07'92

Павел Корнев, 2020

Год девяносто второй. Июль. На голове подживает свежий рубец, в карманах гуляет ветер. Есть друзья и работа, а ещё – проблемы. Да и как иначе, ведь пацан сказал – пацан сделал, а вход рубль, выход – два? Если уж хватило ума связаться не с теми людьми, придётся из кожи вон вылезти, лишь бы только не угодить за решётку или того хуже – в пластиковые пакеты. По частям. А ведь просто собирался немного подзаработать…

22 06 1992

В понедельник дядя Петя разбудил в начале десятого. Обычно я не валялся в кровати допоздна, но весь тот, как сейчас модно говорить, уикенд отходил от последствий сотрясения мозга, а потому отсыпался и по возможности соблюдал назначенный самому себе постельный режим. Голова была словно деревянная, всю её правую сторону ломило, да к тому же подташнивало, и не хотелось ни есть, ни пить. Пить — это не только в плане алкоголя. Несладкий чёрный чай оставался единственным напитком, который худо-бедно принимал организм; от всего остального немедленно начинало полоскать.

На улицу эти дни я и носа не казал. У Андрюхи Фролова и у того не вышло припрячь к сборке мебели; он всерьёз обиделся и даже пришёл разбираться, но поглядел на мою забинтованную голову и лишь махнул рукой, решив на время припахать к работе Рому.

Ну а в понедельник участковый принёс повестку. Отдал под роспись, ладно хоть ещё в отделение не отконвоировал. Хотя… это бы всё упростило, так пришлось добираться самому.

Когда вошёл в уже знакомый кабинет, капитан Козлов смерил меня оценивающим взглядом, потом указал на стул и спросил:

— С головой что?

— С мопеда упал, — озвучил я свою версию и не произнёс больше ни слова.

Опер затушил сигарету, отошёл от окна к рабочему столу и задал новый вопрос:

— Гражданина Сивко Александра Николаевича знаешь?

Я на миг задумался, потом коротко ответил:

— Нет.

— Сосед твой по дому, больше известен как Сивый, — подсказал тогда капитан.

Сердце так и дёрнулось, а в голове заметались дурные мысли: «неужели наследил?!».

Неужели… Неужели…

Хрена лысого! Наследил бы, в браслетах сюда привезли и уж точно понедельника дожидаться не стали.

— А! Этого знаю, — подтвердил я и сразу поправился: — Знал. Но только в лицо, общаться — не общался. А что?

Капитан Козлов миг сверлил меня напряжённым взглядом, потом спросил:

— А Георгий Буньков — общался?

Я выдержал паузу, затем выдал заранее обдуманную полуправду:

— Вроде, он у него машину чинить собирался. Хотел, по крайней мере.

— Так они общались?

— Насчёт ремонта он в сервис Сивого точно заходил. Насчёт общения — не скажу.

Опер начал заполнять шапку протокола и уточнил:

— И когда Буньков заходил к Сивко?

— Перед разговором со мной в день своей смерти.

Козлов оторвался от листа и нахмурился.

— Почему раньше не сказал?

— Никто не спрашивал.

— Подпиши.

Я привычно уже сделал требуемую надпись внизу листа, но капитан и не подумал меня отпустить. Он убрал протокол в папку и выложил на стол прямоугольник фотокарточки.

— Знаешь его?

— Антон Буньков, двоюродный брат Геры… Георгия.

— А этот гражданин знаком?

На этот раз на снимке оказался изображён Кирилл, валютный спекулянт с Зелёного базара, и направление, которое приобретал допрос, не понравилось мне до чрезвычайности.

Неужели всё же проследили связь с бойней в недостроенном посёлке? Чёрт! Да Козлов же сам на меня грузин натравил, ещё бы он не проследил! Гадство какое!

— Ну так что? — поторопил опер.

Я немного поколебался, потом ответил чистую правду:

— Если ничего не путаю, это торгаш, на которого Антон Буньков работал. Как зовут — не подскажу, у него точка на Зелёном.

— А знаешь ты это…

Фраза осталась недосказанной, да завершать её и не было никакой нужды.

— Кто-то из пацанов показал, когда на Зелёный за шмотками ездил, — пояснил я.

— Кто?

— Не помню.

Конкретное имя капитан Козлов вытягивать не стал, вместо этого разложил на столе ещё четыре фотоснимка — все посмертные. Большак, Смирнов и пара их подельников.

Я судорожно сглотнул.

— Ну? — дёрнул меня опер.

Пришлось постучать пальцем по карточке с изображением Марадоны.

— Не помню, как зовут, в одну спортивную секцию с ним до армии ходил. Остальных не знаю.

И тогда совершенно ожидаемо на стол лёг очередной фотоснимок.

— Можешь не напрягать память, — недобро улыбнулся капитан, — это Лидия Светлова. Твоя соседка, не так давно похищенная, изнасилованная и убитая.

Меня передёрнуло, но присутствия духа я не потерял и потребовал объяснений:

— Ну и на фига вы мне это всё показываете?

— Минуту, — попросил опер и выложил три следующих фотографии. На них ожидаемо оказались запечатлены мёртвые грузины. — Видел их когда-нибудь?

— Этих не знаю, — ответил я, поскольку и в самом деле их не знал.

Козлова мой ответ не устроил, и он с нажимом произнёс:

— Я спрашиваю, ты их видел?

— Не припоминаю.

Только ответил, и опер резко подался вперёд, задрал рукава моей олимпийки.

— Вы чего, блин?!

Я вырвался, вскочил со стула и быстро оправил их обратно, но от милиционера короста ссаженной кожи на правом запястье точно не укрылась. Он достал из пачки сигарету и указал на дверь:

— Свободен.

