Я облажался

Павел Нефедов

Жизнь – это взлеты и падения, подъемы и спуски…Но кто сказал, что нельзя быть дизайнером ландшафта?Можно раствориться в себе едином, а возможно, прожить бесконечное множество жизней, порождая свою память в историю!

© Павел Нефедов, 2020

ISBN 978-5-4498-8635-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я облажался

Павел Нефедов

мой сайт

https://sites.google.com/view/pavelnefedov/

моя музыка

https://soundcloud.com/user-55757979

https://www.youtube.com/c/PavelNefedov

https://vk.com/nefedov1994

https://www.instagram.com/1pavelnefedov/

https://ok.ru/pavel.nefedov.1994

https://www.facebook.com/pavel.nefedov1994

https://twitter.com/nefedov1994

https://vm.tiktok.com/b3cc3P/22.08.16

Я облажался

Тепло, уютно, хорошо. Сладкий бриз обдувает мои кудри. Губы влажнеют. Я ими касаюсь нежного женского тела. Ниже, ниже.

— Какой странный пупок. — Подумал я, когда до него добрался. — В виде спиралевидной раковины, что ли. И по-моему, в самой глубине пупка торчит волосок. Может быть он женский, аккуратненький. Но я так близок к нему, что он мне кажется черной колючей проволокой. Блин. Успокойся, не порть все своим глупым воображением.

Я взял шампанское, и залил пуп. Теперь он стал опять миленьким пупком. И даже, розовеньким.

Мадам так на меня посмотрела, словно я ее горячим воском облил. Но тут же смягчилась, когда мои губы коснулись ее тела. Я целовал, еще, и еще. И так увлекся, что высосал все шампанское.

— Да что ты будешь делать. — Подумал я, уставившись на волос.

Теперь передо мной лежал медведь, в моем воображении. Причем цирковой. Его один раз побрили наголо, а потом отказались от этой затеи. И его шкура стала стремительно зарастать сверх нормы.

— Вот я болван, сейчас все испорчу. — Подумал я, и потянулся за бутылкой.

Представляю, каково было женщине. Она наблюдала, как недавно галантный кавалер, а теперь просто мужик, пьет из ее пупка, закрывая при этом глаза.

— И что я к этому чертовому пупку привязался? — Спрашивал я сам себя, когда полностью опустил свои вареники внутрь, в конец обнаглев. Может быть я полюбил этот вкус розового нектара? Или просто хочу напиться.

Я тыкал носом в пупок, как умалишенный, а по губам стекало наивкуснейшее шампанское. Оно капало, кап, кап.

— Так, стоп! — Остановил я мысли. — Какие нафиг кудри? Я же лысый. И откуда в Москве бриз?

Меня будто что-то ударило по голове. Бабенка с небритым пупком исчезла. Я оказался в кромешной темноте. Шампанское хоть и капало с моих губ, но оно стало каким-то противным и тягучим.

Я заметил свет, мутный и хлипкий, далеко, далеко от меня. Две тонкие горизонтальные щели, переходящие медленно в одну.

— Эта щель, это мои слипшиеся веки! — Осенило меня.

Я собрал всю силу, со всех мышц тела, и перенаправил ее в свои мертвые веки. Они, как ржавая калитка, отворились. Да так не спеша, что я чуть ли не упустил момент открытия своих же глаз, вновь пытаясь отрубиться.

— Открылись! — Ликовал я молча. — Полдела сделано. Осталось совсем немного. Прожить эту жизнь до конца.

Я находился в очень душном помещении. Моя щека прилипла к столу. А с губ капала слюна.

— Какая мерзость. — Подумал я. И тут же чихнул, добавив туда еще и соплей.

Я аккуратно оторвал щеку от стола, и выпрямил шею. Но недолго длилась моя победа над мертвой позой. Шаровая молния залетела ко мне в чердак, и приготовила из моего мозга омлет. И естественно, голова рухнула обратно. При этом сработала преждевременная реакция, остановить голову, вдруг, она сильно отскочит вверх от стола. Получился пинг-понг головой.

Я выругался, и все-таки поднял свой непослушный торс. А за ним потащился и мой котелок, предательски свисая с плеча.

— Море, песок, бриз? Что это за глюки? — Крикнул я, не сдерживая параллельного хрипа.

Я сидел за столом, на каком-то, по-видимому, диком пляже. Перед глазами все плыло, поэтому, я не спешил с выводами.

На мне была рваная рубаха. С одной стороны, идеально чистая, с другой, цвета водорослей этого моря, с утонченным творческим акцентом песка. Один ее край заходил в карман брюк, и выходил из ширинки, свисая, как хвостик. Другую аналогию не пришьешь к такому бесхозному телу.

Хотя, я погорячился, когда подумал, что на мне были брюки. Они ничем не отличались от рубахи. Даже круче! Их степень разорванности, превращала их в разнокалиберные шорты. Одна брючина до колен, другая, по трусы. Кстати, трусы! Они были скручены в трубочку. Подобно стрингам, скомканные семейники разрывали зад пополам.

— Где я? — Спросил я небеса. — И наверно, кто я? Раз не могу с точностью сказать кудрявый, лысый, или вообще чернокожий.

Я вскочил из-за стола, боги вернули мне силу супергероя. Но на самом деле, я испугался того, что даже не помню цвет своей кожи. Зачем только я вскакивал, непонятно. Можно было просто глянуть на руки.

— Хоть бы я оказался в реальности, где кожа вообще не нужна. Или в мире, где кожа нейтральных цветов. — Бормотал я себе под нос, придумывая любую ерунду, только бы не смотреть на свою кожу. И что здесь страшного? Хотя в том состоянии, в котором я находился, ужасало все.

Наконец, я вспомнил одну истину, которую мне говорила мама в детстве: «Сынок, ты сильный!» И я посмотрел.

— Фу, слава богу! — Выплеснул я из себя облегчение, когда глаза все-таки впились в кожу. — Я белый! Ну, или желтый. А возможно, и фиолетовый.

И это была правда, мое жалкое состояние распространялось, не только на вонь изо рта, боль в голове, похмельную амнезию, и убитую одежду, но и на цвет кожи.

— Хотя, — мелькнуло во мне, — было бы неплохо быть негром. Сейчас бы ходил, весь такой, с черным бананом до песка, и боронил бы пляж.

Даже в состоянии полусмерти, я не мог отказаться от пошлости в своей голове, которая с юношеских лет — с момента, когда я начал прикасаться к корнишончику, пропитывала мой разум, да и не только.

Я схватил палку, и как пацан недоумок, забыв о похмелье, стал носиться по пляжу, болтая мертвым куском ветки между ног.

— Я негр пахарь! — Кричал я радостно, носясь, и запинаясь.

Потом я понял, что перегрелся, и мне плохо. А это обычно случается, когда мозги начинают понимать, что им надоело. Я шлепнулся на песок, изображая смерть. Но не позабыв, при этом, молниеносно убрать веточку, на которую могла приземлиться моя башка.

— Надо искупаться, — подумал я.

Я полежал еще немного.

— Необходимо смыть с себя грязь. — Шептал я.

Тело не двигалось.

— Ну пожалуйста! — Уговаривал я себя.

— Не хочу. — Отозвался какой-то пискля, внезапно появившийся во мне.

— Я буду тебя любить и оберегать! Искупайся. — Шел я в нежное наступление.

— Да, да. — Отвечал другой, видимо недотрога. — Знаю я твое «оберегать». Не зря мы тут валяемся, в полном беспамятстве.

— Ну я прошу тебя.

— Нет.

— Ну мой бог, пожалуйста!

— Отстань бомжара.

Эта поэма двух сумасшедших, исходящая из меня одного, продолжалась еще очень долго. Я то пищал, то скрипел, хрипел и вопил. И все для того, чтобы разделять голоса разных личностей. Да, именно, личностей. Там по сценарию, подвалило еще много таких же дураков, которые пытались уговорить искупаться. А я, что самый капризный, всячески отказывался, указывая на странные недостатки этой толпы. И все, из-за того, что мне лень было ползти в море. Хотя оно было в двух шагах. Но я так набегался, что камень, который впился мне в середину задницы, вовсе мне не мешал. А еще больше, мне страшно не хотелось купаться в соленой воде.

И вот я драный, рваный, помятый, и бог знает, какой еще, лежал на берегу моря, и спорил сам с собой, на тему моей чистоплотности.

Взяв себя в руки, я все-таки пополз в сторону воды. Волоча при этом носками ботинок по песку, строго перпендикулярно, как плуг.

Я не учел только одного. Что моя голова первая залезет в воду, при таком передвижении.

— Ну что за болван, — возмутился я, когда вытащил голову из воды, изрядно нахлебавшись.

Не было точной памяти, которая бы мне поведала. Откуда во мне сидел этот клоунский дар. Но явно было одно, я жив, здоров, и мой нестандартный склад ума помогает мне двигаться дальше, а не стонать у моря, о том, как же мне не повезло.

Я искупался, в свойственной мне манере. Вышел на берег, и прилег.

— Тьфу ты, блин! — Сказал я просто так, не разгоняя тему, что я помылся и снова лег на грязный песок.

Я лежал и вспоминал, кто же я все-таки такой. Представляя себе, что разговариваю с аудиторией, схожей с читательской. Некий психологический ход для восстановления моей истории. Ведь вместе легче!

