Академический год

Павел Шушканов, 2018

Кирилл Олегович – преподаватель в провинциальном вузе. И вопреки мнению его студентов, жизнь человека по ту сторону кафедры – это пустая квартира, злая кошка, ненавистные бумаги и циничный юмор, который часто выходит ему боком. Единственное светлое пятно – чашка кофе с бывшей женой раз в неделю. И каждый академический год похож на предыдущий, а лица проходящих через его жизнь студентов превращаются в сплошной серый поток. Пока не появляется Даша.

1

Кабинет был узким, с единственным окном, пыльным и без намека на жалюзи. Шкаф делил помещение пополам, отчего тут становилось ещё неуютнее. Стол, два стула без спинок — вот, собственно, и все. На табличке значилось — «Преподавательская», но прикручена она была, почему-то, с внутренней стороны. Об этой загадке два года назад пытался писать студенческий журнал, но дальше короткого интервью с ничего не знающим по этому поводу комендантом дело не ушло.

Дверь приоткрылась с вежливым скрипом и в проёме появилась лохматая голова.

— Кирилл Олегович, вы к нам придете?

— А должен?

Я оторвался от контрольных работ, из которых за последние три часа проверил только первую.

— Мы вас ждём.

— Значит приду. А что у нас?

— Лекция. Потом зачёт, — ответила голова и после короткого раздумья добавила. — В сто восьмой.

Идти не хотелось. При выборе прочитать ли штук пять лекций или принять один зачёт, я, не раздумывая выбрал бы первое. Из нововведений, которые меня так раздражали обычно, я не против был бы перенять московскую моду — отдавать прием зачётов и экзаменов тем преподавателям, которые ведут семинары.

Вздохнув, я сунул оставшиеся контрольные работы в мусорное ведро и, прихватив со стола красную папку, направился к кабинету на очередную игру в игнорирование чуши и не замечание миниатюрных шпаргалок, а также и изъятие шпаргалок покрупнее.

В величине шпаргалок есть своя система. Допустить можно лишу ту, которая находится выше грани, за которой обыкновенная хитрость превращается в попытку принять тебя за дурака. В свое время я собрал отличную коллекцию сессионного творчества, которой позавидовал бы любой выпускник. Мусорное ведро приняло ее с той же флегматичностью, что и непроверенные работы.

У сто восьмой было пусто и дверь плотно прикрыта. Значит, кто-то из руководства уже заходил.

— Кирилл Олегович, вот вы где!

Это Наташа из деканата. У нее милое лицо и хриплый, словно прокуренный голос, а волосы, собраны в короткий хвост. Она точно не курила и никогда не меняла прическу, даже на новогодние корпоративы.

— Да, Наташа. Немного заблудился.

— Студенты вас обыскались. Я сказала, что вы на совещании и пришла вас искать. У вас, кстати, телефон выключен.

— Спасибо, Наташа, ты, как всегда, умница. Иван Иванович не заходил?

Она промолчала.

— Понятно, — я улыбнулся. — Пожелай мне удачи.

— Удачи.

На кафедре было много цветов. Кабинет больше походил на оранжерею стараниями лаборанта Оли, которая сегодня была в зелёном и почти сливалась с цветником. В ушах неизменные наушники, а на столе чизкейк из столовой. Я никогда не замечал, как Оля ест, но чизкейк всегда был новый и свежий.

— Ведомости, — напомнила она, не отрываясь от монитора.

— Уже в процессе. Шеф у себя?

Она кивнула и погрозила мне пальцем.

— Оленька, — я перегнулся через фикус и шепнул ей прямо в наушник, — а давай я возьму на себя покупку утреннего чизкейка, а ты заполнишь ведомости за меня. Хотя бы в этот раз. Неделю буду покупать.

Она улыбнулась монитору и поцокала языком.

— Второй раз я на это не куплюсь. Шеф ждёт.

— Два десерта. И новый фикус.

Оля молча указала на дверь.

В кабинете заведующего кафедрой цветов не было. Я подозревал, что все они, если и были раньше, перекочевали под надзор Оли, прежде чем успели превратиться в гербарий. В кабинете работал кондиционер, жадно всасывающий сентябрьский зной. Иван Иванович смотрел на меня поверх крышки ноутбука.

— И, к слову, о трудовой дисциплине, Кирилл Олегович…

— Страшно виноват. Приму к сведению и исправлюсь. Разрешите идти?

Шеф вздохнул и нацепил очки. На его жилистой загорелой шее вздулись вены.

— Ты клоуна из себя вон перед первокурсниками строй, — он кивнул в сторону приоткрытой двери. — Тридцать девять дураку, а всё в бунтаря играешь. А люди тут работают, между прочим, и поболее твоего, — Иван Иванович многозначительно хлопнул ладонью по папкам на своем столе. — Уволить бы тебя к чертовой матери. Или нагрузки лишить на годик. Что скажешь?!

— Лично я считаю, что это будет честным и справедливым решением.

— Опаздывать на час на зачёт это твой новый имидж?

Я развел руками.

— Стыдно. Стыдно, Иван Иванович, что мое опоздание так негативно сказывается на качестве знаний. Вероятно, приди я вовремя — столкнулся бы с гениями.

Заведующий стянул в сторону жалюзи и приоткрыл окно. Извлёк из кармана пачку сигарет.

— Будешь?

