Список

Ольга Филатова (2025)

Если бы главный герой вынул из почтового ящика письмо три месяца назад, ему бы не пришлось общаться со старым приятелем с помощью медиума дяди Степы, чтобы выяснить, о чем же он хотел с ним поговорить…

В купе было душно. Михаил Вячеславович за ночь дважды ходил к проводнице, чтобы попросить снизить температуру. Но не успевал заснуть, как снова покрывался липким потом. Еще этот невыносимый храп. Как же они терпят такую духоту на верхних полках? Надо было все-таки ехать на Сапсане. Если б он не был застигнут врасплох дурной вестью, возможно, так бы и поступил. Но Михаил Вячеславович настолько был ошеломлен, что просто не знал, что ему делать, поэтому и выбрал ночной поезд, чтобы к утру оказаться в Москве.

В темноте он нащупал ногами тапочки, вытер лоб и окладистую бородку полотенцем, пригладил седеющие вихры и вышел из купе, приоткрыв дверь для проветривания. Щурясь от света, побрел по коридору, деликатно постучал. Проводница спросонья выслушала очередные его претензии и мягко пояснила, что не может разорваться между прихотями пассажиров. «Одному холодно, а другому жарко — вы уж договоритесь как-нибудь между собой!» Но, не устояв перед интеллигентной настойчивостью довольно интересного, статного, хоть и немного грузного, мужчины, все же пошла ему навстречу. Он немного потоптался перед окном, глядя на мелькающие косые полосы снега, и, покачиваясь, побрел в эту душегубку. Под перегар и дружный храп попутчиков, он подумал, а вдруг у него разовьется клаустрофобия на шестом десятке, или она у него уже есть, просто он никогда не замечал? Михаил Вячеславович предпочитал самолеты, хоть они и были зависимы от погодных условий. Но, несмотря на суету в аэропорту и некоторые страхи, в них было достаточно комфортно, светло и просторно, если выбирать места подороже. А нежелательное соседство было не таким продолжительным и утомительным.

«Надо было брать смешанное купе», — подумал он, хоть и испытывал определенные неудобства в женском обществе, особенно когда оно было чрезмерно навязчивым. Прожив до сорока лет с мамой, до переезда в Санкт-Петербург, и более десяти лет один, он так и не встретил женщину, с которой захотел бы связать свое будущее. Занимаясь переводами с французского, Михаил Вячеславович отдавал предпочтение 19 веку, особенно эпистолярному жанру, и немудрено, что идеалы женской красоты и добродетели он находил именно там. Увы, современные женщины, при всем желании, не могли приблизиться к ним, несмотря на все свои достоинства. Может быть, он просто никогда не любил? Мама переживала, что оставит его одного на этом свете, и всячески убеждала, что пора уже перенестись из эпохи Николая 1 и его потомков и спуститься на землю, очнуться от грез и внимательно посмотреть по сторонам. Если уж ему так дорога французская речь, она согласна и на парижанку, лишь бы понянчить внуков.

Дышать стало легче, и не ему одному, судя по подтянутым простыням. Михаил Вячеславович повеселел, хотя радоваться было нечему. Этот Новый год он планировал встретить с мамой, как и все предыдущие, и у него даже был взят билет туда и обратно. Но, как известно, любой план может быть подкорректирован свыше. Ему пришлось менять билет с разницей в два дня и брать с собой ноутбук, чтобы закончить срочный перевод. Решив, что уснуть уже не удастся, он подумал, что можно поработать и сейчас, но услышал торопливые шаги и возмущенный голос. Кому-то опять стало холодно.

Тут он вспомнил об Аркаше, старом школьном приятеле, его письме, и все остальное показалось таким никчемным. Связь они периодически поддерживали, даже после переезда, но встречались крайне редко, да и то, когда еще он жил у мамы. Поэтому, изменив номер телефона, он просто забыл сообщить ему об этом. И был очень удивлен, когда обнаружил среди рекламы и счетов в почтовом ящике (а его он чистил раз в несколько месяцев) письмо от Аркаши, которое тот отправил ему еще в сентябре. Он писал, что хотел бы увидеться, и приглашал к себе на дачу, куда они с супругой переехали после его второго инфаркта. Будучи человек ранимым, Аркаша очень тяжело переживал увольнение. Причина была стара, как мир: его место начальника отдела уготовили протеже со стороны. А повод нашли быстро. Даже не думая, после такого удара в спину, искать что-то другое, он решил довольствоваться пенсией по инвалидности. Супруга Светлана, которая была их старше, уже вышла по выслуге, как педагог. Именно она и ответила на его звонок, сообщив, что Аркаши нет вот уж сорок дней, и он может приехать на поминки, если пожелает, и даже остаться на ночь.

Проезжая то место, куда ему предстояло вернуться с Ленинградского вокзала на электричке, Михаил Вячеславович подумал о том, что после столь печального мероприятия ему бы хотелось очутиться в своей постели. Он просмотрел расписание и решил, что вполне успеет почтить память школьного товарища и еще вечером уехать в Москву. Окончательно простившись со сном, он нехотя встал с полки и пошел умываться. Следовало подкрепиться с утра, чтобы настроиться не на самый легкий день. Светлана сказала, что на станции его встретит на машине Луиза, сестра Аркаши, которая, выйдя замуж сразу после школы, жила в соседней деревне. Он ее помнил тощей и маленькой девчонкой со светлыми косичками, которая вечно путалась у них под ногами. В более старшем возрасте он ее, скорей всего, не видел, потому что не мог вспомнить даже лица.

