Деонтология жизни

О. Ф. Киселева, 2014

Монография посвящена наиболее важной проблеме – человеческим ценностям в медицине. Медицина – особая наука. Это, прежде всего, медицина личности. Исполняя свой долг, врач сохраняет здоровье и жизнь людей, спасает их от страданий. И от его доброго, участливого отношения, сострадания к больному зависит успех лечения. Профессия врача неразрывно связана с высокими нравственными началами, любовью к людям. Как воспитать в себе человека, способного помогать другим, утешать, вселять надежду? На этот вопрос ответили своей жизнью и примером героические личности, известные деятели России и мира, учёные и врачи. В нашей книге вы узнаете о последнем лейб-медике Е.С. Боткине, не оставившем семью Николая II до последнего часа; о А.Л. Толстой, которая, оказавшись в эмиграции, в одиночестве, помогала людям; о В.Т. Шаламове, 20 лет пробывшем в лагерях ГУЛАГа, не сломавшимся перед жестокой реальностью. Вас ждут встречи с Я. Корчаком, разделившим участь бездомных детей в лагере смерти в Треблинке; с человеком-легендой Н.А. Богоразом – единственным в мире безногим, но практикующим хирургом; выпускником «Огненного выпуска» П.П. Коваленко; врачом, наставником и педагогом В.Н. Чернышовым. Дерзайте, заражайтесь вдохновенным примером достойных людей. Подвигом, упорным трудом и самоотдачей формируется человек. Успехов вам на этом пути, дорогие читатели! Книга может служить учебным пособием по курсу истории медицины для студентов медицинских вузов, предназначена также медицинским работникам и педагогам, для которых воспитание и обучение является единым процессом познания жизни.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Деонтология жизни предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

← Предисловие

Глава II. Путь служения →

Глава I

Мы и наш мир

Учиться быть врачом — это значит учиться быть человеком. Медицина для истинного врача больше, чем профессия — она образ жизни.

А.Ф. Билибин

Человек — высшее существо, занимающее уникальное положение в природе. Все закономерности мира соединены в нем — физические, химические, биологические, социальные и духовные. В силу этого — он наиболее сложный объект познания. Его организм — понятие биологическое и вместе с тем заключает в себе духовную природу. Личность — понятие не только социальное, но подразумевает всю гамму психических процессов, его интеллектуальный потенциал. Как объект медицины человек являет собой сущность, где взаимодействуют присущие строго индивидуально каждому организму психические, духовные и социально-биологические уровни в их единстве. Что означает норма и патология? В чем их различие? Они носят комплексный характер, трактуются по-разному. И к ним применимы не только естественно-научные методы исследования, но и психологические, исторические, философские и религиозные в том числе.

Как найти такую концепцию, которая смогла бы охватить всю природу человека в целом? Психофизиологические проблемы всегда занимали учёные умы. Так, ещё со времён античности, человек трактовался как соединение двух начал — духовного и материального. Врач, по Гиппократу, — «слуга природы», а «природа — целительница болезней». В ХХ веке К.Е. Ротшу делает акцент на недостаточность в сугубо физиологическом объяснении болезни. Говоря об идее целостности организма, он, таким образом, затрагивает внутренние, психические и духовные процессы. З. Фрейд, В. Вейцзеккер, Ф. Дубар считали, что конфликт между духовными переживаниями, т. е. желаниями души и тела, может вызывать у человека разбалансированность всего организма, болезнь.

Когда мы испытываем душевный дискомфорт, да ещё и долгое время, то должны понять, не только почему, но и что делать в данной ситуации, как исцелить себя. Когда человек не может справиться с самим собой, с обычными требованиями повседневной жизни, утрачивает личную ответственность за состояние своего здоровья, то заболевает. Болезнь может быть следствием неправильного, беспорядочного образа жизни, сопряжена с тем, что человек уже не справляется с какой-то возникшей ситуацией. И вот здесь очень важна система ценностей, его идеалы, значимые доминанты, лежащие в основе личного смысла жизни и поведения, т. е. те нравственные и эстетические принципы, через которые понимается жизнь.

Человек воспринимает действительность через призму исторической эпохи, культуры, своей социальной и национальной принадлежности, своих психологических особенностей, а также воздействия общества, в котором он находится, тех идеологических установок, на которые общество настраивает человека. Но есть большое «Но». У каждого человека должна существовать и своя система ценностей, свой выбор. Наряду с материальными, жизненно важными для него потребностями существует или должно существовать духовное начало, свободная воля. Каждый из людей ориентируется на то, при каких определённых условиях он достигает благополучия. Что под этим подразумевается — решает сам человек.

