклым. Все прочие принадлежали к той разновидности, которая внушала доверие Юлию Цезарю^[4]. Самым толстым, самым мокрым и самым печальным из них был Лестер Кармоди, владелец Радж-Холла.

Печаль его объяснялась тем, что только у него из всех мучеников страдала, кроме тела, и душа, ибо он, по меньшей мере в сотый раз, думал о том, сколько стоит лечение.

«Тридцать гиней в неделю, — считал он, сгибаясь и разгибаясь. — Четыре фунта десять шиллингов в день… Три шиллинга девять пенсов в час… Три фартинга в минуту!..» Цифры эти поворачивали меч в его сердце. Лестер Кармоди любил деньги больше всего на свете, кроме хорошего ужина.

Д-р Твист отвернулся от окна. Горничная внесла серебряный поднос, а на нем визитную карточку.

— Пусть войдет, — промолвил медик, изучив написанное, и тут же в кабинет вошел легким шагом молодой человек в светлом костюме.

— Доктор Твист?

— К вашим услугам.

Гость несколько удивился. Вероятно, он гадал, почему глава «Курса», способный создать нового человека, не применит свои возможности к себе. Дело в том, что прославленный врач был исключительно хлипок. Не украшали его и редкостное сходство с обезьяной, и хитрый, пронырливый взгляд, и нафабренные усики.

Однако, в конце концов, посетителя это не касалось. Хочешь нафабрить усы — что ж, Бог тебе судья.

— Разрешите представиться, — сказал упомянутый посетитель, — Хьюго…

— Знаю. Мне передали вашу карточку.

— Можно мне поговорить с дядей?

— Конечно, только не сейчас. — Медик показал на окно. — Подождите минутку, он занят.

Хьюго встал, посмотрел и еще больше удивился.

— О Господи! — воскликнул он, глядя на страдальцев. Отложив скакалки, они проделывали неприятные с виду упражнения, а именно — сгибались и разгибались, держа руки над головой и поводя, скажем так, талией. Зрелище это ошеломило бы любого племянника.

— Скажите, а еще долго? — несмело осведомился Хьюго. Д-р Твист взглянул на часы.

— Упражнения скоро кончатся, — ответил он. — Потом — холодный душ, растирание и перерыв до ленча.

— Холодный душ?

— Да.

— То есть дядя Лестер принимает холодный душ?

— Несомненно.

— О Господи!

Хьюго с уважением посмотрел на медика. Тот, кто заставил дядю извиваться, да еще загнал под холодные струи, достоин многого.

— Наверное, — предположил он, — после этого они наедаются?

— Им дают отбивную без сала, вареные овощи и сухарики.

— Больше ничего?

— Ничего.

— А что они пьют?

— Воду.

— И капельку вина?

— Нет.

— То есть нет?

— Вот именно.

— Ни-ка-ко-го вина?

— Естественно. Если б ваш дядя меньше пил, он бы здесь не был.

— А вот скажите, — попросил Хьюго, — название вы сами выдумали?

— Конечно. А что?

— Да так, не знаю. Подумал вдруг, спрошу-ка…

— У вас сигареты есть? — осведомился д-р Твист.

— Пожалуйста! — Хьюго вынул портсигар. — Здесь — турецкие, здесь — виргинские.

— Я не курю. Ни в коем случае не давайте их дяде. Ему противопоказан табак.

— Противопоказан?.. То есть он вьется, гнется, ест отбивные без сала, пьет воду — и вдобавок не курит?

— Именно.

— Ну, знаете! — сказал Хьюго. — Нет. Это не жизнь для белого человека.

Потрясенный сообщениями, он нервно заметался по комнате. Дядю он не очень любил, тот держал его в черном теле и практически не выпускал из Раджа, тут уж не до любви. И все же он не считал, что тому положены такие муки.

Да, сложный человек этот дядя. При его скаредности другой бы сидел на молоке и протертых опилках, как американский миллионер, но судьба со свойственной ей иронией одарила его прожорливостью.

— Ну, они кончили, — сказал доктор, выглянув в окно. — Можете поговорить с дядей. Надеюсь, его не ждут плохие новости?

— О нет! Скорей уж меня, — признался общительный Хьюго. — Хочу попросить денег.

— Вот как? — спросил специалист по физической культуре, живо интересовавшийся деньгами.

— Да, — отвечал Хьюго. — Пятьсот фунтов.

Произнес он это со скорбью, ибо, стоя у окна, хорошо видел дядю, а тот выглядел так, что мог пришибить на корню любые надежды. Конечно, если он треснет, Хьюго получит наследство; в противном же случае уповать не на что.

— Вообще-то, — уточнил он, — какие просьбы? Деньги мои. Отец оставил мне несколько тысяч, но почему-то назначил дядю опекуном. Ничего не могу взять без его согласия. Приятель предложил мне стать совладельцем ночного клуба. Внести надо полцены, как раз пятьсот фунтов.

— Вот как…

— Хотел бы я знать, — продолжал Хьюго, — даст ли их дядя Лестер? Да, хотел бы знать.

— По моим наблюдениям, вряд ли. Расставаться с деньгами он не любит.

— Да уж, — мрачно заметил Хьюго.

— Что ж, желаю удачи. Только не подкупайте его сигаретами!

— Что, простите?

— Не подкупайте сигаретами. Они тут душу отдадут за окурок.

Хьюго ожил. И верно, какая мысль!

