Глаза зеркал

Ольга Постнова

Приближается чудесный зимний праздник – Новый год. Все, о чем мечтает Линочка – оставить пережитые невзгоды в прошлом, убежать от неприятностей с тем, кому может доверять. Но побег оказался куда опаснее, чем она себе представляла. Чтобы встретить праздник в кругу дорогих людей, Лине предстоит разгадать странную загадку, пройти по лабиринту и понять, что в её жизни все не так плохо.

Избачиха

— А декабрь-то совсем разомлел, — произнес трескучим голосом устрашающий призрак и, переступив через порог, вошел в террасу.

— Любовь Никаноровна! — воскликнул Антон и, подскочив со стула, резво подбежал к мороку, успев шепнуть: — Избачиха.

Назвать ее старухой у Линочки не повернулся бы язык. Да и на морок при ближайшем рассмотрении Любовь Никаноровна совсем не была похожа. Выше среднего роста, крепкого телосложения, лет шестидесяти с небольшим. Голову женщины венчала меховая шапка-боярка, широкое длинное пальто, отороченное снизу мехом, делало её похожей на неизвестный или забытый персонаж зимней сказки. Серые валенки и длинная трость-посох довершали образ.

Антон помог новой гостье освободиться от длинного пальто, усадил за стол и ушел за новой порцией кофе.

— Мы живём в глухом захолустье, — низким голосом заговорила Любовь Никаноровна, глядя в пространство поверх головы Лины, — и, конечно, новые люди вызывают живой интерес. С тех пор, как бабка Антона умерла, — Избачиха размашисто перекрестилась, едва не смахнув со стола блюдо с рулетом, — мне не доводилось наблюдать в этом доме гостей. Вы, как я понимаю, девушка городская? Сельской жизни не знаете?

Кожа на лице Любови Никаноровны ровная, натянутая и только веки тяжелы и морщинисты, а взгляд напряженный и остекленевший.

— Наклонись-ка, ближе, милочка, — грубоватым шепотом произнесла странная женщина и, схватив послушную Лину за плечо, в самое ухо произнесла: — Возвращайся в город, а не то…

— Вот и кофе! — Антон поставил бокал из темного стекла перед Любовью Никаноровной и подмигнул Линочке.

— Я слышу, — вновь заговорила Избачиха, выпустив Лину из крепкого захвата, — машина твоя подъехала. Ждала тебя, ждала — нет. Забеспокоилась, мало ли что случилось. А ты, детка, значит, невеста Антона нашего? — Никаноровна прищурила глаза и посмотрела прямо на Лину тяжелым взглядом.

У девушки замерло сердце, она так разволновалась, словно от мнения пожилой женщины зависело будущее, возникло странное желание понравиться ей во что бы то ни стало.

— Ватрушки попробуйте, рулетик, — заворковала Элеонора, пытаясь подражать теплому голосу одной из своих опекунш.

Избачиха прищурилась еще сильнее и покачала головой.

— Вижу я плохо, детка, но думаю, человек ты не пустой, не из глупеньких да брехливых. Из чьих ты? Что у тебя за семья? Где трудишься или учишься где? Сказывай, детка, мне, старухе, всё любопытно знать. Уважь старость, потешь душу новостями.

Линочка сначала осторожно, а затем всё смелее и смелее, стала рассказывать о себе, о том, как сиротой осталась, о тетках-опекуншах, о сложностях жизни, о своей невезучести; как на духу призналась в страхе перед маленькими поселениями, поскольку не понаслышке знает, какие существа водятся в тихом омуте и, как просто попасть в переплет событий.

Избачиха слушала внимательно, кивала, иногда улыбалась, иногда хмурилась и качала головой, вздыхала, шевелила бровями, но не перебивала. Один раз Линочке показалось, будто в глазах Любови Никаноровны блеснул огонь, однако, тяжелые веки снова сомкнулись и пламя азартного интереса погасло. Избачиха долго молчала, упираясь подбородком в круглый набалдашник длинной трости, больше похожей на посох.

— Хороша ли ты лицом? — неожиданно спросила Любовь Никаноровна. — Я способна видеть силуэты, различать формы, если они в движении, некоторые цвета, если они яркие, но мелочей разглядеть не могу.