* * *

Встретил его Алик, как он представился, невысокий коренастый и сухой мужчина с смуглым лицом и черными глазами, по виду таджик. И не на машине, а пешком. Михаил Вячеславович поначалу расстроился, потому что идти три километра до кладбища с тяжелым саквояжем по морозу и снегу само по себе было не очень приятно. К тому же, это еще и потеря времени. С другой стороны, близкое общение с Луизой тоже могло принести некоторые неудобства, поэтому он решил воспользоваться разговорчивостью Алика и заочно познакомиться с остальными.

— Нас ждут там, кладбища, — улыбаясь и пряча под вязаную шапку отросшие космы, успокоил его Алик. — Луиза машина большой, крепкий для снега, а никак заводиться не хочет. Тоже ногами все идут. Не может ремонт делать.

— Сама собирается ремонтировать? — удивился Михаил Вячеславович.

— Сосед Валера тоже понимает, помогать хочет. Потом они вместе с дедушкой старый уезжают, а я остаюсь дом смотрю. Зачем тут жить — квартира Москва есть! Хозяин больница лежать надо был, а не тут. — вздохнул Алик и поделился сокровенным. — Тоже хочу Москва. Хозяйка говорит, что работу ищет меня — потом жить там можно и улицу совсем не ходить. Плохой погода: одежда, ботинки теплый надо. Или домой еду. Жена говорю — не получается, холодно. Пусть понимает. Жить хватает и там — не как у Луиза детей, мало.

— Сколько детей, говоришь? — даже остановился Михаил Вячеславович.

— Пять. — гордо ответил Алик и показал растопыренную ладонь.

— А говоришь, меньше, чем у Луизы…

— Меньше. Семь у Луизы. Четыре мальчик и три девочка. У меня два дочка.

Михаил Вячеславович немного постоял, чтобы перевести дух. Кто бы мог подумать: у Аркадия за двадцать пять лет брака ни одного ребенка, а у его сестренки целых семь! А он даже этого не знал, или вылетело из головы. В письме о ней было сказано только: «в квартире покойных родителей живет теперь Луиза с детьми». Похоже, Алик прочел его мысли:

— И внуки три. Луиза — бабушка.

Чувствовалось, что он доволен произведенным на гостя эффектом. Был он лет на десять всего моложе, но в этой одежде «с миру по нитке» и заискивающим поведением своим больше походил на шаловливого ребенка, постоянно заглядывал в лицо и улыбался. Можно было посчитать это частью игры в любезность и даже непосредственностью, но Михаил Вячеславович отнес эту особенность к плохому знанию языка. Чтобы понять собеседника и поддержать разговор, Алику приходилось не только внимательно слушать, но и читать по губам, следить за мимикой и жестами. Ему, как переводчику, это было известно. Поэтому он с легкостью нашел с ним общий язык, стараясь не перегружать его мозг, а объясняться знакомыми словами медленно, с расстановкой. Алику, видимо, понравился такой подход, и он проникся к нему симпатией.

— Хозяйка Калиград подруга ехать видеться, лекарства Европа привозить для хозяин. Он с дедушка остаются двое. Я в утро выхожу из баня туалет, слышу крик дедушка. В дом бегу, а там дедушка лежит своя комната, плачет, и хозяин там лежит за дверь — не открываю никак. Долго толкаю, сам лезу дырка. А он мертвый там. Я хозяйка звоню — она не хочет говорить, самолет сидит. Луиза звоню — сразу аэропорт едет, вместе с хозяйка приезжает. Я дедушка один на кровать ложу, глажу голова — не плааачь. А он нога сломанный. Жду хозяйка с Луиза. Но Валера раньше электричка приходит, вместе ждем. Потом похороны — много люди… Сам место здесь хозяин себе искать на кладбища, не хочет Москва. Вот так.

Переведя Аликову речь на родной язык и переварив услышанное, Михаил Вячеславович сделал вывод, что, в отсутствие Светланы, что-то произошло, и один другому поспешил на помощь. Кто кому — неизвестно. То ли дедушка оступился и сломал ногу, а Аркаша споткнулся об него, а потом случился инфаркт. Или же наоборот, сначала упал он, а дед спросонья кинулся спасать его. Вдвоем они загородили проход в комнату, куда все-таки удалось протиснуться Алику. «Скорее всего, первопричина так и останется загадкой. — подумал Михаил Вячеславович. — Да и нужно ли дознаваться?» Насколько он понял из письма, у дяди Светланы, которого они взяли к себе после смерти от пандемии его дочери, были проблемы с памятью. Но, несмотря на прогрессирующую деменцию, старик отказывался жить с внуком Борисом, ведущим не самый правильный образ жизни. Посмотрев на бодро шагающего проводника, подыскивающего еще темы для разговора, Михаил Вячеславович поинтересовался:

— Дом большой?

— Два этажа и один, два… — сняв варежку, начал загибать пальцы, — четыре маленький и один большой комнат с печка. Хватает родня. Я живу комната с баня — хорошо, тепло. Туда есть хожу. Хозяйка вкусно кормит, а Луиза лучше. Сама только трава ест и хлеб. Ве-ве-ве…

— Вегетарианка.