— Кроме того, не держите его слишком долго. Встать под душ нужно вскоре после гимнастики.

— А вы не могли бы, — спросил Хьюго, — сказать ему, что я упросил вас избавить его от душа?

— Нет.

— Жаль. Это бы очень помогло.

— Ничего не могу поделать. Душ необходим. Гимнастика способствует обильному потовыделению.

— Ясно-ясно. Ну что ж, положусь на такт и участливость. Трудно говорить о деле после такого… э… изнурительного утра.

Он поправил манжеты, одернул жилет и решительно вышел из комнаты. Ему предстояла беседа с человеком, который, в придачу к скаредности, считал, что молодым людям деньги только вредят. Хьюго был оптимистом, весело пел в ванне, но сейчас приуныл. С другой стороны, у всех Кармоди — бульдожья хватка. Что ж, попробуем…

Если судить теоретически, то, укрепив мускулы, открыв наглухо запертые поры, да еще расшевелив приутихшую печень, человек становится добрее. На самом деле это бывает не всегда. Когда мистер Кармоди обернулся на зов племянника, можно было сразу заметить, что десять дней диеты и гимнастики не умягчили его душу. Не обрадовало и открытие, что тот, кого он представлял за 20 миль отсюда, стоит рядом.

— Какой тебя черт принес? — начал он родственную беседу. Лиловое лицо скрылось за носовым платком и появилось снова, выражая злобу. — Ты на моей машине?

И то сказать, от усадьбы до «Курса» — двадцать миль, и от «Курса» до усадьбы — не меньше. Машина весьма прожорлива: десять миль — целый галлон. За этот галлон, подумать страшно, дерут дикие деньги — шиллинг и шестнадцать с половиной пенсов. Не считая масла, износа и т. п., на сорок миль уйдет по меньшей мере шесть шиллингов, а это многовато за свидание с племянником, которого ты к тому же невзлюбил с детства.

— Нет-нет, — быстро ответил Хьюго. — Я взял у Джона двухместную.

Они помолчали. Точнее — дядя сопел, а Хьюго действительно думал, как бы помягче, получше к нему подмазаться. Вот, например: «Ты прекрасно выглядишь!»

Нет, не пойдет.

«Да у тебя просто девичий румянец!»

Ой, нет! Совершенно не то. Сейчас, сейчас… Есть!

— А ты, я смотрю, в неплохой форме.

Мистер Кармоди издал тот звук, какой издает бизон, вытаскивая лапу из трясины. Быть может, он хотел выразить приветливость, быть может — не хотел. Этого Хьюго не узнал, но был разумен и не ждал млека милости^[5] от восьмипудового созданья, только что занимавшегося лечебной гимнастикой. Тут нужны терпение и сочувствие. Словом, заботливый племянник — вот его стезя.

— Да, это не шутки! — продолжал он. — Гимнастика, котлеты без жира, холодный душ… Очень тяжело. Что там, невыносимо. Истинная пытка. Ты поразительно держишься. Вот она, сила воли. Любой бы это бросил через два дня.

— Тут бросишь! — воскликнул мистер Кармоди. — Этот чертов доктор взял все деньги вперед.

Хьюго растерялся. Он приготовил еще два-три комплимента воле, но теперь они были ни к чему.

— Ну, в общем, ты в форме, — сказал он. — Молодец! Прямо атлет! Ка-акая фигура! — Он помолчал, зайдя в тупик, и решил говорить прямо. Что ж, испытаем судьбу… — Дядя Лестер, — начал он, — я приехал по делу.

— Да? А я думал, поболтать. Какие еще дела?

— Ты знаешь моего друга Фиша?

— Нет, не знаю.

— Ну, такой друг. Фиш.

— А что с ним?

— Хочет открыть ночной клуб.

— При чем тут я?

— Знаешь, на Бонд-стрит, в самом центре. Думает назвать «Злачное место». А, как тебе?

Лестер Кармоди откликнулся тем звуком, который издал бы другой бизон. Лицо его опять переходило от алого к лиловому.

— Сегодня я получил от него письмо, — не унимался племянник. — Если я внесу пятьсот фунтов…

— Не внесешь, — предсказал мистер Кармоди.

— Они же есть! Там, у тебя, гораздо больше.

— Именно, у меня.

— Это же пустяк! На такое верное дело… Ронни Фиш все знает про ночные клубы. Он из них, собственно, не выходил после Кембриджа.

— Ничего не дам. Ты понимаешь, что такое опека? Ты должен вложить деньги в верное дело.

— Куда уж верней! Ночной клуб, и кого? Ронни Фиша.

— Если ты кончишь пороть чепуху, пойду приму душ.

— Вот что, я его приглашу к нам. Вы с ним поговорите.

— Не стоит. Зачем мне с ним говорить?

— Он тебе понравится. У него одна тетка — с приветом.

— По-твоему, это хорошая рекомендация?

— Да я так, к слову.

— А я запрещаю его приглашать.

— Дядя, ты послушай! Скоро викарий придет насчет концерта. Мы с Ронни могли бы сыграть сцену из «Юлия Цезаря», развлечем народ. В Кембридже всем очень нравилось.

Но и это не смягчило мистера Кармоди.

— Не буду я его приглашать!

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

3

В здоровом теле — здоровый дух (лат.).

4

У. Шекспир. Юлий Цезарь. Акт 1, сцена 2. «А Кассий тощ…»

5

У. Шекспир. «Макбет», акт 4, сцена 3.