Организация саморазвивающихся инновационных сред
Предпринята попытка обосновать актуальность качественного переосмысления оснований технологических укладов, перехода от технократических оснований к социогуманитарным, в рамках которых ведущими моделями должны стать саморазвивающиеся инновационные среды. Проблемы организации саморазвивающихся инновационных сред в основном рассмотрены в контексте постнеклассической научной рациональности, субъектно-ориентированного и синергетического подходов. Сборник статей представляет интерес для специалистов из гуманитарных, естественнонаучных и технических областей знаний, ориентированных на проблемы инновационного развития, для студентов и аспирантов, а также для широкой аудитории управленцев-практиков. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Оглавление
- Предисловие редактора
- В.Е. Лепский. Саморазвивающиеся инновационные среды в контексте становления VII социогуманитарного технологического уклада
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Организация саморазвивающихся инновационных сред предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
В.Е. Лепский. Саморазвивающиеся инновационные среды в контексте становления VII социогуманитарного технологического уклада
Институт философии РАН, главный научный сотрудник, доктор психологических наук
Аннотация: В статье предпринята попытка обосновать актуальность качественного переосмысления оснований технологических укладов, перехода от технократических оснований к социогуманитарным. Как следствие — актуальность становления VII социогуманитарного технологического уклада, в рамках которого ведущими моделями должны стать саморазвивающиеся инновационные среды.
Ключевые слова: саморазвивающиеся инновационные среды, субъектно-ориентированный подход, VII социогуманитарный технологический уклад.
Основания для перехода к доминированию социогуманитарных технологических укладов
В настоящее время многие ученые (в первую очередь экономисты), управленцы и политические деятели опираются в построении картин видения будущего на сложившиеся в экономике представления о технологических укладах. При этом полагая, что нарастающие темпы VI технологического уклада (нано-био-инфо-когно) позволят решить разнообразные экономические и социальные проблемы актуальные для начала XXI века. Такой подход базируется на доминанте каузального подхода (причинно-следственного) и может быть охарактеризован как технократический, осуществляемый под знаменами «экономической детерминации развития».
Однако в XXI веке эпоха детерминированного экономически развития исчерпала свой потенциал. Безнадежно устарели несправедливые механизмы обмена между экономически сильными и слабыми субъектами. Фактически в новых более изощренных формах на планете процветает колониальная политика. Кажется незыблемым представление об"обществе потребления"как безальтернативной и прогрессивной модели развития. Все отчетливее проявляются тенденции, дающие основание сделать вывод, что экономика утратила позицию доминирования в конструировании будущего. По мнению Р.С.Гринберга «Экономика и социология сошлись в одном: устройство и функционирование окружающего мира все менее понятно, в нем все больше нелогичности и, следовательно, неопределенности».[1]
Сегодня идёт большая дискуссия по поводу причин кризиса, по поводу путей выхода. Используется такое понятие, как"инновационная пауза"или"инвестиционная пауза". И всё больше людей связывают сложившееся состояние дел в мире с размышлениями и с выводами Н.Д.Кондратьева о длинных циклах. По-видимому, потребуется ещё много исследовать для того, чтобы понять чёткие закономерности, связанные с длинными волнами и с новыми технологическими укладами.[2]
Процесс социальной эволюции на нашей планете подошел к критической фазе макросдвига,[3] когда трансформация общества достигает критического порога. Общество вступает в период социального и культурного хаоса, когда одни люди придерживаются установившейся системы ценностей и неизменно пользуются испытанными и испробованными методами. Но все большее число людей пытаются найти альтернативы. Человечество подошло к своего роду метасистемному цивилизационному переходу.[4] (В.Ф. Турчин).
И если следовать нынешнему ходу событий, экстраполировать в будущее те тенденции, которые мы наблюдаем сегодня, то надо полагать, что нас может ожидать только дальнейшая деградация. Причем во всех направлениях — в области экономики и культуры, в нравственном климате. Особенно в области образования. Для того, чтобы остановить сползание в небытие, граждане однажды будут вынуждены представить себе ожидающую нас бездну, заглянуть в нее и увидеть реальность… Надо искать новые дороги. Нужно на новом основании построить новое здание с новыми нравственными устремлениями. Но такое основание надо еще разыскать. В том числе, и в нашем прошлом, далеком и близком.[5]
Ярко проявившийся в последние годы мировой финансово-экономический кризис, для которого, по мнению ведущих аналитиков, больше подошло бы название системный кризис мирового сообщества, добавил весомые аргументы в пользу утверждения, что человечество не готово к адекватным ответам на стратегические вызовы. Будь то вызовы финансовые, экономические, экологические, социальные, техногенные, природные и т. п.
Фактически имеют место серьезные аргументы в пользу тезиса, что современный мировой финансово-экономический кризис следует рассматривать как кризис принятых форм жизнедеятельности на планете, кризис современного мирового порядка.
Почему мировое сообщество постоянно оказывается в ситуациях"неожиданно"возникающих угроз (ядерной, экологической, демографической, информационной, террористической, финансово-экономической)? Каждый раз осознание этих угроз приходит тогда, когда требуются невероятные усилия для их нейтрализации, а порой вообще отсутствуют гарантии успешности их решения.
