Гуру и зомби

Ольга Новикова, 2009

Властитель дум, тел и душ великолепный Нестор умеет пользоваться и наслаждаться этой быстротекущей жизнью. Восторженные обожатели жадной толпой обступают кумира, за место рядом с ним идет жестокая бесчеловечная борьба. За блистательным Нестором всегда маячит невыразительная женщина – его послушная тень. Кромешно черная, рабски преданная, она готова поглотить и его самого…

2

За невысоким, бесформенным стариканом Нестор наблюдает издалека. Сам он без какой-либо цели идет по Малой Дмитровке из храма Рождества Пресвятой Богородицы в Путинках в сторону Садового кольца. Специально пару раз в месяц отпускает шофера и отправляется по делам на своих двоих, при необходимости ускоряясь только общественным транспортом.

Чтобы не потерять ориентацию в московском пространстве.

Чтобы сохранить автономность. Нисколько не раздражался, когда вдруг самому приходилось пришить пуговицу, поджарить бифштекс, выстирать трусы-носки…

Чтобы уловить неожиданное.

Человек в летах — единственный из толпы, кто идет медленно, распробывая вкус каждого шага. Возможность двигаться в старости — спасение, как кусок хлеба в голодный год. Этим он и обратил на себя внимание. Торопливые же люди похожи друг на друга. Спешка нивелирует самобытность.

Любопытный гомо сапиенс. Все запланированное на сегодня сделано, почему бы не понаблюдать…

Как не уверенный в своей машине водитель держится крайнего правого ряда, так и этот странник, не полагающийся на свою физическую оболочку, идет рядом с домами. Стен не касается, но словно подпитывается их стойкостью.

Со спины чувствуется человек из другого измерения — не сиюминутного, бытового, а философского. Таких презирают гламурщики. Но бывает, что такими старцами интересуются красивые женщины. Не просто привлекательные, а умные и в чем-то талантливые.

Никаких суетливых, ненужных желаний не приобрел незнакомец за длинную жизнь?

Потянуло проверить, заглянуть ему в глаза: наверняка в этом зеркале не увидишь мелочного беспокойства, пустяковых проблем, которые нам регулярно поставляются нашим собственным горизонтальным сознанием.

Увлекшись процессом наблюдения, Нестор ступает на мостовую, чтобы перебраться на противоположный тротуар. Хорошо хоть, что срабатывает защитный автоматизм: голова поворачивается налево, тело само шарахается с проезжей части и не напарывается на несущийся куда-то черный джип. Но сознание так быстро не переключить. Перед глазами, как въяве, обливается кровью собственная стопа, раздробленная шипованными шинами, которым наплевать на гололед. Сколько-то времени понадобилось, чтобы вытащить эту фантомную занозу.

Пока Нестор долетел до перехода, охраняющего бесстыжие машины от застенчивых пешеходов, пока дождался зеленого светового человечка, разрешающего идти туда, куда надо, старик пропал.

Охотник пробегает вперед целый квартал — нет дичи.

Ускользнула?

Вряд ли… Наверное, в своей настырной спешке просто обогнал старика.

Назад Нестор возвращается медленно, глядя под ноги. У первой же арки и обнаруживает объект своего наблюдения. Старик сидит в позе Будды, привалившись к стене. И добротный сталинский дом удерживает его от падения.

— Вам плохо? — громко спрашивает Нестор, наклонившись к уху, из которого торчит кустик черных волос.

Никакого ответа. В нос ударяет безобразно-кислый запах рвоты, застрявшей в неухоженной бороде.

Всего-навсего обыкновенный пьянчужка? Не может быть. На всякий случай Нестор принюхивается, не несет ли от бедняги алкоголем. Конечно, ни молекулы!

Не простым пьяницей он заинтересовался. Понравилось, что не обманулся.

Нестор разгибает спину, поднимается на ноги. Смотрит вокруг. Даже из любопытства никто не остановился.

Тогда он снова приседает и подбирает тяжелую, безвольную руку. Остывающую, но не окоченевшую. Мизинец бедняги, попав в извержения желудка, испачкался, а в остальном — это крепкая пятерня без изъянов. Длинные ровные пальцы, ни мозолей, ни утолщенных подагрой суставов. Только старческая гречка кое-где посыпала тыльную сторону неширокой ладони.

Есть ли пульс?

Жилка под синей, вытаращенной веной не подает признаков жизни.

Нестор отгибает испачканную полу и опускает руку на чистое колено… мертвеца?

