Семнадцатая руна

Ольга Рёснес

Роман «Семнадцатая руна» отображает сегодняшнюю норвежскую мультикультурную реальность, отмеченную глубокими противоречиями между фундаментальными европейскими ценностями и глобалистским, чисто потребительским менталитетом мигрантов, попросту «завоевывающих» чужие территории. В романе показана жизнь норвежской сельской поровинции, с ее характерной отгороженностью друг от друга соседей и доминирующей ролью северной природы, всё еще настраивающей человека на спокойное, вдумчивое созерцания свой судьбы. Просвечивающая сквозь повседневность история выявляет новые, неожиданные ориентиры борьбы за идентичность индивида и его свободу.

9

В пригороде Осло появился одинокий, совсем еще молодой волк. Его видели возле мусорных баков и возле гаражей, и чья-то собака пыталась облаять его, должно быть не понимая, что этот зверь — дикий. Это явно плохой признак: волк среди людей. Это значит, что с людьми что-то не так и надо срочно принимать меры… хотя какие тут могут быть меры, кроме отстрела. Правда, кто-то уже выяснил, что волк этот вовсе не местный и скорее всего прибыл издалека, рванув прямиком через шведский лес, и если вдруг ему удастся найти себе подругу, чужие гены пойдут только на пользу потомству. Это обстоятельство притормозило наметившуюся уже было охоту, и серый чужак беспрепятственно проник дальше, в глубь крестьянских угодий, наполненных запахом овец, коз, коров и лошадей. Ему бы, одинокому, прибиться к волчьей стае, но волков отсюда давно уже выгнали на безлюдные горные склоны, где специально для них существуют олени, косули и лоси. Быть волком среди людей куда хуже, чем человеку быть среди волков. И волк это знает и потому обходит стороной дворы, где у каждого есть ружье и сторожевая собака. Собаку можно загрызть, и тогда — только бежать со всех ног, слыша позади себя выстрелы и матершину. И тот, кому посчастливится всадить серому пулю в загривок, непременно наступит ногой на окровавленный бок и бросит своему голодному псу все еще теплое волчье сердце.

Как раз о такой удачной охоте не раз задумывался Эрик Солберг, объезжая свое пастбище, тянущееся от просторного хлева до бегущего под склоном ручья, из которого пьют круглый год козы и живущая вместе с ними пони. Козы у него особенные, завезенные с Фарерских островов и дающие мягкую, шелковистую шерсть, из которой его жена Кари прядет на продажу нитки и красит их настоем трав, коры и корней. Тут же, во дворе, в просторном помещении бывшего амбара, у них магазин, куда редко кто заходит, зато цены выше чем в Осло: свитера, полушубки, платья, шарфы… и все ручной работы, из шерсти фарерских коз. Иметь свой магазин, значит, выбиться в люди, и как-то сюда нагрянула из Осло сама принцесса Ребекка, у которой тоже есть свой магазин, торгующий перьями с ангельских крыльев: перья падают с неба прямо принцессе в карман. Заказав себе деловое, в знойном африканском стиле, бубу из фарерского кашемира, принцесса Ребекка заглянула в хлев, покормила галетами пони, и вожак стаи, старый козел-производитель с огромными витыми рогами, хотел уже было с принцессой сойтись, на виду у всех коз и лично Эрика Солберга… А что тут, в самом деле, плохого? Что человек, что скот, одно. И если коза строго следует прихотям времен года, то у принцессы Ребекки свои королевские прихоти. В следующий раз она пообещала привезти с собой из Осло своего ручного негра, выдрессированного специально для блуда с королевской семьей, состоящей из недоучек, наркоманов, дебилов и предателей. Негра выловили где-то в окрестностях Чикаго, разлучив при этом с его же мужем-бойфрендом, перегнали в составе гей-балета в Лондон, и уже там, рассыпая вокруг себя ангельские перья, на него напоролась принцесса Ребекка. Какая редкая для королевской семьи удача! Гаити, Бангладеш и Перу в одном, лоснящемся от комфорта, жабьем лице, состоящем из пары выпученных глаз и розовато-черной пасти. На фоне этой кричащей мультикультурности сама принцесса Ребекка выглядит бледновато, даже облепленная ангельскими перьями, зато вместе они — вполне состоявшийся мобильный бутик, где роскошь и комфорт игриво перемешаны с навозом. Никто, впрочем, не рискнет выяснять, откуда у чикагского негра диплом косметического хирурга, поскольку королевский негр — это ничем уже не смываемый фирменный знак качества. И Эрик Солберг готов распахнуть перед негром свой хлев… нет-нет, он этого не говорил! Он не дурак и знает цену свободы слова: цена зашкаливает. Сболтнул — и ты уже не человек. Ты хуже, чем волк.

Среди ночи Эрик слышит ржание пони, и пока еще ему кажется, что это во сне… надо спросить у жены, которая тоже спит… А снаружи мороз, трава побелела от инея, и тонкий месяц, словно смеясь, висит перед самой дверью, возле которой стоит наготове ружье. Так оно, с ружьем под рукой, жить легче и веселее, бывает, прихватишь его с собой по нужде… И чего это ржет старая пони? Эта пожилая дама капризна и всегда стоит на своем, и все как одна козы ей в этом потакают. И не сядешь на нее верхом, хотя вон какой круп отъела, только лягнет: отстань! Тут даже и не знаешь, кормить ее так и дальше или сдать на колбасу.

Взяв фонарь, Эрик выходит во двор, идет к хлеву. Дверь, как и надо, заперта, но что-то там, внутри, не то… открыта выходящая прямо на пастбище калитка! Должно быть какая-то коза сообразила пихнуть калитку рогом. Пройдя через хлев, Эрик спускается по склону к ручью, высвечивая фонарем то слева, то справа, и возле самой воды видит козью шкуру. Теперь это только шкура, к тому же негодная, с выпотрошенными кишками и съеденной наполовину задней частью… он наклоняется с фонарем, смотрит. Здесь был волк.