Ответ прост: Мировое сообщество не свободно в определении своего пути развития! Атрофированы механизмы рефлексии, позволяющие осознанно организовывать развитие, оно само ограничило свою свободу, в силу того, что оказалось в плену стереотипов, преодолеть которые не удалось в прошедшем тысячелетии.
Мировое сообщество не осознает целей и возможностей своего развития, не берет в должной степени ответственности за свои же деяния перед жителями планеты и различными социокультурными образованиями, перед Природой и Мирозданием в целом."Бессубъектность" — главная болезнь мирового сообщества.[6]
В XXI веке эпоха естественноисторического развития детерминированного экономически, исчерпала себя, должно наступить время целенаправленного и искусственно конструируемого развития общества. Развитие человечества все в большей степени переходит от эволюционного к проектному, происходит и смена доминанты парадигм: от каузального подхода (причинно-следственного) к телеологическому (целевая детерминация). Мы становимся свидетелями и участниками сложнейших процессов сотрудничества и конфликтов субъектов реализующих разнообразные социальные мегапроекты. Чтобы разобраться в сложнейших хитросплетениях полисубъектных отношений в современном мире, нужна высокая культура системного проектного подхода, опирающаяся на адекватную систему ценностей. Остро встает проблема гармонии мегапроектов в рамках мирового сообщества, решение которой оказывается неразрывно связанным с проблемой формирования субъектности развития, с созданием адекватных субъектно-ориентированных моделей саморазвивающихся социальных систем.[7]
Происходящие в мировом обществе фундаментальные перемены несут в себе как угрозы для человечества, так и новые возможности для его развития. Процессы глобализации имеют естественный характер эволюционных преобразований в обществе, но также стимулируются искусственным вмешательством в эти процессы заинтересованных субъектов финансовой, экономической и политической деятельности. Сегодня плоды процессов глобализации в основном достаются тем, кто наиболее продвинулся на пути построения капиталистических форм хозяйствования. Однако нет оснований утверждать, что глобализация навсегда и органично связана с формой капиталистических отношений. Кто обнаружит в ней ростки новых форм социальности и соответствующие формы экономических отношений, тот и сможет стать лидером в продуктивном освоении плодов глобализации. Понимание социальных тенденций, связанных с процессами глобализации, является потенциалом развития.
Экономический детерминизм развития порождает также нарастание угроз для человечества при переходе к очередным технологическим укладам. Технологические инновации не проверяются на готовность человечества к их внедрению, на потенциальные последствия для человечества. Доминируют стереотипы научно-технического прогресса, когда все, что ни придумается — все идет без какого-либо контроля на конвейер общества потребления, в том числе и потребления в военной сфере. Проанализируем тенденции нарастания технологических угроз в контексте развития технологических укладов от четвертого к шестому.
В четвертом технологическом укладе без должного контроля оказались разработки ядерного оружия. К ядерному оружию человечество было не готово. Об этом свидетельствует варварская бомбардировка японских городов, а также неоднократное балансирование на грани мировой ядерной войны. Человечеству повезло, что ученые Н.Н.Моисеев и В.В.Александров разработали модель «ядерной зимы», независимо от ее качества, она способствовала пробуждению рефлексии человечества по поводу того, что бессмысленна ядерная война, так как не будет победителей. Это был серьезный вклад отечественной науки в социогуманитарное обеспечение инновационного развития в сфере ядерного оружия. В XXI веке человечество вышло на новый виток неконтролируемого распространения ядерного оружия. И снова готово «наступить на те же грабли».
В пятом технологическом укладе был ярко продемонстрирован пример того, что наиболее значимые для человечества инновации могут рождаться не в недрах крупных компаний, а в маленьких автономных группах изобретателей. Вне какого-либо контроля со стороны мирового сообщества. Персональный компьютер был придуман и создан не гигантами компьютерной индустрии типа IBM, а двумя инженерами одиночками, с начальным капиталом несколько тысяч долларов. А весьма эффективное асоциальное его использование было продемонстрировано тоже одиночками — хакерами, о которых в эпоху гегемонии больших компьютеров не было и речи.
В шестом технологическом укладе вызовы становятся масштабнее и приобретают новые формы. Рассмотрим наиболее важные на наш взгляд вызовы.
В области разработок нанотехнологий и биотехнологий возрастают потенциальные возможности создания малыми группами исследователей невиданного по силе оружия и передачи его в руки асоциальных элементов, способных уничтожить или поработить человечество. Реагирование на этот вызов не может быть эффективным только за счет создания механизмов контроля, человечество должно измениться и само, найти адекватные формы организации жизнедеятельности.