Не поднимаясь с корточек, взглянул на небо — хмурое, словно накрытое грязноватым пуховым одеялом из ночлежки. Что оно может посоветовать… Думай сам.

Прежде всего — как у меня со временем?

Нестор оголяет левое запястье. Пусто. А-а, часы отдал Леле. Прилипчивая подружка однажды стала гладить его пальцы, разлегшиеся на черной ленте эскалаторных поручней. Лицом к ней стоял. Стекло выпало, когда он отдернул левую руку, сердито буркнув: «Не люблю прилюдных нежностей!» Скатилось оно в оттопыренный карман старой куртки, но не разбилось. Барышня от испуга забыла обидеться и сама вызвалась отдать в ремонт его брегет.

Есть же другой счетчик минут…

Вынув из брючного кармана мобильник, Нестор оживляет экран. Шестнадцать сорок. Леля ждет звонка. Обещал повидаться. В ответ на слезу в ее голосе. Но что ему-то сулит еще одно свидание? Вряд ли она удивит чем-нибудь… Нет, не сообразит придумать новое. Не понимают милые наши дамы, что их пылкость быстро приедается. Лет пять сумела рядом с ним держаться… Пора, пожалуй, начинать отходной маневр. Тем более что муж есть. Сдам на его руки.

А вот этого, как будто уже ставшего знакомым старикана жаль отдавать в руки государства. Равнодушные руки… Тем более сейчас, в сочельник. Праздничный раж подошел к апогею. Словно на крутой горке разгоняются люди от католического Рождества к православному, не упустив и светское, советское первое января. Неистово празднуют, не обращая внимания на религиозные оттенки. Экуменизм. Хотя вообще-то идея неплохая.

Столько лет народ учили, что бога нет. Бога с маленькой буквы. Делай что хочешь: жри, пей, сношайся без всяких заповедей и постов. И жили — не тужили. Только когда затужит кто — муж-кормилец от жены уйдет, ребенок у матери неизлечимо заболеет, — от отчаяния поворачивались к вере…

Православие теперь восстановили в правах, но оно оказалось пожестче коммунистического кодекса. Буквально. Начать с того, что в здешней церкви надо стоять на ногах. А экуменизм позволяет хотя бы присесть на католически-протестантскую скамью.

Но Нестор сообразил — взболтал духовный коктейль собственного изобретения. К христианству без границ добавил восточной самоуглубленности. Говоря языком простых людей — сосредоточенности на собственном пупке. «Бог один», — услышит человек, и самому захочется попробовать духовного напитка… Их пьянит.

А сейчас-то что делать? Чем декабрьско-январская вакханалия обернется для ничейного, беспризорного тела? Продержат сколько-то в холодильнике, потом засунут в полиэтилен и закопают в общей яме.

Наскоро шепча молитвенную формулу по поводу усопшего, Нестор небрезгливо обследует внешние карманы его пальто. Может, найдется какая зацепка за его близких.

Пыльные катышки, хлебные крошки, не успевшие просыпаться в дырки… Подкладочная ткань не порвалась, а износилась. Зато внутренний пиджачный карман цел и в нем — мятая четвертушка тетрадного листа с красными полями. На разлинованной бумаге расплылась какая-то чернильная запись.

Нестор встал, потопал затекшими ногами, чтобы оживить ток своей крови, потом не спеша надел очки. Сосредоточившись, разобрал, что какой-то Гера возвращается шестого января. Сегодня. И номер телефона. Тут же набрал его на своем мобильнике.

— Гера будет позже. Кто его спрашивает? — отозвался мужской баритон. Не слишком учтиво. Напуган звонком чужака? Или повседневно невежлив? Да нет, вроде бы не из простых… Те говорят отрывисто, односложно. — Нет его! — и бряк трубку.

Не разобравшись, сразу убивают возможную связь. Хотя редко кто теперь добавляет: «Что передать? Чем могу помочь?» Плавная, длящаяся речь — это течение, которое может увлечь и незнакомца. И даже противника. Разговаривать надо.

Бестолково пообъяснялись. Нестор все-таки сумел вычислить, что он вмешался в ситуацию между двумя бывшими мужьями какой-то Веры. Первый, Алексей, отец Геры, ответил ему по телефону, второй, Вадим, — тут, на тротуаре.

Условились, что Алексей позвонит похоронщикам и сам сразу приедет. Пока Нестор дожидался сменщика, чтобы сдать дежурство у тела, вспомнил своих Вер.