— Ага. Столько детей — нормально кушать надо! И им мяса хватает. Такой большой хозяйство раньше: сыр, масло, колбаса, магазины…

Он покачал головой, потом, увидев машину в белом тумане, посторонился. Михаил Вячеславович последовал его примеру. Шли они быстро, отчего он запыхался и даже вспотел. Алик же, забегая вперед, продолжал вводить его в курс всех прочих домашних дел. Рассказал, что накануне приехала родственница из Оренбурга — название города Михаил Вячеславович вычислил по обрывкам слова — которая учится в Москве. Чтобы почтить от лица всей их семьи память дяди, которого никто из них в глаза не видел. Если учесть дальность родственных уз и разницу в возрасте между женщинами, чувствовала она себя там, должно быть, неуютно. Что завтра все вместе — «у Луизы машина большой, всех сядут» — они собираются уезжать в Москву, а дом выставлять на продажу. Он настолько расположил Алика своей готовностью слушать его несвязный монолог, что тот даже порывался выхватить у него саквояж, но Михаил Вячеславович посчитал это неуместным. От частого дыхания борода у него покрылась инеем, а сам он сосредоточенно смотрел под ноги. Невесомые снежинки делали свое дело, устилая свежим слоем безлюдную дорогу. Приходилось ориентироваться по следам Алика, который как будто всю жизнь прожил в этих краях. Он был в дутых сапогах с рифленой подошвой с волнообразным рисунком.

— Хозяйка переживает, как Михаславыч идет от станций! Обещал ведь.

— Дойдем, — добродушно отозвался Михаил Вячеславович.

— Говорит, помогать надо с тяжелый сумка, — еще раз подступился он и протянул руку.

— Если только немного, чтоб руки согреть…

— Прям до кладбища несу, — выразил тот готовность и взял саквояж.

Михаил Вячеславович, избавившись от ноши, не заметил, как они оказались у ворот. На белом фоне, усыпанном памятниками и крестами, вдалеке виднелось несколько темных фигур. При более близком рассмотрении он увидел трех женщин, в одной из которых без труда узнал Светлану, и двух мужчин среднего возраста. Молодая особа, которая содрогалась от холода в короткой куртке и периодически протирала запотевшие очки, по всей видимости, и была та самая «дальний родный», а стройная дама повыше и постарше, в длинном черном пальто и платке — стало быть, Луиза, сестра Аркаши. Узнать в этой привлекательной женщине ту самую первоклашку было невозможно. Мужчины, которых он особо не рассматривал, стояли у могилы, где покоился прах его товарища, прямо у креста с его фотографией, и поминали его блинами. Михаил Вячеславович подошел к Светлане, обнял ее, в растерянности остановился перед Луизой, пожал ей руки. От него не ускользнул ее лукавый взгляд — нет, все-таки та самая девчонка, пусть и на тридцать пять лет старше, мать-героиня и даже бабушка.

Идти к даче, где тепло и уютно, было веселее. Алик уже, как мог, проинформировал дорогой Михаила Вячеславовича, что «Луиза мужик меняет на кукла, детей бросает, хозяйство продавает», и теперь они проходили мимо деревни, где возвышался над всеми соседями огромный дом с многочисленными постройками. Светлана кивком дала понять, что именно здесь почти всю жизнь прожила сестра Аркаши, поэтому они и взяли этот участок в СНТ.

— Церковь ремонтируют? — спросил Михаил Вячеславович, увидев в стороне строительные леса и купол над ними.

— Строят — никак не достроят. Собирают пожертвования, но откуда у людей столько денег! — вздохнула она.

Луиза ступала впереди, подгоняя мужчин. Судя по всему, она надеялась еще сегодня отремонтировать машину, чтобы завтра пораньше вернуться к детям. Яна, так звали девушку, шла, опустив голову и надвинув капюшон, периодически цепляясь за Светлану, чтобы не упасть. Было заметно, что она и сама не рада, что приехала сюда со столь печальной миссией. Вероятно, родительское слово где-то еще имеет вес.

Михаил Вячеславович поймал себя на мысли, что, несмотря на грустный повод для встречи, в его груди поселилась какая-то непривычная для него радость, которой он пока не мог найти объяснение. Поглядывая то и дело на Луизу, он думал о том, что даже траурный наряд ей к лицу. Кто бы мог подумать, что она вырастет в такую красавицу… Как там у Некрасова: «Их разве слепой не заметит»? Столько лет в глуши прожить, а ведь коренная москвичка! Глядя на соседа, вызвавшегося помочь с ремонтом, испытал нечто вроде ревности.

Алик, оказавшийся рядом, утолил его интерес:

— Бывает дача лето, осень. Сейчас вещи забирает. Вот чинит с Луиза, потом едет. Луиза обязательно машина надо: детей возит, этих еще — туристы. Деньги муж кукла тратит. Четыре большой дети сами работают, три маленький у ней. Сейчас маленькие у большой дома, она тут.

Михаил Вячеславович непроизвольно вздохнул. Алик удивленно посмотрел на него, потом выхватил саквояж, убежал вперед, обогнав всех, и остановился около участка, где за деревянным забором и голыми кустами виднелся добротный двухэтажный дом с пристроенным гаражом. Пришли.