Моя память выкинула меня в самое начало, когда мои прыщи были больше писюна.

Тогда я еще не знал, что совершенно не отличаюсь ни от одного человека на земле. Просто я делал глупостей больше, чем остальные. И не скрывал себя истинного в маленькой коробочке, под названием квартира.

— Привет соня! — Сказала мама, открывая занавески. Будто эта прозрачная тюль убивала солнце.

Я не отвечал, но глаза были открыты. Я давно не спал, просто я не знал, что делать со своим стояком, который разрезал одеяло на две половины. Я уже был готов усмирить этот вулкан похоти, но тут в комнату вошла она. Та, что всегда появляется в самый ненужный момент. Нет, я не спорю, когда она меня зачала, она вовремя появилась, в самом нужном месте. Но во все остальное время, всей моей юности, она будто выпрыгивала из-за угла.

— Привет, мам. — Буркнул я, лишь бы она удалилась.

Хорошо хоть многочисленные складки на одеяле, дополняли главный горный вулкан этой местности. Я был спокоен.

— Вставай соня! — Она даже не пыталась уйти.

— Дай мне секунду, мам.

Нет, конечно! Зачем уходить? Ей нужно было стоять так же, как моему продолговатому шарику с гелием. Они, как сговорились. Ну, ей богу!

— О, нет! — Подумал я. — Она идет ко мне.

Я заерзал, создавая сейсмическую подвижность горной местности.

— Хорошо, что она остановилась. — Подумал я с облегчением.

Мама действительно встала, как вкопанная. Она что-то вспомнила. И решила вернуться туда, откуда пришла. Скорее всего, на кухню.

Я доерзал до той степени, что практически разгладил свой горный массив из одеяла. Оставив лишь две горы на выбор. Ну ладно, горки.

— И как ей это удается? — Подумал я. — Она же сама была подростком. Но сейчас она жестко тупит, лишая меня личного пространства.

Волнение ушло, она стала уходить. Но в последний момент, она поменяла направление ступни, и мимолетом прошла мимо меня. Она решила ущипнуть меня. Но не по щеке, как все нормальные мамы, а именно за складку одеяла.

— Бывает везение! — Думал я, когда она ушла, ущипнув пустой кратер, из одного только одеяла. — Ну она, конечно, стрелок. Носится в своем взрослом мире, позабыв, какой сама была. И стреляет по моей мишени подростковых проколов. Жестко!

Как только она ушла, этот засранец, тут же сдулся. По-видимому, гелий испортился. Стух.

— Как всегда, все в этой жизни бьет наповал. — Ворчал я.

Я заправил постель, скомкав ее в одну кучу. Скорее всего потому, что любил получать люлей от мамы, за мою небрежность. Тайно скрывая это, и не признаваясь всему остальному миру: «Я мазохист!»

Сегодня был выходной! И я точно это знал. Лучше даже, чем свое имя. Взрослый мир, в который я начинал вступать, приучал меня к сексу с ним. Причем, я всегда, почему-то, занимал лишь пассивную сторону. Этот господин любил изнурять своих псевдо-друзей, чтобы им потом, даже один день отдыха, казался раем.

Я не отставал от других. Исправно пахал в школе, лишь иногда засыпая на уроках. А точнее, все утреннее время.

— Сегодня-то я оторвусь! — Думал я, когда помимо зубов, подмывал еще и между ног, что случалось не так часто.

Подростки хорошо устроились, скажу я вам. Объясняя свою половозрелую вонь — переходным периодом. Это сейчас я знаю, что воняет лишь тот, кто не моется каждый божий день. Хотя бы, просто водой. Ну хотя бы, влажной салфеткой. Ох уж эти салфеточки.

Стоп! Я отвлекся.

Я вошел в кухню, плюхнулся на стул. Выловил из тарелки самое вкусное, а именно ароматный жирок, от хорошо прожаренной яичницы с колбасой. Макая в него свежим хлебом. Благо, совдепия дарила чудное время горячей и мягкой заводской черняги. Покидал в топку скукоженную колбаску, похожую на шляпу гриба. Выпил свой чай. И поблагодарил маму, при этом заботливо поцеловав.

Она явно таращила на меня глаза.

Я, как и любой подросток, не любил это обрядческое поглощение пищи, что прививали нам с детства.

— Но только не сегодня. — Подумал я. — В этот день все должно быть гладко. Послушный я — беззаботный вечер с друзьями.

Я даже в комнате прибрался. Распихав все, в самые темные углы моей комнаты, натыкаясь на старые заначки, и измазывая чем-то руки. Сделал домашку, изначально удалив некоторые записи в дневнике. Показал маме, а вернее похвастался своей гениальностью.

И начал готовиться к вечеру.

Мы не жили богато. Поэтому, мой гардероб состоял из перешитых, мной же, вещей. В основном отцовских. Он исчез когда-то, а соответственно пропала его привязка к этому барахлу. А я из него, сделал рукотворные шедевры. Не знаю, как это смотрелось со стороны, но делать было нечего. Тем более, мне нравилось.

Я всегда часами крутился перед зеркалом. Эта привычка у меня осталась с раннего детства. Когда я надевал бабушкины огромные, солнцезащитные очки, размера «Тортилла». На голову цеплял хлебницу. Брал в руки веник. И исполнял любимые песни, нескучных певцов.

В моем гардеробе даже хранился красный шерстяной пиджак, все той же бабушки. Который я ушил. Перешил пуговицы на другую сторону. И хранил на лучший праздник подростков. Выпускной!

Вот таким было мое счастливое детство. И это не сарказм. Это была самая золотая пора в жизни.

Я аккуратно выгладил свои любимые, голубые брюки. Погладил водолазку. Причем вторую. Первую, по традиции, я сжег. Они быстро растворялись под подошвой утюга, если стоял максимальный режим. Синтетика тех времен, кутала весь земной мир.

Отыскал самые новые носки. Это те, которые без дырок, ну, зашитые по тысячному разу. Начистил ботинки, что лежали строго в шкафу, ожидая выходных.

И присел на кровать, погружаясь в свои мечты о бурном вечере.

Я не был пиковым лидером. Скорее всего, середнячком. Не был богат. Не имел одаренного ума. Не пользовался авторитетом у девочек. Хотя считал свои большие губы, и ямочки на щеках — изюминкой красоты.

Но почему-то, я всегда был впереди планеты всей. Нет, вру. В самой ее гуще. Короче, я был душой компании. Вписывался везде. И с хулиганами дружил, и с зубрилами.

Зря только исписал бумагу. Середнячок, он и на северном полюсе середняк.

Как и все молодые люди моего возраста, я мечтал о девчонках. Всегда. Днем, ночью. Всегда. Я мечтал о них, даже, когда находился рядом с ними. Потому что рядом, было, как без них. Никак! Ну что поделать, сам тупил. А если разобраться, я говорю спасибо тому себе, ведь он своей застенчивостью, спасал меня от перенасыщения жизни. Не было, значит хотелось. Вот и вся истина!

Мы жили, как обычно. Я о молодых ребятах.

Вспомните себя.

С родителями и взрослыми надзирателями, мы являлись одной субличностью. Тихо глотали остатки взрослой роскоши, подчиняясь и уважая их, «иногда». Сами с собой, элитой грозного и распущенного мира. Ну, по крайней мере, в своих фантазиях.

А вообще, это был постоянный момент ожидания. Я бы сказал, выжидания. Миг, когда что-нибудь перепадет.

Мы, как птенцы, всегда открывали рот в поисках зрительной и телесной пищи. Иногда, сваливаясь из гнезда, попадая в пасть к хищнику — в глотку несправедливой жизни. Эта зверюга занималась с нами лишь петтингом, забывая о самом главном, о самом процессе.

Нет, бывали моменты, когда львица становилась ласковой. Но мозг хитрой самки, это мозг хитрой самки. Обычно, включался свет, или заканчивалась дискотека, не хватало денег, приходили не вовремя домой родители, рвались носки, когда собирались с девчонками, плохо учились, срывая себе выходные.

А самое главное, эти долбаные прыщи. Защитный бронепокров супергероя тестостерона. Эти холмики боли и унижения. Но дело было не в них, а в шаловливых руках. Ручонки превращали прыщи в один кровоточащий блин на все тело. И вот ты, весь такой красавец, топаешь в школу. Приходишь на урок. И садишься за парту, а по соседству, самая, что ни на есть стерва. Она смотрит на тебя. На самое убогое зрелище земли. — Перегной всевластия. И заявляет на весь класс:

— Смотрите, прыщи на всю рожу!

Хохот разрывает школу на осколки.

И все эти прыщавые предатели, начинают издевательски смеяться, только из-за того, что именно ты, в этот день, поковырялся в коже, больше всех остальных!

Что тут сказать, мир не изменить!

Но, если бы я знал тогда, что чудаковатость — это залог успеха. Самая высокая планка медийности. Я бы поднажал тогда. И к своему зрелому возрасту, стал бы суперстар. Ну, или клоуном, которым сейчас являюсь.

Я задумался. А есть ли разница?

Продолжим.

Я сидел и мечтал о вечере. Мое тело окружали страстные женщины. А именно, девчонка, которая мне нравилась. Кстати, тоже испытывающая ко мне симпатию. Но она, исключая чувства, отдавала дань моде, быть со старшеклассником. А я. Ну, а что я? Я был просто дураком!

