Приют жизни

Оля Сойка, 2023

Пока на территории Украинской ССР в 1942 году царствовали смерть и разрушение, в маленьком приюте при монастыре сохранялись жизнь и любовь. Но ради защиты этого маленького островка радости монахам приходилось хранить много тайн, способных погубить всех в этом доме.

1942

Когда на полях сражений лежали груды солдат и полыхающим огнем, горела Европа, в воздухе летали первые тела евреев из крематориев Аушвица, и кто-то в это же время рисковал всем ради ребенка на пути в монастырский приют студитов в селе Унев.

Стук в дверь детского дома прозвучал, как волнующая мелодия сердца. Иеромонах Даниил Тымчина открыл дверь в дождливую улицу.

— Христос посреди нас. Брат Даниил, я с Адамом Ротфельдом.

— И есть, и будет. Брат Константин, Адам, проходите скорей.

Скрипучая дверь захлопнулась. Монах Константин вместе с мальчиком, которого он прятал в своем плаще от дождя, последовали за священником. Даниил предложил им выпить чаю, на что они согласились. Повернув направо они оказались в большом красочном помещении, где стояло около пятидесяти стульев и пять столов. Отдельно стоял стол немного меньше, за которым сидели братья монахи, руководящие приютом. После того как Даниил Тымчина налил чаю, поставил на стол печенье и произнес молитву над пищей, Константин перешел к своему делу, из-за которого он и оказался за этим столом:

— Брат, архимандрит Климентий Шептицкий велел мне привести к вам в приют Адама.

— Да, он предупредил меня, что один монах должен привести ко мне большую драгоценность — мальчика еврея.

Даниил Тымчина указал мальчику рукой на стул, а ребенок, как маленький запуганный черный щенок сел за стол. Иеромонах подал ему печенье и кружку с чаем и спросил:

— Сколько тебе лет Адам?

— Мне четыре года.

— Вы знаете его отца Леона Ротфельда, он вел дела нашего монастыря? — спросил Константин.

— Ах да, он был также и прекрасным адвокатом.

— Как у вас тихо в приюте, как будто пятьдесят сорванцов испарилось.

Слова монаха Константина очень рассмешили доброго отца полсотни мальчиков:

— О нет, они исчезли из коридора, сейчас сидят за партами, а головы мучаются от знаний. Сейчас школа, возможно, — самое лучшее лекарство от войны. Они могут играть, бегать, прыгать, но только в мирное время. Во время войны же они не могут ничего не делать, кроме как думать о смерти людей на фронте, своих родных от рук нацистов и о том, что они погибнут из-за бомбардировки…

Конец ознакомительного фрагмента.