1001 день из жизни ненастоящей женщины. Реальные истории

Ольга Мартинес

Вот в чем смысл жизни НАСТОЯЩЕЙ женщины? Сделать головокружительную карьеру? Постичь внутренний дзен? Нет! Смысл жизни настоящей женщины – выйти замуж, сразу и навсегда. Блистать, повелевать, пить смузи и ходить в фитнес. А потом умереть в девяносто, но выглядеть в гробу, как Мелани Трамп на инаугурации. Остальные, то есть женщины НЕНАСТОЯЩИЕ, все делают через задницу. Знакомьтесь, это я. Обо мне и таких, как я: смешные реальные истории из жизни и повесть «С днем рождения, Сандра!»

В ПОИСКАХ ГЛУБОКО ЗАРЫТЫХ ТАЛАНТОВ

Когда мамина блестящая идея правильного женского воспитания провалилась и стало ясно, что ничего путного из меня не выйдет, она решила развить мой талант. Только сначала его надо было найти.

Мне исполнилось шесть, и родительница отвела меня в спортивную школу олимпийского резерва. Там тренером юношеской сборной трудилась ее подруга. Какие-то люди меня гнули вперед и назад, поочередно подвешивали на брусья и кольца. Эти люди все время морщились. Дело пошло веселее, только когда пришла очередь батута.

— Да она с такой жопой переломает нам все снаряды! — резюмировала тренерша.

— Но ведь на батуте у нее почти получилось, — возразила ей мама.

— В роли летающего бочонка твоя дочь, безусловно, впечатляет. Но если я возьму ее в гимнастику, меня тут же уволят из сборной.

Маму так просто было не сломить, и она отвела меня туда, где лучше понимают в талантах, то есть в балет. Девочки с пучками и в одинаковых пачках репетировали танец колосков. Я решила сразу убить их «Лебединым озером». Старуха-балетмейстер вернула меня маме со словами:

— Я много повидала, но вот лебедей, у которых вместо крыльев кочерга… М-да…

С балетом было покончено.

Дальше последовали: фигурное катание…

— Очень, очень способная и пластичная крошка! А вы не пробовали отдать девочку в конькобежцы?

Меня попеременно выгоняли из лыжников, живописцев, кружков юннатов и… Затем меня оставили в покое, признав поиск хоть какого-нибудь завалящего таланта пустой тратой времени.

Но тут случился хор…

В третьем классе нам выпала неслыханная удача. В школе организовали хор. Я записалась первая. Я уже видела себя на сцене в шляпе и черных сетчатых чулках а-ля Лайза Минелли.

Но еще не знала, что кабаре и революционный хор — это разные вещи.

Нас поставили в ряд и зачитали репертуар. Я все еще продолжала надеяться на шляпу и мюзикл с Бродвея, но хоровичка была неумолима, и мы запели:

— Мы же-е-е-ертвою пали в борьбе роковой…

Она зверела:

— Вы жэ-э-э-э-э! Вы самое настоящее жэ-э-э-э! Там пали лучшие из лучших! Жертвою пали! А вы! Блеете, как овцы с аула! Вы должны быть похожи на жертв революции!

Я не хотела быть похожей на жертву революции и решила дождаться своей шляпы и мюзикла с Бродвея. Но следующая песня была про «Мы беззаветные герои все, и вся-то наша жизнь есть борьба!».

— Мы кр-р-р-расная кавалер-р-рия! — гремела хоровичка.

— Мы бе-е-е-е-е-е-е… — нестройно стонали мы и рвали последний хоровичкин нерв своей безнадегой. Никто не хотел бороться за жизнь.

Близилось школьное выступление перед ветеранами. Ветеранов насильно пригнали из подшефного дома престарелых, что был напротив школы. Такое с ними случалось раз в месяц, и те, что в своем уме, начинали исступленно завидовать тем, кто в беспамятстве.

Меня, как не показавшую ни слуха, ни революционного задора, посадили на стул посреди сцены.

Мне отводилась ключевая роль. В заключительной песне «Мы красная кавалерия, и про нас…» я должна была стучать по стулу, на котором сидела, изображая конницу Буденного.

Но за неделю до этого мама отвела меня к ортодонту и мне поставили пластинку на нижние зубы. Не брекеты, а съемную распорку, которая крепилась проволокой и постоянно вылетала изо рта.

Ветераны откровенно страдали и жидко хлопали. Пока не прискакала красная кавалерия. Пластинка была неудобной, я от нефига делать толкала ее языком. Внезапно она встала дыбом и заклинила мне распахнутую челюсть. Я пыталась выплюнуть ее без рук, гримасничая, как Джим Керри.

Я сразу стала похожа и на жертву революции, и на Троцкого с ледорубом в черепе, и на подстреленного Фаней Ильича в придачу.

Я видела, как медленно вылезали на лоб глаза хоровички, и она трясла головой, чтобы кавалерия быстрее сгреблась со сцены. Но я продолжала стучать на стуле и строить дикие рожи, пока пластинка не вылетела вон и не шлепнулась ей под ноги.

В зале аплодировали все, кроме дирекции. Да, пусть вот так, пусть без сетчатых чулок, но и в моей жизни была короткая минута славы!