Инородное тело. Сборник рассказов

Павел Хохлов, 2019

Разноплановые персонажи, от настоящих героев до простых людей, и каждый из них сталкивается с препятствиями разного характера: от бытовых трудностей до глобальных катастроф.

Инородное тело

Через три месяца полета на окраину Галактики, мой корабль, снижая скорость, вошел в планетарную систему тускнеющей звезды М3111. На одной из ее орбит медленно вращалась недавно открытая экзопланета. Я был знаком с этим объектом по фотографиям и сухим отчетам, дающим лишь общее, весьма поверхностное представление. Теперь мне предстояло познакомиться с ней лично.

Было установлено, что эта планета с романтичным названием ХР8112, являлась пригодной для жизни и, возможно, была обитаема примитивными формами в лице простейших микроорганизмов и бактерий. Она имела три материка и два огромных океана, несколько морей и стандартные полярные шапки. Особенности рельефа представляли широкие пустыни, чередующиеся с высокими горными системами. Детальный просмотр видеоматериала, снятого автоматическим зондом, показал наличие около сотни горных озер и несколько тысяч гектаров леса в экваториальных широтах экзопланеты.

Познакомившись с ХР8112 в буквальном смысле поближе, я поспешил спуститься на ее поверхность. Многомесячный перелет утомил настолько, что мне не терпелось скорее приступить к тяжелой, скрупулезной, физически изматывающей работе. В моем распоряжении была всего неделя. Ровно через семь дней, по строго выстроенному графику, сюда прибудет целый отряд ученых вооруженных приборами и сложной техникой, с целой исследовательской лабораторией на борту. Нужно как всегда спешить, чтобы успеть собрать основную информацию о планете. Это сухие, бесцветные цифры и до предела лаконичные данные, которые позволят прибывшей группе исследователей чувствовать себя в относительной безопасности в новом мире. Благодаря мне, они будут осведомлены о сейсмических колебаниях в радиусе долгосрочных баз и перепадах температур в исследуемых зонах. Портативные станции, которые мне предстояло разбросать по всей планете, должны ежедневно оповещать о возникающих извержениях, возможных цунами, пожарах и наводнениях. И только после этого начнется поэтапное, подробнейшее исследование всей планеты.

Но, как бы я не торопился, сам спуск на поверхность, это совсем другая история, рассказывать которую нужно не спеша и осторожно. Место лирики и душевных переживаний, философских размышлений и элементарной спешки быстрее сделать свою работу, занимает максимальная сосредоточенность. Во время спуска всегда предельно внимателен, даже когда внизу тебя ждет ярко освещенный космопорт. Что говорить о неизведанном мире, где нет и следа от человеческого ботинка. Я всегда стараюсь избежать самых незначительных на первый взгляд ошибок, приводящих к роковым последствиям, как случалось уже не раз с моими коллегами. И мне бы не хотелось пополнить этот траурный список.

Когда я отстыковываю от корабля спускаемый аппарат, устремляя его на незнакомую поверхность, ошибаться недопустимо. На этих ошибках невозможно учиться, они всегда одновременно первые и последние. Я всегда один на один с техникой и стихией неизведанной планеты. За моей спиной также безлюдно, как и в ожидающем меня мире. В случае неисправности или аварии, помощь прибудет только через неделю. Каждый раз я бросаю нашпигованный аппаратурой катер вместе с собой в неисследованный, полный тайн и загадок мир, становящийся от этого еще более опасным и в то же время гипнотически притягательным.

Запеленговав место своей посадки, я поспешил заняться делом. Местом первой высадки было предгорье высоченного хребта, подножие которого обдували ветра, обдавая его песчаными волнами огромной пустыни. В моей практике были десятки посадок в неизведанных мирах, но каждый раз я переживал их по-новому. Планета приближалась стремительно, но еще стремительнее удалялся мой корабль, последняя ниточка, связывавшая меня с моим родным, далеким миром. Но, как я уже говорил, во время спуска, мою голову занимали далеко не лирические мысли.