Наше время — эпоха самоутверждения, «знание — сила» — это не только девиз сегодняшнего дня. Знания нужны для защиты своих интересов, своей пользы. Но поклонники лишь пользы и выгоды не имеют никакой нравственности, кроме выгоды, и никакой религии, кроме религии материального блага. Широкая дорога уже давно открыта «дикому Западу», который в России считается обществом потребления: «Что это мне даёт?», «Какую принесёт мне пользу?». Эти вопросы всегда были разрушительны для человека, они относятся к низшему уровню бытия. Происходит самоуничтожение личности как существа, призванного быть высшим началом жизни во вселенной.

Русский философ И.В. Киреевский ещё в ХIХ веке указывал на то, что европеизация русского народа принесла не благо, а огромную тяжёлую травму. В 1852 году в своей статье «О характере просвещения Европы по его отношению к просвещению России» он писал о духовном тупике Запада, духовной болезни западной культуры — «торжестве рационализма», его «раздвоении и рассудочности», необходимости бороться за сохранение черт русской самобытности, изучать и закреплять подлинно русскую культуру.

Эти же проблемы развивал известный вождь итальянского освободительного движения И. Мадзини: «Современное человечество умирает от отсутствия общей веры, связующей землю с небом, Вселенную с Богом… От отсутствия этой религии духа, от которой остались лишь пустые слова и безжизненные формы, от полного отсутствия сознания долга, способности жертвовать собою человек, подобно дикарю, пал, распростёртый в прах, и воздвиг на пустом алтаре идол «выгоде». Он усвоил отвратительное учение выгоды, гласящее: «Каждый только для своих, каждый только для себя»^[1]. И. Мадзини считал выгоду и пользу, поставленные во главу угла, проявлением духовного недуга. Мятежное стремление человека самоутверждаться за счёт приобретения материальных благ ведёт к войне каждого против всех и всех против каждого. Свобода нравов, свобода от хорошего вкуса, дисциплины, традиций и устоев отцов и дедов, принятых в обществе, ведёт к деградации и гибели народа.

По мнению российского мыслителя П.А. Флоренского, ценность человека не в том, что он достиг в материальном отношении, но, прежде всего, что он сможет дать другим. Человеческое предназначение в инициативном искании себя, творческом самоопределении. Человек, чтобы жить не напрасно, должен постоянно расти духовно, создавать, производить. В этом проявляется его плодотворная деятельность — культурная, душевная и духовная. П.А. Флоренский отмечал важность воздействия общества на человека — с достойными людьми он учится совершенствоваться и избегать вредных заблуждений.

Великий русский писатель Л.Н. Толстой, творчество которого признано во всём мире, также подчёркивал несомненную пользу от общения с людьми, являющимися примером для совершенствования себя в добрых началах.

Я ведь принадлежу ушедшей России

Митрополита Антония Сурожского (Андрей Борисович Блум, 1914–2003) «Би-би-си. Русская служба новостей» назвала «самым сильным христианским голосом мира». За обновление духовной жизни в Великобритании университет Абердина присвоил ему почётную степень доктора. Архиепископ Кентерберийский признал, «что народ Англии в огромном духовном долгу перед ним». Но сам о себе митрополит Антоний Сурожский говорил: Я ведь принадлежу ушедшей России.

Митрополит Антоний Сурожский писал, что ещё в детстве, во Франции, где он жил в эмиграции со своими родителями, ему пришлось очень туго. Он ходил в школу, находившуюся за окраиной Парижа, в трущобах. Его беспощадно били. Сначала научился терпеть побои, потом драться и защищаться. «Никогда в жизни, — вспоминал Антоний Сурожский, — не испытывал так много страха и так много боли, и физической и душевной, как тогда». Он научился тому, что «всякий человек, любого пола, любого возраста и размера, вам от рождения враг; во-вторых, что можно выжить, только если стать совершенно бесчувственным и каменным; в-третьих, что можно жить, только если уметь жить, как зверь в джунглях… Чувство, что надо стать совершенно мёртвым и окаменелым, чтобы выжить… Мне пришлось годами, потом изживать, действительно годами»^[2].

Будущий митрополит Антоний Сурожский избрал профессию врача. Он окончил биологический и медицинский факультеты Парижского университета. В 1939 году работал хирургом во французской армии. В годы немецкой оккупации был врачом в антифашистском подполье.

После Второй мировой войны он продолжил свою медицинскую деятельность, а затем был рукоположен в священство. До 1974 года он являлся митрополитом и Патриаршим Экзархом в Западной Европе, осуществлял своё служение в Великобритании.

Владыка и врач щедро делился своим духовным опытом жизни с каждым человеком, говорил проповеди «от сердца к сердцу». На многие языки мира переведены его книги, среди которых «Жизнь, болезнь, смерть», «Школа молитвы», «Проповеди и беседы», «Человек перед Богом», «Человек» и другие. Все они посвящены одной теме — внутренней жизни человека, «строительству своей души».

