Отпуск

Ольга Толмачева, 2022

Тонко и проникновенно говорит О.Толмачева о любви в рассказе"Отпуск". Трогательная история вызывает глубокие переживания и, несмотря на трагичный финал, оставляет в душе светлое чувство. Умение увидеть позитивное даже в безвыходных ситуациях – отличительная черта автора, чье творчество часто сравнивают с акварелью художника, который легкими и сочными мазками рисует удивительно чистую картину повседневной жизни.

Андрей закурил и тут же погасил сигарету, воткнув заискрившийся фитилек в мокрый песок под ногами. Солнце, сверкающая гладь океана и легкий живительный бриз взывали к разуму: «Курение опасно для вашего здоровья».

Не просто опасно — кощунственно! — по отношению к усилиям Творца придумать в океане, на случайном пересечении умозрительных параллели и меридианы этот маленький земной рай, куда Андрей с женой с трудом добрались, проведя в воздухе неисчислимое число часов полета.

Они выбрали это место, изучая школьный глобус сына. Аля, зажмурившись, ткнула пальцем, и ее маленький ноготок угодил в точку.

Андрей выпрямился. Вскинул руки. С наслаждением потянул плечами, словно желая схватить, приблизить еще дремлющий берег, изрезанный валунами, о которые слабо бились зеленые волны, бледное солнце, едва показавшееся над горизонтом, неугомонных чаек, со свистом проносящихся над головой, и воздух в мелких брызгах — терпкий, соленый, дурманящий…

На рассвете он неслышно вышел из номера, боясь разбудить жену.

Аля забылась и затихла только под утро и теперь спала, свернувшись клубочком, по-детски трогательно положив под щеку сложенные вместе ладошки. Ее усталый вид, тени под глазами, бледная прозрачная кожа — все кричало: процесс идет.

Страшные клетки-убийцы, словно гроздь винограда, — он это увидел на снимке у доктора — ни на секунду не унимались. Продвигаясь в глубь, безжалостно крушили хрупкую оборону, карабкались, цеплялись, вгрызались в молодую здоровую плоть, методично уничтожали.

Закрывая дверь, Андрей оглянулся.

Стало совсем светло, несмотря на плотно задернутые шторы. День занимался щедрый.

Он вернулся впустить в спальню утренний воздух. Распахнул балконную дверь, и комната наполнилась густым ароматом и треском цикад.

Он увидел, как у Али легонечко дернулось веко. Почувствовал, как горячо дышит. «Наверное, температура», — машинально подумал. Резанули изможденные плечи — острые, беззащитные, покорные — под простыней, на белоснежной подушке.

Внезапно силы его оставили.

Снова мучительно встал вопрос, правильно ли сделал, что привез жену из далекой Москвы сюда, на край земли, больную, измученную, уставшую от бесконечных процедур, анализов, капельниц, длинных больничных коридоров — вопреки протестам родных, запретам врачей?

Он устало направился к морю.

Когда-то Андрей был легкоатлетом. Легко, без усилий преодолевал большие расстояния, запутанные марафоны по песку и бездорожью. Его тело — налитое, упругое, словно пружина, быстро заводилось, безупречно служило. Он лихо играл мышцами и ловил на себе восхищенные взгляды.

Они и познакомились с Алей на соревнованиях. Андрей увидел ее на трибуне в Лужниках, перед забегом — тонкую тростинку в красном спортивном костюме. Она радостно махала ему флажком. Вокруг было много ярких приветливых девушек, но эту веселую, лучезарную, с копной пшеничных волос, запомнил сразу и, кажется, тут же влюбился. Мощно рванул со старта, решив, что обязательно должен познакомиться.

Может, поэтому к финишу прибежал с огромным отрывом — боялся, исчезнет, уйдет?

Утро было спокойным.

Золотой сияющий диск солнца всплывал из океана, освещая выступающий мыс с чахлыми кустами. Несмотря на ранний час, песок прогрелся. И даже слегка обжигал ноги.