И вот, она, в руках дорогое вино. Мощная сигара. Не знаю правда зачем, я тогда не курил. Играет шикарная музыка. А именно, аудиокассета со сборником Romantic collection, ну вы понимаете. Я сижу на круглом, вращающемся ложе. Она подходит медленно ко мне, изображая танец, почему-то развратной девки из стрип-клуба. И начинает снимать мой красный шерстяной пиджак бабушки.

Стоп! Что за ерунда. Откуда взялся этот никчемный пиджак?

А, все понятно!

В этот момент фантазии, в комнату вошла мама, нарушив мечту. Она вызвала цифровой сбой в моей голограмме.

— Сходи в магазин, — сказала она, не заметив, что я страстно сверкал глазами, из-за неудавшейся любовной сцены.

Я хотел было скривить лицо, выказывая свое недовольство. Но мой вечер в отрыве, запрещал мне это сделать.

Надев на себя поношенную одежду на каждый день, естественно с трусами «неделька», я выскочил из дома. Меня окружили непристойные надписи на стенах подъезда. Которые я тайком наносил. Но всегда ругал тех, кто это, якобы делает. Причем, по сей день. Шучу. Или нет!

Я шел по улице, в руках мотылялась тряпичная сумка, цвета «взрыв на цветочном поле». Солнце освещало неровные газоны. Которые таили на себе много чего интересного, после весенней оттепели. В том числе, и белые какашки собак, похожие на куски мела. В те времена какашек на улице было больше, чем цветного металла. Сейчас исчезло, абсолютно все.

Небольшой город, два магазина, две школы, грубо говоря. Вот и все пространство для души. Я зашел в магаз, отстоял огромную очередь. Выбежал вон, перед самым носом продавщицы. Подлый гороховый суп, съеденный на ужин, решил поговорить с толпой. Я сделал свое, как оказалось тихое дело шепотом. Вернулся обратно, и отстоял еще одну очередь. Наглость не была моим счастьем. Хотя, я был довольно радостным мальчиком.

Я погрузил в изящную сумку продукты с горкой. Туда входил красочный ассортимент того времени. Молоко пирамидкой, черняга. Лук, морковь, картошка и свекла, куски засохшей земли на овощах, превосходящие по весу сами овощи. Кусман бледно розовой колбасы, похожей на руку продавщицы. И еще каких-то там пакетиков.

Мама очень любила кулинарное дело. Она хранила в доме целую библиотеку поварских книг. Которыми можно было выложить еще одну квартиру. Но признаюсь, все было не напрасно, Она готовит, и по сей день, как богиня!

Я вышел из магазина, и направился домой. Меня остановили ребята. Возможно, младше меня. Мы таких называли монзиками. Они бомбили окрестности, находя свою одинокую жертву, и раздевая ее до последней копейки. Хотя, что скрывать. Я сам был таким. Но в толпе, и в своем районе. Моя напыщенная храбрость в кругу друзей, исчезла в кругу бандитов. Я специально преувеличиваю, чтобы вы не смеялись надо мной. Реально, они были ниже меня, и худее. А я в это время, посещал разнообразные единоборства, в которые меня постоянно отдавала мама. Чтобы я подальше засунул свою предрасположенность к творчеству.

За это ей огромное спасибо. Чтобы я делал, если бы всю жизнь писал. Наверное бы, давно сошел с ума.

— Гони, — начал свою фразу сопливый и немытый мальчуган.

Я не стал заставлять их ждать. Все-таки они были занятыми людьми. Исполняли свой долг. Поэтому, я не дал закончить мелкорослому главарю свою фразу, и выгреб всю сдачу, даже не заныкав и рубля.

Видимо, я имел подозрительный вид. Я, бывало, в юношестве, врал миру. И они это сразу заметили. Вывернув мои карманы наизнанку, они успокоились. Отвесив, при этом, победоносный подсрачник.

А, да. Колбасы я тоже лишился.

Я сильно не переживал. Деньги-то были не моими. Поэтому, я пошел домой напевая. Хотя, не забывая, выдумать историю злостного ограбления.

Когда я вернулся, мамы не было дома. Я вздохнул с облегчением. Надеясь, что все пройдет гладко. Каким-то там небывалым образом.

Но, когда я пошел в свою комнату, облизнувшись продолжением своей фантазии. Из-за угла вышла бабушка.

Кто-то может подумать, мол, какая ерунда. Спокуха! Все поясню. Моя бабушка, была молодой, полной сил женщиной. При этом она держала всю нашу семью. Не только в руках, но и в страхе. Сразу оговорюсь, бабулю мы сильно любили.

Так, отмазался, погнали дальше.

В мире юноши не бывает секретов перед более старшими членами стаи. Складывалось ощущение, что мои шаги прописывались задолго до того, как я их начинал делать.

Бабуля уже знала, зачем я ходил, сколько у меня было денег. И конечно же, сколько должно было остаться.

Она, как следователь на допросе, вывернула всю мою душу. Я проронил слезу. Рассказал, что меня ограбили злые монстры, практически уничтожив. Но это не помогло.

Видели когда-нибудь, как бабушки прыгают на батуте? Так вот, я видел. Она скакала на мне. Вот вам, и бабушка! Сильная была женщина. И волей, и телом.

Но более того, она потащила меня искать моих обидчиков.

Я бродил с ней, думая уже о своем. Но, как назло, я встретил свой позор, носом к лицу. Эти дурачки шарились неподалеку от того же магазина. Было бы мощной наглостью, не заметить их, и пройти мимо. И я признался.

— Вон они. — Робко ковыряя в горизонте, произнес я.

Мы подошли. Она вначале закричала, вроде даже замахнувшись. Но потом, ее рука остановилась. И она заплакала. Не знаю из-за чего. Возможно, из-за того, что она все-таки женщина. А может быть, из-за того, что ее внук жалкий трус, который испугался гномов. Или, из-за вида мальчишек, что сопливо мусолили колбасу, как стая голодный волчков, стоя в ободранной одежде. Но скорее всего, из-за всего сразу.

Мальчишки сразу выгребли все деньги. Отдали, даже прилепив на монеты, свои конфетки без оберток. Один из них, вернул огрызок колбасы. И мы молча побрели домой.

Тот вечер закончился для меня, привычными посиделками дома, в своей комнате, глядя на потолок.

Не знаю, и не хочу гадать, что это был за урок жизни. Решите сами. Но комичность и горе этой истории, переворачивали мир с ног на голову. Уводя меня от простой истины, что мы сами творим свою историю.

Именно поэтому, на утро, я проснулся с прежним стояком, и новой ленью. Пора было идти в школу. На столе лежали голубые штанишки, и водолазка с длинным воротником. До сих пор, вызывающая у меня чесотку шеи, когда я о ней вспоминаю.

Как я уже писал, я был, как все. И школа не исключение. Наравне со всеми, делил лавры первенства, а также унизительных поражений. Иногда был первым, иногда последним. Все остальное время, я болтался посередине, ожидая, когда подойдет моя очередь. Никогда не понимал тех, кто застревал в своей голове, в одном из состояний. На деле все менялось, а внутри, бродили тираны и жертвы. Маленькие замкнутые картофелины, внутри одного большого ящика с картошкой, вроде тех, что стояли в каждом подъезде, на каждую квартиру.

Почему не понимал? Да потому что сдохнуть можно от одного состояния души. Раствориться в однотипности, значит поиметь равнодушие. А это хуже смерти или вечной жизни. Короче, один хрен. А если кто не согласен, то закройте книгу, нытиков мне здесь не нужно. Но, перед закрытием найдите себя, правдивые вы мои. Те богачи, которые одеваются в лохмотья, скрывая лица, и чавкая бургеры в дешевых кафешках. И те нищеброды, что берут взаймы дорогие тачки, и трусы с модными лейблами. Узнали себя? Да, мать его! Все мы, как один пудинг, в виде мозга. Качаемся и пружиним от прикосновений наших сосков в один ритм.

Так, что школа?

Сейчас и не помню. Но точно знаю, всегда хотел туда ходить, и нет. Как пес в будку. Вроде тепло, и жрать дают, командам обучают. Тем более, что в дом-то не пускают.

Так и в школе. Понравилась девчонка, бежишь туда, аж отличником становишься. На носу мероприятие, к которому нужно готовиться, исключая все прелести молодой жизни, вроде контрольной. Начинаешь хандрить, тупить, в общем все, только не готовиться. За исключением последнего вечера, или ночи, перед проверкой, сможешь ли ты исправно чтить системное делопроизводство. Шучу. Хрень все это.

Я обожаю систему, как и нарушать ее. Чтобы пришла другая. А без нее, это лишь галлюцинации, без возможности зацепиться за берег. Кто в своей жизни ничего не придумал, зомбировано пялясь в экран, тот меня не поймет.

Но что удивительно, все мои взлеты и падения в школе, всегда шли хаотично. Иными словами, я падал потому, что падал! Я взлетал потому, что взлетал! Сложно?

Хорошо, оторвусь. Вы птица. Вы летите. Вы устали лететь. Ну, просто надоело. Может сил полно, но надоело. Что вы сделаете? Правильно, начнете цокать по тротуару, якобы клевать. Но на самом деле, вы будете «не лететь».

Я согласен, судьба, карма, все это модно и прикольно. И естественно, хаотично. В этой жизни, если разобраться, ни к чему не придраться. Философия не поможет. Только запутает. Заставит выболтаться. Успокоиться и уснуть. До следующего банального, но гениального просветления.