Потенциальные возможности нано-био-медицинских технологий для продления жизни человека и развития его способностей, создают предпосылки для резкого возрастания процессов расслоения человечества с учетом финансовых возможностей отдельных лиц, способных в большей степени воспользоваться результатами новых разработок. При современном состоянии общества это неминуемо приведет к новым формам колониализма, к изощренным формам порабощения узкой группой лиц большинства населения планеты. К созданию правящей группы сверхчеловеков. В частности, этой группой сверхчеловеков мирового порабощения могут стать те (нетократия), кто быстрее других сможет воспользоваться сетевыми технологиями организации специалистов в сфере нано-био-медицины и использовать их в своих узко корпоративных целях. В этой связи весьма сомнительной и опасной представляется позиция трансгуманистов, ориентированных на создание сверхчеловеков, которые затем создадут «хорошее общество». Важно отметить, что и этот тип вызова инициирует необходимость разработки метатехнологий его нейтрализации.
Нано-био-медицинские технологии ближайшего будущего требуют по новому взглянуть на методологические аспекты организации отношений в системе «пациент — врач — общество». Эти отношения должны претерпевать принципиальные изменения. Если раньше врач фактически конструировал человека, давая ему лекарства, совершая операции и так далее. Сегодня это одна из онтологических схем взаимодействий.[8] Ведущей онтологией становится поддержка пациента, то есть врач уже не столько конструктор, сколько субъект, поддерживающий активного пациента, самостоятельно строящего свою жизнь, гармонизируя ее в соответствии с возможностями новых технологий. Встают сложнейшие проблемы разделения ответственности, этики и другие, выходящие далеко за рамки шестого технологического уклада.
Развитие нано-биотехнологий неминуемо приведет к созданию самоорганизующихся и саморазвивающихся сред активных нано-био элементов, которые могут быть использованы как в интересах здравоохранения, так и в интересах создания новых видов оружия. Встают проблемы контроля и корректировки функционирования такого рода сред. Готова ли современная наука к решению этих проблем, и не окажутся ли неконтролируемыми среды активных нано-био элементов? Очевидно, что сегодня наука не готова, но понимание актуальности проблемы дает надежды на возможности ее корректной постановки и поиска путей решения. В центре решения этих проблем оказываются сложнейшие проблемы отношений человека и человечества с Вселенной и с микромиром.
Следует также выделить угрозу общую для всех технологических укладов, отстраненность техники и особенно технологий от этического осмысления. Если в отношении науки эта точка зрения подвергнута ревизии в рамках постнеклассической науки, и она возвращается в лоно этической проблематики,[9] то в отношении технологий этого в должной степени еще не сделано.
Учитывая тенденции нарастания технологических угроз в XXI веке можно утверждать, что человечество не готово к разработке технологий шестого уклада и их широкому использованию. Если сегодня не поставить и не начать серьезно решать проблемы социогуманитарного обеспечения инновационного развития, то могут возникнуть необратимые асоциальные процессы.
Критерии адекватного реагирования на технологические вызовы, на наш взгляд, целесообразно рассматривать с позиции их влияния на сложившиеся в человечестве виды деятельности (коммуникации), либо с позиции порождения новых видов деятельности (коммуникаций). В контексте междисциплинарных (эргономических) исследований процессов организации различных видов человеческой деятельности, сложились традиции выделять четыре вида критериев: продуктивность, безопасность, удовлетворенность и развитие субъектов и самих видов деятельности.
По аналогии эти же критерии можно применить к оценке реагирования на технологические вызовы, что позволяет выделить четыре направления реагирования на них.
Во-первых, эффективное реагирование человечества на позитивные возможности развиваемых технологий. Готовность науки и человеческого потенциала, способность эффективной организации исследований, разработок, восприятия инновационных предложений и др.
Во-вторых, контролирующее реагирование человечества на потенциальные угрозы от внедрения развиваемых технологий.
В-третьих, справедливое реагирование человечества на позитивные возможности развиваемых технологий. Готовность использовать эти позитивные возможности в интересах всего человечества (проблема качества жизни и др.), а не исключительно в интересах узкой группы лиц, обладающих например большими капиталами или силовыми ресурсами.
В-четвертых, развивающее реагирование человечества на технологические вызовы. Способность человечества создать проект своего развития, видения будущего, и с этих позиций оценить технологические вызовы. Выявить степень их влияния на реализацию проекта развития, готовность человечества к использованию новых технологий, целесообразность и объемы используемых ресурсов на достижение позитивных результатов и нейтрализацию негативных и др.
Готово ли человечество соответствовать этим критериям для адекватных ответов на технологические вызовы XXI века? Ответ однозначен — человечество не готово!
Рассмотрим поиск потенциальных направлений организации адекватного реагирования на технологические вызовы на примере России. Начало XXI века ознаменовалось позитивными для России действиями власти — государство пытается стать инициатором и организатором проектной деятельности по развитию страны. Этим шагом был явно засвидетельствован кризис неолиберального подхода и высокая неопределенность для власти в выборе стратегических ориентиров развития России. Однако недооценка значения механизмов «проектной идентификации» граждан, а также отсутствие у власти четких представлений об адекватных для России мировоззренческих проектах привело к бессистемному набору принятых национальных проектов. Системно нескоординированный набор национальных проектов сам может стать источником различного рода угроз национальной безопасности, в частности создать благоприятные условия для дальнейшего развития коррупционных процессов.
Встает вопрос, на основе какого проекта (или, быть может, мегапроекта) возможна «проектная идентификация» и соответственно консолидация российского общества. И возможен ли такой проект?