Быстро плывущие облака говорили о ветреном ненастье на поверхности. Мой челнок, входя в верхние слои атмосферы, словно ударился о плотную, напоминающую водную массу, субстанцию. Меня резко бросило вперед, но аварийные ремни удержали мое тело на месте. В глазах потемнело, в ушах стоял противный звон, тошнота подступила к самому горлу. Приборы вздрогнули, показатели метнулись к запредельным цифрам, напоминая человека, поднявшего в удивлении брови. Данные спектрального анализа не сообщали о наличии столь плотной атмосферы. Дальнейший спуск вызвал сильнейшие перегрузки, из-за которых я потерял сознание. За время беспамятства, продолжавшегося считанные секунды, мне успел привидеться кошмар: нелепые образы, странные и, в то же время страшные картинки ворвались в мое сознание, наполняя его до краев. Я быстро пришел в себя — зрение сфокусировалось на приборах, звон в ушах стал медленно затихать. Я не помнил ничего, что видел только что, но тяжелый, гнетущий осадок остался. Перегрузки продолжали возрастать, но разыгравшееся от происходящего любопытство не дало потерять сознание. И страх, вновь увидеть то, что видел сейчас, но уже успел забыть.

Я попал в очень непростую ситуацию, оказавшись в плохих погодных условиях с приборами, выдававшими немыслимые показания — то я внезапно оказывался гораздо выше реальной высоты, то проваливался ниже уровня моря, когда приборы указывали высоту со знаком минус, это было равносильно тому, что я летел бы под землей. При этом я чувствовал себя так, словно пытаюсь взлететь с планеты с сильнейшей гравитацией. В подобной ситуации не могло быть и речи о попытке совершить посадку на незнакомом рельефе. Возможно, я попал в ураган, разыгравшийся в верхних слоях атмосферы, а бешеные показания приборов списал на магнитные аномалии, природу которых еще предстояло изучить. Решив обойти циклон, я попытался подняться на несколько километров, чтобы выйти в более разряженные слои неприветливой атмосферы. Приборы сразу пришли в норму, но радость моя была недолгой. Корабль затрясло мелкой дрожью, показатели энергетического запаса честно отмечали колоссальный расход, грозящий мне остаться без тепла и света, и главное, без связи. Возникла реальная угроза провала, только что начавшейся экспедиции. У меня было два пути: первый — выжать все соки из себя и машины, но выйти в безопасный космос, отложив попытку, второй — попытаться сесть, рискуя практически всем. Первый вариант был куда практичнее безрассудного риска, который предлагал второй. Я решил вернуться на свой, ставший орбитальным шатл, где мог в спокойной обстановке выяснить причины таких больших энергозатрат. На все размышления ушло не больше секунды, не теряя их еще больше, я стал набирать высоту. Расход топлива превышал все допустимые нормы. По опыту я знал, что даже при взлете с поверхности уходит куда меньше. Утечку из-за дефекта топливного резервуара я исключал, но судя по тому, как таяли запасы, был готов поверить во что угодно.

С таким расходом топлива я не мог выйти на орбиту, так как мне было необходимо сделать по меньшей мере еще один виток, чтобы вырваться из магнитного поля планеты. Сажать машину на неподготовленную площадку можно только по приборам, но они в свою очередь, с приближением к поверхности вытворяли нечто невообразимое. И конечно, в придачу, отвратительные погодные условия. Усовершенствованные литиевые батареи с ядерной начинкой проявили солидарность с топливным отсеком, расходуя бесценную для меня энергию неизвестно куда, продолжая беспричинно разряжаться. На табло мигали красным невеселые цифры «47%» — меньше половины заряда! Этого мне никак не хватит на неделю даже в экономном режиме.

