Ночные разговоры с ангелом

Ольга Матвеева, 2008

Был октябрь. Темный, унылый, с жухлой листвой на газонах, с дождями, с мокрым, тусклым блеском ночного асфальта. Той осенью мне захотелось написать историю о том, как человек дошел до крайней степени отчаянья, а потом произошло нечто, и человек начал меняться, и жизнь его тоже начала меняться… Конечно же, к лучшему. Так и родилась повесть о прекрасной, но одинокой девушке Серафиме, которая решила поставить точку в своем земном существовании, но была спасена собственным Ангелом-хранителем. Словом, у меня придумалась очень радостная, трогательная, смешная и серьезная, немного сказочная история, которая заставляет читателя улыбнуться, задуматься и поверить в то, что жизнь в целом довольно приятная, хотя и непростая штука, в которой, бывает, случаются настоящие чудеса…

3

Ночью Фима спала плохо — все думала о превратностях судьбы, ангелах, праведниках и своем месте в этом мире, который еще недавно казался ей относительно понятным. Уснула только под утро. Когда она открыла глаза, было как-то подозрительно светло. Фима поняла, что она в первый раз в жизни проспала и, кажется, в первый раз в жизни опоздала на работу.

— Н-да, Вася, спасибо за предупреждение — чудеса начались. — Крикнула Фима вслух не известно кому, выбралась из постели и направилась на поиски телефона. После продолжительных поисков он почему-то обнаружился в холодильнике. — Да уж, чудеса, так чудеса. — Ворчала Фима.

Она позвонила на работу начальнице, что соврать она так и не придумала, и поэтому честно залепетала:

— Светлана Васильевна, извините, мне жутко неудобно, но я проспала, извините. Ночь выдалась неспокойная. Я скоро подъеду.

— Ты, наконец-то, начала весело проводить ночи? — удивилась Светлана Васильевна. — Давно пора, девочка моя. А то не человек, а ангел какой-то сизокрылый. Ладно, оклемаешься, приезжай.

Фима минут пять стояла с трубкой в руках и слушала короткие гудки. Она не могла понять: вроде она провинилась, нарушила трудовую дисциплину, а начальница чему-то обрадовалась. Безумие какое-то.

Фима работала в одном почти глянцевом журнале менеджером по рекламе. До этого она успела поработать еще в паре газет и журналов, на телевидении, трех радиостанциях и рекламном агентстве. Другой работы при своем высшем филологическом образовании она найти не могла. Работа ей не нравилась, она работе тоже. Впрочем, несколько постоянных клиентов у Фимы все же было: в основном дамы предпенсионного возраста, крепкие предприниматели средней руки, которые понимали, что уже поздно завидовать чужой молодости и красоте — у них были другие ценности. Фиму они считали милой ответственной девочкой. Зарабатывала она больше своих коллег, что тоже не добавляло ей популярности.

В журнале, где сейчас удобряла скудную рекламную почву Фима, ее, как обычно, не любили, но не любили как-то очень апатично. Просто старались не замечать. Или на самом деле не замечали. Коллектив был дамским, все были замужем, у всех были дети. Интриги не практиковались и не поощрялись начальством. Это был самый спокойный коллектив из всех, где работала Фима. Здесь она чувствовала себя почти комфортно.

После утреннего Фиминого звонка Светлана Васильевна за чашкой чая поделилась с парой коллег открытием, что эта Фима, точнее Фифа, как они ее называли, эта чопорная и высокомерная наследная принцесса, оказывается, нормальная девка. Сегодня, вон, опоздала, потому что проспала, как все нормальные люди, а ночью, небось, пила до потери сознания или еще чем занималась, а, скорее всего, и то, и другое. Коллеги понимающе покивали головами и тоже пришли к выводу: Фима никакая не фифа, а обычная баба.

