Волшебный лагерь

Ольга Олесина (2024)

Одиннадцатилетняя Настя занимается волшебным спортом — полётами на доске. Со своей секцией Настя едет в летний лагерь, где её ждёт соперничество с командой по волшебной игре с мячом из того же спортклуба. Вдобавок ко всему Насте мешает младший брат. Как выиграть в соревновании и при этом не потерять себя, если противники действуют нечестно?

Антидетская магия

Не съеденный за ужином хлеб Настя завернула в салфетку и сунула в карман. Она помнила про «выносить запрещается», но хлеб — это же не баночка с супом и не коробочка с котлетами.

В холле Настя заметила кое-что, на что не обратила внимания перед ужином: торговый автомат. Вот где вкусная еда не пряталась, а сверкала за стеклом всеми красками: разноцветные батончики, соблазнительные чипсы, яркие банки с колой. Пользоваться такими автоматами Настя умела: чтобы добиться от них шоколадки, их надо подкормить деньгами. А денег Насте в лагерь не дали. Никому не дали. Артур Хоттабович сказал родителям, что в лагере покупать нечего, палаты не запираются, и для детей безопаснее всего ехать без денег. Настя отвернулась от автомата.

Тут дверь столовой открылась, и в холл вышла Электричка. Хороший момент, чтобы привлечь её внимание к тому, что «Весёлой досочке» тоже стоило бы поставить пять баллов. Ради этого Настя даже обратилась к тренеру не «Извините», а по имени и отчеству:

— Марина Соловьёвна, скажите, пожалуйста, а вы наши двери будете проверять?

— Что? Соловьёвна?! — Когда Электричка возмущалась, не дуя в свисток, её голос всё равно поднимался до свиста. — Я Марина Соловеевна! Минус балл! Запомните раз и навсегда: Со-ло-ве-ев-на!

— Простите, — пробормотала Настя, но это не помогло. В заколдованной таблице на белом поле сами собой появились чёрные палки, которые сложились в издевательское: «–1». А если в глаза назвать Соловьёвну Электричкой, то она, наверное, сразу влепит минус сто.

Катя потянула Настю за рукав: идём отсюда.

На лестнице за большим окном уже становилось темно.

— Ты не виновата, — утешила Катя, когда они вышли из холла. — Соловьёвну все называют Соловьёвной.

— Но у нас теперь разрыв шесть баллов! — Настя даже остановилась от досады: что за невезение такое! — Надо предупредить парней, что она не Соловьёвна.

Они постучались в дверь с надписью «Борис и Петя». Никто не ответил: Боря и Магов, наверное, ещё не пришли с ужина.

За окном комнаты оказалось ещё темнее, чем за лестничным окном. Снаружи было мало что видно, только на детской площадке ярко блестела горка. И Насте вдруг стало так же не себе, как этой одинокой горке в темноте.

— Как по волшебному зеркалу связаться? — спросила она.

— Наверно, как в отеле, — предположила Катя. — Мы с мамой и маминой подругой однажды жили в волшебном отеле. Надо на зеркале номер чужой комнаты написать, и в зеркало той комнаты придёт сигнал. Только чтобы по зеркалу писать, у меня помады нет.

— А там всё равно чем? Мылом можно, — придумала Настя. — Или подышать, тогда письмо будет лучше видно.

Тут возникла следующая проблема: как подышать на зеркало, которое выше уровня рта?

— Тумбочку перенесём, — предложила Настя.

Катина тумбочка уже была заставлена амулетами, так что выбрали Настину. Она оказалась тяжёлая, но не слишком, и вдвоём они дотащили её до ванной. А потом Настя влезла на неё с ногами, подышала на зеркало и пальцем вывела: «104».

— Стрелку нарисуй, — подсказала Катя. — Иначе не дойдёт.

Настя сделала стрелку и пальцем написала: «Не Соловьёвна и не Электричка!» Больше ничего в круглом облаке для письма не поместилось.

Они вернули тумбочку на место.

— Давай хлеб съедим, что ли, — сказала Настя.

Ужин был недавно, но надо было зажевать собственное беспокойство и Соловьёвнину несправедливость.

Настя достала из кармана хлеб в салфетке и — ужас! Каждый кусочек был обведён по краю контуром плесени или помечен в серединке зелёным. В столовой на них не было ничего подобного!

— Магия, — с тоской сказала Катя.

— Какая магия?!

— А там же написано «магический запрет». Наверное, существует плесневелое заклинание.

— Тогда уж плесневящее.

— Ну да, я и говорю. Вынесешь — заплесневеет.

Настю передёрнуло, когда она представила, что будет, если вынести суп в баночке и котлету в коробочке. Они с Катей обречённо выкинули хлеб в мусорное ведро в ванной.

