Странствие по таборам и монастырям

Павел Пепперштейн (2014)

«Странствие по таборам и монастырям» писателя и художника Павла Пепперштейна — роман, персонажи которого в декорациях детективной истории путешествуют по местам и сообществам — как вполне реальным, так и словно замкнувшимся в коконе собственной действительности. Здесь раздваиваются герои, а, перевернув страницу, можно попасть в отдельный фантасмагоричный сюжет и быть унесенным живым потоком слов, вагонетками синонимов, языковой игрой, ироничными пародиями, неожиданными отступлениями, мозаичностью литературных и культурных отсылок. И даже открывается роман внезапно, вполне в хармсовском духе — с драки со старухой.

Глава одиннадцатая

Шутка и мундштук

Я знаю много разных мотивов для убийства:

в девяти случаях из десяти это материальная заинтересованность, иногда ненависть, часто любовь, но шуток еще никогда не было.

Жорж Сименон. Мегрэ и дело Сен-Фиакр

У совершенно спокойного человека могут быть нервные ноги.

Там же

— Кто же, однако, убил Кирюшу Прыгунина? — спросил Мельхиор Платов, обращаясь к своему приятелю Джимми Совецкому.

Они беседовали наедине, вполголоса, в том самом дешевом итальянском ресторанчике, где и началось наше повествование. Снаружи опять шел дождь, и в этот час они оказались здесь единственными посетителями. Они сидели друг напротив друга за столиком, застеленным скатертью в крупную красную клетку. Никакой еды не заказали, а только лишь бутылку простого красного вина.

— Да мало ли кто мог его убить, — ответил Джимми. — Убивают обычно из-за денег, а съемки фильма пусть и не нефтяная биржа, но денег там вращается немало. Возможны завистники молодого таланта. Возможна всегда ревность. Возможны сумасшедшие люди, одержимые страстью к убийствам. Возможна, наконец, трагическая случайность. Возможна даже шутка, хотя это вряд ли.

— Ну это вряд ли, — возразил Мельхиор.

— Да, маловероятно. Хотя когда Сэгам убил Уорла Таппертройма, это была в каком-то смысле шутка.

— Я бы это шуткой не назвал.

— А как бы ты это назвал? У Сэгама не имелось никаких мотивов, он даже не испытывал ни капли неприязни к Таппертройму. Он убил его просто так, для забавы, чтобы всех удивить.

— Сэгам — настоящий трахнутый ублюдок.

— В Америке ты так не говорил, Мельхиор. В Америке ты говорил, что Сэгам — классный парень.

— Сожалею о своей тогдашней тупости. Честно говоря, Джимми, я с удовольствием забыл бы обо всем, что было в Америке. Я бы все свои бабки отдал (хотя отдавать особо нечего), чтобы навсегда забыть эти имена: Дален, Франковский, Сэгам, Таппертройм, Тачев, Кэчуотер…

— А Мардж Блум? Ты и ее хотел бы забыть?

— Да, ее тоже.

— Она ведь тебя так любила, Мельхиор.

— И я ее любил. Но мы уже не в Америке, Джимми. Мы с тобой вернулись в родную Европу, здесь нам и место. Пора, говорю, забыть о том, что с нами происходило в Америке.

— А я вот не хочу ни о чем забывать, Мельх.

— Я слышал, тебя ведь и самого чуть не пристрелили, Джим. Надеюсь, тебя это чему-то научило?

— А чему это может научить? Осторожности? Но спасает не осторожность, а случайность, воплощающая в себе волю богов. Меня вот спас мундштук.

— Мундштук?

— Да, мундштук. В меня стреляли ночью, в саду, когда я вышел покурить. В ту ночь стояла непроглядная тьма. В меня стреляли через ограду сада, целясь в огонек от сигареты. В тот вечер старик Эснер подарил мне мундштук — длинный, черепаховый. Эснер сказал, что чем длиннее мундштук, тем меньше вред, причиняемый сигаретой. Я тогда не придал значения его словам, вышел покурить, стою, пялюсь в темноту, шарю по карману в поисках сигарет и зажигалки, — и тут рука моя вдруг находит в кармане этот мундштук. Ну я и решил испробовать его. Если бы я закурил ту сигарету без мундштука, то стал бы трупом. Пуля свистнула совсем близехонько от моей головы.

— Ого. С тех пор, полагаю, ты куришь сигарету исключительно через мундштук?

— С тех пор я вообще не курю.

— Понимаю. И все же кто убил Кирюшу Прыгунина?

— Не знаю.

— Так узнай.

— Как же мне прикажешь узнать об этом?

— Будто ты сам не догадываешься, как узнать. Спроси своего сына Тедди, он ведь все знает.

Князь Совецкий встал, возвысившись, словно колонна, над клетчатым столом.

«Вот ведь верста коломенская, — подумал Мельхиор, глядя на него. — Все в нем длинное: ноги, пальцы, нос, лицо, шея, даже уши. Поэтому длинный мундштук спас его. Закон формального единства».

— Тедди знает все, — сказал Джим, — он может ответить на любой вопрос. Может… Но захочет ли?

— Ты его отец, спроси его.

Совецкий медленно и отрицательно покачал своей длинной головой.

— Нет, Мельхиор. Я принципиально никогда не пользуюсь медиумическими талантами своего сына. Спроси его сам об этом, если хочешь.

— Спрошу, — пообещал Мельхиор, подумав.

— Спроси, может быть, он и ответит тебе. Мой сын — существо таинственное и непредсказуемое. А теперь я, отец дельфийского оракула, прощаюсь с тобой, о взыскующий правды. Увидимся позже, аллигатор.

— Прощай, светлейший князь. Передавай привет темноте.