— Линочка у нас красавица, — ответил Антон, заметив растерянность Лины. — Скромна, мила, умна и очень любит смущаться. Вообще-то, мы друзья.

Бледные губы Избачихи слегка дрогнули, изображая улыбку. Выпив кофе, Любовь Никаноровна засобиралась домой. Антон вызвался её проводить, пообещав вернуться минут через десять. Линочка убрала со стола посуду и, проходя мимо двери, ведущей в сени, услышала скрипучий голос Избачихи, строго выговаривающей что-то Антону. Подслушивать желания не возникло, и не упади с плеча кухонное полотенце, Лина прошла бы мимо.

— Хорошая девушка, — услышала Линочка, — спокойная, не вертушка, не ветреница. Умом, конечно, не блещет, эрудиции я не заметила, но оно для домашнего обихода и хорошо. Антоша, не обижайся, но ты тоже не Энштейн. А для счастья нужно немного: правильно оценить себя и найти в пару себе ровню. Не скандальная, без претензий, совсем не эта мамзелька-карамелька Зойка. Давеча, сквозь зубы поздоровалась и мимо — шасть. Хотела я у нее про мать, про Валентину, спросить, да куда там, мелькнула и растаяла белым туманом, дылда. Не знаешь, как Валентина-то? Совсем разумочка лишилась, сбрешила головушкой после смерти мужа. Знаки на заборе начертала, в Москву бежать собралась, глупая, думает от зла упасется. Поговорил бы ты, Антошенька, с Валентиной или с Зойкой-карамелькой, по-доброму, по-соседски, пусть вернут то, что забрали, иначе никаким способом лихо не отвадят от себя. Жалко их, дурех, пропадут ведь почем зря.

— Я говорил, — тихо ответил Антон. — Но они не понимают, о чем речь.

— Бестолковые! — зло и тонко воскликнула Избачиха. — А ты еще раз поговори. Зойка видела твою невесту?

— Видела, но Лина мне вовсе не…

— Вот и славно. Невесту свою зря не пугай, она, вишь, боится загадок да переплетений, а в Беседино их целый лабиринт. Хочется мне, Антоша, — голос Избачихи стал глуше, — до центра этого лабиринта добраться и зло одолеть. Только боюсь, не одна я в центр попасть мечтаю, кто-то меня обгоняет. Не лихо ли само со мной состязается? Невесту свою напрасно ты сюда привёз.

— Линке угрожает опасность, — ответил Заречный. — Я смогу её защитить.

— Славный ты парень, Антошенька, — вздохнув, сказала Любовь Никаноровна. — Только от счастьица таким мало достается.

Лина не расслышала ответ Антона, голоса удалялись и звучали все тише и тише, пока вовсе не умолкли. Все-таки, не зря красавица Зоя побаивалась Избачиху: странная она. Упоминание о Зое, вызвало тупую тянущую боль в сердце — обида; не острая и возмущенная, а давящая, тоскливая, принуждающая к покорному осознанию своей никчемности.

«Если вы чувствуете приближение скверного настроения и знаете причину, вдохните глубоко, медленно выдохните и попытайтесь эту причину сформулировать по-иному, немного поиграв с синонимами и определениями».

Да что это? Лина сделала глубокий вдох, задержала дыхание, медленно выдохнула и, вскинув голову, постаралась улыбнуться. Всё отлично! Глупыми мыслями, дурными воспоминаниями, необоснованными страхами и комплексами можно запросто загнать себя в темноту и совершенно утратить жизненные ориентиры. Проблема вовсе не в посторонних людях, а в ней самой.

Расставив посуду на полке, Лина подошла к большому зеркалу, висевшему на стене, и долго смотрела на своё отражение. Маленькая, худенькая, серенькая, в свои двадцать пять похожа на подростка… нет, не так! Она хрупкая, изящная, платиновая и очень юная, но уже не глупенькая. Да, она хорошо выглядит для своих лет! Снова вспомнилась Зоя, и улыбка на лице Лины погасла. Вот, если бы не встреча с Зоей, настроение было бы отличное, надо было этой девчонке всё испортить. Красивая она! Да еще Избачиха подлила полынной горечи в душу.

