Дорогие мои старики…

Ольга Ручина, 2022

Если вы давно искали что-то душевное, теплое, но при этом глубокое, это книга для вас. Мы встречаем их каждый день. – Алкоголик, бабуля со странностями, женщина, которая ругается со всеми в поликлинике Мы лепим на них "лейблы", при этом не думая о том, что у каждого "алкоголика" есть своя уникальная история и своя личная драма. У "бабули со странностями" есть свой крест, который она несет и по сей день. "Женщина, которая ругается со всеми в поликлинике" делает это не просто так, а потому, что страдает от одиночества, от того, что её никто не слушает или не слышит. Эти рассказы помогут вам по-другому взглянуть на привычных нам героев нашего времени. В этой книге вы найдете душевные рассказы с ноткой ностальгии о начале 2000-ых, доброй иронией и состраданием. Грустно, тепло, смешно – весь спектр эмоций вы ощутите после прочтения. Автор призывает вас взглянуть другими глазами на своих стариков, послушать их истории и, возможно… написать ваш собственный рассказ про вашу бабушку или маму.

Подружки

— Режь!

— Да ты сумасшедшая! Я боюсь!

— Режь я говорю! Тебе слабо, да?

— Мне? Слабо? Да легкотня! Да я сто раз видела, как бабаня людей стрижёт!

Сверкнули ножницы. На пол упала 30-сантиметровая коса.

— Готово! Смотрись в зеркало!

— Вот это дааа! Красота какая! И удобно! Косы эти дурацкие не надо плести! Голову можно не мыть!

Занавеска, служащая дверью в комнату, отодвинулась, на пороге появилась пожилая женщина с охапкой лука, мешком муки и небольшим кульком с карамельками — она всегда их покупала внучке, когда у неё появлялись «лишняя» пара копеек.

— Это что вы тут устроили? Маня? Твои волосы! Что мамка скажет! Ой, ой, ой… А ты, сирота шебутная, совсем из ума выжила! Паликмахером заделалась!

— Бабаня, спокойствие, всё хорошо, Мане нравится!

— Да, Анна Семёновна, мне всё нравится!

— Да вы — две дуры окаянные! Да волосы какие были! — бабаня почти плакала. — Какая коса! Да для девушки коса — это святое! У этой-то три волосинки, а ты, Маня, у тебя шевелюра! Была… А ножницы, откуда ножницы достали?

— Спокойствие, бабаня, спокойствие, я взяла их на чуть-чуть из полочки.

— Да я тебе! Из полочки! Тебе велено к этой полочке не прикасаться! — под руку бабане попался веник, она грозно стала махать им, как кулаком. — Да я сейчас! Всю дурь-то выбью! Чтоб неповадно было!

Бабаня с веником двинулась к девочкам, с громким визгом подружки обежали бабушку с двух сторон и выбежали на улицу с криками «Бабаня, не бей! Бабаня!». Они бежали долго, до самой реки, до тех пор, пока слова «Да я вам покажу! Только вернись окаянная домой! Ну-ка стоять, обе! Да хоть ножницы положи на место!» перестали звенеть в ушах.

Добежав до речушки, девочки выдохнули: кажется, оторвались от погони. Волосы у обеих растрепались, лица стали красными. Посмотрев друг на друга, подружки расхохотались.

Шел 1953 год. Прошло восемь лет после страшной войны. Вокруг ещё можно было увидеть разрушенные бомбами здания, найти осколки снарядов, солдатские значки. Но девчонок это ни капельки не волновало. Они были счастливы, если можно посчитать за счастье момент, когда после долгой пробежки напиваешься речной водой, не думая о том, насколько она грязная.

Девочка постарше — тринадцатилетняя Галя — была сиротой. Отец погиб на войне. Через пятьдесят лет Галина Сергеевна узнает, что папа умер от голода в плену в 1942-м, мысленно она поблагодарит бога за то, что он долго не мучался. Мама у Гали была первой красавицей в их маленьком городе. От этого и погибла. Не поделила ухажера с другой женщиной, а та была настолько зла, что сбросила маму Гали из окна. Насмерть. Через несколько лет Галя придет посмотреть в глаза этой женщине, что сделала её сиротой в 10 лет. Увидит раскаяние в её глазах, да так и простит. Сейчас из родственников у Гали остались только бабаня да дед. Окончательно осиротеет девочка через 7 лет.