Чувство паники неумолимо росло, заполняя все большее пространство, отведенное под холодные, расчетливые мысли. Я прекрасно понимал, что мне надо обязательно вернуться на орбитальную базу, где можно попробовать устранить неполадки или, хотя бы, установить их причины. А если выйти в открытый космос так и не удастся, при этом израсходовав все топливо, я устремлюсь вниз, как метеорит и сгорю, так и не долетев до поверхности. Да, это будет страшно красивая смерть, красоту которой некому будет оценить на этой безжизненной планете. Никто не загадает желание, глядя на падающую звезду, объятую огнем, сердцем которой будет мое заживо кремированное тело. Это меня устраивало меньше всего и я, наконец, признался сам себе, что не смогу уже самостоятельно взлететь. Даже столь рискованное приземление выглядело как спасение. Если посадка пройдет успешно, а я верил в свои силы и опыт, то у меня будут неплохие шансы выжить, продержавшись до прихода основной группы.

Не рискуя совершать резкое снижение, я выровнял свою машину стараясь удерживать горизонтальный полет по ненадежным приборам и, только после этого приступил к снижению с уклоном десять — пятнадцать градусов относительно горизонта. Мои надежды, что расход топлива сократиться, не оправдались. Энергетический заряд батарей снижался все с той же подозрительной скоростью. С такими темпами, даже удачно приземлившись, я останусь без средств к существованию. Выбора не оставалось. Я пустил свой челнок в крутое пике, подвергая себя и машину дополнительным перегрузкам. Тучи рваными клочками проносились мимо меня, открывая панораму поверхности. В нескольких километрах подо мной проступил суровый силуэт каменного хребта, вершина которого была сглажена царившими на этой высоте ветрами. Дальше, на многие километры простиралась песчаная пустыня и лишь у самого горизонта, на северо-западе, она прерывалась горным массивом, окутанным грозовыми, клубящимися облаками.

Мой современный спускаемый аппарат был способен совершить вертикальную посадку на опоры с мощными амортизаторами, что спасло мне жизнь. По крайней мере, продлило на неопределенный срок. Корабль приземлился у подножия хребта почти без повреждений, оплавив под собой песок. Показания приборов по-прежнему метались, но их уменьшившаяся амплитуда давала возможность вычислить среднее, относительно точное число. Все мое внимание было приковано к показаниям энергосчетчика. Цифры на его табло прыгали от тридцати до сорока процентов. Это было лучше, чем я ожидал. Даже тридцать процентов обеспечат меня теплом и связью дней на пять, при условии, что батареи и дальше не будут разряжаться без видимых причин. Показания топливного резерва не радовали — его жалкие остатки позволяли взлететь на небольшую высоту и совершить короткий перелет километров на десять, не больше. Температура за бортом составляла девятнадцать градусов выше нуля по Цельсию. Ураганный циклон, свирепствовавший в верхних слоях атмосферы, вынес мой плохо управляемый аппарат в северо-восточном направлении от заданной точки. Это означало, что придется дополнительно расходовать остатки энергии на обогрев не только себя, но и оборудования не терпевшего низких температур. Я должен был сесть западнее на несколько тысяч километров, где сейчас занимался рассвет и начать работу с раннего утра. В широте, где я совершил практически аварийную посадку, был полдень. День был безвозвратно потерян.

Немного успокоившись после безумного приземления, решил заняться тем, зачем сюда прибыл, отложив сеанс связи с «Пионер 2». Я очень спешил, стараясь наверстать упущенное время. Моя миссия была практически провалена, но в моих силах было сделать все от меня зависящее.

Сняв с себя скафандр, я переоделся в рабочий комбинезон. Надев теплую куртку, снабженную множеством карманов и натянув вязаную шапочку, я настроил наручные часы по бортовому хронометру на местное время. Теперь я был готов к выходу на поверхность. По инструкции я должен установить мощный радиомаяк, который укажет прибывшей группе мою первую посадку. Каждый радиомаяк передавал определенный сигнал, прослеживая все мои передвижения по планете и сохраняя всю информацию. Это обеспечивало дополнительную безопасность одинокому рейнджеру и упрощало его поиски в случае прекращения связи или даже аварии.