Вот почему, в это прекрасное утро, я шел в школу, как на праздник. Все поменялось местами. Ненавистная школа, на этот миг, стала моей свободой. После того, как на мне попрыгала бабуля, и моя комната превратилась в камеру заключения.

В своей комнате я получил истинное очищение, можно сказать, сорокадневный пост всех религий. Я стал богом богов. Волшебником миров. Я превратил школу в рай!

Теперь поняли в чем просветление? Или сила молитвы? Вы поняли, в чем ваша сила? И что такое волшебство? Берите, пользуйтесь. Гоняйте этот мир, как и трип бесконечно. Аминь!

От моего подъезда, до школы, было двести метров. Всего двести метров. Я шел по этому открытому коридору счастья целую вечность. Вы знаете, как ярко светит солнце? Как оно ласкает своими мягкими ручками, усеянными канапушками. А какое кристально-чистое небо над зоной прогулки! По краям, везде заборы, сетка рабица, решетки. Но ты этого не замечаешь. Нет. Ты видишь только небо, солнце, зеленую и сочную травку. Чувствуешь сладкий аромат пирожков, что ухватился за ветерок, как за тройку лошадей, и мчится от школьной столовой, в самую таинственную бесконечность.

Я зашел внутрь. Ребята, я просто зашел. Не было турникетов. Карточек. Злобных охранников с доберманами. Мир не пытался, в голове у взрослых, меня изнасиловать, убить, или оторвать у меня какой-нибудь орган, для жарки на медленном огне. Да и я, не являлся угрозой. На меня смотрели, как на ребенка, даже если догадывались, что я неровно дышал к учителям. К их бугристым выпуклостям.

Я видел проекцию снов на геометрии. Поболтал на русском языке. Послушал интересные рассказы друзей на литературе. Окунулся в школьные междоусобицы на истории. Рассказал о своей нелегкой жизни в стиле рэп на уроке музыки.

О эти уроки музыки. Они до сих пор в моем сердце. Как мы протяжно завывали, практически, до последнего класса. Это было искусство, плавно перетекающее в издевательский рев. Самые одаренные, могли себе позволить вдохновение. Мы вставляли свои тексты, или отдельные словечки. Вы бы слышали, как это эпично. Так рождаются истинные произведения.

А наш баянист. Мужчина легенда. Человек, который учил нас морали, искусству. Он тоже умел раскрывать душу поэзии. На наш выпускной, его посетила граненая муза. После чего он страстно объяснялся в любви нашему классному руководителю. Потеряв, при этом, свой протез ноги.

А как вы думаете, где я научился строить миры, целые цивилизации? Конечно же на уроках по кораблестроению, под руководством папы Карло.

У всех был такой гуру? Конечно.

Как мы любили погружаться в этот сказочный мир, по-настоящему закрытый и прекрасный. После того, как двери в класс закрывались, оставались только мы, дети, папа Карло, и его невеста Золушка, из соседнего класса. Иногда, мы строили и познавали. А порой, погружались в бессмертные бои, между папой, и его поленом. Детские и глупые шалости.

Вообще, учителям низкий поклон. Это настоящие мастера Йода. Великая концентрация живет у них внутри. Они никогда не замечали наши издевки. Лишь иногда, выказывая свои эмоции. Когда путь познания себя, спускался с вершины горы.

Последним уроком, была физкультура. Настоящее испытание для наших стальных мышц. Возможно, для кого-то это и было испытанием. Но только не для меня. Я считал этот урок, своим проходным билетом в мир развлечений. Красивые девочки, изящно демонстрирующие свои вложения в будущее. Достойные мальчишки, с рвением показывающие свои достижения на сторонних тренировках. И всякие трясучки, которые всерьез воспринимали свою жизнь. То у них здесь висит, то там болтается, лицо не очень, попа не, как нужно, а как-то там еще. И истинными пружинами эмоций, являлись ребята «не могу». Они зачем-то подсматривали за теми, у кого все идеально, и стращали сами себя своей неидеальностью. Не догадываясь, что во всем есть хитрость, харизма, и правильный подход.

Учитель физкультуры, был трансформер. Женщина с мужской стрижкой и плоскими, как ширь русского поля, формами. Она была строга с нами, но, как и все люди знала о своих углах, поэтому они так явно проявлялись. Иногда, она купалась в своем болоте застенчивости, именно тогда, вступало в силу мое подсознание. Я пускал по испорченному телефону информацию. Шепот превращался в рупор. И на глазах у нашей застенчивой, я исполнял наивысшую степень физкультурного мастерства. Там не дожимая, здесь не досгибая, тут не выкручивая до конца. Но смотрелось, исключительно правильно. Главное, вовремя улыбнуться женщине с мнимым изъяном в глаза.

На физкультуре, в нашу компанию средников, подошел середнячок, но с бандитским, пацанским виртуальным миром. Мы его любили, как старшего брата, хотя его возраст не отличался от нашего. Просто, он позволял себе немного больше, чем наш трусливый мозг. И конечно же, при этом, его родители были состоятельными. Скорее всего, детские фантазии легче реализовывать, когда за них можно отвесить кэш.

— Хотите сегодня познать взрослую жизнь? — Спросил Руслан, покрывая себя мантией прорицателя.

Наши глазки заблестели. Но этот блеск остался лишь у тех, кто верил в свою силу. А точнее, следовал ей. Отсев надежных произошел очень быстро.

— Конечно хотим! — Сказали те мы, что остались слушать.

— Тогда после школы, идем пробовать эту жизнь на вкус. — Ответил Дамблдор.

Обожаю этих лидеров. Тех, кто одним только словом, готовы переворачивать восприятие мотивирующих роликов. У которых уходит минут пять, чтобы расшевелить угасающую жизнь.

Тот момент был окончательным! Я про сомнения. Ведь, после познания мира из учебников, меня ждала одиночка за колючей проволокой. Я даже не стал придумывать небылицы, о том, как злобные силы не давали мне попасть вовремя домой. Итог сегодняшнего вечера, был предрешен, — не спрашивать, а действовать!

После школы мы нарядились в рюкзаки, в которых было все для странствующего похода. Множество учебников, пенал, и физкультурная сменка. В общем, самое необходимое для выживания в непроходимых джунглях юношеского любопытства.

Отличался только я. Мой рюкзак выглядел, как дедушкин лакированный дипломат, с дюралевыми застежками. Эдакий, Дон Корлеоне в голубых штанишках.

Наш путь лежал в типичные заросли мироздания, — в последний подъезд, моего же дома. Мы выстроились в кружок тайного братства, в ожидании секрета взрослой жизни.

Руслан достал коричневый камушек, и превратил свое лицо, в путь озарения. Я подумал тогда, что он сейчас скажет какую-нибудь глупость, мол, этот камень — это вершина волшебства и заклинаний. Я не прогадал, как ни странно. Он повторил мои мысли, слово в слово.

Не понимая, что за бред он несет, мы одели маски разочарования. Это было ясно видно. Но он быстро нас успокоил, когда начал делать нехитрые манипуляции с табаком, и выпотрошенной сигаретой. Мы были слепыми птенцами на тот момент, но не до той же степени, чтобы не видеть очевидного.

Сомнений не было. Отказов тоже. И волшебная сигарета быстро разошлась по кругу. Тогда, я первый раз в жизни испытал практику искусственного дыхания, но не касаясь губ губами. Кочегар подбавлял угля, а странствующий паровоз, уносил нас в таинственные дали.

Что было дальше? А как объяснить мир, который наглухо перевернули?

Я погрузился в долгие разговоры, нескончаемые заборы, страстный смех. И в обострение всех чувств, вместе взятых.

— Что это? — Спросил я у духа времен, который стоял напротив меня, закутавшись в мантию мудрости.

Меня терзал вопрос о цветущем саде, который раскинул свои горизонты в моем новом восприятии.

— Вон, видишь завод? — Спросил меня дух, отвечая на мой вопрос. — Туда еще стекается человеческая река.

— Да, — ответил я, сразу заметив завод.

— А видишь черный силуэт, мерцающий белым? Он еще похож на человека. — Продолжил дух.

Я узрел, как один человек, из целой толпы, направляющейся на завод, тихонько отошел в сторонку. Он держал в руках смешной дипломат, набитый сладкими ватрушками. Его штаны были ярко голубыми. А на этих штанах, росли хиппи-цветы, наполненные переливами, будоражащей разум музыки.

— Вижу! — Ответил я. Услышав эхо своего голоса. И схватившись за последнюю букву эха, улетел прочь.

— Вглядись в этого человека! — Посоветовал мне дух, не оставляя никакого шанса для отступления.

Я сконцентрировался. И человек, что ушел из толпы, засосал меня в свой внутренний мир. Я видел только, как исчезал подъезд. Как я пролетал мимо ребят, с которыми мы собрались. Как мне махал рукой Руслан, в обличие того самого духа мудрости.

Не зря тот чувак в голубых штанишках вышел на миг из толпы. И затащил меня в себя. Он оказался художником, писателем, режиссером, актером. Той глыбой души, которой пофиг на то, что завтра кончатся продовольственные запасы страны.

Миг трансформировался в вечность. Я познал иллюзорность времени.

Как я попрощался с ребятами, я не знал. Помню только долгую дорогу домой. А куда мне было еще идти? Ведь чувак с чемоданом сладких плюшек, пригласил меня в гости лишь на миг.

