Патриотический сборник «ZOV». Выпуск 1

Сборник (2023)

В патриотический сборник «ZOV» вошли произведения современных авторов, которые по зову сердца поддерживают нашу Родину в трудное для неё время. Это стихи и проза не только о Родине, но и о людях, отстаивающих интересны своей страны, как делали это всегда наши предки. Для широкого круга читателей.

Любовь Гурьева

Без вести пропавший

— Бабы, Анфиску не видали? — близоруко щурясь, Роза вглядывалась в толпу женщин, каждый вечер ожидавших письмоносицу у кромки поля.

Стояла глубокая осень, но картошка была ещё не вся выкопана, и женщины дотемна ковырялись в холодной грязи, стараясь поспеть до заморозков. Рабочих рук явно недоставало, все мало-мальски здоровые мужики были на фронте. Четвёртый месяц шла война, и хоть деревня была невелика, всего-то десятка два дворов, однако уж три похоронки пришли. А из соседнего села чуть ли не каждый божий день ветер доносил отголоски протяжных женских рыданий.

Услышав Розин вопрос, каждая из женщин облегчённо выдохнула: сегодня беда прошла мимо.

— Анфиска дома сёдни, свёкор у неё совсем плох. Чё стряслось-то? — запоздало крикнул кто-то, но Роза уж убежала далеко вперёд, часто припадая на левую ногу.

Беда-бумага пришла в избу на другом конце деревни, там в голос ревела Анфисина свекровь: её сын Павел пропал без вести. Обессиленный болезнью свёкор молча смотрел в угол с иконами, только по морщинистым щекам его катились слёзы. Анфиса же ни слезинки не уронила, только как каменная сделалась.

— Ты бы поревела, Анфиска, полегчает, — уговаривала её Ульяна.

— Ревут по мёртвым, а Пашка мой жив, — сказала, как отрезала.

И правда ведь, похоронки не было, а без вести пропал — ещё не погиб. И никто не смог убедить Анфису в обратном.

Тем же летом ушёл в мир иной свёкор, за ним тихо сгорела свекровь.

Война давно кончилась. Выросла дочь, вышла замуж, народила деток, оставила их на попечение матери.

Так и жила Анфиса — с внуками, да с верой в возвращение мужа.

— Бабушка, а почему ты замуж больше не вышла? — спросила вдруг Вера.

Бабушка Анфиса часто рассказывала внучкам про их дедушку, которого они никогда не видели. Девчонки такие рассказы любили: сядут возле бабушки и слушают. Для них дедушка Павел был как сказочный Иван-царевич: добрый, красивый, смелый. Только война проклятая разлучила его с царевной Анфисой: ушёл он на фронт и не вернулся. Единственное письмецо от него, полученное в самом начале войны, со временем где-то затерялось. Осталась лишь старенькая карточка, на которой дедушка был снят в шапке-будёновке и со светлым взглядом из-под слегка насупленных бровей.

Дочь Нина как-то удумала отдать заезжему фотографу снимок двадцатилетнего отца и фотокарточку сорокапятилетней матери, чтобы тот сделал семейный портрет Анфисы и Павла. Но бабушке эта затея не поглянулась:

— Как мать с сыном мы здесь, — заявила бабушка и разрезала портрет на два, а увеличенную дедушкину половинку вставила в рамку и повесила у себя над кроватью.

— Замуж, говоришь? — вопросом ответила бабушка на вопрос старшей внучки. — Да как же мне замуж-то?

— Ну, правда, почему, бабушка? — затеребила нетерпеливая Тамара. — Дедушка же не вернулся. Вон у тёти Вали дядя Петя уехал куда-то и тоже не вернулся, она же на дяде Коле поженилась. А в тебя, что ли, никто не влюбился?