* * *

Внутри дом был чем-то похож на деревенскую избу, может быть, из-за русской печки, которую сложили по желанию покойного. Тут же были разноцветные половики, которые сделала Светлана на ткацком станке, найденном на чердаке в старом доме Луизы. И еще какая-то печная утварь из прошлого века. Но все остальное было вполне современным, вывезенным из квартиры за ненадобностью. В целом, было уютно, а большой стол, на который хозяйка вместе с золовкой ставили тарелки с постными щами, кашей и горохом из печки, дополнял атмосферу. Светлана уже проведала своего дядю, который безвылазно находился в своей комнате на втором этаже, и накормила его.

— Вот так, сам захотел туда и по лестнице сам поднялся, а теперь как спускать, ума не приложу. Еще и везти такого.

— На руках отнесем, — пообещал Валерий, крепкий на вид мужчина лет сорока, и посмотрел на Михаила Вячеславовича. — Или Вы сегодня обратно?

— Вообще-то планировал. — отозвался он и встретился взглядом с Луизой. — Но если надо…

Больше всего на свете ему не хотелось выходить из натопленного дома и идти пешком на станцию. Яну, по всей видимости, тоже утомили прогулки по морозу в непрактичной одежде, и она рассчитывала на Луизу и ее машину. Едва отогревшись, девушка молча ела поданную еду и иногда обводила отстраненным взглядом собравшихся. То ли от холода, то ли от волнения, у нее постоянно что-то сыпалось и лилось с ложки и изо рта.

— Нас и так трое, справимся. — быстро отреагировал Борис, шустрый долговязый парень лет тридцати пяти, — Дед все заднее сиденье займет, а вещей сколько!

— Вещи подождут. Алик здесь останется, присмотрит. — отрезала Луиза. — Надо сначала машину отремонтировать, а уж потом делить места.

— Я не претендую, — вставил Валерий. — Своим ходом доберусь, у меня все в чемодан поместится. А за машину не переживай — сделаем.

При других обстоятельствах Михаил Вячеславович отнесся бы к нему более благосклонно и нашел бы его вполне приятным собеседником и человеком, но сейчас, разглядывая его ничем не выделяющееся лицо, склонялся к тому, что оно ему неприятно. И даже понимал почему.

— Луиз, ты для себя готовила? — недовольно повел носом Борис. — Замерзли ведь, дай что-нибудь покрепче.

Светлана смерила его грозным взглядом и цыкнула:

— Пост сейчас, поговори еще у меня! Это поминки, а не кабак — успеешь накушаться, потерпи два дня.

— Судя по шнуркам, еще и бесплатно — в рекламной акции участвуешь? — с улыбкой заметила Луиза и ласково посмотрела на Михаила Вячеславовича. — Сейчас рыба будет.

Он смутился и перевел взгляд на обувь у порога, где особо выделялись зимние черные кроссовки, с красным и белым шнурками. Затем посмотрел на Луизу, которая была особо хороша без платка, с заколотыми на затылке длинными светлыми волосами. Она подошла к углу, где висели небольшие иконы, помолилась, затем села напротив него. Они переглянулись с Светланой, посмотрели на пустующий гвоздь над лампадкой и, будто сговорившись, вздохнули.

Михаил Вячеславович спросил:

— Там икона была?

Светлана кивнула и пояснила:

— Нас же обокрали, пока мы в Москве были. Валера их спугнул. Но кое-что успели унести и скрыться. Он в темноте не увидел, что за машина.

— Да какой там, — махнул тот рукой и посмотрел на Михаила Вячеславовича. — Пока вышел, пока свет зажег, они уже и смылись. Не думали, что кто-то живет — домик пустовал раньше, уже залезали не раз. Мы с женой разошлись, надо было где-то перебиться с жильем, вот через знакомых нашел. Работа удаленная, можно и здесь, нужно только иногда отлучаться. Сейчас у друга живу, он с семьей за границей…

Сосед переключился на еду, а Михаил Вячеславович перевел взгляд на Луизу, которая опять суетилась возле стола, подкладывая нарезку.

— Вот это другое дело, — удовлетворенно крякнул Борис.

— А я люблю горошка. — Алик, протопав сегодня больше, чем все остальные, вовсю орудовал ложкой, иногда поглядывая на говоривших.

— И не жалко это барахло — в основном, железки. — сетовала Светлана. — Вот только икону — ее Луиза нам передала, когда ее бывший хозяйство продавал. Она с ней с первого дня здесь была, еще из старого дома.

— Я ее на чердаке нашла. В детской все время висела — все здоровые, слава Богу. — сказала Луиза и грустно добавила. — Надо было с собой в Москву забрать, но подумала, вдруг Аркаше поможет справиться с болезнью, полегче будет…

— И было, было, пока не обворовали. И за тебя переживал, за все переживал он — всегда молча. Говорил, что черная полоса… — всплакнула Светлана. — Так и вышло.

— Скажите еще, что у него инфаркт из-за этого случился, — возразил Борис. — Нашли из-за чего убиваться. — и получил от тетки подзатыльник. — Ну ты, теть Свет, вообще! Больно же! Я к тому, что у нас другое отношение к этому.