Выход на поверхность не сопровождался праздничным настроением, не радовал даже рифленый след от моего ботинка, первым ступившим на поверхность, я не чувствовал себя Армстронгом, звездная пыль на сапогах не кружила голову. Ее кружила бедная кислородом атмосфера. Прохладный ветер обдувал лицо, неся в разряженном воздухе запах далекой грозы, под ногами бегали пылинки, гонимые ветром. Я закрыл шлюзовой отсек и осмотрел свой корабль на наличие повреждений. Поверхностный осмотр, как и ожидал, ничего не дал, и я поспешил установить портативный радиомаяк. Неся на плече радиоустановку, а в руке ящик с необходимыми инструментами, я медленно и неохотно удалялся от своего последнего, ненадежного убежища, приближаясь к круто вздымающимся, выщербленным скалам. Приметив относительно пологий подъем, преодолевая кислородное голодание под тяжелой ношей, я двигался в его направлении. Мне было необходимо надежно закрепить маяк на твердой поверхности и как можно выше для улучшения сигнала. Сейчас я жалел, что не закинул за спину кислородный баллон с маской, посчитав, что имеющегося кислорода в атмосфере мне вполне хватит. Чертова спешка!

Осколки обветренных скал осыпались под ногами затрудняя продвижение, но я взбирался все выше. Минут через двадцать мне удалось найти плоскую площадку, идеально подходящую для установки маяка. Не теряя драгоценного времени, а было уже далеко за полдень, к тому же темнеет в этих широтах рано, о чем говорило местное светило, быстро, уверенно и неумолимо спускавшееся к горизонту, я приступил к работе. Инструменты легко проделали в скальной породе три глубоких отверстия для крепления установки. Я работал быстро, но несмотря на это, едва успел засветло. Стемнело гораздо раньше, чем я ожидал. Усиливающийся ветер разогнал плотные слоистые облака позволяя разглядеть у восточного горизонта первые, пока еще тусклые звезды. Из угасавшего на западе зарева вынырнула местная большая луна, совершая обход своих пустынных владений с запада на восток. Меня охватило странное ощущение, что поднимающаяся луна удивлена моим появлением и неодобрительно взирает, изучая дерзкое поведение чужака. Меня пробрал озноб, который я списал на резкое снижение температуры и усиливающийся ветер, и все же чувствуя на себе пристальный взгляд, поспешил вниз.

Наручные часы показывали около пяти вечера, но спускаемый аппарат, приютившийся у подножия, был погружен во тьму. Горели лишь три габаритных огня, включившиеся автоматически с наступлением темноты. В окружности десяти километров скалы и огромные камни, где завывал набирающий силу ветер. Дальше простиралась пустыня, ярко подчеркивая мое одиночество. Словно опровергая мои мысли, где-то далеко в пустыне, загорелся и погас огонек. Затем еще. Через секунду вновь возникло свечение со строгими границами, отдаленно напоминавшее габаритные огни. К мерцающей точке присоединился еще один, затем еще. Вскоре, среди барханов горело целое созвездие. Спустя некоторое время оно стало медленно смещаться. Вскинув бинокль, я попытался разглядеть поближе это загадочное явление. Но, пятидесяти кратное увеличение ничего не дало. Бинокль был слишком слабым. Сквозь окуляры я видел четкие границы барханов, подсвеченные странными огнями, но само свечение оставалось размытым и не четким. Увиденное я списал на атмосферные явления, но тревога по-прежнему нарастала. Нет, я не был напуган этими огнями — за годы исследований видел и не такое. Я тревожился из-за неполадок на корабле, из-за которых не смогу провести и десятой части необходимой разведки. И в то же время меня душила другая тревога, пугавшая тем, что я не мог установить истинной ее причины.

Я не заметил, как внезапно стих ветер, загипнотизированный сиянием звезд, обитавших в пустыне. Их сияние постепенно поблекло и растворилось в темноте. Наступила тишина. Но это была тишина не засыпающей природы и стихшего ветра. Она напоминала затаившегося зверя, готовившегося к прыжку. Странная ассоциация, но она настойчиво сверлила мое сознание. В этой звенящей и, как мне казалось, напряженной тишине, я стал различать какой-то шум, но никак не мог понять его природу. Он был такой неземной и своей чуждостью вводил в гипнотическое состояние, подавляя волю, приводя в ужас. Волна паники охватила все мое сознание. Нет, только не паника! Да что же со мной происходит?! Я ощутил бешеные удары сердца. Звезды, горевшие в пустыне, вспыхнули с новой силой, ярче и заметно ближе. Настолько ближе, что их свет играл на моей одежде и скалах. Я напрасно всматривался в гипнотическое сияние, пытаясь понять, что это, пока они не слились в одно расплывчатое пятно. Затем наступила кромешная темнота… Чувство падения, удары, никакой боли.