— Да сватались, как же! Я ить ладненькая была, работящая. Только… — Бабушка опять надолго замолчала, видимо не зная, как доходчивее объяснить непонятливым внучкам. — Любила я его, Пашку-то. А похоронки так и не было. Значит, жив он. Вот и жду всё…

Помолчав немного, бабушка с горечью проговорила:

— А может, и прав папка-то ваш? Живёт себе мой Пашка где-то в Америке и думать об нас забыл.

По гладкойне по возрасту бабушкиной щеке медленно поползла змейка-слезинка.

— Не плачь, бабулечка, — всхлипнула маленькая Танюшка, крепко обнимая бабушку за шею. — Лучше расскажи ещё про дедушку, как он песенку про нашу мамку пел.

— Уж шибко он её любил, мамку-то вашу, — утерев слезу, подхватила бабушка любимую тему. — Всё Нинушкой звал. Мне-то некогда было с ней ласкаться да миловаться. Из поля прибежишь, а тут скотина не кормлена. Всё ить хозяйство на мне было. Свёкор совсем плохой, да и от свекрови уж мало толку было. А Пашка как в избу войдёт, так сразу к Нинушке. Всё стишок ей рассказывал: «Снежинки, снежинки на книжке у Нинки». На фронт уходил, ей уж восемь было. Наказал мне: «Ты Нинушку только береги»…

Вот так, под рассказы о дедушке, прошло детство Веры и её сестёр. Девчонки тоже вполне уверились, что их дедушка Павел Николаевич жив и когда-нибудь обязательно приедет к ним. Только вот никто из них не задумывался, а где же он сейчас живёт и почему сразу домойне вернулся. Как без раздумий верили, что скоро обязательно настанет коммунизм.

О чём размышляла бабушка долгими бессонными ночами, ворочаясь под тихое сопение внучек, — а кто теперь скажет? Может, изо всех сил гнала от себя прочь крамольные эти раздумья, а просто верила и надеялась на чудо…

Зять Анфисе достался недобрый: угрюмый и неразговорчивый. Всё время курил да книжки читал. Только подвыпив, сразу веселел и любил покуражиться над тёщей:

— Ну что, Егоровна, всё мужа ждёшь? Жди, жди! Живёт твой Павел Николаич где-нибудь в Америке. А на кой ты ему нужна, деревенщина? Он себе мадаму в шляпе нашёл, там и живёт с ней припеваючи, в ус не дует…

Анфиса Егоровна на выпады зятя не отвечала, молча уходила в свой уголок. Видно, зятевы уколы не проходили бесследно, попадали прямо в её больное сердце. Но вслух она об этом ни разу не сказала, а внучки и не интересовались по молодости лет. Только ещё крепче прижимались к бабушке и гладили её по узловатым от тяжёлой работы рукам.

— Бабушка, ты плачешь? Опять спину ломит?

Пятнадцатилетняя Вера проснулась среди ночи, как ей показалось, из-за дождя, бьющегося о стекло частыми струями. Но тут услышала тихие всхлипывания, доносящиеся с бабушкиной кровати.

— Достань-ка мне, Верушка, там, в шкафу, початая пол-литра стоит, на растирание покупала, — попросила бабушка. — Плесни мне полстакашка.

Вера удивилась: никогда не видела, чтобы бабушка водку пила.

— Умер Пашка-то мой, — пояснила Анфиса Егоровна, заметив недоумённый взгляд внучки. — Помянуть надо бы…

С тойночи бабушка стала всё чаще болеть, потом вовсе слегла и вскоре тихо умерла на руках у старшей внучки.

Вера вышла на балкон своей новой квартиры и осмотрелась. Ну вот, всё возвращается на круги своя. Родилась в посёлке и остаток жизни придётся в посёлке же провести. Только в другом, не там, где прошло детство.

А посёлочек ничего, тихий, уютный. И лес рядом, как в детстве. Только в детстве была бабушка.

«Удивительно, какая у нас с бабушкой схожая судьба, — подумала Вера. — У меня тоже трое внучат от беспутной дочери. Тоже, как бабушке, приходится ещё работать, хотя давно уж пора бы на отдых».