Его детство прошло в Персии, где отец занимал должность российского консула. В 1923 году, после Октябрьской революции в России, вся его семья эмигрировала во Францию. Там католическая церковь предложила стипендии для русских детей, но при этом предполагалось, что они, конечно, станут католиками. «И я помню, как я встал и сказал маме: уйдём, я не хочу, чтобы ты меня продавала», — писал в своей книге «О встрече» митрополит Антоний.

Он видел своих товарищей католиков и протестантов в жизни и был из-за этого также очень антицерковно настроен. Но как-то в детском лагере, когда ему было 13 лет, его очень озадачила одна вещь. Никто из ребят не мог объяснить то, что у священника, находящегося в лагере, хватало любви на всех. «У него просто была через край сердца изливающаяся любовь». Для юноши это была загадка — почему чужой человек любит его и других, тоже совершенно ему чужих людей.

В 14 лет с Андреем (после рукоположения в священника он получил новое имя Антоний) случилась совершенно неожиданная вещь — он испугался счастья, которое испытал, когда вся семья смогла вместе жить, и у них появилось своё жилье. «Вдруг мне представилось, что счастье страшнее того очень тяжёлого, что было раньше, потому что когда жизнь была сплошной борьбой, самозащитой или попыткой уцелеть, в жизни была цель: надо было уцелеть вот сейчас, надо было обеспечить возможность уцелеть немножко позже, надо было знать, где переночуешь, надо было знать, как достать что-нибудь, что можно съесть… А когда вдруг оказалось, что всей этой ежеминутной борьбы нет, получилось, что жизнь совершенно опустела»^[3].

Он был не согласен на бессмысленное счастье и дал зарок, что если не найдёт смысла жизни, то покончит жизнь самоубийством. И когда решение уже созрело, то удерживали его от этого поступка лишь фразы отца, сказанные ему о том, что страшнее всего потерять честь, «единственное, что имеет значение, ради чего ты живёшь и для чего ты готов умереть».

Однажды вместе с мальчиками, с которыми он играл в волейбол, его пригласили на духовную беседу со священником. Отец Сергий Булгаков рассказывал о Христе, Евангелии, где говорилось о кротости, смирении как о лучших человеческих качествах. Андрея это привело в ярость — неужели эти рабские качества, как считали многие люди, проповедует Евангелие? Андрей решил проверить, так ли это? Попросил у мамы Евангелие, обнаружил, что их целых четыре, и выбрал самое короткое — Евангелие от Марка. И тут произошла совершенно непостижимая встреча — «между началом первой и началом третьей глав» он вдруг почувствовал, что по ту сторону стола, тут, стоит Христос… чувствами он ничего не ощущал, смотрел перед собой и ничего не видел… но было «самое яркое сознание, что тут стоит Христос, несомненно. Значит, Христос воскрес и, значит, все, что о Нем говорят, — правда»… Значит, все Евангелие правда. Митрополит Антоний писал, что с ним случилось то же, что произошло и у ранних христиан, «которые обнаруживали Христа и приобретали веру не через рассказ о том, что было от начала, а через встречу с Христом живым, из чего следовало, что распятый Христос был тем, что говорится о Нем, и что весь предшествующий рассказ тоже имеет смысл»^[4].

Жизнь приобрела для него смысл. Мир преобразился. При чтении Евангелия его глубоко поразило «уважение и бережное отношение Бога к человеку; если люди готовы друг друга затоптать в грязь, то Бог этого никогда не делает», Бог так умеет любить, что готов разделить все без остатка, чтобы спасти человека. «Нашего Бога, христианского Бога, можно не только любить, но можно уважать; не только поклоняться Ему, потому что он — Бог, а поклоняться Ему по чувству глубокого уважения»^[5].

Так будущий митрополит Антоний приобрёл веру, вошёл в Церковь, стал молиться и решил стать врачом: «буду себя содержать, а может быть, и бедным помогать… будучи врачом, можно всю жизнь быть христианином, это легко в таком контексте: забота, милосердие».

Был у владыки и трудный период — учёба в университете — в Сорбонне на естественном, а потом на медицинском факультете. Когда надо было выбирать или книгу, или еду… дошёл до истощения — мог пройти шагов пятьдесят, а потом садился на асфальт, отсиживался и шёл до следующего угла. Но была цель, ради которой владыка трудился.