Очнулся лежа на холодных камнях, больно впивавшихся в спину. Нестерпимое ощущение, что кто-то стоит надо мной и пристально смотрит, заставило через силу открыть глаза, и я увидел… Прямо надо мной, высоко в небе, светила яркая луна, продолжая меня изучать, подобравшись поближе. Неужели я так долго пробыл без сознания, что ночное светило успело пройти половину своего пути? Я осторожно огляделся — все те же скалы, строго очерченные лунным светом. В метрах десяти выше исправно мигал маячок установки. Ящика с инструментами поблизости не было, скорее всего, валяется где-то в темной расщелине. С рассветом можно будет его поискать. Я решил посмотреть на время, но, как это ни странно, часов на месте не оказалось. Они были застегнуты специальным замком, да и рука в этом месте оставалась целой! Создавалось ощущение, что часы кто-то аккуратно снял пока я валялся без сознания. Я представил себе, как ко мне подходит кто-то или что-то и, касаясь меня своими руками или щупальцами, умышлено снимает их, как безделушку, понравившуюся аборигену. От этих мыслей тошнота подступила к самому горлу, а душа, наоборот, устремилась куда-то вниз.

Несмотря на холодные камни, больно давящие в спину, вставать не хотелось. А может я просто не мог? Пока я собирался с силами, земля подо мной стала тихо вибрировать, издавая гул, словно ей было неприятно держать на себе живое существо. Эта мысль навела меня на другую, более безумную — я на этой планете инородное тело, от которого она пытается избавиться! Глупости? Тогда почему я в таком состоянии? Почему возникли такие трудности сразу, при входе в атмосферу? Откуда это не подавляемое чувство собственной чуждости и присутствия еще чего-то у морально устойчивого, психически здорового человека? Я — инородное тело! Эта мысль буквально въелась в мое сознание и крепко там засела, объясняя все странности, происходящие со мной. Возникло чувство, что планета обрадовалась моей догадке и теперь ждет соответствующих действий.

Луна сместилась ближе к горизонту, растягивая строго очерченные тени скал и камней. Я стал осторожно подниматься и замер в неуклюжей позе. Боковым зрением я уловил движение, словно одна из вытянутых неприветливым лунным светом теней сделала резкое движение в мою сторону. Расширенными от темноты и ужаса глазами я пытался разглядеть нападавшее на меня существо. Но тени были неподвижны, повторяя не только строгий силуэт своих хозяев, но и непоколебимость их монолитной структуры. Ветер вновь стих и уже ничто не нарушало тишины, кроме барабанного боя наполненной адреналином крови в моих висках.

Я заметил, хотя и не уделил этому должного внимания, что ветер периодически затихал до полного штиля, после чего вновь набирал силу, практически сбивая с ног. Это мне напомнило дыхание. Дыхание самой планеты. От этих мыслей меня охватил суеверный страх, о котором до этого дня я не имел понятия.

Теперь, единственным желанием было быстрее добраться до корабля и закрыться там, держа оборону от своих страхов до утра. Думать о том, что мне торчать тут неделю я не мог и не хотел, особенно сейчас, когда был на поверхности и без защиты. Камни и пыль осыпались под ногами, убегая вперед, стекая вниз сухим водопадом, а я, в пылу бешеного бега вновь догонял его, оставляя позади и сразу образуя еще один. Создавалось ощущение, что теперь за мной точно кто-то гонится, сообразив о моих намерениях сбежать в свое логово. На девяносто девять процентов мое сознание было заполнено коктейлем ужаса, отчаяния и паники. Не хватало еще одной капли в этот страшный коктейль, чтобы окончательно сойти с ума.

