На Закате

Павел Шульженок, 2015

Первые произведения из цикла "На Закате" освещают деятельность прославленного инквизитора Кастора Барроумора, выдающегося представителя Святой Инквизиции Альдена. Кастор Барроумор решает самые непростые и зловещие задачи, которые иногда выходят за рамки возможного. Когда человек заставляет рыдать демонов. Содержит нецензурную брань.

Женские секреты.

1. Угол Паттона.

Альден — столица Империи, второй по величине город Западного мира, Сердце Севера. Полтора миллиона жителей, тысяча семьсот лет истории. Бесконечное море домов, сети узких мощеных улиц, и все это наполнено океаном людей, их звуков и запахов, сплетением судеб.

Нельзя объять и контролировать эту стихию, если ты всего лишь человек, даже Император. Тысячи и тысячи министров, судей, магистратов, секретарей и клерков, десятки разнообразных чинов, все они, каждый на своем месте, организовали людское море, направляя его процессы. Городовые стражи тоже были частью этой системы, пусть и самой низшей её фракции. Поэтому, прохаживаясь по улицам, можно было испытывать приятное ощущение власти над основной массой обывателей, особенно в бедных кварталах. Там люди, как правило, оказывались в полной власти наряда, вплоть до того, что стражник мог решить жить кому-то или нет. Впрочем, в бедном квартале и поживиться было нечем, хоть перережь половину бедняков. Поэтому, гораздо вернее было патрулировать бедные рынки, где торгашам платить было чем, и даже было за что.

Иногда толкая плечами толпящихся вдоль по торговой улице людей, и не обращая никакого внимания на их торопливые извинения, осуществляли свое дежурство двое городских стражей. Это были два унтера, капрала, поэтому они и могли патрулировать в этом вполне еще пристойном районе. Лениво поводя глазами, оба искали возможности где-нибудь чего-нибудь подрезать.

— Вчера этого видел... Веллера, ну помнишь, со специями? — проговорил один, не отвлекаясь от наблюдения.

— Да, помню, чего он?

— Привез мигульских семян, сдал мне мешочек.

— Ну а чего ты не взял, сейчас бы пощёлкали…

— Их еще жарить надо, так невкусные. Руки не дошли.

— Их жарят что ли?

— Да, с маслицем.

— Прекрати, жрать же охота.

— Так что за вопрос? Сейчас до Баррета дойдем, сосисок подрежем.

Однако, до сосисок стражники так и не добрались. Из толпы неожиданно выскочил парень в инквизиторской ленте и, заступив наряду путь, стал распоряжаться:

— Стража, следуйте за мной. Производим арест подозреваемой в колдовстве, конвоируем в консисторию Инквизиции.

— Твоюж мать… — как можно тише процедил сквозь зубы один из стражников. Возможность перекусить откладывалась на неопределенное время.

Идти пришлось недолго: немного по поперечной улице, до угла. Там находилась дешевая харчевня, кормушка для тех, кто не может потратить больше пяти центов за ужин. Занимавшая первый этаж углового дома, она всегда была наполнена накопившими медяков нищими, оборванцами, одинокими стариками, а так же теми, кто имел причины здесь находиться. Над входом висела ветхая вывеска с облупившейся краской, где была уже плохо различима белая надпись на зеленом фоне: Угол Паттона.

Молодой инквизитор вместе со стражами вошли внутрь, и бесконечный галдёж за столами, без того не громкий, почти сошел на нет. В темном и душном помещении пахло кислой капустой и горелым маслом. Гостей, по-хозяйски подбоченившись, встречала женщина в простом платье и чепце, с длинным полотенцем, перекинутым через плечо.

— Госпожа Паттон? — поинтересовался инквизитор.

— Да, я вас слушаю. — ответила женщина без страха, но настороженно.

— Именем Святой Инквизиции Альдена, вы арестованы по подозрению в колдовстве, и причинении вреда здоровью гражданам Империи. Прошу следовать за нами.

— Что еще за бред? — грозно возразила хозяйка. — Мы работаем…

— Вы идёте с нами. — ответил уже не менее зло инквизитор и дал знак стражам. Те без особого удовольствия взяли женщину под руки и повлекли к выходу.

— Гай! Гай! — закричала она, оглядываясь. Из-за стойки выскочил перепуганный мужичок в засаленной рубахе. Он, конечно ничем не мог помочь. — Гай, закроешься! Ты за старшего!

Это было последнее, что успела выкрикнуть госпожа Паттон, прежде чем её выдворили из собственного заведения и потащили вдоль по улице, в сторону городского центра. Там её ожидала овеянная недоброй славой цитадель"Чёрные шпили", столичная консистория Святой Инквизиции, куда никто не хотел попадать, если только сам не был инквизитором.

Арбитр Инквизиции Тиммонс на своей должности находился уже двадцать четыре года и обычно с самых первых материалов по делу мог предсказать его перспективу. В данном случае он чувствовал, что вполне перспективное дело может быть запорото новичком. Брат Аполлос Епифан этой весной получил назначение в Альден, и уже зарекомендовал себя определенным образом. Чуть не сжег дом, не сумев найти в нем вампира, и избил до полусмерти шарлатана, продававшего обереги и амулеты. В коллегии уже ставили вопрос о понижении его до помощника детектива, и следующий подобный эпизод должен был неминуемо к этому привести.

Сейчас инквизитор стоял прямо перед Тиммонсом, пока тот изучал его рапорт и еще пару сопутствующих документов.