Тут в дверь постучали, и зашёл Артур Хоттабович с коробкой в руке. Он достал оттуда и протянул Насте с Катей по две печенинки со словами:

— Пятое питание.

Надо брать, пока дают, но что это было, Настя не поняла. Слова звучали как волшебные: «пята-е-пята-ни-е».

— Это всегда в лагерях бывает, — объяснила Катя, когда за тренером закрылась дверь. — Перед сном что-нибудь дают. Чтобы вкусно было спать.

— А после сна не дают? — с надеждой спросила Настя. — Шестое, седьмое, десятое питание. Тридцать пятое. Нам бы тут пригодилось.

Катя покачала головой.

Печенинки закончились слишком быстро. Дожёвывая вторую, Настя задумалась вслух:

— А почему печенье не заплесневело, если снаружи столовой магический запрет работает?

— Может, Артур его бегом вынес, и оно не успело.

— Я бы всё-таки проверила насчёт вкусной и невкусной еды, — сказала Настя. — Вдруг вкусную еду прячут под лестницей. Ты видела, там ступеньки вниз идут ниже первого этажа?

— Не, Артур с Соловьёвной туда магборды сложили, — возразила Катя. — Когда мы сегодня выходили из спортзала, я посмотрела.

Дверь снова открылась, и зашла Электричка. В отличие от Артура Хоттабовича, она не стучалась.

— Отбой! — прокричала она. — После отбоя ходить по лагерю запрещено! Зубы почистить не забудьте.

И ушла.

Почистив зубы, Настя легла под одеяло, но не уснула. Может, потому что сегодня перед сном мама не поцеловала её. А ещё, как ни крути — и как ни крутись в кровати — волшебный лагерь не во всём был замечательным местом. Фломастеры — хорошо, зеркало — тоже, но вся эта магия с едой была антидетской. Срочно требовалось что-то с этим сделать, иначе Настя, чего доброго, начнёт завидовать младшему брату!

— Давай детективное агентство откроем, — прошептала Настя.

— Когда? — спросила Катя шёпотом. Она тоже не спала.

— Прямо сегодня ночью.

— А зачем?

— Будем расследовать, куда делась вкусная еда.

Свет был выключен, и Катиного лица было не видно. Тишина со стороны её кровати молчаливо возражала. Наконец Катя сказала негромко:

— В лагерях бывает невкусная еда.

— И никому до сих пор не пришло в голову открыть детективное агентство? — удивилась Настя. Она уже не понижала голос.

— Вряд ли ты раскроешь это дело.

— А та девочка, которая всё съела? Тут точно какая-то тайна.

Кровать вдруг еле заметно затряслась. Настя села и спустила ноги на пол — он тоже вибрировал.

— Это всегда так в лагерях, что палаты дрожат по ночам? — шёпотом спросила Настя.

— Нет, — прошептала в ответ Катя. — Электричка, может. В смысле не наша, а настоящая.

Железная дорога и правда проходила близко.

— Наша Электричка тоже может, — вздохнула Настя. — Она может весь лагерь заставить дрожать.

Дрожание прекратилось. Настя улеглась и закрыла глаза. Скоро с Катиной кровати стали доноситься вдохи и выдохи, как бывает, когда человек спит. Настя зажмурилась покрепче, чтобы тоже уснуть. И тут она слышала нечто ужасное. Тоскливые ноющие звуки — тихо, но так отчётливо, словно кто-то плакал прямо в их комнате.

— Кать? — шёпотом позвала Настя.

Но Катя по-прежнему ровно дышала. Настя-то волновалась, что сейчас придётся искать слова утешения. Но всё оказалось более жутко: эти звуки издавала не Катя. Что ещё за магия — тихий плач? Настя не выдержала, слезла со своей кровати, пересела на Катину, нашарила в темноте Катино плечо и слегка потрясла:

— Кать, у нас кто-то плачет в стене.

— А, — сонно сказала Катя. — В лагерях иногда плачут.

— Почему?! — спросила Настя, хотя после всех событий вечера уже начала догадываться.

— Потому. Спи.

— Но почему слышно у нас в комнате?

— Магия… — пробормотала Катя.

Настя перелезла через свою кровать и приоткрыла балконную дверь — там никого не было. Плач продолжался — такой же негромкий и отчаянный. Чтобы не поддаваться его тоске, Настя легла и стала придумывать выход из этой безысходности. Дело о ночном плаче тоже можно было бы расследовать. Сразу после дела о невкусной еде. Вот только помощник сыщика оказался соней. Уже два нераскрытых дела имелось на очереди, а помощник беззаботно дрых. А сам сыщик ворочался и заснул только тогда, когда таинственный плачущий голос выдохся и замолчал.