Когда Фима, наконец, добралась до места службы, все с ней здоровались как-то непривычно приветливо. Даже редакторша Шурочка, вторая незамужняя дама в коллективе, которая ненавидела Фиму больше всех, потому что тоже была недурна собой и Фиму считала свой самой злейшей конкуренткой, посмотрела на нее с интересом. Она не поздоровалась, не снизошла даже до кивка головы, но посмотрела.

— Как твоя голова? — участливо поинтересовалась Светлана Ивановна. — Может, тебе таблеточку дать?

Фима хотела уже было отказаться, но тут услышала легкий шорох в своем ухе, который непостижимым образом сложился в слова: «бери, поблагодари и добавь: «голова просто раскалывается после вчерашнего».

— Ой, спасибо, — сказала Фима тем особым подчеркнуто вежливым, доброжелательным голосом, каким обычно разговаривала с родителями по телефону, клиентами и начальством. — Так кстати, у меня голова после вчерашнего раскалывается, а таблеток нет. Вы меня прямо спасаете.

Светлана Васильевна расплылась в улыбке.

— Чудеса! — в который раз за день подумала Фима.

Она решила закрепить результат и направилась к Шурочке.

— Шура, — заискивающим тоном произнесла Фима и униженно посмотрела ей в глаза, — я попала в безвыходную ситуацию — за выходные потратила все деньги, все, до последней копейки. Что-то на меня нашло. У меня было такое ужасное настроение, мне так одиноко было, что я накупила какой-то ерунды, а потом напилась. Теперь мне не на что даже купить себе кефира на ужин. Пожалуйста, одолжи пятьсот рублей до зарплаты. — Самое забавное, что Фима даже не соврала. По большому счету все так и было. Умолчала только о постыдной неудавшейся попытке самоубийства.

Шурочка так удивилась, что безропотно полезла в свой кошелек и протянула пятисотрублевую купюру. Потом, конечно, пожалела, задумалась о том, что никто на предприятии не знает кредитной истории этой фифы Фимы, потому что она ни разу ни у кого не просила в долг. Потом успокоила себя, что Фима, вроде, порядочный человек, к тому же она, Шурочка, в любом случае отберет свои деньги у кого угодно. А потом она начала размышлять, что эта надменная красавица такая же одинокая, как и сама Шурочка, и в сотый раз грустить о том, что все ее подруги повыходили замуж, разъехались по обеим столицам, а Шурочка почему-то застряла в этом унылом городе, все не решалась уехать и в результате осталась совсем-совсем одна. Ей не с кем было ходить на вечеринки, не с кем было путешествовать, а иногда не с кем было даже поговорить. Шурочка не подозревала, до какой степени ее жизнь похожа на Фимину.

Весь день Шурочка была какая-то взвинченная, много и нервно курила, а к окончанию рабочего дня все же подошла к Фиме и с каким-то подростковым вызовом предложила:

— Слушай, а пойдем в пятницу на одну закрытую вечеринку. У меня есть два пригласительных.

Фима хотела было спросить: «С чего это вдруг ты решила меня позвать? Неужели тебе не с кем больше пойти?», но услышала в ухе уже знакомый шорох, который сложился в слова: «соглашайся без лишних вопросов».

— Пойдем! Так здорово! — с энтузиазмом воскликнула Фима. — А что туда нужно надевать? Знаешь, я ни разу в жизни не была на закрытых вечеринках… Я вообще ни разу не была ни на одной вечеринке. — Добавила после паузы она.

Шурочкины большие глаза стали еще больше.

— Бедный ребенок. Пора бы уже взрослеть. По поводу одежды — позже обсудим, я сама еще не знаю.

— Чудеса. — Уже привычно подумала Фима и живо себе представила, как Вася подговаривает Шурочкиного ангела-хранителя, чтобы он внушил ей идею позвать Фиму на вечеринку. Ей даже показалось, что она услышала знакомое ангельское хихиканье.

Ночью, когда Фима уже лежала в постели с томиком Довлатова на нежной девичьей груди, глядя в потолок со счастливой улыбкой, и вспоминала события минувшего дня, рядом с ней в постели вдруг появился Вася. Фима завизжала.