Когда я говорю, долгая дорога, значит я имею в виду, очень долгий и насыщенный путь. И пусть, в материальном мире он длился всего пяти подъездов.

За это время, каждая лавка, каждый прохожий, и каждый подъезд, являлись для меня, целым, отдельным миром. Представляете, я даже познал науку любви с пьяной женщиной. И ее совсем не останавливали мои голубые брюки, или мой странный чемодан-дипломат. Я освоил мудрость времен, изящество диалога, всю палитру оповещения истины в массы.

Конечно, дорога вымотала меня. Я испытал все краски жизни. И захотелось черно-белых оттенков.

Я подошел к своей двери. Но на пути, между мной, и загадочным миром «за дверью», стояла замочная скважина. Тоннель-лабиринт. Трип всех трипов. Вначале, я провалился в один карман, затем в другой, потом в тот, которого вообще не существовало. Мне этого было мало. И я начал выполнять свои поиски по кругу, еще и еще. Исполняя танец «Вприсядку».

Наш мир, это реальная абстракция. Как бы это не звучало парадоксально.

Каким-то образом, в руке оказался ключ. Просто так. Я его не находил. Мозг устал от моих плясок, которые будоражили весь спектр моих чувств, от радости до ужаса.

Открыть замок, я так и не смог. Но я сумел просочиться в замочную скважину, как тоненькая струйка воды.

Потом наступила глубокая ночь. Утро. День в школе.

А вечером меня встретила мама.

Я не переживал, что она мне скажет. Я до сих пор, купался в потустороннем мире восприятия. Шлейф счастья оставлял свои следы, следуя которым, меня будоражило не меньше, чем в вечер познания.

Именно поэтому, я не спроецировал серьезный разговор. Не было ругани, нотаций, угрызения совести.

Мама меня накормила борщом. Сказав, при этом:

— Ведь ты так любишь суп!

Потом, попросила вымыть посуду, Сказав, при этом:

— Ведь ты так любишь мыть посуду!

А когда я сидел в комнате, находясь в остатках своих фантазий. Она зашла, и сказала:

— Какой ты молодец! У тебя так чисто в комнате. Ведь ты так любишь аккуратно складывать свои вещи!

Я не обратил на ее слова должного внимания. Вечер закончился очень тепло и уютно.

Лишь по прошествии лет, она мне все рассказала, не скрывая свой смех на комичность истории.

Вот, как выглядело в ее глазах:

Она хотела серьезно со мной поговорить после школы. В моих закромах, помимо моего лживого ограбления, скопилось много проступков. Ну, так случилось. Пришел момент, когда пора платить по счетам. Она очень нервничала! А тут, по чистой случайности, ее встречает подруга. У которой голова кружилась от несправедливости, которая творилась в ее жизни. И она предложила маме, разрядить обстановку, чтобы женское сердце не взорвалось от перегрева вечного двигателя — ума.

Так они и сделали.

Поэтому, она пришла, даже позже меня.

Открыв дверь, она нашла мои следы. Ботинок. Еще ботинок. Носок. Второй носок. Дипломат. Моя комната. Голубые штаны. Водолазка. Кухня. Я.

Я сидел за столом, и ел суп собственного приготовления. А именно, я черпал половником из кастрюли. В состав супа входили: вода из-под крана, целиковые, неочищенные овощи, сухие макароны, разбухшие в холодной воде, и собачий набор — кости, которые мы собирали для бабушкиной собаки. Я похлебал воды. Поблагодарил маму. И пошел мыть посуду. Что-то ей, при этом отвечая. Как она говорит, моя мысль оставалась во мне, так и не выходя наружу полностью. Я мыл всего одну тарелку, которую взял с полки чистой посуды так долго, что в городе могла закончится вода.

Мама, сказала: «Спасибо!» И отправила меня спать. Мое непонятное состояние, сократило ее мышление до степени: «ну его нафиг, все и так супер!» Возможно, подумав, что я выпил. Тоже, скорее всего, испытав стресс от предстоящего разговора. И не важно, что я был подростком! Ошибки — это лучшие мудрецы жизни!

Сладкая школьная пора!

Она подарила мне множество островков радости и счастья. Первую любовь, растущую своими корнями в детский садик. Первые осознанные поцелуи, начиная с тыльной стороны ладони, и заканчивая треснутыми и сухими губами девчонок.

Многочисленные секции единоборств, где я получал люлей. Народный ансамбль, что подарил мне пластику моего неловкого тела. С его гастролями по всему миру. А мир для меня тогда имел иные границы. Сладострастные дискотеки в школьных актовых залах.

Мое провальное признание в любви, человеку, к которому я таил свои чувства на протяжении многих лет. А в момент истины, выпив бутылку красного дешевого вина, я в грубой форме, просто-напросто наорав на бедную девочку, изложил, как она загубила мое ранимое сердце.

Нашу первую «взрослую» вылазку на дачу к девочке. Где не было родителей. А только я, она, салат, нарезанный грубыми ломтиками, сгоревший шашлык, цвета глубокой ночи. И саму ночь издевательства над собой. Все темное время суток, я лежал рядом на кровати. И обдумывал план, как дотронусь кончиком пальца до ее бархатистого тела. Что так, и не осуществилось.

Этот нежный возраст дал мне яркую фантазию! Которую я излагал своим друзьям, выдавая все за правду. В этой правде я был ковбоем на коне, рыцарем в доспехах, лидером мафиозных кругов. Известным певцом, танцором. Ученым, который сотворил имеющуюся науку. И конечно же, богом, — творцом мироздания!

Я всегда был впереди, иногда плетясь в самом хвосте. Я искренне отстаивал свои права, порой, соглашаясь с чьей-то правдой. Мужественно защищал тела друзей в любой потасовке, при этом, совсем не часто, падая в нужный момент, открывая слегка один глаз, чтобы узнать, ушли ли обидчики. Я бил ключом, и напор исходил из сердца!

Школа закрыла свои двери для меня после выпускного. Я все-таки надел свой красный шерстяной пиджак, собственного покроя. Но доставшегося мне по наследству от бабушки. Попрощался с учителями, одноклассниками. Со школьной формой, которая под конец стала свободной. С миром октябренка. С одним днем в качестве пионера. Хотя бы один раз, надев красный галстук, что так бережно хранил в шкафчике. Я проводил свою первую любовь в небытие, так и не поцеловав ее. И лишь иногда, во взрослой жизни, доставая ее из небытия, в чертоги, якобы реальной памяти.

Я похоронил там то, что до сих пор откапываю, растягивая на лице морщины руками.

Мой мозг посетило студенчество.

— Уф, уф, уф! — Заскрипело мое сердце на берегу моря, покачивая рваную рубаху, пока я вспоминал, кто же я такой.

Вначале был строительный техникум. Все того же маленького городка. Он был единственным в городе, поэтому выбор был сделан заранее.

Я проучился там целых два семестра.

За это время я познакомился с новыми ребятами, которые отличались от школьников, своим «делать», а не «думать». Я узнал несоответствия реальности, в момент, когда мы летом ходили на лыжах по асфальту. То ли в наказание, то ли в угоду помех действительности.

Первый курс, моего первого техникума. Мммм. Сказка! Еще ничего не началось, да и в заложниках меня никто не держал. Но я уже чувствовал этот пленительный аромат свободы. Не зная, и не понимая, от чего.

Я вошел в мир, где один плюс один, превратились в бесконечные закорючки и черточки. Мир, где фантазия взрослых мужей, исключала розово-голубые, плюшевые игрушки.

Голубые штанишки сменились на оранжевые. Водолазки на глубокий вырез. Прическа стерлась с головы, оставляя лысину. И небольшой островок надежды на лбу, в виде нестриженной зоны «ню» у женщин.

Я получил паспорт, свой порядковый номер на рукаве. Отложив свидетельство о рождении, до момента получения пенсии. Ведь в паспорте, с самого первого получения, у меня перепутали буквы. Которые я оставил. Уж лучше Топин, чем Жопин. А если честно, мои невнимательность и лень, — моя новая фамилия.

И тут, моя фантазия привела родительские чувства в хаос. Они решили сменить место жительства.

Как и вся Сибирь, после построения великой железнодорожной стройки, и незнания, что с ней делать, мы переехали в центральную Россию. Уже Россию! Модную и пеструю. И при этом, мы захватили с собой разноцветные лосины, пух, покрывающий дороги, после прогулок в пуховиках. Сломанные, плохо окрашенные, пластмассовые игрушки. Чудо магнитофоны со встроенной цветомузыкой. И что-то там еще, что было у детей, в виде игровых приставок. Я их видел только у друзей в гостях.

И слава богу, и моим родителям, скажу я вам. Во мне не проснулся азартный человек. Просирающий все, просто так, — да. Но не азартный. До сих пор, я тыкаю по клавишам, и не понимаю одноповторности действий. Мне больше нравится создавать игровой мир, нежели в нем бегать, следуя подсказкам. В неведении ямы глубже, мед слаще, а говно более вязкое!

Север выполнил свои обещания. То, что было на кармане, помогло нам жить, и не тужить целый год. А квартиры, с улучшенной планировки, перешли в статус жилья с полувековой историей. Но это нас не смущало. Центр старый проказник, который заключает с дьяволом сделку, на обмен душами с молодой кровью. Ничего не поделаешь. Хочешь быть богатым и знаменитым, начинай потихоньку складывать свою пипиську на полочку, где стоит ночная урна.