— Брат Аполлос… Создается впечатление, что вы как-то легкомысленно относитесь к следственным мероприятиям, к доказательной базе. — заговорил устало арбитр. — Вы на основании только одного заявления производите арест, не допросив ни одного свидетеля, не проверив ни одного факта, а теперь я должен вынести какое-то решение?

— Следственные действия, на мой взгляд, могли спугнуть подозреваемую. А между тем заявление не единично, посмотрите, за месяц до этого на госпожу Паттон уже писали заявление.

— Брат Аполлос, оба заявления совпадают слово в слово, у них один и тот же автор. Кстати, что с этой госпожой Фулкин, где её протокол допроса?

— Её заявление достаточно подробно…

— В общем так, с момента ареста у нас есть трое суток, что бы определиться с приговором. Либо вы дорабатываете то, что не доработали, либо госпожа Паттон выходит, а консистория выплачивает ей положенную компенсацию. Вы, в таком случае, скорее всего будете переведены на границу Вестера, где сможете жечь кого и как вам заблагорассудится, пока вас не сожрут. И это будет вам уроком. Идите работайте, того что вы мне предоставили ничтожно мало.

Аполлос заиграл желваками, но поклонился и вышел из кабинета арбитра.

Молодой детектив понимал, каково его положение, и то, что слова Тиммонса вполне могут оказаться пророческими. Провал дела Паттон грозил обернуться карьерным фиаско лично для Аполлоса.

Думая об этом, и переживая ярость и растерянность одновременно, он прошел по тенистым коридорам управления, спустился по винтовой лестнице во второй подвальный этаж, и вошел в секцию изоляторов. Именно здесь содержались подследственные, и условия для них были не так плохи, как у осужденных. Нары с постелью, двухразовое питание из рациона служителей, сухие стены. Согласно закону, между арестом и судом могло пройти не более трех суток, поэтому здесь люди надолго не задерживались, и для некоторых персонажей пребывание в застенках консистории оказывалось своеобразным отдыхом по сравнению с жизнью снаружи.

Впрочем, явно не для Агнессы Паттон.

Женщина, пребывая в заточении, не позволяла себе слез, но только сидела на своей постели, понурив голову, погруженная в какие-то тягостные размышления. Уже семь лет, как она овдовела и стала единоличной хозяйкой харчевни, которую когда-то учредил еще её свёкр. Ей, как женщине, было нелегко удержать дело Паттонов на плаву, и даже достичь определенных успехов, но она смогла. Не без определенных хитростей, конечно. И вот, этот непонятный арест, вряд ли достаточно обоснованный, но у инквизиции была именно такая слава, что она не утруждалась обоснованиями арестовывая людей и казня их. И сейчас Агнессу волновала не столько перспектива казни, сколько возможный ущерб для харчевни, оставшейся без хозяев. Гай, конечно, отличный парень, хозяйственный, но у него нет никаких прав на заведение, да и не смог бы он держать его в одиночку. Что будет теперь?

Лязгнул засов тяжелой окованной двери, несущей на себе отчеканенный знак Креста и тексты запретительных молитв, и в камеру зашел дежурный сентинел:

— Госпожа Агнесса, прошу на выход.

Паттон поспешно встала, поправила платье и, не без достоинства, вышла в коридор. Там арестантку ждал уже знакомый ей детектив. Он жестом приказал ей идти следом, и в сопровождении сентинела они отправились в зал экзекуций.

В просторном и мрачном сводчатом зале, не имеющем окон, а потому освещаемом только несколькими лампадами по стенам, производились тесты и дознания. Для этого здесь имелись все необходимые условия и инструментарий: огромный камин, жаровня, дыбы обоих типов, три вида колодок, даже иудин стул, и огромное количество мелких приспособлений. Таких залов в консистории имелось сразу три, но использовался по преимуществу только этот, наиболее оснащенный.

Агнесса постаралась сохранить самообладание, и не выдать ужаса, который пронизал все ее естество, при виде потемневших деревянных и железных монстров, причинивших неисчислимые страдания огромному количеству людей, возможно вызывавшие их смерти.

С готовностью подошел к Аполлосу дознаватель — высокий и могучий старик, с рыбьим безразличным взглядом, выдающим крайнюю степень бесстрастия и отрешенности. Он уже сейчас готов был приступить к любым истязаниям, и не потому, что это вызывало у него хоть какие-то эмоции, а просто в силу того, что таково было дело всей его жизни, ремесло.

Однако, Аполлос отказался от его услуг и попросил вызвать чтеца. Дознаватель приняв к исполнению, вышел, а инквизитор самостоятельно усадил Агнессу на деревянное кресло, и пристегнул её руки и ноги закрепленными ремнями.

Вскоре пришел чтец, пожилой монах с лицом вполне добродушным, и встал за аналоем. К тому времени Аполлос уже положил углей в кадильницу, и поместил её рядом с Агнессой, оставалось только кинуть немного ладана. Можно было начинать тест на обрупцию.

Тест занял обычные пол часа, за которые чтец вычитал установленное последование, а Аполлос сжег горсть отличного ладана. Даже дознаватель и тот постоял в уголке, помолился, чинно крестясь в конце каждого тропаря. Человек был очень набожный и благочестивый.

Однако, в результате теста никакой обрупции выявлено не было, вообще. Агнессе даже не стало дурно, она напротив молилась вместе со всеми, смиренно склонив голову, и в конце канона осталась вполне в хорошем самочувствии и даже в приподнятом настроении. Никакой обсессии.

Аполлос, мрачнее тучи, приказал сентинелу препроводить Паттон обратно в её камеру, а сам пошел выписывать наряд для обыска.