— Тихо, тихо — это же я, Вася!

— Ты можешь появляться как-нибудь менее… эффектно? — возмущенно поинтересовалась Фима, когда пришла в себя. — И вообще, что ты делаешь в постели невинной девушки? Если бы я не знала, что ты ангел, я бы подумала, что ты сексуально-озабоченный подросток! Посторонний мужчина в моей постели! Мужчина, которого я знаю всего второй день! С ума сойти!

— Просьба — без оскорблений! Никакой я тебе не мужчина. Не нужно сравнивать меня с этими похотливыми безответственными животными! Я ангел, а не мужчина! Я только внешне на них похож. Одна из причуд нашего самого главного шефа — сотворить вас похожими на нас. Или нас, похожими на вас. Он уже и сам не помнит, кого сотворил первым.

Фима перевернулась на бок, подперла голову ладонью и с любопытством наблюдала за Васей. Она воображала, что он настоящий мужчина, и пыталась себе представить, как бы она себя чувствовала в постели с мужчиной. Наверное, было бы хорошо заниматься с ним любовью на этой кровати, вместе смотреть фильмы и читать книжки, разговаривать, смеяться…

— Но-но, барышня! — вдруг завопил Вася и вывел Фиму из состояния блаженной мечтательности. — Бросьте свои порочные мысли. Побойтесь Бога, я же ангел, а она о чем думает! Стыдно, барышня, стыдно! — Вася даже пальцем погрозил строго.

Фима покраснела.

— Ладно уж, — смягчился Вася, — привыкай к мысли, что твоя постель не всегда будет пустой и холодной.

— Это ты сейчас гипотетически рассуждаешь или делаешь официальное предсказание, что я, наконец, влюблюсь?

— Вот женщины! Все им романтические бредни. Все им любови… — Вася помолчал. — Кстати, давно хотел тебя спросить, а как ты живешь без секса?

— А ты?

— Я? Странный вопрос. Нам, ангелам, секс не нужен. Мы выше всей этой мышиной возни. Бред какой-то: двое елозят друг на друге, мажут друг друга слюнями, потеют, пыхтят, сопят, стонут, визжат, кричат. Вместо лиц какие-то жуткие гримасы, как у грешников в аду. Кошмар. Бррр… — Васю даже передернуло. — И при этом вы, люди, без этого не можете жить.

— А ты, Вася, ханжа. А вчера хорохорился: я тебя плохому научу, плохому научу! А сам? Слушай, а я ведь тоже без секса легко обхожусь. Нет и не надо. — Печально сказала Фима. — А, может, я тоже ангел?

Вася хихикнул.

— Должен вас огорчить, барышня. Ты не ангел, ты просто маленькая закомплексованная дурочка. Хотя ангельского в тебе много. — Он критически осмотрел Фиму. — Ангельская красота, например, и ангельский нрав, и ангельский голос… — Вася задумался. Слушай, а ведь ты права! Ты ангел! Только заключенный в земную оболочку.

Оба примолкли. Фима вдруг подумала, что в настоящей ангельской Васиной душе шевельнулись сожаления, что он ангел и не способен на человеческие чувства. Например, не способен влюбиться. Хотя и обычный человек Фима на это тоже, кажется, не способна. Она вдруг почувствовала, что Вася жалеет, что он не может влюбиться именно в Фиму.

— Серафима, ангел мой, не наглей. Не надо читать мои мысли. Это неприлично. Так юные воспитанные барышни себя не ведут. Это прерогатива старых циничных ангелов.

Они снова примолкли. И каждый думал о своем.

— Это ты все сегодня придумал, старый проказник? — спросила Фима, уже засыпая.

— Конечно, я.

И Фима заснула, свернувшись калачиком со спокойной улыбкой на прекрасном лице, и странный шорох в ее ушах складывался в такой красоты колыбельную, какой еще никто и никогда на земле не слышал. А Вася снова исчез.