Как я люблю говорить: «Золото блестит, пока о нем мечтаешь!»

О, да! Эти пельмени средней полосы, свежие овощи и фрукты, зелень и наивкуснейшее мороженое. Трансформирующиеся магазины, из один продавец — весь магазин, в изобилие самообслуживания. И постоянная пляска, от дефицита с талонным маразмом, до «успевай только в туалет бегать».

А масштаб городов! Тут, я начал подозревать, что мир может расширять свои границы. Ломая все стереотипы о замкнутом пространстве восприятия. Хотя, как ни крути, оно замыкается, рано или поздно. Ну, когда единство бесконечности начинает утомлять.

Мое мышление стало развиваться. Я превратился в многогранную личность. Мой побег от системы заводов, привел меня в систему рыночной экономики. Зачем следовать порывам души, раскрывая свою творческую красоту? Когда можно просто думать.

Я выбрал насыщенный и разнообразный путь того времени. Стал ни как все, а как все. Я начал вести счет своим дипломам. Экономика и юриспруденция ваяла новые таланты, распознав во мне гения своего времени.

Помню, как будучи на пороге взрослой жизни, я стращал мир, одним из шкафчиков письменного стола, где покоились мои дипломы. А под ними, еще дипломы. Но запугиваний было достаточно. Мир капитулировал. И я так ни разу не достал, ни одного диплома. И я этому очень рад! А вдруг, я замыслю поход всей своей жизни, как это делают все старперы, даже не телом, а уставшим умом. Тогда-то мне дипломы и пригодятся, я смогу разжечь костер посреди опушки, и согрею свое бренное тело. Во всем есть свои плюсы!

Рыночная экономика даровала мне счастье. Я познал платный техникум. Место, где знания приходят по мере поступления наличных. И даже делать, практически, ничего не нужно. Главное, это присутствие. Ну хотя бы в перерывах, между пивнушкой, и ночным клубом. Хотя иногда мы умудрялись залезть в последнее предупреждение об отчислении.

А сколько секса подарило студенчество. Мммм. Я жил с родителями, а не в желанной общаге. Поэтому, я познакомился с самыми верными моими спутницами. Я их ласково называю, левая и правая. Они до сих пор, самые неприхотливые давалки.

Как сейчас помню это счастье. Мы, подъезд, бутылка водки, половинка черного, и Лимпопо — не один, из беднейших и наиболее слабо развитых регионов страны, а чудная страна со сладкими газиками.

Со школы ничего не изменилось, лишь градус и его количество.

Хотя, музыка стала виртуознее, танцы зажигательнее, а девушки красивее.

Первая кровь на простыне, первый мотоцикл, первая, первая, первая любовь. И это все одна история.

Однажды, когда я купил свой первый мотоцикл, стащив у родителей деньги. Или заработав. Да, заработав, так будет красивее. Я узнал, что счастье приходит, прихватив с собой счастье — свою маленькую подружку. Моя девушка разрешила мне открыть ее ворота в рай. Для молодого самца это был единственный рай, о котором говорила библия. Ведь, пока не прочитаешь библию, от корки, и до корки. Рай, это все, что угодно. И зачем я только это сделал в своем следующем переходном возрасте? Я перевернул то, что постоянно переворачивается. Но, не суть. Я привез ее домой на мотоцикле. Заранее, поразив ее воображение. Когда случайно встал на козла, при этом изрядно наделав в штаны. В общем, девушка была очень, очень старше меня. Из какой-то там старообрядческой семьи. Возможно шутка, а может быть и нет. Но сплетни друзей сделали свое грязное дело. Мы не смогли, абсолютно ничего. Слегка поковырявшись, мы сковырнули какую-то там артерию детства. И она прелестным образом, залила всю кровать багровым нектаром любви. Я очень беспокоился о своей ненаглядной. Поэтому, отвез ее домой, не убрав постель. Знаете, что было с моими, дедушкой и бабушкой, когда они вошли в комнату. И сопоставили меня, мотоцикл, и окровавленную постель? И лучше бы не знать!

Да, студенчество. Новые знакомства. Подростки, которые строили взрослые планы, причем, совсем не по-детски. Это были уже не жалкие разговоры, а сложно сконструированные фантазии. И они имели под собой почву, которая взросла. Теперь многие мои знакомые, с того времени, всего добились. Правда, они столкнулись с одной проблемой. — Как теперь от всего этого избавиться, чтобы обрести юношескую свободу.

Я не исключение. Я не имел ничего. Не имею сейчас. И не знаю, как от этого всего избавиться!

Порой, нам не хватало на жизнь. Ведь запросы становились мощнее, богаче, и роскошнее. Родители были не резиновыми. А глянцевые страницы журналов, напористо задавали ритм жизни читающим. Они же не раскрывали всех секретов режиссерской постановки. Как и не раскрывают сейчас, что под красивой одеждой интернетных героев надето.

Мир восприятия, как неваляшка! Только ты заработал на золотую цепь, как она есть у всех, и это даже вульгарно и безвкусно. Ты стал юристом, весь мир юристов. Получил звание генерала, а мир ведет лишь войны в СМИ. Написал автобиографию, а это вчерашний день. И есть люди, которые после написания тысячной книги, стали знаменитыми, лишь после своей смерти.

А о чем это говорит? Не нажраться, когда жрешь! Самый вкусный деликатес, это кусочек черного хлеба, после месячного потребления лишь воды. И этот первый укус происходит дома, в маленькой кухоньке, в полной тишине. Просто в трусах, без масла и икры. Но этот кусочек черного хлеба, скрывает всю пользу и вред, и все оттенки болтовни о нем. Он просто-напросто, бесподобен! Как и прекрасен шумный, и выжимающий все жизненные соки мегаполис, после годовалого заточения в шалаше, на краю мира, в самом глухом лесу.

Понимаете, о чем я? Если нет, тогда закройтесь в монастыре одного монаха. Пройдите путь вакуумной тишины. Очиститесь от всей грязи и пошлости этого мира. Лет, эдак десять. А потом вернитесь домой. Выйдете на балкон, скинув с себя рясу, обнажив свое тело. И так громко, на весь мир, крикните: «Я имел вас всех в ж…, вы все с…!»

Просветление, други мои! Просветление, мать его.

Нам не хватало денег! Вот, на чем я остановился. И мы зарабатывали, как могли. А могли мы неумело, и мало. Учеба и разгульная жизнь, отнимали все основное время. Возможно, кто-то нашел себе нормальное применение. Но только не я. Я залез туда, откуда получал истощение своего кармана. — Заварил щель в золотом кольце порока.

Это были, в основном, бары и рестораны, ночные клубы и танцполы. Народный ансамбль, в детстве, дал мне шанс танцевать на ночных сценах. И не только в одежде. А любовь к аппаратуре, позволяла, по совместительству, крутить пластинки, и дергать за ползунки, прибавляя, и убавляя громкость микшера.

Короче, я днем учился, иногда заливая свое горе провальным экзаменом. Вечером я работал до ночи, глядя, как все резвятся. Иногда заглушая, то, что залил днем. А с ночи, и до утра, я воплощал то, чего мне страстно хотелось, глядя на тех, кто отрывается на танцполе. Вот, какую круговую поруку я имел в виду, когда говорил о золотом кольце порока.

В принципе, не жизнь, а сказка. Что можно было еще желать молодому парню, в самом расцвете сил. Но силы оказались не безграничны. Но, не спешите с выводами. Копайте глубже.

Тело было не убиваемым. А вот мозги, нет! Как и всегда, и везде, и во всем, рыба начала гнить с головы.

Меня даже от армии отмазали.

Но я настолько нажрался этой жизни. Что пережрал до блевотины и бледного состояния!

Однажды, я собрал всю свою семью, и сообщил им, что ухожу в армию. Это, тот я, который не годен. Поверьте мне, в таких вопросах, всегда есть лазейка отступления. Долг, есть долг! Любая инвалидность забудется, когда ты принесешь долг в ладошках.

Сопли, слезы. А что поделать? Ведь твой отпрыск, еще со времен своего первого техникума, носит прическу с пушком на лбу, мягко говоря. Туда ему и дорога, в места, где травка зеленая круглый год, самый черный асфальт в мире. А люди настолько счастливы, что каждый день, вечер, и даже ночь, поют песни хором. Одной большой и дружной семьей.

Я был подготовлен к армии. Я много слышал рассказов дембелей на гражданке, когда они сменили портупею на бутылку и гитару, в руках другого человека.

Так я и сделал.

Я знал, что на призывной пункт нужно идти в старых лохмотьях, чтобы в дальнейшем, твои хорошие вещи не ушли к праотцам. И я одел все самое новое. Меня так и раздевали по дороге, до места, где я проходил КМБ. В каждом пересыльном пункте я оставлял частичку своей разгульной и богатой жизни.

Староверы поведали мне, что лучше ехать туда своим чуваком, с уставной прической. Мы добирались до места так долго, что я успел обрасти, хотя перед самым призывом, блестел, как колено. Поэтому, я познал ручную машинку, которая была очень тихой, но сильно кусачей. Как говориться, все приходит постепенно, и электрические машинки тоже.

