Мой Пушкин. Сборник стихов

Ольга Фомина (2010)

Написанная через два века с момента гибели поэта книга стихов Ольги Фоминой насквозь проникнута болью от невосполнимой потери гениального поэта как от потери родного человека. Главную идею книги можно выразить одной строкой автора из стихотворения «А.С. Пушкину»: «Рука твоя моею водит…» Книга иллюстрирована рисунками автора.

— Что ж, едем, Тимофеич?

— Едем, батюшка!

— А куда едем, знаешь, старче?

— Да по России, куда ж ещё! —

отвечал Никита.

С.С. Гейченко. «У Лукоморья»

Ну что, читатель, не устал?

А коль устал, присядь-ка,

Да я ведь тоже недоспал,

Послушай-ка про дядьку.

Это какого? — Да того,

Козлова, про Никиту,

Ты что, не слышал про него?

Прикрой-ка дверь, открыта.

Так вот, это тот самый дядька, тот,

Что Пушкину, поэту,

Служил слугой за годом год,

Зимой, в мороз, и летом.

Простой парнишка крепостной,

При барском доме вырос,

Порой голодный и босой,

Ходил он петь на клирос.

Был балагур и весельчак,

Слыл малым-самоучкой,

На балалайке он бренчал,

Порой гитару мучил.

Пилил, строгал, таскал мешки —

Толковый был работник,

Про соловья слагал стишки,

Того, кто был разбойник.

Когда же Пушкину трёх лет

И не было от роду,

Уже Никиту знал поэт,

И с ним — в огонь и в воду.

Тот по Москве любил гулять,

И с чуть подросшим Сашкой

На колокольню залезать,

Где бьёт Великий страшно.

Он при поэте был везде —

В Москве и при лицее,

И в скачки бешеной езде —

Унынья панацее.

«Куды же Сашку-то несёт?

Спаси его, владыко!

Ведь не иначе пропадёт

Без дядьки-то, Никиты!

Эх, мать-Россия, велики

Ухабы на дороге», —

И снова чистил сапоги

До блеска на пороге.

Был в Кишинёве с ним, в Крыму,

Тифлисе и Одессе, —

Там быт налаживал ему,

Ел-пил с поэтом вместе.

Делил успех, делил долги,

Ходил порою хмурый,

Когда скрывал его стихи

От подлости цензуры:

«Стихи ругают, барин? Пусть,

На то она охрана,

Народ уж знает наизусть

«Людмилу и Руслана»!

Пошёл намедни на базар,

Потом, зайдя в харчевню,

Слыхал сквозь ругань да угар:

Читают уж «Деревню»!

Поэт любил его: открыто

Он вызвал Корфа на дуэль

За то, что тот побил Никиту

И обозвал его: плебей!

Барон же, не приняв условий,

Писал, что, де, какой пустяк!

Поэт ответил: что сословье?

Ведь человек же, прежде, всяк!

За то, что Пушкин вызвал Корфа,

Себя Никита оправдал:

Самим ищейкам Бенкендорфа

Стихов поэта не продал!

Был ему нянькою, лечил,

Он был его возницей,

Стирал, будил, кормил, поил,

Просил остепениться.

Поэту был помощник он

В делах его журнальных,

Был ему верный почтальон

Стихов его опальных.

Был предан он, как верный пёс,

Он жил его стихами,

И на руках поэта нёс,

Когда поэт был ранен.

Он был за мать и за отца.

Когда стоял у гроба,

Себя винил лишь без конца:

Ну почему не оба?

И встал Никита на возок,

Главой прижавшись к гробу,

Молясь, будто на образок,

Всю длинную дорогу,

Не чуя ног, не чуя рук,

Трескучего мороза…

Умолкла лира сразу, вдруг,

Осталась жизни проза.

Потом не помнил он и сам,

Как душу там не отдал,

Когда, давая течь слезам,

Он гроб поэта обнял:

«Прости меня, не уберёг

Тебя, растяпа старый!

Не смог ведь, не предостерёг

От злой судьбы удара…

Ведь говорил тебе: не верь

Вертлявым иноземцам!

Ну как же жить-то нам теперь,

Как, без души и сердца?!»

Его могилу окружал

Вниманьем лишь Никита,

Ведь годы долгие лежал

Поэт, семьёй забытый.

Едва Никита лишь узнал,

Что та приедет вскоре,

Он первым был, кто показал

Могилу в Святогорье.

По смерти Пушкина просил,

Чтоб взяли хоть рассыльным,

Ведь он стихи его носил,

Когда поэт был ссыльным.

Он постарел, но, став седым,

Свои преклонны лета

Делил по-прежнему лишь с ним:

Возил стихи поэта.

Сам перевёз тираж

Собранья сочинений

И книги Пушкина, как страж,

Во псковское именье.

Так довелось ему служить

Семнадцать зим и лето.

Он попросил похоронить

Себя у ног поэта.

24–26.02.2010