— Усиленно пытаюсь бросить.

— Как знаешь.

Он задымил, высунувшись в окно. Пожарную сигнализацию на потолке украшал слой полиэтиленовой пленки.

— Что с тобой делать, Кирилл? Как можно требовать порядок от других, если ты позволяешь себе что угодно? На тебя уже ассистенты равняются. Наши ассистенты, Кирилл!

Я промолчал. Пожалуй, от сигареты отказывался напрасно.

— И ладно был бы дураком, сослал бы на непрофильные факультеты, да нет, бывают у тебя прозрения. На тебе же эта кафедра держалась, студенты ради тебя на специализацию стаями стекались. Что случилось, Кирилл?

— Старею, Иван Иванович.

— Ну, я так и подумал, — он отправил окурок в поле и закрыл окно. — Дома все в порядке?

— Кошка спит на балконе, фикус вчера полит.

— Значит все стабильно. А вот у нас стабильности не предвидится. Я тебя жалел прошлое полугодие, но сейчас нужно будет пописать бумажек. Сколько ты там дисциплин ведёшь?

— Недостаточно.

Иван Иванович хмыкнул.

— Посмотри на него. Сам просил поменьше на этот год. Ладно, Оля объяснит детали. Да, кстати, у нас пополнение штата.

Я замер. Такие новости всегда настораживали. В нашем коллективе работало три доцента, два ассистента и один старший преподаватель, и состав этот не менялся годами. Было всякое — и тихая ненависть, и почти искренняя симпатия, как в любой семье. И тут словно объявляется дальний родственник.

— Кто такой? — спросил я, пожалуй, слишком поспешно.

— Лев Петрович. Из столицы. Отчаянно просился к нам, и я сдался. У него степень и много публикаций, два года стажировки за границей.

— В общем, гений, я понял. Грядут сокращения?

— На место Гордеева.

Гордеев числился у нас профессором и последние два года именно числился. В свое время он был одним из основателей факультета, но в последние годы сил старика хватало на поддержание жизни только в чем-то одном: факультета или собственного тела.

— Иван Иванович, дайте мне группу.

Заведующий хмыкнул.

— Здрасьте, добрый день! Не ты ли просил сократить тебе нагрузку на этот год?

— Передумал, Иван Иванович!

— Уже все распланировано и подписано.

Некоторое время я смотрел на него в упор. Потом поднял вверх указательный палец.

— Всего одну.

Иван Иванович нацепил очки и показал на дверь.

— Я подумаю. Иди уже.

Я вылетел из кабинета под удивленный взгляд Оли.

— Оленька, мне нужна группа. Иван Иванович велел выбрать любую. Что предложишь?

Оля подала плечами и разложила на столе расписание.

— Бедные дети.

— Это к делу не относится. Что у нас есть?

— Могу предложить второй курс.

Я поморщился.

— Детский сад. Давай третий.

— Семинары?

— Всё.

Она равнодушно кивнула.

— Отдам вашу же. Вы читаете лекции на потоке, а одна группа пойдет на практические.

— Отлично!

— Но это будет бесплатно.

— Сойдёт.

Оля улыбнулась.

— Странный вы человек, Кирилл Олегович.

— Не больше, чем наш шеф. Представь, он освободил меня от заполнения месячных ведомостей на полгода.

— Вот даже не начинайте!

Во второй половине дня солнце светит во все окна западной стороны корпуса, и три десятка кабинетов превращаются в духовки. Ещё три часа в них предстояло медленно поджариваться заочному отделению. На мой вопрос, куда подевались шторы и жалюзи, комендант развела руками. Лекция превращалась в сплошную игру в жмурки — я щурился от слепящего солнца, пытаясь пересчитать студентов, а они, пытаясь разглядеть меня.

— У кого есть некормленые дети, мужья и жены, можете сразу идти домой. Лекцию сброшу по электронной почте старосте. Всем присутствующим автомат.

Смущенная, но счастливая аудитория разбрелась в течение пяти минут. Кроме парня в очках, застывшего на последнем ряду. Он сидел, разложив тетради и щурился на меня сквозь толстые линзы.

— А вы решили задержаться? — поинтересовался я, собираясь.

— Да я бы послушал Кирилл Олегович.

— О, знаете мое имя. Редкость для заочной группы.

— Я раньше на очном учился, — смущенно сказал студент, — сессию завалил. Потом армия.

— Понятно. Давайте флешку, сброшу лекцию.

Студент помялся.

— Да я бы это, послушал… Вы интересно рассказываете.

— Написано тоже неплохо, — заверил я. — Идите уже. Сэкономим друг другу два часа жизни.

Он нехотя собрал тетради и спустился вниз, немного задержался у кафедры, как бы нечаянно демонстрируя помятую книжку.

— Что там у вас? — устало поинтересовался я. — Моя книжка?

— Курс по теории частного права. Я прочитал ее всю. Очень увлекательно.

— Ну да, конечно. Подписать?

— Если не сложно.

Я нацарапал что-то банально-душевное и с полуулыбкой вручил.

— На зачёт тоже можете не приходить.

— Да не, я приду…

В дверях появилась Наташа. Я развел руками.

— Вот только не говори, что у меня проверка.

— Нет, — Наташа протянула мне сложенный вдвое листок бумаги. — Ваша жена звонила. У вас телефон все ещё отключен.