— Ты мусульманин? — удивленно спросил Алик, перестав жевать.

— Просто дурак неверующий. — спокойно ответила Луиза. — Может быть, кто-нибудь чаю хочет? А мы с Валерой пойдем на улицу, пока светло. — тот послушно закивал.

Пока Михаил Вячеславович думал, попивая чай с конфетой, как ему быть: идти на станцию или предложить свою помощь здесь, если не с ремонтом, то по хозяйству, все решилось само собой. То ли от резкого перепада температур, то ли от орешка в конфете у него разболелся зуб, и он, сам того не желая, от неожиданности сморщился. Луиза, сидевшая напротив, заметила и участливо спросила:

— Зуб, или щеку прикусили?

— Мудрости, — выдавил из себя он.

— Ах, мудрости… — не смогла сдержать она улыбки. — Вы бы другой стороной жевали. Я Вам сейчас таблетку принесу.

— Да я как-то этой привык. Спасибо, — он машинально обернулся ей вслед.

Светлана тоже улыбнулась и сказала:

— Кто бы мог подумать, что позарятся. Они больше по другой части: насос запасной забрали, бензопилу… И креститься, поди, не умеют.

— Может, старинная? — предположил Михаил Вячеславович, подперев щеку и посмотрев на гвоздь.

— Кто знает! Висела и висела себе столько лет у них, и до них еще пылилась. Валера, ты помнишь ее?

— Я ж у вас не был в то время: потом уже, после кражи. Если честно, я не разбираюсь, как-то не приучены. — отозвался тот.

— Вот и я про тоже, а ты, теть Свет, сразу драться. — надулся Борис.

— С тобой иначе никак. — строго посмотрела на него Светлана, затем вспомнила. — Ходил тут один «самоварщик», собирал по деревенским кладовкам все подряд. Людям не нужно, а они вот находят, куда сбыть. Сюда тоже забрел. Весной было дело. Я в огороде копалась, лук сажала, а он с Аркашей разговаривал, попить у него попросил, в дом зашел. Вот он интересовался. Наверное, разбирается, увидел, что старинная. Но Аркаша сказал, что не продается.

— Мало предложил, — тихо сказал Борис Валерию, заговорщически подмигнув ему. Тот усмехнулся краем рта и продолжил жевать.

Вернулась Луиза с таблетками, застав конец разговора.

— Конечно, не новая, вся темная от старости. Богородица с младенцем в металлическом окладе — лики едва различимы. Я ее хотела отнести почистить, но так и не собралась. А сама боялась повредить: пыль стирала, и все. — добавила она и протянула Михаилу Вячеславовичу почти пустой блистер. — Одну сейчас, а другую на ночь. Больше нет. Надеюсь, и не понадобится.

— До Москвы доеду… — промычал он, запивая таблетку.

— Даже не думайте, никуда мы Вас сегодня не отпустим. — сказала Светлана и переглянулась с золовкой. — Аркаша нам бы не простил. Я Вас сейчас провожу в его любимую комнату. Диван там удобный, как раз и отдохнете после дороги.

Михаил Вячеславович, ободренный таким участием, неторопливо встал и оглянулся.

— Это наверх, рядом с дядей Степой. Сейчас покажу, что у нас где…

— А я куда тогда? — возмутился Борис.

— Поспишь с дедом одну ночь, матрас надуешь. Переросток — нянчись теперь с ним всю оставшуюся жизнь… — сопровождая гостя, сетовала Светлана. — Все удобства у нас тут, на первом этаже. А я пока постель принесу.

Когда Михаил Вячеславович зашел в комнату, Светлана натягивала наволочку на подушку.

— Готово. Вы ложитесь, поспите, и все пройдет…

Он поблагодарил и огляделся. Кроме широкого дивана, в комнате был небольшой телевизор на тумбочке, столик, на котором лежал журнал со сканвордами, стул и высокий книжный шкаф с самой разнообразной литературой. Михаил Вячеславович поставил саквояж рядом с диваном, повесил на стул одежду, затем лег больной стороной на подушку, накрылся одеялом и уснул.

* * *

Проснулся он от голоса за стенкой, к которой примыкал диван. Судя по всему, это была Яна и разговаривала она по телефону.

— Да не знаю я, — приглушив голос, ответила она собеседнику. — Завтра видно будет.

Решив, что ей приходится кому-то давать отчет из-за задержки, Михаил Вячеславович подумал, что и ему пора сообщить маме, что он остается здесь на ночь. Он шумно зевнул и сел. Зуб и правда перестал болеть, и он почувствовал себя гораздо лучше после сна. Он нащупал в брюках телефон — спал почти три часа — оделся и подошел к окну, которое выходило в огород. Уже смеркалось, но Валерий все еще топтался у капота. Вытянув шею, Михаил Вячеславович поискал Луизу и увидел ее в сторонке, рисующую следами правой ноги ромашку — прямо как в детстве. Отодвинув тюль, рассмотрел на свежем снегу целую клумбу. Похоже, поломка была серьезная. Неужели она все это время, пока он спал, была на улице? Увидев его за занавеской, Луиза помахала ему и молча спросила, поднеся руку к щеке — как зуб? Он ответил, улыбаясь, положив руку на грудь — хорошо, спасибо. Валерий отвлекся от работы, смерив их недовольным взглядом, и опять опустил голову. Его можно было понять.