Девочке помладше — двенадцатилетней Мане — «повезло» больше. На войне она потеряла только отца. Он умер во время обстрела блокадного Ленинграда. Зато осталась мама. Это была добрая, спокойная женщина, но война оставила отпечаток и на ней — её узкое лицо украшали не только постоянно грустные глаза, но и длинный шрам. Когда мама увидит отстриженные волосы, сначала будет ругаться, затем звонко рассмеётся, а потом, когда дочь уснёт, будет плакать: с короткими волосами Маня — копия отец. Мама проживёт ещё двадцать лет, увидит внуков. Даже дети Гали будут называть её «бабушка».

Но всё это будет потом. Сейчас девочки сидели на берегу реки, хохотали, изображали разгневанную бабаню, обе хорохорились, что им ни капельки не страшно, что скажет «мамка» и какой нагоняй задаст бабаня за ножницы. Именно в этот день они поклялись дружить до гроба и несмотря ни на какие обстоятельства прощать обиды.

* * *

1959 год. Завод «Лисма», один из крупнейших заводов в СССР по производству лампочек. Настолько крупный, что поставляет продукцию в Европу.

Перед отделом кадров стоят две молодые девушки, недавние школьницы.

— Точно возьмут? — спрашивает девушка в голубом платье.

— Да сто процентов! У меня дед был знаком с директором! Надо просто сказать, что мы от Дмитрия Ивановича, — уверенно отвечает ей подруга в жёлтом крепдешиновом платье — оно досталось ей по наследству от красавицы-матери.

Дверь кабинета неожиданно открывается, появляется полная женщина, она окидывает быстрым взглядом девчонок:

— Вы чего тут стоите? Чего не стучитесь? Мне уже на обед пора!

— А мы… мы… — начинает Галя.

— Мы от Дмитрия Ивановича! — выпаливает Маша, перебив подругу.

— Дмитрия Ивановича? — переспрашивает женщина, понятия не имея ни о каком Дмитрии Ивановиче, хотя работает она на этом заводе всего пару месяцев, может, не знает всех начальников, но видя уверенность девчонок в его существовании, решает сделать вид, что прекрасно всё понимает:

— А, от того Дмитрия Ивановича! Ну все понятно! Так сразу бы и сказали. Работать у нас хотите?

— Да! — хором отвечают подружки.

— Так-с, первый цех — полный комплект, кажется, в четвёртом нужны работники… Да, точно, в четвёртом. Пойдете в четвёртый?

— Пойдем! И деньги платить будут? — спрашивает в ответ Галя.

— А надо? — смеется женщина — Конечно будут! Вы школу-то закончили?

— Закончили! — снова хором звучат девушки.

— Ну все, приходите завтра, всё решим, а сейчас у меня обед.

Так наши подружки получили работу на лучшем заводе в их городе.

Там они проработают 50 лет, до самой пенсии. Но только через 5 лет Маня спросит у подружки, кто же такой был Дмитрий Иванович.

— А я откуда знаю? Я его выдумала! — ответит шебутная сирота Галя.

* * *

1961 год. Танцы. Лучшее развлечение местной молодёжи.

— Идёт! Идёт!

— Сюда идёт? Ко мне? — глаза Мани по пять копеек. — Только не ко мне! С букетом!

— К тебе! Давай, соглашайся! — Галя чуть ли не прыгала от счастья.

Конечно, букетом было сложно назвать три ромашки, но влюблённой Мане хватило и их. К девушкам направлялся высокий худощавый парень из шестого цеха, звали его Владимиром, или просто Володькой. Он давно уже был влюблён в Марию из четвёртого, «элитного», цеха. Каждый день он просыпался и засыпал с мыслями о нею, при виде Маши терял дар речи, не мог даже с ней заговорить несколько месяцев, просто стоял и смотрел на неё во время танцевальных вечеров. Все знали о его влюблённости, кроме, конечно же, Маши, которая каждый раз опускала глаза, когда ловила на себе его взгляд.

Сегодня Володька решился. Он пригласит её на танец. Сердце его трепетало, если бы ромашки были живые, они бы задохнулись в его руках: так сильно он сжимал их. Он направлялся к ним.

— Привет, М-маша, — он опустил глаза вниз.

— Здравствуй, Владимир! — ответила Маша и тоже опустила глаза вниз.

— Тебе тоже привет, невоспитанный товарищ! — вмешалась Галя.

— А, Галя, тебе тоже привет, — спохватился Володя. — Я тут подумал, песня хорошая, танцы… это в общем… я бы хотел… если можно… если ты не против, Маша…

Галя скрестила пальцы: так долго она ждала момента, когда он решится позвать её подругу на танец!

— Может быть, мы немного… одну песню… потанцуем? — продолжил молодой человек.

Галя ликовала!