Приняв монашеский постриг, он ушёл на фронт. В «Автобиографических заметках» Антоний Сурожский писал: «Знаете, когда дело доходит до жизни и смерти… под знаком жизни и смерти появляется новая иерархия ценностей: ничтожные вещи приобретают какую-то значительность, потому что они человечны, а некоторые большие вещи делаются безразличными, потому что они не человечны. Скажем, я занимался хирургией, и, помню, мне ясно было, что сделать сложную операцию — вопрос технический, а заняться больным — вопрос человеческий, и что этот момент самый важный и самый значительный, потому что сделать хорошую техническую работу может всякий хороший техник, но вот человеческий момент зависит от человека, а не от техники. Были, например, умирающие; госпиталь был на 850 кроватей, так что было довольно много тяжело раненых, мы очень близко к фронту стояли; и я тогда, как правило, проводил последние ночи с умирающими, в каком бы отделении они ни были… В этот момент технически вы совершенно не нужны; ну, сидишь с человеком — молодой, двадцати с небольшим лет, он знает, что умирает, и не с кем поговорить. Причём не о жизни, не о смерти, ни о чем таком, а о его ферме, жатве, корове — о всяких таких вещах. И этот момент делается таким значительным, потому что такая разруха, что это важно. И вот сидишь, потом человек заснёт, а ты сидишь, и изредка он просто щупает: ты тут или не тут? Если ты тут, можно дальше спать, а можно и умереть спокойно… Помню одного солдата, немца, — попал в плен, был ранен в руку, и старший хирург говорит: убери его палец (он гноился)…немец сказал тогда: «Я часовщик». Понимаете, часовщик, который потеряет указательный палец, это уже конченый часовщик. Я тогда взял его в оборот, три недели работая над его пальцем, а мой начальник смеялся надо мной, говорил: «Что за дурь, ты в десять минут мог покончить со всем этим делом, а ты возишься три недели — для чего? Ведь война идёт — а ты возишься с пальцем!» А я отвечал: да, война идёт, и потому я вожусь с его пальцем, что это настолько значительно, война, самая война, что его палец играет колоссальную роль, потому что война кончится, и он вернётся в свой город — с пальцем или без пальца»^[6].

По мнению Антония Сурожского, главной и самой важной заботой человека является построение его души, остальное всё второстепенно. Когда он решил учиться в университете на медицинском факультете и сделать медицинскую карьеру, получить научную степень, его духовник сказал, что это чистое тщеславие. «Ты слишком преуспеваешь, слишком доволен собой, ты становишься звездой — брось всё». Так отец Афанасий предупреждал об опасности возгордиться и быть довольным собой.

В 1949 году, по слову французского православного священника, которого Антоний Сурожский встретил на православном англиканском съезде в Англии и которому верил, он бросил медицину. Тот сказал: «Вы нам здесь нужны… делайтесь священником и переходите в Англию».

Вся остальная часть жизнь митрополита Антония была исполнением евангельских истин: он не только за всех молитвы возносил, служил примером, словом вдохновлял, но любовью и заботой поддерживал свою паству. В нём всегда была подчёркнутая простота во всем, которая не могла скрыть настоящего благородства во всем облике владыки. По его мнению, «любовь сильнее смерти».

Митрополит Антоний Сурожский скончался в Лондоне в 2003 году. А в декабре 2000 года, за три года до его смерти, пресс-секретарь Донской метрополии города Ростова-на-Дону Игорь Петровский встретился с митрополитом — «одинаково великим как в своём слове, так и в своём молчании» и взял у него интервью. Позже ростовский пресс-секретарь писал: «На какие средства жил Антоний Сурожский, почти никто не знает. Но прихожане заботились о нем, оставляли пакетики с продуктами у его келии». Митрополит Антоний был доволен, что живёт скромно: «Я рад этому и я могу быть спокоен». «Каждый день нужно делать что-то для других, в остальном Христос позаботится о вас», — митрополит Антоний Сурожский не только верил в это, но и жил по этой вере. На прощание он сказал Игорю Петровскому: А знаете, я ведь в семь лет уехал из России и получил образование во Франции, но я не француз. Сейчас я давно живу в Англии, но я не англичанин. Я очень счастлив, что остался русским^[7].

Живя в Великобритании, он оставался истинно русским человеком не только по национальности, но и по своему духу. Быть русским всегда означало — помоги другому, имей чистую совесть, любовь — к Богу и людям, к вещам — беспристрастие.

Таким был митрополит Антоний Сурожский. Он говорил о том, что люди призваны «войти в мир кротостью, любовью… готовностью все отдать, чтобы другой обогатился надеждой, чтобы он поверил в любовь». Потому что любовь, как солнце, согревает и освещает нашу жизнь. Нет ничего сильней всепобеждающей любви.

Врач и митрополит Антоний учился всю жизнь любить — дарил людям своё тепло, всего себя. И на его любовь тысячи людей отвечали ему взаимной любовью. Митрополита Антония Сурожского называли апостолом любви.

Глава II. Путь служения →

← Предисловие