К вечеру наряд инквизиции произвел обыск в"Углу Паттона", забрав с кухни все, что напоминало порошки, приправы, масла и зелья, и теперь это все надлежало проверить в лаборатории. Согласно поступившему в консисторию заявлению, Агнесса Паттон заговаривала еду и добавляла в неё снадобья, вызывавшие у посетителей настоящую зависимость, страсть, заставлявшую возвращаться в харчевню снова и снова. Теперь детектив Епифан надеялся только на то, что среди изъятого будет действительно обнаружено нечто, сильно отличающееся от обычных приправ.

Исследование должно было начаться только на следующий день, поэтому вернувшийся в Управление Аполлос оказался совершенно свободен. Подавленный гнетущими мыслями о ходе расследования и своих перспективах, молодой детектив решил спуститься в цоколь жилого корпуса, где располагался зал для гимнастических экзерсисов.

2. Комиссар.

Это было просторное помещение с обычными каменными стенами и сводами и рядом маленьких окошек, выходящих на поверхность у самого потолка. Здесь имелось достаточно свободного пространства, хорошо утрамбованный земляной пол, а так же расположенные вдоль стен гимнастические снаряды, все для того, что бы служители могли поддерживать надлежащую физическую форму. Занятия, носившие обязательный характер в начальных училищах и академии, после выпуска и назначения на должность становились делом личной дисциплины и залогом выживаемости в силовых операциях. Посему, в этом зале можно было встретить только самых энергичных и ответственных представителей инквизиции.

Аполлос рассчитывал немного разогреться с гирей, потом, возможно спарринговаться с кем-нибудь из братьев на тупых мечах, если будет с кем.

По счастью, в зале оказалось несколько человек, но все они собрались вокруг одного, что-то им объясняющего. Подойдя ближе, Аполлос с радостью узнал в говорящем своего знакомого и безмерно уважаемого инквизитора. Стоя в простой сорочке, заправленной в брюки, с братьями беседовал никто иной, как майор-агент Кастор Барроумор.

–… Когда он прячется, вы не должны искать его глазами. Здесь, или здесь. Когда вы концентрируетесь на одной точке, вы ослабляете периферическое зрение. И если будете внимательно смотреть в ошибочном направлении, то просто не среагируете на атаку. Поэтому, если направление опасности не ясно, смотрите в общем, ни на чем долго не задерживайтесь. Кроме того, при плохом освещении, это несколько улучшит видимость, что тоже немаловажно.

Братья слушали Барроумора едва не затаив дыхание, потому что это говорил человек, который опробовал свои тезисы на практике, и жизнь которого была свидетельством их действенности.

— Приветствую вас, брат Кастор.

— Кого я вижу! Брат Аполлос. — улыбнулся Барроумор, и обратился к своим слушателям. — Ладно, братья, с Богом, занимайтесь.

Отойдя к Аполлосу, комиссар спросил:

— Ну как твои дела? Я слышал ты действуешь, верно следуя заветам Маркуса: сначала жгем, потом разбираемся.

— Если честно, я сейчас пребываю в затруднении. — признался Аполлос.

— И об этом я знаю. Моё предложение таково: сначала все-таки завершим упражнения, потом поговорим о делах твоих скорбных.

Аполлос удостоился наконец того, о чем в тайне мечтал: сойтись в поединке с самим Барроумором. Брат Кастор остался в сорочке, а младшему товарищу он крайне рекомендовал не пренебрегать положенным в таких случаях дублетом. Мечи для спаррингов были лишь незначительно легче боевых, и несмотря на совершенно широкие округленные кромки, могли оставить на теле весьма значительные ушибы. Тем более, когда участники поединка входили в раж, и наносили удары уже мало себя сдерживая.

Аполлос послушался Барроумора, и конечно, оказался в этом прав. Кастор рубил молодого брата парируя каждый первый его удар, и не оставляя буквально ни шанса. Ты бьешь противника, но он исчезает с пути твоего клинка, словно призрак, и почти в это же мгновение удар возвращается. Вообще Аполлос был отличным фехтовальщиком у себя на курсе, имел всегда самую высокую оценку, но здесь был какой-то другой, запредельный уровень. По Барроумору просто нельзя было попасть, словно он был бесплотен.

Взмокнув и выдохшись, получив саднящую боль в десятке мест на плечах, руках, бедрах и даже спине, Аполлос не добился ничего.

— Как? — спросил он, склоняясь и переводя дыхание.

— У тебя очень хорошие атаки, но я читаю их в начале и принимаю верные решения.

— Слишком быстро…

— Поэтому я и жив до сих пор, брат Аполлос. Скорость и верность решений, это универсальное преимущество.

— Вы, должно быть, были лучшим в фехтовании, когда учились? — разогнувшись, Аполлос стал стягивать с себя уже ставший горячим дублет.

— Нет, я был вторым. — покачал головой Кастор. — Лучшим был Гастон Феникс. За всю жизнь, я не видел никого, кто владел бы мечом лучше его. Он был на голову выше любого из Грифонов.

— Я слышал про него. Но он же… погиб в Мистерионе?

— Да. Потому что быть лучшим в мире фехтовальщиком не всегда достаточно, что бы побеждать и выживать. Гастону встретился ликантроп-вожак, и Гастон даже успел поразить его прямо в сердце. Но беда в том, что этого было недостаточно, что бы убить вожака сразу. Думаю, единственная возможность для этого, это удачно пронзить ему мозг. В общем, в следующее мгновение ликантроп разорвал его на куски, и только потом сдох. С мечом в сердце.