В последнее десятилетие были предложены два стратегических проекта российского развития. В.В.Путин предложил «инновационный проект», а Д.А.Медведев «модернизационный проект». Однако, к сожалению, приходится констатировать, что оба проекта не имеют оснований претендовать на роль инициатора «проектной идентификации».
Во-первых, оба проекта (как они реализуются) носят ярко выраженный технократический характер и не содержат мировоззренческих компонент, что не дает весомых оснований для консолидации российского общества.
Во-вторых, даже в технократическом контексте они весьма сомнительны. Оба проекта ориентированы на «перескок» России из четвертого технологического уклада в шестой уклад, минуя пятый.
Более того, в силу проведенной в стране деиндустриализации, позиции и в четвертом технологическом укладе приближаются к уровню слаборазвитых стран (развал авиационной и автомобильной индустрии и др.).
Догнать развитые страны на технократическом пути развития безнадежно, более того к настоящему времени разрыв только увеличивается. Успех в этой гонке, по-видимому, следует искать на других путях. Надо не догонять, а опередить и стать лидером технологий следующего поколения, лидером следующего технологического уклада.[10]
Рассмотренный выше кризис экономической детерминации развития и тенденции нарастания технологических угроз в XXI веке, а также отсутствие адекватных механизмов реагирования на них дают серьезные основания задуматься о границах применимости моделей базирующихся на циклах Н.Д.Кондратьева, а также о том какой технологический уклад станет базовым в начале XXI века.
На наш взгляд, базовыми технологиями седьмого уклада будут социогуманитарные технологии и в первую очередь технологии формирования новых форм жизнедеятельности на планете, технологии конструирования социальной реальности. Следует учесть, что важнейший аспект социогуманитарных технологий седьмого уклада будет связан с необходимостью обезопасить человечество от потенциальных угроз асоциального бесконтрольного использования технологий шестого уклада. Такого рода угрозы сегодня явно недооцениваются.
Важно отметить принципиальные различия в назначении социогуманитарных технологий седьмого уклада и когнитивных технологий шестого уклада. Когнитивные технологии ориентированы на обеспечение «внутренних задач» шестого уклада, в первую очередь обеспечение познавательной деятельности. При этом можно утверждать, что эти задачи вполне перекрываются задачами эргономики, при соответствующем ее развитии с учетом специфики новых видов деятельности. Социогуманитарные технологии седьмого уклада ориентированы на решение «внешних задач» по отношению ко всем технологическим укладам, в том числе и шестому укладу. Эти задачи принципиально новые как по масштабам, так и по требуемому методологическому и методическому обеспечению. Философия должна стать базовой областью знания для формирования социогуманитарных технологий седьмого уклада.
На наш взгляд, именно в России существуют потенциальные возможности разработки и использования социогуманитарных технологий инновационного развития в связи с тем, что общество устало от революционных переворотов, но одновременно присутствует общая неудовлетворенность существующими социальными институтами и проектами. Страна живет в период реформирования, но, невзирая на повсеместную усталость от этого реформирования и критику уже реализованных реформ, общество с одобрением относится к предложениям и проектам социальных реоганизаций и трансформаций. Общество готово к внедрению новых социогуманитарных технологий, способных улучшить ситуацию в стране, и крепнет понимание того, что существующие тупики экономического развития возникли именно из-за пренебрежения или неумения формировать субъектов развития, из-за игнорирования проблем учета человеческого фактора.
С учетом сложившейся в стране ситуации нами ведется разработка по различным направлениям совершенствования социогуманитарных технологий в интересах становления VII социогуманитарного технологического уклада. При этом важно отметить, что ведущим системообразующим направлением является проблематика организации саморазвивающихся инновационных сред. Весомым вкладом в эту проблематику является разработка методологических основ организации рефлексивно-активных сред инновационного развития.[11]
Саморазвивающиеся инновационные среды в контексте социогуманитарных трендов
Тенденцию повышения актуальности проблематики организации саморазвивающихся инновационных сред рассмотрим в контексте трех важнейших социогуманитарных трендов: эволюция типов научной рациональности, эволюция представлений об управлении и эволюция представлений о совершенствовании механизмов демократии.
В последние десятилетия в науке происходят принципиальные изменения, связанные, согласно В.С.Степину, со становлением постнеклассического этапа ее развития. Не принимая во внимание этих изменений, мы рискуем упустить из виду принципиальные изменения в науках об управлении и развитии. Смена общенаучных картин мира сопровождалась коренным изменением нормативных структур исследования, а также философских оснований науки. Эти периоды правомерно рассматривать как революции, которые могут приводить к изменению типа научной рациональности. Три крупные стадии развития науки можно охарактеризовать как три исторических типа научной рациональности, сменявших друг друга в истории техногенной цивилизации. Это — классическая (соответствующая классической науке), неклассическая и постнеклассическая рациональности[12].
Каждый новый тип научной рациональности характеризуется особыми, свойственными лишь ему основаниями науки, которые позволяют выделить в мире и исследовать соответствующие типы системных объектов (простые, сложные, саморазвивающиеся системы). При этом возникновение нового типа рациональности и образа науки не следует понимать упрощенно в том смысле, что каждый этап приводит к полному исчезновению представлений и методологических установок предшествующего периода. Напротив, между ними существует преемственность.
