Военно-морской флот. Истории из жизни вдохновляющие и забавные

Павел Рупасов

О флоте и о медицине не могу писать до сих пор. То, что флот делает с молодыми людьми, – это травма для меня и писать об этом не хочу. И то, что медицина делает с человеком, это тоже очень больная тема. Я частично переступил через это в «Записках санитара», но глубже говорить не хочется… Поэтому в этой книге не много рассказов о флотской жизни. Но я хочу, чтобы она именно так и называлась: «Военно-морской флот». Кое-что о флоте здесь вы найдёте. Обещаю.

© Павел Рупасов, 2016

© Оксана Хейлик, дизайн обложки, 2016

© Оксана Хейлик, иллюстрации, 2016

Редактор Андрей Вадимович Грунтовский

Корректор Алла Никандрова

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Дырочки»

Оля попала ко мне в кабинет, окнами выходящий на военный порт. Прижалась носом к стеклу, смотрит на корабли, издает сначала простые звуки, потом начинает задавать вопросы:

…Ой.

…Ой!

— Ай, сколько там палочек, ниточек, жердочек, дырочек… как же это… они сами? Неужели они во всем этом понимают? Ну, скажи, Паша, ну скажи… Боже мой… Боже мой… Боже мой… Как интересно! А… а это китаец идет? В розовой куртке. Нет, это женщина. Ну вот, вышла и все испортила, а я подумала, что это какой-то иностранный экипаж. А вон тот толстый, это мичман, да? Он все время прячется внутри, он смотрит, как все готово, да? А лица у матросиков невдохновенные у всех какие-то. Почему?.. Нет, это у мичманов — у всех. А у матросов есть вдохновенные.

— Да как ты знаешь, что у них такие лица?

— Ну, вон у прапорщика, посмотри какая поза. Ему скучно.

— А-а-а-а! Я узнала в нем прапорщика! По рассказам Сережи!

(Сережа — Олин жених. Сережа когда-то служил на военном флоте).

— А это что?

— А это — «судно-мишень».

— Ничего про него не могу сказать, хотя очень хорошо разглядела. Слушай, Паша, а они матершинники? Я себе представляю, какой вон тот мич-мэн матершинник!

— Почему это?

— Не знаю…

— А офицеры, они меньше матерятся?

— Почему ты все время про нас делаешь такие дикие предположения?

— Не знаю, — офицеры же не будут вот так презрительно поддерживать ногой веревку… А он может стать не мичманом? Сережа так же запросто бродил по кораблю… И полы он мыл, да? Да, я вспомнила, матросы все время моют полы… все эти матросы… кажется, что никто из них не сможет стать Сережей.

— Почему?

— Потому что они такие тупые.

— Ну, почему ты опять?

— Ну, видно же что, и походка у них другая, и затылки.

— Затылки?

— Да, затылки.

В чем-то ее мнение совпадало с мнением людей с опытом службы на флоте, — матросы теперь не те, редко кто даже молоток умеет в руках держать.

Оля вскоре ушла.

Вечером я ехал домой. На набережной у моря почти не было горизонта: весь горизонт занимало собою длинное судно — сухогруз, и все у него было выкрашено в стендалевские цвета — красное и черное.

На моей улице возле частного дома в траве был вкопан какой-то древний камень — «кнехт», с круглой головой. Рядом паслась белая коза, она встала на камень передними копытцами и заглянула мне в глаза своими желтыми квадратными зрачками.

В них отражаются разрушенные старые улочки южного города. Уши у козы висят вперед и имеется аккуратнейший носик. Она нюхает меня и кусает за штаны.

Все небо — голубое с золотом.

1996 год