— Вы же там тоже были?

— Мы участвовали в одной экспедиции, но никогда не работали вместе, у нас были сложные отношения. — задумчиво проговорил Кастор. — Хотя и жаль его… Ну, что ж, сейчас пойдем попьем, и расскажешь мне, в чем твои проблемы.

Выслушав Аполлоса, Кастор успел одеть камзол и привести себя в порядок.

— Есть такая теория, среди неблагонадежных людей, которая называется презумпция невиновности. — проговорил комиссар, придирчиво разглядывая себя в посеребренное зеркало. — Суть её в том, что подозреваемый считается невиновным, пока его вина не доказана. Странный подход, прямо скажем… Но давай попробуем исходить из того, что твоя харчевница и в самом деле невиновна. Мы имеем два доноса на неё, от одного и того же человека, так?

— Да, их написала Лора Функин…

— Неважно. Важно, что Лора может иметь причины харчевницу оклеветать. Поговори с самой харчевницей, дай понять, что у неё есть все шансы выставить крайней недоброжелательницу, и тут же получишь массу информации, возможно даже полезной. Потом тряхнешь эту твою Функин.

Лицо Аполлоса просияло:

— Ваше Преподобие, спаси вас Христос!

— Вообще, брат мой, ты сам должен доходить до таких элементарных вещей. Я, конечно, понимаю, что лучше пережечь, чем недожечь, но бабы клевещут на баб с тех пор, как Лилит увидела Еву. Стыдно, исправляйся.

— Да, спасибо.

— Держи меня в курсе.

Агнесса Паттон уже улеглась на постель, пытаясь уснуть, когда с лязгом отворилась железная дверь, и перед ней снова предстал арестовавший её детектив. Арестантка села перед ним, выказывая полное внимание, и Аполлос заговорил:

— Мы должны убедиться, что вы не стали жертвой навета недоброжелателей.

— Правильная мысль. — подхватила Агнесса.

— Есть ли кто-нибудь, кто желал бы свести с вами счёты?

— К сожалению таких немало. И первый среди всех Карл Либен, хозяин"Золотой свиньи". Наш"Угол"давно ему как кость в горле. Да, помещение у нас не самое новое, и публика бывает разная, но кухня не хуже, а цены раза в четыре меньше. Кто у него будет харчеваться? Богатеи, купцы? Так они не в наших кварталах харчуются. А весь наш народ у меня. Если я исчезну, в"Золотой свинье"будет праздник.

— Хм… А вот если госпожа Лора Функин? Она может иметь к этому отношение?

— Функин? Подождите-ка... — Агнесса отвела в сторону обескураженный взгляд. — Ах ты сучка такая! Что, она на меня написала? Это все ложь!

— Так зачем же ей лгать про вас?

— Это моя бывшая кухарка! Я уволила её месяц назад. Конечно она на меня зуб держит. А знаете что, вот не хотела я её выдавать, дело-то женское, но раз так, скажу. Я её почему уволила? Обрюхатилась она. В марте уже видно стало, а потом сами понимаете… Мне на кухне бабы на сносях только не хватало. Рассчитала я её за март, да и отправила. Так и что вы думаете? Эта дура пошла, да выскоблила дитя-то, как и не было. Пришла через неделю, больная вся, опять на работу. Видит Бог, я с лиходейками дела не имею, у нас порядочное заведение, выгнала её вообще взашей. Вот я сама дура была, что не сдала её городовым, пожалела. А она мне чем отплатила? Посмотрите-ка только! — Агнесса затараторила в свойственной торговым бабам манере, заставляя Аполлоса поморщиться.

— Ладно, хорошо. — ответил он, стремясь успокоить Паттон. — Надеюсь, эта информация подтвердится, это могло бы здорово вам помочь.

— Да уж поверьте, и я на это надеюсь. Только так оно всё и было! Мало того, что дитя своё, так еще и на меня клевещет!

Апартаменты Кастора располагались на верхнем, четвертом этаже общежития при Управлении. Четыре окна, занавешенные тяжелыми малиновыми портьерами, три комнаты: просторный кабинет с книжными стеллажами и тяжёлым лакированным столом; спальня с большой кроватью, на черной резной спинке которой застыли фигуры скорбных ангелов; последним помещением была лишенная окон уборная с массивной литой ванной посередине и огромным медным зеркалом.

Кастор бывал в своём жилище недолго, чаще всего только, что бы переночевать и на утро привести себя в порядок. Иногда подолгу не появлялся вообще. В его отсутствие сюда наведывалась горничная, что бы произвести влажную уборку, полить фикусы и сменить белье. Иногда она же готовила ванную, когда Кастор её заказывал. Основную же часть времени апартаменты инквизитора пустовали как дом покойника, храня в себе мертвенное безмолвие и недвижность.

Кастор вернулся уже вечером, после занятий в гимнастическом зале, когда в его жилище уже воцарился совершенный мрак.

Войдя в кабинет инквизитор пару раз повернул ручку фонаря, и фитиль, осыпанный искрами кремня, ожил, источая тусклый желтоватый свет. В углы и в стороны отпрянули беспокойные тени, Барроумор оглядел комнату и, проверив запертую за собой дверь, прошёл дальше, в спальню.

Спокойствие одиночества было обманчиво. Кастор всегда опасался оставаться один, тем более в тишине. Потому что именно в такие моменты подступал к нему главный враг его жизни. У врага было имя, но Кастор его не знал, хотя это приблизило бы его к освобождению. У врага был облик, но Кастор хотел бы его забыть, по той же причине.