Я мчался, едва успевая переставлять ноги, но корабль, вместо того, чтобы становиться ближе казалось, предательски удалялся от меня. Ни это ли та самая последняя капля, которую добавила планета в мое сознание, как антибиотик для микроба, вгоняя меня в безумие? Нет! Я справился и с этим видением. Моя база была все ближе, маня теплым светом, льющимся из открытых створок. Этот манящий свет отбил у меня всякое желание возвращаться на корабль. Я резко остановился, жадно глотая воздух, теряя сознание от кислородного голодания. В голове вспыхнула мысль — опоздал, ОНИ проникли на корабль, ОНИ ждут меня там! Иначе как объяснить открытый шлюзовой отсек и горящий там свет, который работает только в том случае, когда в помещении кто-то находится. Я был так близко, что мог разглядеть, как вновь поднявшийся ветер намел внутрь корабля песок, метавшийся под его порывами из угла в угол. Больше никого и ничего я не увидел. Это не могло не радовать. Открытые входные створки, через которые я проник внутрь и тут же их запер, не могли быть галлюцинацией настолько, насколько и не могли открыться без моего вмешательства.

Я пытался отдышаться, прижавшись спиной к закрытым входным шлюзам, лихорадочно соображая, КТО! Я спрашиваю, КТО МОГ ОТКРЫТЬ БЕЗ МЕНЯ МОЙ КОРАБЛЬ?! КТО!!! Чудом сохранившимся остатком здравомыслия, я приказал себе успокоиться и мыслить логически.

— Хорошо, — произнес я вслух. — Еще на горе у меня начались видения или галлюцинации, не важно, главное я справился, и со мной ничего не случилось.

— А открытая дверь, в которую ты только что вбежал? Горящий свет, реагирующий на чье-то присутствие, когда тебя здесь еще не было? — спросил я у себя.

— Мне показалось, что она открыта! — нашелся я. — Когда я подбежал, открыл ее и сразу об этом забыл, вот и все! Она была закрыта. Никто ее не мог открыть кроме меня!

— Логично конечно, но как ты объяснишь это.

Я стоял, по-прежнему подпирая входные створки, рассматривая песок и мелкие камушки, разбросанные по всему шлюзовому отсеку.

— Этот мусор я принес с собой! — Уверенное заявление и вполне объяснимое, но я не поверил, просто промолчал, продолжая тешить себя надеждой не понятно на что. Стараясь не думать о том, что со мной происходило, в реальности или нет, стараясь отвлечь себя работой, я приступил к уборке шлюзового отсека. Где-то далеко в подсознании заработала здравая мысль срочно выйти на связь с «Пионер-2» и доложить всю обстановку. Странно, почему я не сделал этого сразу после посадки. Тем более, посадка была аварийная, сопровождавшаяся невыясненными потерями топлива и энергии. После посадки я выяснил, что не смогу провести подготовительные работы, так как корабль в аварийном состоянии и едва способен поддерживать жизнеобеспечение команды. Возникало ощущение, переходящее в уверенность, что сразу после входа в атмосферу я уже неадекватно оценивал ситуацию, соответственно неверно принимая решения. А если показания приборов ложь?! Как я сразу об этом не подумал! Не могло же топливо просто испаряться!

Вакуумная вентиляционная система, которой оснащены все шлюзовые камеры, издавая тихий гул, вбирала в себя чужеземную пыль, возвращая ее обратно на поверхность. Очень радовало то, что пылью была засыпана только шлюзовая камера и, что она не проникла дальше в корабль благодаря задраенным внутренним створкам. Работа земной и близкой мне техники успокаивала. В голове стало проясняться. Казалось, паника была беспричинной, а мое безумное бегство показалось мне даже забавным. Особенно разговор с самим собой. Мысли были четкими и логичными, ясность головы радовала, поднимая настроение. Страхи, овладевшие мною на поверхности, прошли как страшный сон с рассветом.

Убедившись, что шлюзовой отсек очищен от пыли неприветливой планеты, которая действовала на меня как наркотический порошок, я прошел первичную обработку верхней одежды аэрозолем. Впредь, на поверхность буду выходить только в легком скафандре исключавшим прямой контакт с планетой.