Андрей собрался привычно пробежаться вдоль берега, пока нежарко. Но не смог — тело не слушалось.

Он сел на белый песок и обхватил голову. Неподалеку тихо плеснулась рыбка. Прохладные волны, пузырясь, обдали по колено, зажурчали, запели. Он поднял голову к небу. Солнце нечеткое, размытое от соленых брызг, расплылось в утренней дымке.

Андрей глубоко вдохнул. По скрюченной, мускулистой спине прошла нервная дрожь. Он впервые расслабился. Дал выход боли. Знал, на пустом берегу никто не увидит.

Здесь он один, можно не прятаться от назойливых глаз любопытствующих, не контролировать чувства, слова, не изображать неуместную в его положении бодрость духа. Можно остаться собой.

Он сидел на песке — большой раненый человек — и рыдал от бренности жизни, безысходности и бог знает, отчего еще…

Вдруг почувствовал, как смертельно устал.

Год назад врач безжалостно вынес жене приговор: онкология. Тяжелая, быстрая, самая беспощадная форма.

Был зимний вечер. Врач стоял у стола, повернувшись к окну, и теребил руками пухлую больничную карту. Руки — огромные, суетливые, хаотично исследовали бумагу на прочность — они и сказали Андрею самое главное.

Опытный, закаленный доктор, каждый день встречающий горе и боль, не мог поднять глаз. Услышать такое не по силам и олимпийскому чемпиону.

Андрей так и запомнил: на столе руки-лапы смущенного доктора…

И еще — тихий снег во дворе…

Стали безразличны карьера, связи… Болезнь определила главное, подвела черту. Отбросила, как хлам, второстепенное. Не оставив следа, исчезли амбиции, страсти. Споры — о чем? Обиды — по какому поводу? Мир раскололся.

Началась смертельная схватка.

Длинный, утомительный забег по пересеченной местности.

Главный приз — жизнь…

Стали остро нужны деньги, необходимы, как воздух. В обмен на маленькую ампулу дорогого лекарства, убивающего зловредную клетку. Постоянно, ежедневно…

Андрей крутился, как мог, нагружался сверхурочно, зарабатывал всеми доступными способами. Даже вспомнил юношеское увлечение — саксофон, но денег все равно семье не хватало.

Уже много месяцев он жил, боясь сделать себе поблажку.

Только не расслабляться!

Занимал в долг, брал кредит, возвращал. Снова брал, чтобы купить жене препарат — новый, только прошедший клинические испытания, сулящий долгожданную передышку.

И только ночью, когда Алька неспокойно сопела под мышкой, отдыхая от дневных мучений, накатывало отчаянье.

Андрей перебирал ее тонкие пальчики, смотрел невидящим взором в пустой потолок комнаты и безмолвно взывал к помощи.

Если бы он мог — большой, сильный — передать ей свое здоровье, впустить на кончике шприца капельку своей жизни — о! Как бы разбежалось вражье племя! Его энергия — он уверен! — способна творить чудеса.

Серое утро не приносило облегчения. День был расписан по минутам: больничные кабинеты, процедуры, врачебные консультации. Как итог в конце дня, взгляд Али — потухший, потусторонний… Он видел, как она таяла…

— Малыш, прошу, не сдавайся… Я с тобой… Мы будем бороться…

«Навсегда расстаемся с тобой, дружок. Нарисуй на бумажке простой кружок. — Это буду я: ничего внутри. Посмотри на него — и потом сотри». Андрей с раздражением прочитал на обложке имя автора книги, которую читала Аля. — Бродский.

Закинул книжку на шкаф — с глаз долой, чтобы не попадалась.

Ничто так не подводит, как отсутствие веры.

Андрей очнулся, когда услышал рядом чьи-то торопливые шаги. Сколько вот так он уже сидит? Он увидел немолодую супружескую пару, бегущую, взявшись за руки, по береговой кромке навстречу солнцу.

Конец ознакомительного фрагмента.