— Ты сегодня очень красивая! — добавил Володя.

Галя замерла в ожидании ответа. Она знала, как подруга ждала этого момента!

— Нет! — неожиданно для всех и, в первую очередь для себя, ответила Маша.

— Нет?! — Галя даже раскрыла рот от удивления.

— Нет? — переспросил Володя, едва дыша.

— Нет! — с большей уверенностью ответила Маша.

— А я с тобой потанцую, Володя! — вмешалась Галя.

Маша бросила на неё взгляд, полный негодования и возмущения. Её лучшая подруга! Согласилась танцевать с её Володей! Ну уж нет, не бывать этому!

— Я передумала! Пойдем танцевать! Все песни! — намеренно громко произнесла Маша. — У тебя чудесный галстук, Володя.

Девушка взяла его под руку, и они отправились в другую часть танцпола. Галя осталась стоять одна.

— Это что сейчас было? — спросила стоявшая рядом работница из их цеха.

— Как что? Мать ей постоянно говорит, что нельзя соглашаться танцевать с первого раза! Но он бы больше в жизни к ней не подошёл после отказа! Ну нет уж, я не могу так рисковать, — ответила Галя и устремила свой взгляд на парня, сидящего неподалеку от неё.

Через три месяца сыграли свадьбу. Через пять — ещё одну.

* * *

1990 год. Двухкомнатная «сталинка».

— Наливай ему! Наливай говорю! Настоечка домашняя! Сам гнал, — уже знакомый нам Володя налил рюмку и протянул её молодому парнишке.

— Володя, боже правый, не позорь меня! Ему всего 18! Прошу тебя тише, с пьянством весь Союз борется, а ты ребёнка спаиваешь! — Мария отодвинула рюмку.

— Ничего, самый возраст! Пусть лучше мою попробует, чем в гаражах! — Володя пододвинул рюмку. — За здоровье матери! За её пятидесятилетие! Не каждый год полвека проживаешь!

— Нет, спасибо, дядя Володя, я не пью, и вам не советую! — ответил мальчик и вышел из-за стола, направился на кухню.

Гости продолжили пить, болтать, в общем, веселились по полной программе. Володя предложил тост. Очередной. Но неудачно поднял руку и пролил на свою рубашку всё содержимое рюмки.

— Ой, извиняюсь, — виновато посмотрел он на жену.

— Господи, ну не можешь нормально пить, ну ней пей! Связалась с алкоголиком! Господи, снимай, чего сидишь, пойду застираю, не выбрасывать же! — Мария взяла рубашку и направилась на кухню.

— Ма, тебе помочь? — обратился сын к Галине.

— Нет, милый мой, не надо, сейчас я холодец выложу, а ты доставай закрутки, — ответила женщина.

— А это что? — сын указал на новый халат, который валялся в углу и явно не был фаворитом хозяйки.

— А, это, да Манька опять какую-то ерунду подарила. Цвет ужасный! Ну кто такие вообще дарит? Ещё и на юбилей! Где нашла его интересно, такие уж лет сто не выпускают!

Маша стояла за углом. А она выбирала халат два месяца! Специально ждала этот цвет — помнила, что Галя носила его не снимая, ведь он напоминал ей мать. Потратила на него целых 7 рублей! Немыслимо для халата!

Маша развернулась и ушла обратно в зал, едва сдерживая слёзы.

— Собирайся, мы уходим, — она кинула рубашку мужу.

— Но… — хотел он было возразить жене, — я даже холодец не попробовал.

— А я в Сочи шашлык так и не попробовала, но я же не жалуюсь. Мальчики, пойдемте! — крикнула она сыновьям.

В тот день Маша нашла какое-то извинение, чтобы уйти пораньше и не поругаться с подругой. Злилась она несколько месяцев, но так и не поговорила с подругой. Да и зачем? Сама ведь глупая, надо было сначала спросить, что хотела Галя на юбилей. А через месяц у Гали умер муж. Нужно было помогать, а не обижаться. Через полгода распался Союз. А там начались и лихие 90-е. Обида забылась.

* * *

Центральный рынок. Палатки с одеждой, едой, хозтоварами слились в один большой лабиринт. Две пожилые женщины медленно бредут от палатки к палатке. У Мани — клюшка, несколько месяцев назад она неудачно упала. Галя — всё такая же живая и активная, как 30 лет назад, она даже не выглядела на свои семьдесят пять лет.

— Ну нет. Я такую не хочу. Пойдем ещё поищем, — Галя вернула куртку недовольной продавщице.

— Ты уже мильон курток перемерила! Вот та с цветами была красивая, — тихо ответила Маня.