Переодевшись, я бросил верхнюю одежду в автоклав на вторичную обработку, желая убедиться, что теперь ничто на меня не будет воздействовать из вне. Нужно максимально снизить прямые контакты с атмосферой, в состав которой входит сильный психотропный газ или что-то в этом роде. Возможно, подобная аномалия присуща только определенным местам или широтам, или этот нервнопаралитический газ, который я себе выдумал как одну из версий происходящего, принесло ветром из какого ни будь разлома в коре. Не важно. Пусть этим занимаются ученые. Не мое это дело строить догадки и разбираться в странностях атмосферных явлений и прочего!

Итак, доклад о посадке корабля и его аварийном состоянии я вновь решил перенести на некоторое время, пока сам не буду убежден в его неисправном состоянии. В маленьком отсеке, выполнявшим функции спальни и кухни одновременно, я сделал себе сладкий крепкий кофе, в который добавил добрую порцию водки. Над кружкой клубился ароматный, опьяняющий и успокаивающий дымок. С удовольствием одолев пол кружки, я отправился в отсек управления. Только усевшись в свое командирское кресло понял, как устал. Время около семи часов вечера. Кабина управления погружена в уютный, теплый мрак. Мигали лишь несколько огоньков на панели управления и показатели системы жизнеобеспечения.

Приборы продолжали показывать незначительный, но необъяснимый, расход энергии и топлива. Дублирующая программа показателей выдавала все тот же расход. Меня очень взволновало то, что сработала аварийная система жизнеобеспечения, что говорило о реальной, не выдуманной мной угрозе.

Что делать я не знал, продолжая бездумно смотреть через лобовое стекло на тусклые звезды. Я медлил, пребывая в нерешительности и бездействии. Какая-то человеческая фигура бесшумно прыгнула на лобовое стекло с распростертыми объятиями узловатых конечностей. От неожиданности я выпрыгнул из своего кресла, разлив остывающий кофе и упал на пол. Я проделал это с такой скоростью, словно только что катапультировался. Не поднимаясь с пола, сам того не желая, посмотрел в окно. Я не хотел снова увидеть это человекообразное существо, но взгляд сам искал его. За толстым стеклом все так же безразлично мерцали тусклые звезды. Само стекло было запыленным, без каких-либо следов чьего-то присутствия на нем. Планета продолжала настаивать на моем скорейшем уходе, не понимая, чего я еще медлю.

Я понимал, что все это игры разума и этому есть научное объяснение. Но страх от этого меньше не становился. Во мне взыграла гордость. Как можно запугать меня, человека, прожившего в одиночку в общей сложности годы на подобных планетах? Эти страшилки на меня не действуют! Они не способны причинить мне вред, пусть хоть круглые сутки ползают по моему кораблю. Это все видения.

Я осторожно поднялся в ожидании дальнейших проявлений негостеприимной планеты. Но никто больше не прыгал на окна, я не видел свечения странных огней, не было вибрации земли под ногами. Но, несмотря на свой юношеский задор, зрелым разумом понимал, что зря затеял эту игру. Я был обречен на поражение.

Мои тревоги не заставили себя долго ждать, воплотившись в реальность в следующую минуту. Мой корабль стал медленно проседать на один борт. Угол наклона увеличивался с каждой минутой. Обреченно усмехнувшись самому себе, сообразив, что происходит, я вышел через шлюзовой отсек на поверхность. Часть корабля неумолимо погружалась в песок. Дополняя эффект превосходства, совсем рядом вспыхнули таинственные огни, виденные мною в пустыне. Но на этот раз их свет был так ярок, что ослеплял меня. Что-то пробежало над моей головой по обшивке корабля. Если страшные существа с узловатыми конечностями не могли причинить мне вреда, как и вспыхнувшие огни, так как были всего лишь галлюцинациями, то теперь мне грозило вполне реальное физическое уничтожение в лице зыбучих песков, вдруг оказавшихся под моим кораблем. И здесь я был бессилен.