Вот и жить ей на склоне жизни придётся не там, где хотелось бы. Бабушка в её возрасте переехала в город. А Вера наконец решилась продать свою квартиру в чужой уже стране и купила себе жильё в Смоленской области.

— Новая соседка? — (Повернувшись на голос, Вера увидела на соседнем балконе женщину в платочке.) — А я Нина.

— А у меня маму Ниной звали, её мой дедушка так назвал, — почему-то вдруг призналась Вера. — Заходи ко мне, соседка, почаёвничаем, познакомимся.

Нина пришла через полчаса. Принаряженная и с гостинцем — баночкой брусничного варенья. Опять Вере вспомнилась бабушка. Это она, кормилица, занималась в семье заготовками: ходила в лес по грибы-ягоды, садила картошку, выращивала в парнике огурцы.

«Вот и мне, наверное, придётся, огородничеством заняться», — промелькнула мысль.

— Проходи, Нина, на кухню, будь как дома. Хорошая соседка ближе сестры, говорят, — пригласила Вера и включила чайник. Чашки и вазочки с конфетами и печеньем уже стояли на столе в ожидании гостьи.

— Мне ведь тоже батя имечко дал, — повела свой рассказ Нина, когда чай был разлит по чашкам. — Хоть и не родной он мне был. Так уж случилось…

Нина замолчала, задумавшись. Вера не торопила. Захочет — расскажет…

И Нина стала рассказывать.

Война уж к самому концу подходила, шёл месяц май. Мимо Орши, где жила Мария с матерью, сутками шли поезда с фронта. А Маша светилась от счастья и… готовилась к свадьбе: вот только черёмуха зацветёт, чтобы можно было составить столы во дворе и отпраздновать. Как хорошо, что не успели Мишу призвать, пару месяцев не хватило. «Повезло!» — завистливо вздыхали подружки, получившие похоронки на своих женихов.

Только, видно, не судьба была Маше стать счастливой: поехал Михаил в деревню, чтобы выменять кое-какие вещички на продукты, да и не вернулся. То есть живым не вернулся. Убили его за продукты те обмененные…

— И осталась моя мама не жена, не вдова, а под сердцем уж меня носила. — Нина опять надолго замолчала.

Если человеку дать капельку счастья, а потом разом отнять его навсегда — с этим трудно, почти невозможно смириться. Уж лучше вовсе не знать её, радости. Легче.

Горе совсем подкосило Марию. Что делать, как дальше жить? Мать старенькая, не помощница, а тут ещё ребёнок вот-вот должен родиться…

Ну, и решилась Мария на грех — руки на себя наложить. Вместе с нерождённым дитём уйти из жизни хотела — кому он будет нужен без матери? Зашла в сараюшку, верёвку на крюк накинула…

А тут откуда ни возьмись солдат — немолодой уж да безногий. Он и вытащил Марию из петли, а впоследствии заменил её дочери всех: отца, мать, братьев, сестёр, которых у неё никогда не было… Потому что Мария-то умерла в родах.

— Я ведь долго не знала, что он мне не родной. Уже когда его не стало, тётка мне всё и рассказала. Любил меня батя и никогда не обидел. Помню, сядет зимой к окошку, посадит меня на коленки, поглаживает по голове и приговаривает: «Снежинки, снежинки…»

— «…на книжке у Нинки», — закончила Вера под удивлённый взгляд соседки.

— Когда умирал, всё меня по имени звал: «Нинушка, Нинушка», — помолчав немного и не дождавшись Вериных объяснений, продолжила Нина. — Тревожно так вглядывался в моё лицо, как будто не узнавал. А потом вдруг прошептал «Прости, Анфиса» и умер. Всё думаю, кто такая Анфиса? Я ведь о нём ничего не знаю, где он раньше жил, как он жил…

— А когда же он?.. — голос Веры дрогнул: перед глазами возникла бабушкина морщинистая рука, держащая стакан с водкой…