— Нет, она была ужасная. И дорогая.

— Ну пойдём, только медленнее, я устала, — ответила Маня.

Женщины прошли ещё три магазина. Терпение Мани закончилось.

— Вот! Вот это отличная! И цвет какой! Посмотри! — Галя красовалась перед зеркалом.

У Мани было дежавю. Она, конечно, не знала этого слова, но испытала его. Она помнила этот злополучный жёлтый цвет. Тот самый, как у халата.

— Дурацкий цвет! — в сердцах крикнула женщина.

— Что?

— Ничего! Ты же его не любишь!

— Я? Да это мой любимый цвет всю жизнь!

— Да что ты говоришь! То есть цвет любимый, а халат мой нелюбимый?! То есть вот так?! — Маня первый раз в жизни была так зла и остра на язык.

— Какой халат, ты чего несешь?! Песок в голову ударил?

Галя обратилась к продавщице:

— Я беру эту куртку. Вот три тысячи. Сдачи не надо.

Галя соврала, сдача ей была нужна, но ей очень хотелось показать своё превосходство.

— Конечно, сдача ей не нужна! Забери свои двести рублей! — сделала ехидную вставку Маня.

— Ах, да, нужна! У меня же нет пенсии мужа! И дети не помогают, как некоторым! — Галя была вне себя от бешенства.

— Вот и носи свою дурацкую куртку, а со мной в таком тоне не разговаривай! — Маня быстро вышла из магазина. Она даже больше не опиралась на клюшку. Эмоциональная боль заглушила физическую.

* * *

Пролетел год. Закадычные подружки так и не помирились. Даже не поздравляли друг друга с праздниками. Весь год Маня прокручивала в голове слова подруги о том злополучном халате, вспоминала, как та хотела «отбить» у неё Володьку. Галя же была так зла, что даже не смогла носить ту жёлтую куртку. Она думала о том, как она ошибалась! Её лучшая подруга оказалась обычной эгоисткой. Ну конечно, она же в 13 лет из-за неё получила нагоняй от бабани. А как та бестактно ушла из-за какой-то ерунды с её пятидесятилетнего юбилея! Но наконец её глаза открылись, пусть и на старости лет.

— Баб, вы же подруги с детства! Ну как можно 70 лет дружбы испортить какой-то курткой! — твердила Гале её внучка.

— Ой, перестань, больно много вы, молодёжь, понимаете, — отвечала Галина, едва сдерживая слёзы.

— А где Галка-то? Как там у неё дела? — спрашивали «цеховские» Маню.

— А я откуда знаю? Я что, пасти должна её? Я ей мамка что ли? — резко отвечала Маня, а сама чуть не плакала.

— Совсем эти бабки из ума выжили. На старости лет поругаться! Так, глядишь, и помрут врагами, — сетовали на ссору Мани и Гали их общие подружки.

Встретились они совершенно случайно. На том же рынке. Выбирали помидоры. Ни та, ни другая не проронили ни слова при встрече. Настолько сильна была обида.

— Бабуля, двигайтесь быстрее, всю очередь задерживаете! — крикнула продавщица овощей на Маню.

— Милая, вы меня обвесили на 200 грамм! — тихо произнесла Маня.

— Бабуль, глаза разуйте! Вы взяли 800 граммов, я вам так и взвесила.

— Тогда почему такая цена? Написано, что сто двадцать рублёв килограмм. Почему я плачу сто пятьдесят?

— Так вы какие помидоры взяли? Это тепличные по такой цене. А вы взяли азербайджанские! Смотреть внимательнее надо! Бабуль, платите и двигайтесь, очередь уже ругается. Вы тут не одна! — кричала продавщица.

Нет, такого хамства Галя стерпеть не могла!

— Нахалка! Какое хамство! Так с клиентами разговаривать! Уж мы-то свои права знаем! Маня, — обратилась она к подруге, — брось ты эти помидоры вонючие! Кормят нас всякой гадостью, да ещё и продают её втридорога! Позор! Не было такого в Советском Союзе! Я на вас буду жаловаться! Ой, как я поговорю с Михаилом Ивановичем! Уж он вас выгонит, перестанете продавать свои гнилые помидоры!

Галя взяла подругу под руку.

— Пойдем, Манька, я знаю, где дешевле и вкуснее, а вы, дамочка, смотрите не подавитесь своими азербайджанскими помидорами!

Маня улыбалась. Как же она скучала!

— А кто такой Михаил Иванович? — спросила она робко подругу.

— А я почём знаю? Я его выдумала! — улыбнулась Галя.