В принципе, я сильной боли не ощущал. Всю дорогу, мы опустошали запасы спирта, что вез в себе поезд с призывниками. Такой же, как дембельский, но более дисциплинарный. Мы и в пьяном состоянии немного тряслись от предстоящего. Тем более, кто-то шепнул, что прапора так молчаливы, потому что запоминают тех, кто плохо себя ведет. Чушь! Они просто-напросто в пьяном угаре спали с открытыми глазами. Представляя свою раннюю пенсию, с множеством боевых наград, и огромной материальной поддержкой, за каждый день этого цирка.

Даже в тот вечер, когда нас привезли, и стригли, мы еще разряжали армейский воздух своим спиртовым зарядом. Никто вечером и слова не сказал. Мол, привычно. И в первый день службы, мы бродили, ели, спали, сидели на лавочке, курили. Даже те, кто до этого не курил.

Все те же бывшие дембеля, вернувшиеся с «войны» на гражданку, нам говорили: «Кто не курит, тот работает!» Перекур, по их словам, было святым делом в доблестном мире строй подготовки.

Второй день, третий. Мы жили, как в сказке. Я даже отпустил все мысли и страхи. Я наслаждался здешним великолепием. Мы дружно смеялись над этими дураками, что постоянно суетились, и занимались несусветной ерундой. Хотя, я поехал служить на два года, но в эти три дня я понял, что два года пролетят незаметно, как в пионерском лагере.

На гражданке нас забыли предупредить, так как память была заспиртована, излагая лишь несуществующие подвиги. Это был, своего рода карантин, для свежего мяса. Психологический прием жизни. Когда все степенное, менее болезненное.

Четвертый день нас встретил пинком и оскалом. Возможно постепенное наше внедрение в строй российской армии, подразумевало эволюционную ступень отношений. Ну, именно после трех дней карантина. Но армия, есть армия. Сказано три дня, значит три дня — ни, ни. А вот закончились они, фас. А глаз и ушей там было много. Оказалось, что свежее мясо смеялось, разговаривало, и передвигалось, хотя должно было мертвецки исчезнуть с глаз, что хотят очень жрать.

В общем, самое начало в армии, развило во мне сильное чувство любви к родному дому, и к моим близким. Я и знать не мог, что оказывается дома, — это чутко, это сладко, это добро! Мои внутренние слезы, спрятанные за рожей звереныша, постоянно писали письма домой. Где я мечтал всех увидеть. И неважно, что я просто хотел скинуть с себя шинель маразма. Главное, под ней, я якобы был одет в мамины объятия.

Я не буду раскрывать все секреты земной любви. И то, почему ее всегда пытаются объяснить. Мол, почему и зачем. Есть, и «Хай живе і пасеться!», как любила говорить моя бабуля, даже, не имея близлежащих корней в Украине. Просто, она не знала тогда, что мы оказались почему-то разными. С разными руками, головами, щупальцами вместо ног, и глазами, у одних из глазной жидкости, у других из водянистой влаги.

Наступил мой КМБ. Зарождение цветущего сада, цвета хаки.

— Это, что за возня? — Спрашивал какой-то чувак внутри меня. — Мало тебе садика, школы, ты еще сюда полез? Что ты делаешь? Устал просто сидеть, стоять, лежать? Захотелось делать это под команду?

Во мне возмущался кукловод, который потерял контроль управления надо мной. Он так яростно истерил, что даже передумал всевозможные варианты, о которых думают все трусливые новобранцы. В общем, все. Просто скрывают.

Мы занимались строевой, физической подготовкой. Зубрили теорию про то, кто кого е… и кормит. Постоянно наводили порядок, мыли, мели, протирали, красили, убирали мусор, и еще раз мусор. Опять строевая. Заступали в наряды. Нет, не боевые, или даже учебные. Нам в основном доверяли мойку и мусорку. И конечно же тумбочку дневального. Не пост, а именно тумбочку. Снова занимались строевой. Разучивали песни для утренней, дневной и вечерней поверки. Строевая, строевая. И это радовало, хотя бы строевая подготовка напоминала нам, о том, что мы в армии.

Мы познали ПХД, где по уши скрывались в мыльной пене. Процесс был очень прост. Ведро, вода, мыло, лезвие, чтобы накрошить мыло в воду, и веник, чтобы вначале взболтать пену, а потом нанести ее на нежное тело роты. Мы как грациозные лебеди исполняли балет на взлетке, стирая при этом, сапогами черточки, от тех же самых сапог, но сделанных ранее.

Наряды в столовую я полюбил сразу. Это место, где неважно кто ты, повар или полотер. Свой кусок ты всегда урвешь. Знаете, я никогда не смотрел на пищу с диким вожделением. Но армия, подарила мне чувство голода. Особенно, в первое полугодие службы. Я не понимал, что со мной происходит. Я худел на глазах, при том, что я ел огромными порциями. Никогда, и никого не стесняясь, я брал добавку бикуса (вода с грубыми кусками картошки и капусты) и сечки (так мы называли любую кашу, и не только сечку, но и перловку, просто, слово было модное) после того, как брал добавку. Деликатесом, являлось сливочное масло. Маленькая кругленькая беленькая таблеточка счастья. Она размазывалась на свежий белый хлебушек, который был вкуснее любого пирожного, а сверху ложился второй кусочек хлебушка. Да с чайком. Эх! По мере взросления росла и привилегия на кухне. Знакомый повар, или ребята с наряда, всегда помогали с сахаром, маслом, и какой-нибудь жареной ерундой, завалявшейся в углу. А сами наряды в столовую дарили много чего вкусного, особенно жареного, чего так не хватало. Общая кухня включала в себя только вареное меню. Жаль, к концу службы еда потеряла свой блеск меда. Сколько хочешь хлеба, гора масла, жареное все, словно правила общака поменялись, посылки, заначки, мазоны, передачки, хоз. работы, магазины, офицерская кухня, — все это зло убило прелесть голода.

На КМБ мы первый раз познакомились с чудесным миром хозяйственных работ, за пределами части. Которые плотно вошли в нашу жизнь, на протяжении всей службы. Я построил пол страны. Честно. Я сменил много частей, КМБ, учебка, еще учебка, линейка, бесчисленные командировки. И везде, я загружал, строил, разгружал, носил, месил, и подносил. Было абсолютно не важно, кто ты, старослужащий, сопляк, или писарь президента. Все посещали хоз. работы, ведь они приносили денюжку. Срок службы и должность влияли лишь на определение исполнительности. Короче, херачишь или пальцем показываешь. И это при том, что я не служил в стройбате. Хотя, вы знаете, свобода — понятие растяжимое. Поэтому, на работах, но за пределами части, чувствовался дух пьяной свободы. Причем пьяной, даже иногда, в прямом смысле этого слова. Ну, а что, мы не люди?

Я всегда любил «учиться». Поэтому и армия, не стала исключением. Я нахватался там армейских специальностей. Учебка за учебкой, то сержант, то еврей, то спец, и получилась дырка. В общем, я хорошо провел время в армии! Тем более я знал, как нужно вливаться к начальству в доверие. Секрет прост. Испытательный срок ты идеален. — Значит принят. Потом ты самый настоящий косяк (идиот), главное, чтобы не грубый и не хам. А когда у начальника вскипит мозг. Смотрите, не переборщите, баланс, есть баланс! Нужно его подсекать. — Показать самый лучший свой результат. Ведь, все для этого есть: практика и опыт, да и конечно же смекалка (история наблюдательности, пока вы изображали идиота, так как под гневом, человек теряет бдительность, как и остальные, что потирают ручки, мол, вы дурак). Так и в армии. Вначале, я был косым, хромым и тупым, а потом становился лучшим другом. Вот почему в армии, по духанке, я держал все ценное дедов и дембелей у себя. Соответственно, с процентом. Это мой секрет. А в конце службы, и у меня имелся банкир со своим банком, и моими сторонними инвестициями. И все при том, что я никогда и никого, даже пальцем не тронул, не говоря уже об издевательствах. Это был удел гомиков, над которыми издевались больше всего до этого, в их жалкой голове. Поэтому, когда им везло, и «в старости» они вырывались в одиночное пенсионное плавание, они творили всякую каку. Смотрелось смешно, но скорее всего, не ребятам, что были молодыми.

— Да и бог с ними, оплеуха всегда исходит от того, кто ее хочет дать, тому, кто ее хочет получить. — Обратился я к своей фантазийной аудитории, поменяв позу на песке. — У нас с вами другая цель, вспомнить, кто я такой!

Продолжим.

Нет, я может и не трогал. Но со мной случалось. Это вообще, моя фишка по жизни. Быть хорошим, но прибавлять шрамы на теле. Эдакий справедливый герой, в вечной борьбе с несправедливостью. Но шепну вам тихо на ушко, это мой предохранитель по жизни. Иногда получить, слаще, чем умереть. Правда, эта истина изменила свои полярности, на момент этого повествования.

После карантина для малышей, КМБ, и всех учебок, меня перевели в линейную роту. Она явно отличалась от курса молодого бойца, где за каждый наш синяк спрашивали.

Перед армией все те же дембеля староверы, научили меня одной мудрости: «Не соглашайся, не делай, бей первым. Покажи, что ты спортсмен. Даже, если один раз рожу начистят, в следующий раз отстанут. Мол, лучше бить того, кто не сопротивляется.»

Я так и сделал в линейной роте. Послал всех, отказался, не сделал, ударил, но вторым.

Дело было сделано, ура!