Наполнить тишину молитвой — вот единственная защита, но, к сожалению, не совершенная. Ждать атаки пришлось недолго: очень скоро мрак по углам задрожал, мельче и чаще, чем мерцание светильника. И неясный шелест, сначала показавшийся, потом повторившийся, перешёл в различимую речь тысячи змеиных голосов, звавших Кастора по имени.

–… и как тает воск от лица огня… — молился инквизитор, закрыв глаза.

— Поздно Кастор. — уверенный и глубокий голос заговорил в правое ухо. Повеяло холодом и гнилью. Враг был рядом, и Кастор был уверен, что открыв глаза, увидит его воочию. Страшный лик, мелькающий в кошмарах, являющийся на грани сна: бледная и блестящая от влаги кожа, запавшие глазницы, а из-под тонкой черной губы — длинные кинжалы уродливых клыков, закрывающие нижнюю челюсть.

Выражение демонской морды не свирепое, не злое, а спокойно-уставшее, даже страдающее. Кастор не желал этого видеть, он продолжал молиться.

— Брат мой Кастор. Твоя молитва пуста, ты думаешь обо мне. Кому же ты молишься? Явно не Тому, Кого предал. Слуга Люцифера… Иногда я завидую тебе. Сколько в тебе коварства, Кастор. Ты окружен своей священной дрянью, ты весь обвешен мерзкими Крестами, но в сердце твоем живет такая же тьма, как и во мне… Как же так, Кастор? Почему тебя не жжет ваш божественный яд? Ты же мой брат, Кастор. Может быть… Может быть дело в твоей плоти? Твоё мясо защищает тебя? Я хочу твоего мяса.

Кастор ощутил как холодный мокрый язык скользнул по его щеке и уху.

— Твоя плоть… Тебе же понравилась, эта девочка Лия? Я знаю её. Она немножко поправится и будет в самом соку. Вернись к ней, я разожгу в ней похоть, и ты получишь её тело, почему нет, Кастор? Как давно ты не знал женской плоти? А эта плоть молода, хороша… Помнишь как это было? Помнишь Фелицию? Фелиция… Она тебя помнит.

Кастор стиснул кулаки и зубы, на лице его выступил бисером холодный пот. Но демон продолжал:

— Я видел твою Фелицию только что. В аду, конечно… Визжит и проклинает тебя. Хочет, что бы ты был с нею вместе. Как же так, Кастор, ты же бросил её? Но еще не поздно воссоединиться. Повисни, как она, и будь с нею вместе. Хоть какое-то облегчение для неё. Ведь это ты её отправил туда, в пекло, Кастор! Где твоё сердце, Кастор?!!

Демон возвысил голос срываясь на рёв, но Барроумор путаясь в словах и судорожно собирая рассыпающиеся мысли продолжал пытаться молиться. Ни разу не мог дочитать девяностый псалом до конца, сбивался, начинал заново, но в этих попытках, кажется, смог отвлечься от демонской речи.

— Кастор! Ублюдок!!

Могучий удар в грудь бросил Барроумора спиной на дверь, сбил дыхание, поверг на колени, но тут же все стихло. Инквизитор смог отдышаться, и подняв глаза на Распятье в изголовье кровати, дочитал, наконец, девяностый псалом. Не первый и не последний бой Кастора.

3. Кровавый цирюльник.

Огмарч, один из старинных и бедных районов Альдена, рассекаемый линией Серого Канала, отводящего воду из Артерики в западные части города. В незапамятной древности здесь располагались мерзейшие болота, источавшие заразу ещё на первых обитателей города, и лишь спустя несколько веков это неблагополучнейшее место удалось осушить и даже застроить. Спустя века город разросся ещё дальше, оставив Огмарч глубоко в своих недрах, но и теперь по утрам здесь царили, как когда-то, непроглядные туманы, клубящиеся над каналом и ползущие вдоль по прилегающим к набережной улицам.

Небольшой мощеный двор у конторы Корвуса, местного нотариуса, ростовщика, перекупщика и букмекера, был своеобразным центром общественной жизни в жестяном квартале Огмарча. Сейчас, ранним туманным утром, пока не зазвонили к заутрене колокола Альдена, здесь было почти безлюдно. Почти потому, что к одной из стен жалось, устало и зябко кутаясь в драные плащи, две фигуры. Это были местные маггеры, ожидавшие открытия конторы, что бы сдать ночную поживу. Что-то удалось украсть, что-то отнять, теперь же нужно было превратить полученное в обыкновенные медные центы, таннеры или даже фартинги. Маггеры в этом и во многих других бедных районах, находились практически на полулегальном положении, отчисляя определенный сбор городовым, и за это не только получали возможность жить своим ремеслом, но и обязаны были поддерживать своеобразный порядок.

В это безлюдное время, наткнувшись в тумане на маггеров, любой горожанин расстался бы со всеми своими монетами, и когда сквозь серую пелену послышались чьи-то шаги и замаячили силуэты, оба грабителя пришли в оживление. Младший взялся за потёртую рукоять ножа, старший стал пристально всматриваться. Через несколько мгновений оба поспешили убраться со двора в проулок, потому что из тумана появился угрюмый тип в инквизиторской ленте, а с ним невыспавшийся и от того еще более угрюмый городовой.

Детектив Аполлос Епифан подошел к двери конторы и оглянулся на стражника:

— Здесь?