— Хватит! — крикнул я, пытаясь перекричать ветер, признавая, наконец, поражение. Но в этом не было никакой необходимости. Мне было достаточно просто подумать и меня услышат. — Хватит! — Вновь крикнул я. Так было привычнее и проще. — Я улетаю!

Нужно срочно взлетать, пока крен корабля не стал критичным! Иначе взлет будет невозможен. Если я вообще смогу взлететь. Но у меня не было выбора. Я должен попытаться вернуться на орбиту игнорируя показания приборов, и там уже со спокойной и, уж точно ясной головой проанализировать все, что со мной произошло. И, наконец связаться с «Пионер2» и сообщить им все, что я знаю. Не побояться и честно поделиться своими мыслями. Но как я смогу произнести эти слова? Как?! Я не знал с чего начать. Я вообще не имел понятия что делать в этой ситуации, так как впервые в жизни столкнулся с необъяснимыми явлениями. Но я знал, какими бы загадками и явлениями нас не удивляла Вселенная, этому всегда есть научное объяснение. Трудность заключается лишь в том, чтобы обосновать научно то, или иное явление.

Необходимо предоставить его прибывающей группе так, чтобы это выглядело как доклад, а не безумная ересь суеверного еретика. Конечно, за мои безумные мысли, которые я пока держал при себе, меня не сожгут. Но если инородность живых организмов с последующим отторжением не подтвердится научно, я могу попрощаться со своей работой. Все, что я расскажу, примут за галлюцинации и отправят на консультацию к психиатру. Тот, конечно назначит прием препаратов, натягивающих на лицо добрую, блаженную и беспричинную улыбку.

Анализируя сложившуюся ситуацию, я понимал, что, имея столь ограниченные возможности в технике, приборах и времени, не смогу научно обосновать теорию отторжения. Тем более, я не был ученым, а всего лишь инженер-технологом по размещению и установке радиолокационных приборов.

В очередной раз я закрыл за собой толстые створки внешней обшивки и поспешил в отсек управления. Но быстро покинуть шлюзовой отсек мне не удалось. До меня донесся быстро нарастающий гул. Я не мог понять откуда он исходит и что вообще это может быть. Сама природа этого звука была мне чужда, напоминая гул дрожащей земли на поверхности, который мне не посчастливилось услышать и запомнить на всю оставшуюся жизнь, какой короткой бы она не оказалась. Я стоял, как под гипнозом, чувствуя опасность, но неспособный что-либо предпринять против невидимого врага. Мой корабль погружался в песок, а я продолжал бездействовать. Голова была как в тумане и из нее, вместе с моими страхами, выплывали безумные мысли, над которыми я почему-то стал задумываться.

Невидимый враг? Нет, он очень даже видимый. Целая планета! А почему враг? Это я пришел сюда незваным гостем, чтобы торчать здесь как заноза и привести за собой целый отряд себе подобных. Они сразу начнут ползать по могучему телу планеты, как черви, вгрызаясь в плоть своими машинами, доставляя ей боль. Но мы столкнулись с планетой с очень сильным иммунитетом! Она не позволит нам размножаться на ней, как насекомым, сосущим из ее недр кровь.

В глазах стоял красноватый туман, подтверждавший мои мысли. Только сейчас я заметил, что это была густо клубившаяся пыль, просачивавшаяся обратно через вакуумную вентиляционную систему, наполняя собой весь шлюзовой отсек, что было просто невозможно! Но только не здесь. Густая, красноватая пыль незаметно и плавно проникала с каждым вдохом в мои легкие. Дальше, просачиваясь в кровь, попадала вместе с ней в мозг. Планета нашла как до меня достучаться и сообщить о моей роковой ошибке. Узнав из моих мыслей, что следом за мной летит целая группа с научной лабораторией, она оставила меня в живых, давая возможность предупредить остальных. Пыль стала резать глаза, вызывая слезы, словно я плакал, раскаиваясь в содеянном поступке. Но планета была неумолима. Проникнув таким оригинальным образом в мой мозг, она продолжала вызывать различные видения, используя мою память, чтобы быть убедительней, подбирала наиболее близкие и доступные мне образы.

Конец ознакомительного фрагмента.