Вот тут мне и сделалось не по себе; я замер в замешательстве. Выйду — конец. Этот выродок меня точно грузинской группировке сдаст. Он ведь неспроста след от наручников искал…

— Свободен! — повторил Козлов и поднялся из-за стола. — Двигай!

Ну я и двинул. Опер покинул отделение вслед за мной, щёлкнул зажигалкой, затянулся и вдруг предложил:

— Хочешь, расскажу, как всё было?

Наверное, стоило отсюда бежать без оглядки, но от пули не убежишь, и я кивнул.

— Пришёл из армии, ни работы, ни денег, страну и ту в унитаз за время службы спустили, — начал тогда старший оперуполномоченный. — Но были друзья-уголовники и богатый сосед, а у соседа дочка. Похитить её точно ты предложил.

Я спокойно выдержал взгляд собеседника и хмыкнул.

— Да неужели?

— Именно так! Больше некому. Только всё пошло наперекосяк. Мало того, что у отца жертвы сердечный приступ случился, так ещё друг втравил в авантюру с автоподставой, ограблением и перестрелкой. И у тебя под ногами начала гореть земля. С одной стороны, подельники наседают, которые никак выкуп получить не могут. С другой стороны, родственники жертв по второму эпизоду пытаются виновных отыскать. Но ты не растерялся, свёл всех в одном месте, где они друг друга и положили. А может, и сам выживших добил. Уверен, так всё и было!

— Нескладная история получается. Прокурор не примет.

— У тебя след на правом запястье, а в сожжённом автомобиле найдены наручники и выломанная потолочная ручка, к которой тебя приковали.

— В каком ещё автомобиле?

— Да брось! Ты и голову не при падении с мопеда разбил, а прикладом автомата получил, на нём следы крови остались. Группа — совпадает. И тело Светловой там же в подвале недостроенного особняка нашли. Для выдвижения обвинения мало, говоришь? Так мы и без прокурора обойдёмся!

Существовал немалый риск, что разговор записывается, но я не сдержался и зло выдал:

— Без прокурора — это как в прошлый раз, когда грузинам меня сдал, да? Вышел, по плечу похлопал, сука…

К моему удивлению капитан не вспылил и лишь пожал плечами.

— С тобой просто собирались поговорить.

— Сам-то в это веришь? Или просто совесть успокаиваешь? Хотя какая совесть? Откуда она у мента продажного?!

Тут Козлов покраснел от злости и даже наметил движение вперёд, но сдержался и сделал несколько быстрых нервных затяжек, прежде чем выкинуть окурок в урну.

— Я просто искал убийцу, — произнёс он хриплым голосом. — У тебя был шанс мне всё рассказать, пошёл бы по делу свидетелем, самое большее условный срок схлопотал. Но не захотел сотрудничать, отмолчаться решил. Так кто виноват, что самого в оборот взяли? А торговля валютой — это торговля валютой. Не наркотики, не оружие, не похищение людей. Да и не прикрывал я их, от сроков не отмазывал, просто на одного беспредельщика наводку дал. Можно сказать, обществу услугу оказал.

Я не выдержал и заржал.

— Ты моё запястье видел, так прикинь — как на нём браслет наручников оказаться мог? Не похищение, говоришь? Или, полагаешь, те грузинские отморозки на встречу пустыми отправились? Кто тогда мне по голове прикладом врезал?

— Плевать и на них, — отрезал капитан Козлов, — и на твоих дружков-бандитов. Но за Светлову ты ответишь.

Я досадливо поморщился и спросил:

— Ты ведь и сам в это не веришь, так? Концы с концами не сходятся, всё шито белыми нитками. Поэтому и на откровенность вызываешь, хочешь знать наверняка. Иначе давно бы своих носатых подельников натравил!

Козлов скрестил на груди руки и выжидающе посмотрел.

— Антон Буньков, — не стал я отмалчиваться на этот раз, — и его работодатель, тот спекулянт с рынка, который валютой торговал. Не думал, как они со всем этим связаны?

— И как же?

— Антон дружил со Светловой, это тебе любой подтвердит. А у барыги была крыша. Вот так, полагаю, всё и срослось. Антон сболтнул о богатеньком папеньке подружки боссу, тот предложил бандитам подзаработать.

— А ты?

Я оскалился, окончательно позабыв об осторожности.

— А на меня ты напустил тех горцев отмороженных! Я всего-то им и сказал, что у Геры Бунькова двоюродный брат со дня перестрелки дома не появляется, а его наниматель валютой на рынке торгует! Просто хотел, чтобы отвязались, а эти гении меня в оборот взяли и на Зелёный повезли. Я им должен был барыгу показать. Ну и показал на свою голову, что ещё оставалось? В итоге они за ним проследили до заброшенного посёлка, машину со мной в переулке бросили и ушли. Что там дальше случилось — знать не знаю. Как стрельба началась, я ручку, к которой прикован был, сорвал и ноги сделал.

— Кто тогда машину во двор коттеджа отогнал и сжёг?

— Тот, кто выжил. Кто ещё?

Опер с задумчивым видом достал сигарету, но прикуривать её не стал, убрал обратно в пачку.

— Ладно! Я проверю, а пока — живи. — Он наставил на меня указательный палец и предупредил: — Только заруби себе на носу — в следующий раз так легко не отделаешься. Либо за решётку отправишься, либо на кладбище. Я тебе это обеспечу, не сомневайся.

Он поднялся на крыльцо и скрылся внутри, я тоже у отделения задерживаться не стал. Пошёл жить дальше. Но привкус от разговора остался на редкость неприятный. Будто в долг сколько-то времени отмерили, а как расслаблюсь, так за жабры и возьмут.

Засада!