— Так точно, Ваше Преподобие. — кивнул утомленно городовой и, подавшись вперед, постучал в дверь, сильно и требовательно. Весьма скоро внутри послышалось движение, дверь отворилась и на пороге появился худой старик в овчинном жилете поверх ночной рубахи. Лицо его было злым, и глаза из-под красных опухших век смотрели с презрением.

— Чем могу быть полезен, господа? — спросил он с некоторой издёвкой в голосе.

— Господин Корвус?

Старик немного выглянул на двор и обернувшись посмотрел на вывеску у себя над дверью:

— А что, здесь написано что-нибудь другое? Так чем могу быть полезен?

— Нам нужно найти госпожу Лору Функин, из Жестяного Квартала.

— Ну, у меня её нет, я уже сами видите, не в том возрасте… — все в той же издевательской манере ответил Корвус. — Ладно, проходите пока. Сейчас посмотрю, что у меня в картотеке.

Инквизитор с городовым вошли в темную прихожую с низким потолком, где стояла пара лавок для ожидающих и царил тот гадко-приторный запах, что свойственен жилищам стариков. Корвус прошел дальше, за следующую дверь, обтянутую поблекшей стеганой тканью, где и пропадал еще минут десять, копаясь в своих записях. Наконец, ожидание завершилось, и старик вышел к своим посетителям.

— С вас три цента, господа. За справочную информацию, разумеется. — проговорил он, держа в руках какую-то записку. Аполлос нервно дернул уголком рта, но извлек из кошелька таннер, хотя в иное время не только не заплатил бы, но ещё и стряс бы с Корвуса хороший штраф. Однако сейчас его занимало единственное стремление: покончить, наконец, с этим проклятым расследованием.

Корвус передал записку, в которой значилось расположение жилища семейства Фулкин, и тут же добавил:

— Подождите минутку, я вас рассчитаю.

— Пошли отсюда. — бросил Аполлос стражнику, и они вышли вон из конторы. Корвус пожал плечами, осмотрел доставшийся ему таннер, и закрыл за ними дверь.

Квартира Фулкин располагалась на втором этаже старого дома недалеко от двора Корвуса. Строению было уже лет шестьдесят, и если нижняя его часть сложенная из камня, выглядела еще не так плохо, то второй этаж и крыша, собранные из дерева, серьезно перекосились в разных местах, приняв причудливые очертания и грозя свалиться со своего основания.

Вверх по узкой скрипучей лестнице и, спугивая ленивую жирную крысу, в длинный темный коридор с маленькими оконцами по торцам. Стук в дверь.

Аполлосу открыла низкорослая круглолицая девушка, в чепце и рваном платье. Выражение и бледно-серый цвет её лица свидетельствовал о весьма болезненном состоянии. Возможно, у девушки был жар, и стоять сейчас на ногах требовало от неё определенных усилий.

— Госпожа Лора Функин? — поинтересовался инквизитор.

— Да… Я…

— Вы арестованы по обвинению в убийстве своего ребенка, следуйте за нами.

— Я больна…

— Городовой, помогите ей. — распорядился Аполлос, и стражник вывел Лору в коридор, взяв её под руку.

Поместили госпожу Функин в такую же камеру, в какой находилась и Паттон, что было не так плохо, учитывая её состояние. Прежде, чем производить дознание лично, Аполлос отправил к арестантке доктора, который должен был не только оценить её состояние, но и установить возможную связь между болезнью и совершенным преступлением.

Доктор Харратс был плешив, ходил во врачебном переднике и с огромным портфелем, в котором держал все потребное для манипуляций. Работал он при Управлении уже довольно давно, не только оказывая медицинскую помощь, но и занимаясь исследованиями трупов, а так же непосредственно участвуя в дознании. У него была репутация одного из самых лучших и опытнейших врачей Альдена, во многом благодаря обширнейшей практике.

После осмотра Функин Харратс немедленно доложил о его результатах детективу, который ожидал в коридоре.

— Ваше Преподобие, ситуация следующая. У госпожи Функин обширный сепсис, полагаю в результате неудачного хирургического вмешательства в области детородных органов. Более чем уверен, что это было прерывание беременности, и результат закономерный. По моим прогнозам, жить госпоже Функин чуть больше недели, хотя при взрывном развитии сепсиса, вопрос может решиться еще раньше, и очень быстро. Если рассуждать в теории, её можно было бы попробовать спасти, при весьма небольших шансах и весьма хороших деньгах, но это, конечно теория.

— Благодарю вас, доктор. — покачал головой Аполлос. — Господь Сам всё рассудил. Впрочем, было бы хорошо разобраться с тем, кто убил её ребёнка и, получается, её саму.

— Разумеется, Ваше Преподобие, это было бы очень хорошо. При всей моей филантропии, по моему скромному мнению, доктора, ставшие на сторону дьявола и участвующие в убийстве детей, заслуживают самых интенсивных болевых ощущений, вплоть до летального исхода.

— Я вас очень хорошо понимаю. — кивнул Аполлос и, распрощавшись с доктором, сам зашел в камеру к Лоре.

Функин в изнеможении лежала на своих нарах и даже не поднялась, когда вошел инквизитор, лишь перевела на него взгляд.

— У меня для вас скверные новости.

Функин ответила не сразу, словно собравшись силами и облизнув сухие губы:

— Я умру?

— Мы все умрем. Вы умрете очень скоро. Тот человек, который убил вашего ребенка, он заразил вашу кровь, и жить вам осталось несколько дней. Думаю, это будут очень мучительные дни… Но мне есть, что вам предложить.

— Что же? — на лице Лоры не отобразилось никаких эмоций, она и сама уже знала к чему все идёт, и желала только одного, что бы смерть не медлила и не была слишком болезненной.