Верой назвала одногруппница-искусствоведка двадцать три года тому назад их общую дочь…

Началось все с того, что на третьем курсе он был приглашен на день рождения. Обыкновенная, если не считать роскошной черной гривы, именинница и гораздо более эффектная мамаша. Чтобы по-хлестаковски подклеиться к маменьке, Нестор погусарил: потребовал водки, лихо налил себе полный фужер из зеленого хрусталя с вензелем и залпом его выпил. Увы, хозяйки разбирались только в винах. Сорокаградусное пойло оказалось паленым. Неудивительно: следов мужчины не просматривалось ни в ванной комнате, ни в спальне. Не с кем посоветоваться, что покупать, и продегустировать перед подачей на стол некому.

Пригласив даму на танец, кавалер внезапно занедужил.

И не вспомнить, успел ли он проверить на упругость немолодую выдающуюся грудь перед тем, как его вырвало на многоцветный ковровый орнамент.

Через неделю примерно: «Мама зовет посмотреть, что ты сделал с нашим персом». Ковер-то у них знатный оказался, настоящий персидский. Пришел, виноватый. Но старшая хозяйка была в дипломатической командировке…

В общем, Нестор пожил там до окончания универа. Гражданская теща старательно маскировала свое великолепие: жара или холод, днем в столовой или ночью возле уборной — она в брюках и в чем-то под горло. Стеснила Нестора этим. В трусах при ней не походишь. Одно из многочисленных неудобств. Но ни разу не нудила насчет официального оформления непростых отношений. Видела, что дочь рубит сук не по себе. Но очень обрадовалась, что внучка будет. «Вам, Нестор, лучше сейчас исчезнуть, — безобидно посоветовала она перед родами. — Девочек я беру на себя». Он внял.

Регулярно посылал им деньги. Максимально — больше, чем мог. На третий год перевод вернулся обратно. Уехали, не известив. Мстили?

Окольными путями удалось узнать, что бабушка вышла замуж за американца и они все улетели за океан. Не с Интерполом же их разыскивать. Да и женский выбор он всегда уважал.

Но была же еще одна Вера. Верка… Без году ровесница. Тоже из прошлой, но, оказывается, не забытой советской жизни.

Русоволосая девица пришла на практику к ним, в научный отдел Манежа, и осталась на несколько лет. Не знающая пока про свою красоту, очень живая… Водила все знатные иностранные экскурсии. Чаушеску с супругой, американский госсекретарь, немецкий канцлер… Выставочный зал в самом центре, возле Кремля — витрина советского искусства, а Верка — Вергилий в этом почти кромешном аду. По-английски — свободно, на любой вопрос — без запинки. А чтобы как надо отвечала, ее загнали в партию. Но она и не сопротивлялась. «Я — художник, — говорила, когда вместе распивали чаи. — Можно все, что угодно, использовать, чтобы заявить о себе». Цинизм молодости.

Прошел он у нее?

В разговоре с ней же забрезжила мысль о возможности иметь свою паству. Не лучше ли собрать всех женщин вместе, чем вдохновлять их поодиночке?

Шли вдвоем по Никитскому бульвару. Она, возбужденная ночной встречей, тараторила о своих картинах. Любопытно было. Обычно женщины после первой близости начинают исповедоваться про прежних партнеров. Этим очищаются. Вроде как восстанавливают невинность. Веруя, что ты — их единственный. А Вера ни слова про мужа-сына. Только про искусство. Прервал. И самого понесло. Увлекла мысль о фундаментальной разделенности жизненного времени. О его дискретности.

Сумбурные мысли наматывались друг на друга. Если я что-то понимаю сейчас, это не причина того, что я пойму что-то в следующий момент времени. Парадокс. У нас есть глаза и желание видеть, но этого недостаточно, чтобы мы увидели и поняли, поскольку результат не вытекает из того, что мы хотим этого сейчас. Мы должны принять постулат, что мир в каждый раз, в каждое мгновение заново творится. И единственный способ, каким можно соединить разрозненные моменты, — это нанизать их на духовную вертикаль…

Художник рисовал, рисовал, а где паузы, когда он ел-пил, ходил в туалет, сексом занимался? Найти бы форму, которая даст возможность художнику все время быть художником. Не отлучаться ни на мгновение.

Она нашла ее?

Вопросы в никуда… Задал и забыл. Но мнемосферу потревожили. Отозвалась… Ответом от Веры.