Когда Михаил Вячеславович, позвонив маме, спустился вниз, Луиза, румяная от мороза, отогревалась у печки, встав к ней лицом и приложив руки. Светлана тут же что-то опять готовила.

— Сказал, что завтра, как рассветет, доделает.

Светлана с недоверием покачала головой.

— Думаешь, и правда разбирается? Боюсь, без механика тут не обойтись. Куда вы обычно отдавали на ремонт?

— В автосервис по мелочам, а так чтоб не заводилась, не было такого — новая же. Если не получится, что-нибудь придумаем, вызовем на дом, задержимся на день. Лишь бы сугробы не намело — ветер поднялся.

Тут они заметили Михаила Вячеславовича, который отошел в сторонку, чтобы пропустить Яну, возвращавшуюся из туалета. Он замер на секунду, посмотрев ей вслед, и вновь повернулся к женщинам.

— Как спалось? — поинтересовалась хозяйка и жестом пригласила присоединиться. Он сел поблизости. — Хотела салат еще приготовить (Аркаше нравился, сам и делал его) но забыла, какие ингредиенты. Он рецепт записал из какой-то передачи о здоровье: кажется, на сборнике с сканвордами. Вы не видели его в комнате?

— Сейчас нет, а до этого был. — вспомнил он, как пытался пристроить ноутбук и черновики на небольшом столике. Тот был пуст.

— Борис, где ты там?! — крикнула она.

Из комнаты по другую сторону выглянул растрепанный племянник.

— Чего еще? Поспать не дадут.

— Принеси сканворды.

Недовольный Борис спустился вместе с сборником и тут же получил им по мягкому месту.

— Сколько раз тебе говорила, не шастай по чужим комнатам!

— Да я только взял, и все! Вчера начал разгадывать…я же не виноват, что ты меня оттуда выгнала. Че еще делать здесь?

— Разгадывать! — передразнила его Светлана. — Ответы переписывать! Нашел кому врать.

— Хоть словарный запас пополнит, — улыбнувшись, сказала Луиза и поймала внимательный взгляд Михаила Вячеславовича. Он почувствовал, как покраснел.

Борис ушел, столкнувшись наверху с Яной, что-то тихо сказал ей, она демонстративно отвернулась и спустилась вниз.

— Можно воды? — хриплым голосом спросила она.

— Не стесняйся, бери все, что хочешь, — приветливо сказала хозяйка.

Девушка со стаканом присела на диван и маленькими глотками начала пить. Светлана, тем временем, попросила ее:

— Анечка, посмотри, что здесь написано, не пойму…то есть Яночка.

— Топинамбур, — спустив очки, прочитала Яна. — Я привыкла: часто путают. Дядя Аркаша всегда так неразборчиво писал?

Вошел Валерий, положил у порога инструменты, окликнул Луизу. Она кивнула в ответ.

— У него хороший почерк был. Торопился, наверное, — машинально ответила Светлана и задумалась. — Где же я ему топинамбур найду?

Луиза удивленно посмотрела на нее. Та сразу прочитала ее взгляд.

— Все в порядке. Просто я задремала, пока ты на улице была, и Аркаша мне приснился, как живой, этот салат попросил. Вот я и решила приготовить его на ужин.

— Может, в подполе? — предположила Луиза. — Давай я проверю, а потом котлеты сделаю. Мужчины вряд ли им наедятся.

Михаил Вячеславович почувствовал себя неловко:

— Давайте я. Только подскажите, где искать, и как это выглядит.

Валерий смерил его взглядом и скрылся за дверью. Яна нашла картинки в интернете с ярко-желтыми цветами и плодами, похожими на узловатую картошку, и показала ему. Светлана включила свет в подполе и открыла его, убрав половик. Оттуда выскочила, шипя, черная кошка.

— Борис! Ты зачем Багиру в подпол засунул? — крикнула Светлана.

— Чтобы спать не мешала, — отозвался тот. — Пусть мышей ловит.

— Спасай свои красно-белые теперь! — весело добавила Луиза.

Светлана взяла на руки кошку, вытерла ее, погладила, почесала за ухом и уложила на стул вместе с полотенцем.

— Кто же нас, породистых, в подпол сажает… — как с ребенком, сюсюкала она. — только такие охламоны. А я ее потеряла: думала, спряталась ото всех.

— Я не могу похвастать голубой кровью, так что мне можно, — отшутился Михаил Вячеславович и посмотрел вниз. Высота была небольшая.

Луиза подала ему ведерко и смешливо посоветовала:

— Удачной охоты. Голову берегите.

В подполе царил полумрак, но за банками, рядом с горкой картофеля и моркови, Михаил Вячеславович увидел несколько плодов, похожих на те, что на картинках. Сложив их в ведерко, не поднимая головы, огляделся, чтобы запомнить, что здесь есть, если придется «охотиться» еще раз, и пошел к проему. Но поскользнулся и упал на спину, стукнувшись головой о фундамент. Он поднял глаза и увидел, что вписался в самый угол кладки, так что удар пришелся по обе стороны головы. Но это было еще полбеды: через брюки он ощутил что-то мягкое и влажное. Похоже, это была расплата за проделки Бориса. Кряхтя, он поднялся, остерегаясь вляпаться еще чем-нибудь, и собрал рассыпавшийся топинамбур. Мысленно проверил свой портфель и понял, что в спешке даже не взял смену одежды. В принципе, она ему была и не нужна — дома полный шкаф. Разве он мог представить такую катастрофу! В освещенном квадрате он увидел обеспокоенное лицо Луизы, поспешившей ему на помощь.