— Вы можете умереть здесь, в сносных условиях. Наш сентинел обеспечит вам необходимый уход и насколько можно облегчит ваше умирание. Поверьте мне, это много лучше, чем умирать в тюрьме, или вообще на пересылке.

— Да, хорошо… Что вам от меня нужно?

— Просто расскажите мне, кто помог вам избавиться от ребёнка?

— Я не хотела. Это всё из-за Паттон… Эта ведьма… Я сказала ей, что мне нужна эта работа, моему ребенку нужна. Но она выгнала меня вон. Сказала возвращаться, когда избавлюсь от своей проблемы… Я не хотела…

— Вы поэтому написали на неё донос, что бы отомстить ей? Это правда то, что там написано?

— Это правда. Она мне сама говорила как-то, что у неё есть волшебная специя, которая заставляет людей возвращаться к её стряпне.

— Хорошо, с Паттон мы разберёмся… Кто убил вашего ребенка, к кому вы ходили?

— В Динконере, на Трёхцентовой улице, цирюльник Орман.

— Откуда вам стало известно о нём?

— Как-то разговорилась с одной девушкой из саун. Они к нему ходят… В нашей части города больше и не к кому.

— Из саун… — повторил задумчиво Аполлос.

Сауны западных окраин всегда имели репутацию публичных домов, и мало кто сомневался, что эта репутация оправдана. В Альденской Империи проституция была запрещена, за неё полагалась ссылка на рудники или в шахты, но закон не запрещал саун, где девушки помогали клиентам совершать омовения. Всё же, что происходило за ширмами купален, оставалось в купальнях. Разумеется, кроме тех случаев, когда девушки беременели, и дело выходило за пределы саун непосредственно на Трёхцентовую, в Динконере.

— Хорошо, Лора. Я должен идти… Если хотите, я вызову вам духовника, и вы сможете исповедоваться.

— Я была бы вам благодарна.

— Господь да смилуется над вами.

Район, известный как Динконер, находился на самой западной окраине Альдена, однако, несмотря на удаленность от центра, не был бедным районом. Дома здесь были хороши и опрятны, улицы аккуратно вымощены, имелись фонтаны и скверы. В Динконере, помимо саун с девушками, горожане могли найти дорогие гостиницы, игорные дома, лавки перекупщиков, букмекерские и наемнические конторы, представительства альтернативных торговых компаний. Всё это было искусно оформлено приличными фасадами и вывесками, так что бы городовая стража могла отвлечься без особых усилий. Особенно красиво здесь было поздними вечерами, когда зажигались созвездия уличных фонарей, а в сотнях окон подсвечивались пестрые шторы. Огромное количество денег тысячей ручейков стекалось в Динконер со всей столицы, оседая в карманах искусных дельцов, предлагающих альденцам самый изысканный отдых, какой можно было найти в пределах империи.

Трёхцентовая улица, была одной из беднейших в Динконере, находясь на самом краю и тупиком упираясь в городскую стену. В её начале шумел жутчайший кабак, куда не стоило заходить с деньгами и без ножа; чуть дальше прозябала нищенствующая лавка старьевщика; а еще дальше, напротив древнего жилого барака, висела приличная, выкрашенная дорогой бордовой краской вывеска с надписью"Цирюльня Ормана".

Аполлос, зайдя в дверь под нею, тут же столкнулся с хозяином, который сейчас пребывал в одиночестве. Орман оказался человеком средних лет, чей орлиный профиль и чёрная борода выдавали в нем уроженца юго-запада, возможно даже с мегалийскими корнями. Лицо его было зло и подозрительно, страха он не выказывал.

— Вы Орман? — спросил Аполлос.

— Я к вашим услугам. Хотите постричься?

Инквизитор дал стражнику знак выйти за дверь, и, как только тот удалился, с размаху ударил цирюльника в лицо. Тот успел немного уйти от удара, поэтому пришлось нанести еще несколько ударов справа и слева, прежде чем Орман оказался сбит с ног и окровавлен.

— Что вы делаете? — спросил он лежа на полу и с удивлением глядя на свою блестящую от крови руку.

— Я тебя бью, подонок. — проговорил Аполлос. Ему захотелось вообще убить цирюльника на месте, потому что его недоумение виделось сейчас наглой ложью и двуличием. Детектив припал коленом ему на грудь и занёс руку для еще одного удара.

–Не надо… — вскрикнул Орман, выставляя вперед ладони. — Я со всем согласен. Я все подпишу…

Аполлос презрительно сплюнул и, взяв Ормана одной рукой за грудки, поднял его на ноги.

Как только Ормана доставили в Управление, он сразу, миновав камеру и без всякого промедления, оказался в зале дознания. Прежде чем задать какие-либо вопросы, Аполлос распорядился усадить детоубийцу на иудин стул, и через минуту в коридоре изолятора зазвучал сдавленный крик боли, перешедший в непрекращающиеся стоны. Острая пирамида, оказавшаяся сиденьем детоубийцы, вошла в него дюйма на три, доставляя непрерывные и, как хотел доктор Харратс, интенсивные страдания.

Аполлос некоторое время наблюдал за цирюльником, который, сидя на жуткой конструкции со связанными за спиной руками, мотал головой и непрерывно стонал. Убедившись, что детоубийце действительно плохо, инквизитор заговорил:

— Я думаю, ты сейчас испытываешь именно то, что должен чувствовать человек, выдирающий детей из чрева их матери. Не могу сказать, что я доволен… Но так в самом деле лучше. А теперь расскажи, из какой именно сауны к тебе приходили женщины, как много, скольких детей ты успел убить. Отвечай…

— Я... Не могу… — срываясь на рыдания взвыл Орман. Аполлос вздохнул и дал дознавателю знак, что бы тот снял цирюльника с пирамиды. Арестованный оказался на коленях, с текущей по бёдрам кровью.