Антон вернулся, и они проговорили о том, о сем до самого вечера. Линочка попыталась было узнать, отчего Зоя недолюбливает Избачиху, но молодой человек махнул рукой и принялся рассуждать о социуме малого пространства, где взаимоотношения складываются странно, и объяснить их можно только заглянув в далекое прошлое прежних поколений.

Лина понимала, что Антон уходит от прямого ответа и это вынужденное умничанье, и разговор на заданную тему не доставляют молодому человеку удовольствия; он был натянут, как струна и явно опасался сказать лишнее, тщательно подбирая слова. И только, когда стал рассказывать истории из старой жизни поселка, расслабился и повеселел.

Выяснилось, что Избачиха получила прозвище с рождения, поскольку мать ее звалась в народе Избачихой и бабка и, возможно, прабабка. Кто-то из предков оказался грамотным и его, после революции, определили работать в избе-читальне, с тех времен всех его потомков нарекают в народе Избачами.

А родовая ветка красавицы Зои, по материнскому древу, получила уличную фамилию Чмаровы. Это потому, что жили праотцы небогато, зачмарено. Есть в селе семьи Мушликовых, Порькиных, Кусленковых, конечно, по паспорту фамилии у них другие, но в поселке их так, по-уличному, и кличут.

— После войны, — объяснил Антон, — когда ценился каждый колосок в поле, грызуны считались злейшими врагами колхозного хозяйства. Спасались от такой напасти жесткими методами: заливали водой норки, хватали выскакивающих зверьков и… ну, скажем так, умерщвляли. Затем отрезали хвостик и предъявляли в качестве документа на поощрение за работу. Чем больше хвостов, тем значительнее вознаграждение. Особенно преуспели в таком деле малые ребятишки Ивонины. Семья осталась без отца, а выживать-то надо. Вот мальцы и старались. Младший — не знаю, как его звали, заливал норки, а, когда суслик появлялся, кричал старшему брату Сашке: «Шашка, Шашка, мушлик! Мушлик!»

У Захаровых история более давняя и веселая. Захаровы из зажиточных, до революции считались крепкой семьей, двулошадной, одна лошадка — для выезда в город «на ярманку», другая — рабочая. Выйдет, бывало, старший Захаров из избы и кричит на всю улицу, чтобы слышно было каждому: «Порька! Порька, запрягай лошадь. На ярманку поедем за конфектами. Пыстрей, пыстрей пеги, лотырь этакий». Так с тех пор и кличут Захаровых Порькиными.

А семья Кусленковых получила фамилию по причине неосмотрительности: козленок со двора убежал, и один из малых ребят ротозейного семейства метался по деревне и причитал: «Куслёнок убёг. Куслёнка не видели?».

— Давно уже ушли в небытие первые Мушликовы, Порькины и прочие, а фамилии существуют, история дышит, живая, настоящая. Так Избачиха говорит. Я плохо рассказываю, а вот Избачиху заслушаться можно. Она такие сказки знает, что ни в одной книжке не прочитать: и о том, как Иван-мороз свататься приезжал, и про мертвую невесту, и о свадьбе ведьмака, о зеленом мельнике, про охотника в островах, о треклятой карти… не, — на последнем названии Изачихиных сказок Антон заикнулся и, нахмурившись, быстро добавил, что сказок много, а жизнь одна.

Сказок Лине сейчас хотелось меньше всего, поэтому, когда Антон предложил прогуляться перед ужином и сном, она обрадовано согласилась.

Воздух в посёлке был необычайно легким и немного колким от морозца, от земли и деревьев исходил аромат зимы, пусть без снега, но в ожидании его; щеки зарумянились, глаза заблестели, Линочка ощутила в себе силы и желание пробежаться по хрусткой тропке вдоль забора.

Здесь, в Беседино, события, приключившиеся в городе, казались Линочке далекими и незначительными, а серый человек представлялся всего лишь плодом фантазии.

— Спорим, я первая добегу до соседского дома? — Лина поддела Заречного плечом и они, подпрыгивая, словно озорные «куслята», побежали наперегонки, не успев обговорить условия спора.

Однако Антон, и Линочка оказались не лучшими бегунами. Они быстро выдохлись и, добежав до цели, остановились, переводя дыхание и тихо посмеиваясь над своим ребячеством. В окне дома, за плотной шторой, мелькнул силуэт.