Каждый этап характеризуется особым состоянием научной деятельности. Если схематично представить эту деятельность как отношения «субъект-средства-объект» (включая в понимание субъекта ценностно-целевые структуры деятельности, знания и навыки применения методов и средств), то описанные этапы эволюции науки, выступающие в качестве разных типов научной рациональности, характеризуются различной глубиной рефлексии по отношению к самой научной деятельности.
Классическая научная рациональность, центрируя внимание на объекте, стремится при теоретическом объяснении и описании элиминировать все, что относится к субъекту, средствам и операциям его деятельности. Такая элиминация рассматривается как необходимое условие получения объективно-истинного знания о мире. На формирование классической научной рациональности существенное влияние оказывали философские взгляды, связанные с различными направлениями позитивизма, а в части формирования моделей человека бихевиоризма, базирующегося также на позитивистских представлениях.
Неклассический тип научной рациональности учитывает связи между знаниями об объекте и характером средств и операций деятельности. Экспликация этих связей рассматривается в качестве условий объективно-истинного описания и объяснения мира. Но связи между внутринаучными и социальными ценностями и целями по-прежнему не являются предметом научной рефлексии, хотя имплицитно они определяют характер знаний: что именно и каким способом мы выделяем и осмысливаем в мире. На результаты научных исследований накладывается осмысление соотнесенности объясняемых характеристик объекта с особенностью средств и операций научной деятельности.[13] В контексте философии эти исследования способствовали также переходу от доминирования позитивизма к философскому конструктивизму, который становится одним из ведущих направлений в рамках неклассической рациональности. В соответствии с философской позицией конструктивизма то, с чем имеет дело человек в процессе познания и освоения мира, — не какая-то реальность, существующая сама по себе, которую он пытается постичь, а в каком-то смысле продукт его собственной деятельности (коллективной познавательной деятельности, или деятельности трансцендентального субъекта, по И. Канту).
Постнеклассический тип научной рациональности расширяет поле рефлексии над научной деятельностью. В нем учитывается соотнесенность получаемых знаний об объекте не только с особенностью средств и операций деятельности, но и с ценностноцелевыми структурами. При этом эксплицируется связь внутринаучных целей с вненаучными, социальными ценностями и целями, решается задача их соотнесении с осмыслением ценностноцелевых ориентаций субъекта научной деятельности.
В контексте постнеклассической научной рациональности происходит трансформация философского конструктивизма, который сохраняет свое значение и в данном виде рациональности. При этом существенно «смягчается» радикализм философского конструктивизма, усиливается акцент на коммуникативных процессах формирующих реальность субъектов, на влиянии этих процессов на ограничение их свободы.[14] Она мыслится уже не как овладение и контроль, а как установление равноправно-партнерских отношений с тем, что находится вне человека: с природными процессами, с другим человеком, с ценностями иной культуры, с социальными процессами, даже с не-рефлексируемыми и “непрозрачными” процессами собственной психики.
Свобода понимается не как выражение проективноконструктивного отношения к миру, не как создание такого предметного мира, который управляется и контролируется, а как такое отношение, когда я принимаю другого, а другой принимает меня. Важно подчеркнуть, что принятие не означает простого довольствования тем, что есть, а предполагает взаимодействие и взаимоизменение. При этом речь идет не о детерминации, а именно о свободном принятии, основанном на понимании в результате коммуникации. Такой подход предполагает нередуцируемое многообразие, плюрализм разных позиций, точек зрения, ценностных и культурных систем, вступающих друг с другом в отношения диалога и меняющихся в результате взаимодействия.
Подобной онтологии человека соответствует новое понимание отношения человека и природы, в основу которого положен не идеал антропоцентризма, а развиваемая рядом современных мыслителей, в частности известным ученым Н.Н. Моисеевым[15], идея ко-эволюции. Совместная эволюция природы и человечества может быть истолкована как отношение равноправных партнеров, если угодно, собеседников в незапрограммированном диалоге, погруженных в общую среду. В центре внимания исследователей оказывается средовой подход и саморазвивающиеся «человекоразмерные среды».
Эволюцию представлений об управлении можно достаточно полно отразить в контексте устоявшихся представлений научного анализа:
философский уровень (философия науки — базовые типы научной рациональности);
методологический уровень (базовые парадигмы и объекты управления, научные подходы);
теоретический уровень (базовые обеспечивающие управление области знания);
методический уровень (базовые виды и модели управления; механизмы и технологии управления).
Заданные базовые аспекты рассмотрения эволюции представлений об управлении представлены в Таблице 1.
Постнеклассическая научная рациональность предполагает введение в контекст научных исследований и проблематики управления «полисубъектной среды», на фоне которой они проводятся. Среды, которая включает в себя наряду с различными типами субъектов совокупность ценностей мирового культурного развития; среды, которая сама рассматривается как саморазвивающаяся система. Ключевыми для теории управления в рамках постнеклассической науки становится парадигма «субъект — полисубъектная среда» и парадигма «саморазвивающиеся среды».