— Так лучше? Отвечай, из какой сауны к тебе приходили, кто приходил, как часто…

— Да из какой, я их не спрашивал. — сквозь слёзы ответил Орман, его трясло мелкой дрожью. — Мне платили, я делал. Это давно уже было… Я отошел от дел.

— Еще раз солжешь мне, и снова вернешься на свой трон. Когда ты убил последнего ребёнка?!

— Последнее прерывание… Недели две назад. Не помню… Там не из сауны девка была, какая-то то ли прачка, то ли кухарка. Я просто выполнил один заказ, и всё. Я не занимаюсь этим больше.

— Одного заказа достаточно, что бы тебя повесили, подонок. До этого случая, когда убивал последний раз?

— Да не помню я… Еще в том году, осенью. Богом клян…

Аполлос не выдержал и размашисто ударил Ормана, опрокидывая на пол. Тот закашлялся, сплюнул кровью. Аполлос присел рядом на корточки.

— Не поминай Имя Божие! Почему они перестали ходить? Сауна закрылась, появился другой ублюдок вроде тебя?

— Нет, никто не появился. Я бы знал, если бы в нашем районе… Они просто перестали делать аборты. И не закрылись, конечно, сауны работают… Перестаньте меня мучить, я все расскажу. Я прошу вас… Всё, что знаю.

— А вот это уже интересно. Удиви меня.

По указанию инквизитора, дознаватель развязал цирюльнику руки, и тот, отдышавшись, заговорил:

— У меня бесплатное обслуживание в саунах Малышки Мардж. Была даже девочка… которая нравилась. Так вот она исчезла, и не только она. Стали пропадать девушки, вместо них постоянно берут новых. Большая текучка, а к новеньким еще привыкнуть надо, да они и не умеют ничего, некоторые даже стесняются. Новенькие хуже… Я так думаю, что пропадают обрюхаченные. Может их убивают, или что с ними делают, этого я не знаю. Разбирайтесь с Марч, если хотите. Вот все, что я знаю…

4. Сауны Мардж.

Обедать Аполлос отправился в трапезную, где питались практически все служители и работники управления, от горничных, до генерал-агентов. Вышло так, что детектив пришел уже в одну из последних смен, когда с кухни подавали последние порции, и именно в это же время пришел обедать Барроумор.

Комиссар выглядел мрачнее обычного, от усталости или каких-то тяжелых размышлений, но как бы то ни было, Аполлос рискнул составить ему компанию и, поприветствовав, присел с ним за один стол.

— Что там у тебя? — поинтересовался Кастор, разламывая ломоть хлеба и отправляя огромный его кусок в рот.

— Всё не так плохо… Сегодня произвел два ареста, с практически доказанной виной. — и далее в течении пяти минут Аполлос рассказал старшему инквизитору о своих приключениях за первую половину дня, и о том, что удалось в итоге узнать.

— А что с Паттон? Нашли что-нибудь?

— Так точно. Среди изъятых вчера у неё на кухне веществ была обнаружена интересная приправа. Наши химики опознали в ней анабэль, это такая…

— Я знаю, что такое анабэль. Госпожа Паттон не дура, однако это противозаконно, добавлять в еду дурь. Ей светит конфискация лавки, и пожизненный запрет на работу содержание других заведений. Но во всем этом есть одна проблема. Ты арестовал трёх человек и раскрыл сразу два дела, но преступления всех троих лежат вне нашей подследственности. Как только ты представишь материалы арбитру, он передаст их в магистратуру, и лично тебе никакой с этого выгоды. С другой стороны, проблем у тебя тоже не будет, никто теперь тебя не упрекнет в том, что ты арестовал Паттон слишком поспешно.

— Но, брат Кастор… Следствие еще не закончено. Не ясно что там с сауной, и куда пропадают девушки.

— Во-первых, тебе не нужно делать чужую работу. Приобщи всю информацию к делу, и арбитр сам все передаст по подследственности. Во-вторых, мы не можем держать людей в нашем изоляторе, если они даже не подозреваются в осуществлении духовной угрозы. Изолятор консистории, это не городская каталажка. Если передержишь их, это тебе припомнят на заседании коллегии. В-третьих, ты можешь нажить себе большие неприятности, если со своим рвением нарушишь какие-то договоренности между городскими властями и… хозяевами Динконера. Ты не знаешь, какого рода сотрудничество имеет место, и вполне возможно, что в магистратуре уже знают о том, что происходит в саунах. И о твоем цирюльнике, конечно, они тоже знают. Теперь им придется его вздёрнуть, на это они еще пойдут, но поверь, никто не обрадуется, если ты высветишь куда более влиятельных лиц.

— Так и что же получается. Я передам дело арбитру, и… Никто ничего не сделает с развратом в саунах и исчезновением девушек?

— Брат Аполлос. А кто будет делать? Те же люди, что ходят в эти сауны? Понимаешь, члены магистратуры вовсе не горят желанием бороться с собственным развратом. А что до исчезновения блудниц из саун… Ты не сможешь спасти всех в этом городе. И тебе лучше даже не знать всего, что в нём происходит. Как мне когда-то сказали: заткнись и лови своих демонов.

Конец ознакомительного фрагмента.