— Стукнулись?

— Хуже. Вляпались. Багира.

Он выставил ведерко на пол и высунул голову, которая была вся в земле.

— Спасайте…

Должно быть, вид у него был плачевный, потому что Луиза, приготовившая чистое полотенце, прыснула со смеху. Вытирая ему голову и плечи, она помогла вылезти наружу.

— Остальное в бане смоете. Вода там теплая, и сами не замерзнете. Сейчас дам Аркашины вещи, а это постираю. Завтра будет все, как новое.

Она суетилась возле него, а он не успевал следить за ее грациозными движениями, ласковыми прикосновениями, стройной девичьей фигурой и красивыми ногами. Он тоже улыбнулся ей вслед и сострил:

— Какая кара тогда ждет Бориса?

* * *

Баня была пятистенная, так что предбанник, где обитал Алик, был теплый и вполне жилой, имел вид комнаты со всем необходимым. Когда туда вошел Михаил Вячеславович, сопровождаемый Луизой, там находился не только Алик, но и сосед. Чувствовалось, что тот устал, но терпеливо слушал его абракадабру. Луиза попросила Алика передать запачканные вещи, чтобы тут же отправить их в стирку, и пригласила всех на ужин. Когда Михаил Вячеславович вышел чистый и довольный, что все как будто бы обошлось, несмотря на саднившую шишку, они все еще сидели. Увидев его в фиолетовом спортивном костюме Аркаши, замерли, будто бы это был он сам. Михаил Вячеславович уже и забыл, что они с ним чем-то похожи — так давно не виделись. Когда-то их даже путали, а на школьных фотографиях сложно было понять, кто из них кто — один рост, одинаковая прическа и школьная форма. С возрастом каждый обрел индивидуальность: Аркаша был плотнее, практически лысый, а Михаил Вячеславович, напротив, с неплохой шевелюрой и с бородой. Но покрытый, как бедуин, полотенцем, он как будто восстал из мертвых. Поблагодарив за «с легким паром!», он вышел на мороз и поспешил в дом. Снег уже не падал, как в сказке, а кружил и больно бил по лицу. Должно быть, своим неожиданным появлением он подкинул Алику очередную тему для разговора. Он невольно улыбнулся. В глазах стояла немая сцена в предбаннике и бегущая строка: «Михаславыч какой похожий на хозяин. Хорошо меня — не вижу его ночью, а то падаю со страха. Вай…хозяйка смотрит его сейчас, вспоминает хозяин, плакает. Другой обед надо — мне тоже горошка штаны пачкает…»

Зайдя в дом, он проскочил в комнату и лег поверх постели. Документы и бумажник, вынутый из брюк, убрал на дно саквояжа. Судя по реакции Светланы на каждое действие Бориса, ее беспокойство имело под собой почву. Незачем провоцировать конфликты в гостях. Будто решив подтвердить его правоту, Борис через стенку заныл:

— Ну зачем тебе деньги, дед? Когда ты свой миллион тратить собираешься? Давай оформим тебе карту.

— Я тебе оформлю сейчас все по полной программе! Будешь третировать деда, близко к нему не подпущу. — подловила его Светлана, зайдя с подносом. — Лучше покорми вот, и чтоб без фокусов! Карту ему подавай!

— Самой же удобней будет, — буркнул тот и послушно застучал ложкой.

— Удобней, когда в первый же день все снимут — не ты, так мошенники.

— Куда ему девятьсот тысяч!

— Какие девятьсот? Ты тоже, как он, в нулях запутался? Девяносто у него, и успокойся. Сколько он тебе сегодня из-под подушки выдал?

— Пятьсот рублей.

— А сказал сколько?

— Пять тысяч…

— Что и требовалось доказать. Не срами меня перед гостями — все слышно!

Акустика, в отличие от изоляции, была и в самом деле неплохая, и Михаил Вячеславович задумался, как ему выйти из положения. Сделать вид, что ничего не слышал, он не мог, да и пройти второй раз тоже. К счастью, внимание хозяйки отвлекли появившиеся Алик и Валерий, и пока она усаживала их за стол, он незаметно очутился на лестнице. Поискав глазами Луизу, он тоже принял приглашение к столу. За то время, что он мылся, она успела нажарить котлеты, которые горкой лежали на тарелке. Вышла она из комнаты на первом этаже, которую они занимали вместе с Светланой, в руке у нее был телефон. Было заметно, что, поговорив с детьми, она немного успокоилась. На ней было другое платье, чуть светлей, чем днем, и выглядела она свежо и великолепно. Переглянувшись с хозяйкой, они посмотрели на Михаила Вячеславовича, как на родного, покрасневшими глазами.