В рамках этих парадигм базовыми становятся субъектноориентированный и средовой подходы, которые определяю новые требования к видам, механизмам и моделям управления.[16]
В контексте данной научной рациональности базовыми объектами становятся «человекоразмерные саморазвивающиеся системы», которые характеризуются прежде всего открытостью.
В контексте постнеклассической рациональности базовые научные подходы к управлению «человекоразмерными саморазвивающимися системами», должны быть ориентированы на гармонию каузального (причинно-следственного) и телеологического (целевая детерминация) видений будущего и развития:
парадигма саморазвивающихся систем;[17]
синергетический подход;[18]
субъектно-ориентированный подход;[19]
гуманистические варианты философского конструктивизма;[20]
средовой подход (рефлексивно-активные среды);[21]
трансдисциплинарный подход (методологическая трактовка).
Эти подходы находятся в стадии развития и поиска объединяющих парадигм способствующих их взаимной конвергенции. Высокая методологическая сложность соорганизации этих подходов дает основание утверждать, что в рамках традиционно сложившихся представлений о междисциплинарной коммуникации едва ли удастся достигнуть значимых результатов. Актуальными становятся проблемы, решение которых предполагает выход за пределы отдельных дисциплин и привлечение внешних специалистов вооруженных принципиально другими типами знаний и специальными социогуманитарными технологиями. Важнейшими функциями этих внешних специалистов становятся:
коммуникативная, обеспечение эффективной коммуникации субъектов;
репрезентативная, обеспечение рефлексии субъектов;
онтологическая, связь субъекта познания с реальностями бытия;
интегративная, интеграция пространства знания.
Реализация этих функций требует построения выходов субъектов знания из дисциплинарных в трансдисциплинарные пространства и оснащения их позиций соответствующим трансдисциплинарным инструментарием. Традиционно сложилось, что такую позицию берут на себя представители философии и методологии. Вместе с тем следует отметить, что особое значение в реализации такого рода функции приобретает культура, задающая общее пространство, в котором представлены все научные области знаний.[22]
Рассмотренные соображения дают основание утверждать, что в контексте постнеклассической рациональности базовым научным подходом должен выступить трансдисциплинарный подход в его методологической трактовке. Как следствие перед философами встает ряд новых проблем, не только методологических и теоретических, но и практико-ориентированных. Философия могла бы претендовать на роль ведущей области знания в организации и управлении саморазвивающимися человекоразмерными системами, в обеспечении подготовки и деятельности «трансдисциплинарных интеграторов». Конечно, не в целом философия, а ее специализированные направления. Реалии управленческой практики XXI века дают основания для формирования прикладной философии.
Рассмотрение эволюции представлений об управлении в контексте научной рациональности позволило сформировать целостное видение процессов формирования представлений об управлении и выявить тренды развития. В начале XXI века доминирующими становятся парадигмы «субъект — полисубъектная среда» и «человекоразмерные саморазвивающиеся системы». Если в контексте классической и неклассической научной рациональности базовыми областями знаний, обеспечивающими проблематику управления, были классическая кибернетика и кибернетика второго порядка, то в контексте постнеклассической науки центры развития проблематики управления перемещаются в философию, синергетику, политические и экономические науки, социогуманитарную эргономику и социальную кибернетику. В контексте научной рациональности четко просматривается и эволюция видов управления от классического управления к «мягким» видам управления через социальные среды. Принципиальные изменения происходят и в моделях управления, особенно яркие изменения в макромоделях социальных систем — от доминирования математических моделей к человекоразмерным моделям с широким использованием математических моделей.
Бурные изменения современного мира бросили вызов сложившимся в XX веке представлениям о механизмах демократии. Эти изменения в первую очередь связаны с процессами формирования постиндустриального общества, процессами глобализации, снижением роли государств и увеличением роли «скрытых» субъектов социального управления. Указанные изменения в XXI веке становятся фундаментальными, поэтому и способность систем к изменениям должна быть все более глубинной и масштабной. Очевидна постоянно возникающая необходимость «выхода» за рамки нормативного подхода, фактически нормой становится выход за пределы нормы. Отсюда актуальность проблемы динамичной самоорганизации социальных систем — формирования адекватных форм и типов виртуальной субъектности. Современная система демократии, модели которой сложились в значительной степени в Англии и США, явно не соответствует реалиям динамично усложняющегося мира. «Современное общество должно быть сложно устроенным обществом сложных людей».[23]
Анализируя сложившуюся ситуацию, становится все более очевидным, что иерархические модели систем управления, которым на значительные промежутки времени делегированы властные полномочия граждан, не способны справиться с постоянно нарастающей сложностью социальных и экономических процессов. Кроме того сложившиеся процедуры делегирования властных полномочий явно не удовлетворяют большинство населения.
В последние годы в России идет активный процесс поиска и практической реализации новых механизмов демократии, ориентированных на гибкое сочетание иерархических и сетевых форм управления:
совершенствование выборных механизмов на основе использования современных информационно коммуникативных технологий;
создание новых механизмов общественного контроля (общественная палата);
попытки использования креативного потенциала общества (Агентство стратегических инициатив);
организация оперативного сбора мнений граждан о законопроектах и повышение степени открытости Правительства (электронная демократия и электронное правительство);
организация интерфейса между государством и обществом (открытое правительство).