Но мудрость не сработала. Я просто-напросто, постоянно стал получать. В мире, где ты спортсмен, каждый второй спортсмен. Да их еще и толпа, а ты один. Поэтому сила любит силу, и с ней дружит, или враждует. Но всегда, вместе! Некий азарт, соперничество, показуха, если хотите. Эдакое отражение реальности. Поэтому, миром правят психи и умные. Их боится сила, — она от ума идет, спускаясь в мышцы. Думайте!

Я плюнул на этих деревенских советчиков. И вернулся в свой мозг. У меня не было денег, связей. Поэтому я начал с низов. Подсматривал, подслушивал, не забывая про тряпку с ведром. Поэтому я быстро вернул свои берцы, «кустарную» кепку, подстрижку полубокс, нашивки, и деньги на карман.

Не скрою, был еще один фантастический случай. Я настолько концентрировал свое внимание на карьерной лестнице, что однажды к нам в батальон, приехал проверяющий генерал. Он знал меня, а вернее мою родню. Не суть, это темная история моего подсознания. Дух, которого знает генерал, очень опасный соперник, тем более, если он сам умный. А про мои петушиные бои все давно забыли. Хитрость пришла в мой разум.

С тех самых пор мир армии перевернулся для меня, вместе с моим восприятием.

Запах, дух, черпак, слон, дед и дембель. Красивые слова. Поэтичные! Я познал их все, от корки и до корки. Рисовал дембельский альбом, и не только себе. Курил иногда хорошую травку. От которой пробегали месяца по плацу, в виде солдат. А потом мы с ними вместе катались в лифте, в виде мусорного бака. Раздирали глаза до черных дыр, чтобы нас не спалили. Ржали в подушки, оповещая всему батальону, что мы трезвые. Бывало, выпивал. И смотрел за тем, как прекрасный закат скрывает уставшее, но счастливое солнце. Но в целом, армия — мощное очищение для всех тех, кто пережрал порока!

— Армия, это не государственная система. — Буркнул я, сдвинувшись в тенек, так как солнце обжигало тело сквозь рваную одежду. — Это система, исходящая из головы самого пациента. Как зона или психушка. Пока жизнь интересна на воле, насыщенна и прекрасна, никто у тебя эту самую волю не отберет. На крест идут осознанно, и только по своей воле. Разум сильная штука! Проверьте. Может быть и вы тогда, как и я потеряете память. Чтобы потом восстановить ее. И вновь полюбить жизнь! — Создать новую.

Увольнительных своих не помню, за исключением ранних, когда мама с бабушкой приезжали навестить. Да так, что шапка на мне горела. Но это другая и очень пьяная история. В основном, мы ходили в самоволку. Забор придуман для того, чтобы под ним, в него, или над ним пролезать. А под конец службы, после всех командировок и вылазок, и непонятной стрельбы из разного оружия, я засел в батальоне, где мы охраняли завод, по изготовлению комплектующих для атомных подлодок. Завод являлся банкротом. Обшивка для подлодок валялась под ногами, как асфальт. А на территории работал лишь спирт заводик. Несмотря на то, что спирт делали лишь на экспорт, не продавая родным массам, заводик кормил весь маленький городок, и конечно же, наш батальон. Кто, кого, и от чего охранял, было не понятно. Но все охраняли, тащили, и жили мирно. А главное, безопасно и в достатке. Вот это была самая настоящая и долгосрочная увольнительная! Рай. Там даже находились чуваки, которые на посту себе мозги вышибали, а если не получалось, то с калашом махали через забор, и прочь долой. Кто их знает, что это было, тоска по дому, спирт, или наркота. Кто пошел в армию не для просветления, а из-за своих свинячьих мозгов, тот и кончился рано. Я думаю, что до тридцатки можно хотя бы дотянуть, а потом если закрутит карусель земли, без остановки, но с наблюдением повторности, тогда, как хотите. Кто вас тут держит? Все равно вернетесь!

Дембель пришел быстро и незаметно. Я настолько сильно ругал армию, с ее порядками. Так мощно зарекался туда больше не возвращаться, мечтая о свободной гражданке, что подписал после дембеля контракт. Лишь глотнув недельный воздух свободы.

Что это было, я не знаю. Конечно же, я объяснял это нелепыми байками про то, что государство оплачивает мне МГУ, пока я защищаю родину по контракту. Нет, это было, с одной стороны, так. А с другой, не так. Прожив два года под полную указку, я разучился фантазировать. А тут такой счастливый случай! Я, указка, и никакой фантазии. Все сошлось идеально.

Контракт, как и срочную службу, я начал с самого дна, хотя образование позволяло мне получить офицера. Нужно было только подсуетиться. Я не стал. Ослаб. Обнаглел. Поплыл по течению. Может, оно и к лучшему. Так как я оттрубил лишь один сверхсрочный контракт. Прозрение пришло, когда я отходил в военной форме семь лет. Тогда меня переклинило, и я просто-напросто сбежал. Стал легким дезертиром. На меня даже спускали розыскную группу. Вот видите, как меня любила армия, и никак не хотела отпускать.

Вообще, уходить по-английски моя известная привычка. Во всем. Даже, если выгоняли, я все равно возвращался, а потом уходил. Мол, это я, а не вы меня. Смех, да и только.

Контракт я пробивал лбом, а не умом. Лучший стрелок. Лучший постовой. Лучший начальник караула. Лучший старшина роты. Лучший работник секретной службы. Этот «лучший» менялся каждый год, поэтому я всегда трансформировал дислокацию. К концу контракта я уволился в звании старшего прапорщика. Вот, о чем я говорил, когда упомянул, что пробивал именно лбом. А свое «лучший», я потом повесил на гвоздик, который не существовал.

Веселое было время. Вначале казарма, потом общага, квартира друга, и съемное жилье. Жизнь от получки, и до получки. От поощрения, до взыскания. Как карта ляжет, после выпитого, или не выпитого.

Я вспомнил свое студенчество раннего возраста. Опять стал лазать по балконам, где жили девушки. Ходить в клубы. Участвовать в потасовках. А иногда, я оставался дома и спал. В принципе, ничего не изменилось. Только теперь, я выдавал паек, и указывал, что мыть и красить.

Как говориться, на диету голодом, необходимо выходить постепенно. Тогда я прислушивался. Хотя сейчас, все больше и больше, люблю на голодный желудок сожрать целый кусок жареного и мега жирного мяса. Почему тогда прислушивался? Потому что после армии, я пошел в полицию. Легкое перестроение души. Раньше по-другому называлось ведомство, но описывать этот процесс я не хочу. Все банально. Устал быть Мишей, поменяй имя на Машу.

Полиция меня закалила. Я стал настоящим преступником. Тем типом, который начинает понимать, что что-то не так в этом мире. И этот самый мир таков, каким ты его рисуешь. Именно для этого придумана мораль, законы и правила, чтобы образовывалась воронка, как в маркетинге. И лишь единицы жили счастливо, переступая через мораль.

Я не говорю о беспределе, убийствах, грабежах, насилии. Все это сказки книжных романов. Страшилки для низших умов. Я повествую об умном бандитизме, цивилизованном. В УК РФ иная формулировка. Но я привык переворачивать все с ног на голову. Потому, что знаю, реальность и иллюзорность — грани для тупых. Их не существует. Назови мерзость бандитизмом, и верши его, но красиво, бесшумно. А в терминах пускай копаются лузеры.

Наверно, я стал больше бизнесменом, нежели полицейским. Давайте так, чтобы не чернить то, что и так черное. Новые знакомые, связи. А куда без них? Отдел по борьбе с экономическими преступлениями стал для меня образовательным учреждением. Тогда я понял, что искать, или даже инсценировать преступления, намного эффективнее, чем ждать какого-то там нищебродского заявления, от случайного гражданина алкаша. Где крутятся деньги, там они и крутятся. И если их даже крадут, то они все равно остаются крутиться там же.

Так я познал политику. Мир шептунов и сплетников. Мир фантазий и созидания материального мира. Поэтому я пошел в ФСБ. Классная операционная система, с разными примочками. Ни как в фильмах, что от одной кнопки можно вывернуть человека наизнанку, не потроша его. Но все же. Да и кнопку нужно заслужить, пройдя весь путь просветления. От человека, до святого духа. Аминь!

Что мы там только не творили. А как иначе? Заскучавший разум — мертвый разум, или небытие. Сами придумывали многоходовки. Их сценарии, режиссуру, постановку, раскадровку, съемки, записи звука, контрольные встречи, и аплодисменты. Мир крутился, и мы были счастливы. Никто не стрелял, даже и ствол не доставал. Все проходило на высшем уровне. На интеллектуальном. Кто отвлекся, поймал веру в чувства, устал, тот выбывал, оставляя все победителю.

Конечно, со временем, это все надоело. Мобильник, в котором диктофон, камера, и все необходимое оборудование, достали меня однообразием. Ничего нового. Никаких тебе спутников, суперкаров, волшебных камней с другой планеты. Сплетни, сплетни, подловили. Сильный, сильный, сдался, съели. Да и смысл слов, что деньги крутятся лишь внутри своей любви, всегда одинаков. Держишь — есть, отвернулся — нет. Глупая возня с тем, что всегда остается на земле, но не взрывается искренней мечтой. Как яблоко. Оно румяное и вкусное. Но в раю оно райское и желанное, а на земле, оно съеденное, и останется в земле.

Конец ознакомительного фрагмента.