Яна, присоединившаяся в последний момент, казалась повеселевшей, но также дула губки, и будто не ела, а трогала ими еду. Пожалуй, Светлана права, и она просто еще не привыкла к «обновке». Михаил Вячеславович случайно услышал их разговор с Луизой, но был согласен, что ее внешность немного озадачивает, а чем, пока не понял. Да и надо ли? У него не так много времени, чтобы распылять внимание на кого-то еще. Как бы он ни старался отводить глаза в сторону, они опять останавливались на Луизе.

* * *

За столом опять заговорили об иконе, стоило Луизе помолиться перед едой. Михаил Вячеславович, радуясь такой близкой ей теме, вспомнил о письме, которое ему довелось переводить в музейном архиве. Речь шла о пропаже списка с Одигитрии Смоленской, сделанном в 16 веке, в одном из петербургских особняков, где вечерами развлекались спиритическими сеансами. Эта история вызвала неподдельный интерес у всех собравшихся, включая Алика. Он даже перестал есть, приготовившись слушать. Пришлось сделать вступление.

— В то время, в царствование Александра 2, точнее, в шестидесятых годах позапрошлого века, было очень модно устраивать подобные сеансы в кругу приближенных лиц. Увлекались этим не только в дворянских семьях, но и в Зимнем дворце. Правда, там всем заправлял некто Дэниел Хьюм, или Юм, как его называет Анна Тютчева, дочь нашего поэта и дипломата. Сама она служила фрейлиной при императрице Марии Александровне. Юм, к тому времени уже показавший свои сверхспособности медиума в Америке и в Европе, прибыл зимой на гастроли в Россию. Все участники этих сеансов были поражены его способностью к левитации, когда он безо всяких приспособлений поднимался над полом и летал по комнате. Он не раз подвергался дотошной проверке своих способностей со стороны влиятельных лиц и даже ученых, но никто так и не нашел подвоха, не уличил его в мошенничестве. Юм плату за свои представления не брал, за исключением пожертвований, и представлял свой дар, как миссию от Высших сил, чтобы доказать людям, что существует другой мир за гранью нашего разума. Особой популярностью пользовались вращающиеся столы, с помощью которых собравшиеся могли беседовать с духами, задавать им самые разные вопросы и получать ответы, в том числе и о пропавших вещах и тайниках. Столы так же, как и Юм, парили в воздухе и наклонялись из стороны в сторону, причем ничего с них не сползало и не падало.

— Это точно не от Бога, — высказала свое мнение Луиза и взяла за руку Светлану, которой стало не по себе. — Вы вроде про икону начали говорить.

— Не уснешь потом, — подал голос Борис.

— То-то и оно! — согласился Михаил Вячеславович с ней. — Вот и Тютчева, девушка очень умная, образованная и религиозная, была того же мнения, что и Луиза. А ей мы можем верить: она присутствовала на сеансе, хотя, после ее высказываний, духи якобы запретили ей там появляться. Но и она подтверждала незаурядные способности Юма, пусть даже и относила его дар, как и проделки духов, к силам совершенно другого рода, к дьявольским. Хотя Юм принял православие, и у него было две русские жены…

— Борис у нас тоже крещеный, — вздохнула Светлана, — а что толку. Разве что столы не вертит.

Племянник обиженно примолк, сосредоточившись на еде. Михаил Вячеславович посмотрел на него и продолжил:

— После участия в нескольких сеансах царская чета тоже потеряла интерес к медиуму. Все-таки раньше религия была частью воспитания, и люди искренне верили в Бога, и сильные мира сего не были исключением, а могли послужить даже примером. На все праздники члены императорской семьи обязательно дарили друг другу иконы, отстаивали все службы, а Николай 1 даже пел с церковным хором. На пасху император с императрицей на ногах часами терпеливо принимали христосования, отчего щеки и руки становились черными. А вот Федор Тютчев, как любой творческий человек, будучи чрезвычайно чувствительным, настолько поверил в силу столов, что даже пытался предсказывать некоторые события. Дочь скептически относилась к его увлечению, о чем с юмором и писала.

— Да уж, обхохочешься, когда вокруг все вращается и летает, — вставил Борис.

— А чашка с ложка тоже? — вытаращил глаза Алик, приподняв тарелку. — И котлетка?

Михаил Вячеславович кивнул и продолжил:

— Юм уехал из России, но шлейф мистицизма за собой оставил. Вернемся к письму, которое было написано дамой, скорее всего, своей подруге. Общество, хоть и было увлечено спиритизмом, все же отдавало себе отчет в том, что это не имеет никакого отношения к православию, да и к любой другой религии. Поэтому во время сеансов из комнат, где они проводились, выносились иконы, а потом их вешали на место. И вот в том доме, где было много гостей, а также прислуга, которая подтвердила, что никто в это время не входил, икона и пропала. Все перерыли, но так ее и не нашли. Да и потом никто не видел — бесследно исчезла. Список был сделан с иконы в Новодевичьем монастыре (сейчас она в Кремлевском музее) хоть и меньших размеров, но в таком же золотом окладе, украшенном драгоценными камнями. Это была фамильная ценность, и передавалась она из поколения в поколение. А та, в свою очередь — с Одигитрии Смоленской, написанной аж в 11 веке и подаренной византийским императором Константином Мономахом своей дочери Анне, которая вышла замуж за Всеволода Ярославича. А уж его сын, Владимир Мономах, перевез ее в Смоленск.

Конец ознакомительного фрагмента.