В теоретическом плане обсуждаются перспективные направления совершенствования механизмов демократии:
обеспечение проектной идентификации общества как основы легитимности власти;[24]
организации распределенного стратегического аудита;[25]
совершенствования систем национальной безопасности[26] и т. п.
Эти инициативы способствуют совершенствованию механизмов демократии, однако, успехи от них весьма скромные. В стране продолжает процветать коррупция, не заметен переход страны на инновационный курс развития, в проекте бюджета страны планируется сокращение расходов в социальной сфере, опережающими темпами растут тарифы на ЖКХ, энергоресурсы, транспорт и т. п.
Одна из принципиальных причин возникающих затруднений на путях совершенствования механизмов демократии связана, на наш взгляд, с недооценкой современных представлений об организации саморазвивающихся социальных сред, складывающихся в контексте развития представлений о научной рациональности (классической, неклассической, постнеклассической),[27] в значительной степени связанных с проблемами управления сложностью.[28]
В контексте управления сложностью в совершенствовании механизмов демократии просматривается две базовые тенденции. Во-первых, увеличение роли прямой демократии по отношению к представительской демократией. Во-вторых, увеличение роли общинной (общенародной) демократии, базирующейся на подчинении личности коллективу, меньшинства большинству, по отношению к либеральной демократией, основанной на приоритете личности, личных прав и свобод над интересами совокупного народа и государства. Вместе с тем должна соблюдаться гармония сложности общества и сложности человека. Современное общество должно быть сложно устроенным обществом сложных людей.
Состояния демократии в России может быть определено как «Демократия атомизированного общества». Такого рода демократия не адекватна вызовам XXI века и на протяжении более чем двух десятков лет не позволяет стране встать на путь развития.
Главная болезнь России бессубъектность развития, ее преодоление возможно только при условии консолидации государства и общества для перевода страны на курс развития. В стране отсутствует Институт Заказчиков развития, который в российских реалиях высочайшей коррупции можно создать только на основе административно-общественных структур, не для советов и консультаций, а для реального управления развитием.
Для преодоления бессубъектности развития нами 10 лет назад была выдвинута идея создания второго контура стратегического управления и развития страны, гармонично сочетающего иерархический и сетевой принципы. Контура государственно-общественного под непосредственным руководством Президента РФ, контура с полномочиями выше ведомственных структур исполнительной власти.[29]Эта идея была одобрена некоторыми политическими тяжеловесами, доложена в администрации президента РФ, Совете безопасности РФ и некоторых других ведомствах. Но заинтересованность в развитии в те годы явно отсутствовала. Идея не устарела и сегодня, более того, представляется, что это практически единственный путь перейти к развитию без революционных катаклизмов, исключительно реформированием механизмов управления и развития. Фактически речь может идти о цивилизованной, контролируемой обществом «диктатуре развития», органично включающей в себя новые механизмы демократии адекватные реалиям XXI века.
За прошедшие десять лет на основе субъектно-ориентированного подхода нами разработаны социогуманитарные технологии, которые могли бы лечь в основу организации второго контура стратегического управления и развития страны. Среди них:
разработка современных субъектно-ориентированных социогуманитарных технологий стратегического проектирования и стратегического аудита;
создание методологии и механизмов «сборки» субъектов развития;
проектирование моделей активных сред инновационного развития, ориентированных на множественные распределенные источники инноваций, «нелинейную модель инноваций»;
выстраивание методологии и технологий переориентации национальной безопасности с доминирующей «окопной» логики защиты от угроз на логику обеспечения способности субъектов к развитию в динамично изменяющемся окружающем мире;
разработка методологии и механизмов организации пространства знаний инновационного развития и навигации в нем;
институционализация разработки и внедрения социогуманитарных технологий стратегического проектирования.
В настоящее время все более отчетливо становятся заметны позитивные процессы консолидации усилий административных образований и общества на региональном и местном уровнях. Это дает основание для вывода о наличии тенденции повышения данного вида сложности и потенциала совершенствования механизмов демократии в России.
Стратегическим направлением совершенствования механизмов демократии в России могла бы стать предлагаемая нами идея о цивилизованной, контролируемой и поддерживаемой обществом «диктатуре развития», органично включающей в себя новые механизмы демократии адекватные реалиям XXI века, позволяющие динамично сочетать иерархические и сетевые механизмы управления и развития, успешно справляться с нарастающей сложностью социальных процессов. При этом важно отметить, что совершенствование механизмов демократии оказывается неразрывно связано со становлением проблематики организации саморазвивающихся сред.
Для апробации этих идей на практике и создания базовых моделей и технологий актуальна организация разнообразных пилотных проектов на разных уровнях государственного, регионального и местного управления.
Заключение
В статье приведены аргументы являющиеся, на наш взгляд, основанием для постановки проблемы перехода к доминированию социогуманитарных технологических укладов. Это в первую очередь: кризис экономической детерминации развития, бессубъектность развития, нарастающие угрозы от сложившихся технократических технологических укладов. При сложившихся представлениях о технологических укладах человечество не способно преодолеть вызовы XXI века.
Конец ознакомительного фрагмента.
Оглавление
- Предисловие редактора
- В.Е. Лепский. Саморазвивающиеся инновационные среды в контексте становления VII социогуманитарного технологического уклада
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Организация саморазвивающихся инновационных сред предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
2
Бондаренко В.М. Аналитический обзор XIX кондратьевских чтений «Модернизация российской экономики: уроки прошлого, риски и шансы». 2011 http://ikf2011.ru/library/download.php?120let/bondarenko-analytical.doc
4
Турчин В.Ф.Феномен науки. Кибернетический подход к эволюции. — Изд. 2-е. — М.: Словарное издательство ЭТС. — 2000. — 368 с.
5
Моисеев Н. Н. «Круглый стол» на тему «Быть или не быть… человечеству?», 29 февраля 2000 г., Москва.
6
Лепский В.Е. Становление стратегических субъектов: постановка проблемы // Рефлексивные процессы и управление. Том 2, № 1, 2002. С. 5–23. http://www.reflexion.ru/Library/Lepsky_2002_1.htm
7
Лепский В.Е. Проблемы становления субъектности человечества и модели развития // Развитие и экономика. 2011, сентябрь. С. 95–101.
8
Лепский В.Е. Онтологии субъектно-ориентированной парадигмы биомедицинского конструктивизма // Философские проблемы биологии и медицины: Выпуск 3: Традиции и новации: Сборник материалов 3-ей ежегодной научно-практической конференции. — М.: изд-во «Принтберри», 2009. С. 26–28.
11
Лепский В.Е. Рефлексивно-активные среды инновационного развития. — М.: «Когито-Центр», 2010. — 280 с. http://www.reflexion.ru/Library/Lepsky_2010a.pdf
16
Лепский В.Е. Рефлексивный анализ парадигм управления (интерпретация Нобелевских премий по экономике XXI века) // Четвертая международная конференция по проблемам управления (26–30 января 2009 года): Сборник трудов. — М.: Учреждение Российской академии наук Институт проблем управления им. В.А. Трапезникова РАН, 2009. С. 13021308. Лепский В.Е. Рефлексивно-активные среды инновационного развития. — М.: «Когито-Центр», 2010. — 280 с.
17
Степин В.С. Саморазвивающиеся системы и постнеклассическая рациональность // Вопросы философии 2003, № 8. С. 5–17.
18
Аршинов В.И. Синергетика как феномен постнеклассической науки. — М.: ИФ РАН, 1999. — 203 с. Капица С. П. Курдюмов С.П., Г. Г. Малинецкий Г.Г. Синергетика и прогнозы будущего. Изд. 2-ое. М.: Эдиториал УРСС, 2001, — 288 с. Буданов В. Г. Методология синергетики в постнеклассической науке и в образовании. Изд.-3-е доп. — М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. — 240 с.
19
Лепский В.Е. Концепция субъектно-ориентированной компьютеризации управленческой деятельности. М.: Институт психологии РАН, 1998. — 204с. Лепский В.Е. Рефлексивноактивные среды инновационного развития. — М.: «Когито-Центр», 2010. — 280 с.
21
Междисциплинарные проблемы средового подхода к инновационному развитию / Под ред. В.Е.Лепского — М.: «Когито-Центр», 2011. — 240 с. Лепский В.Е. Рефлексивно-активные среды инновационного развития — М.: Когито-Центр, 2010. С. 226–245. http://www.reflexion.ru/Library/Lepsky_2010a.pdf
22
Буров В.А., Лепский В.Е., Рабинович В.Л. Культурные медиаторы в постнеклассической науке // Рефлексивные процессы и управление. Сборник материалов VI Международного симпозиума 10–12 октября 2007 г., Москва / Под ред. В.Е.Лепского — М.: «Когито"Центр», 2007. С. 16–17. http://www.reflexion.ru/Library/RPC-2007-Tezis.pdf
23
Сергеев В.М. Демократия как переговорный процесс. М.: Издательский центр научных и учебных программ, 1999. 147 с.
24
Castells M. The power of identity / by Manuel Castells. 2nd ed. / Information age, economy, society and culture, v. 2. Blackwell Publishing. 2004. P. 8–12.
25
Лепский В.Е. Методологические основы организации субъектно-ориентированного стратегического аудита // Государственный аудит. Право. Экономика. 2012. № 1. С. 85–96.
26
Ипполитов К.Х., Лепский В.Е. Подходы к формированию концепции и доктрин национальной безопасности России // Мир и безопасность. 2002. № 6. С. 24–27. http://www.reflexion.ru/Library/Ippolitov_2002_a.htm
27
Лепский В.Е. Парадигмы управления в контексте научной рациональности // Рефлексивные процессы и управление. 2008. № 2. С. 30–43. http://www.reflexion.ru/Library/J2008_2.pdf
Лепский В.Е. Рефлексивно-активные среды инновационного развития. М.: «Когито-Центр». 2010. 255 с. http://www.reflexion.ru/Library/Lepsky_2010a.pdf
