Абдоминально

Ольга Игоревна Черных (2024)

Автофикшн о борьбе с онкологическим заболеванием вопреки халатности врачей и бездушию бюрократической машины. Слово «абдоминально» появилось в жизни тридцатилетней писательницы Оли, когда её маме диагностировали четвёртую стадию рака поджелудочной железы. Пока онкологи пожимали плечами, выносили смертный приговор и отправляли домой без оказания помощи, Оля адаптировалась к новым реалиям, изучала природу болезни и пробивалась сквозь стену системы здравоохранения. Четыре месяца ада, восемь медицинских учреждений и шестнадцать врачей в пяти городах против страшного диагноза, способного разрушить морально раньше, чем физически. Как найти в себе силы продолжать бороться, когда мама тяжело больна, у бабушки прогрессирует деменция, а младшему брату грозит детдом?

Июль 2023 года. Постановка диагноза

1 июля, суббота

Мама купила весы, чтобы контролировать похудение. Сегодня в ней пятьдесят три килограмма. Говорит, что поправилась в больнице на килограмм, наверное, за счёт интенсивного вливания капельниц.

Утром ходила с ней за компанию в лабораторию, чтобы сдать кровь на онкомаркеры, а вечером уже пришли результаты: СА 19-9 — 123 ед/мл и РЭА — 1,9 нг/мл. Референсные значения СА 19-9 — меньше 34 ед/мл, РЭА — меньше 5 нг/мл. РЭА (раковый эмбриональный антиген) у мамы в норме. Он используется для диагностики и мониторинга лечения злокачественной опухоли. Показатель СА 19-9 повышен, но может означать, например, панкреатит.

Мы с Мариной весь вечер изучали этот вопрос и пришли к выводу, что у мамы или не показательные маркеры, или у неё не рак, а воспаление. Вообще, СА 19-9 в идеале должен подсвечивать наличие или отсутствие злокачественных новообразований поджелудочной железы, к тому же его важно отслеживать в динамике. Ещё вычитала, что хирурги берутся за резекцию новообразования только при значении показателя СА 19-9 меньше двухсот. У мамы маркер как раз соответствует, но её опухоль вросла в сосуды, если верить описанию ростовского КТ. Мы с Мариной сошлись на мнении — есть что поисследовать. Мама насторожилась и ждёт предстоящей биопсии.

2 июля, воскресенье

Весь пакет документов собран. Завтра выдвигаемся тем же составом в диспансер штурмовать онколога с намерением не уходить без его согласия на госпитализацию, иначе до следующего понедельника можно не дотянуть. Мама приехала неделю назад, а уже столько событий произошло. Всё никак не выброшу из головы слова реутовского заведующего…

3 июля, понедельник

С половины одиннадцатого до одиннадцати утра мама и Маргарита Анатольевна провели на приёме у онколога в «МООДе». Пока они сидели в очереди, я бегала по району в поисках типографии, где можно распечатать мамино свидетельство о временной регистрации. В приёмном окне потребовали бумажный экземпляр. В итоге я ничего не нашла, наткнулась на клинику, где мне из жалости напечатали несчастный листочек.

Я снова попросила своих женщин записать разговор на диктофон, чтобы потом послушать и сделать выводы. В течение отведённого времени врач решал больше чужие вопросы, нежели наши, параллельно обсуждая других пациентов с медсестрой. Маргарита Анатольевна потом сказала мне, что у него геймерская мышка и коврик с изображением танка. Куда интереснее стрелять по врагам, чем целиться иглой в онкоклетки.

— Фамилия? — обратился молодой врач спустя пару минут.

— Черных, — ответила мама, и он продолжил общение с медсестрой.

— Со вторника по пятницу она экстренно попала в больницу и пролежала в хирургии, — сказала Маргарита Анатольевна, чтобы заполнить наступившую тишину.

— Зачем? — спросил врач.

— Плохо было, — ответила она. — Рвота девять раз подряд — дочь считала. Потом в обморок упала.

Я слышала за дверью, как врач печатает, но произносимые слова различить не могла и, чтобы не заскучать, изучала пациентов. Упитанный подросток обнимает худую мать, схватившуюся за живот. Стильно одетая девушка в белом парике расхаживает на каблуках туда-сюда по коридору. Старушка с кожными образованиями на лице говорит сама с собой.

— Напомните, во время вашей операции биопсию не стали брать? — спросил врач.

— Нет, побоялись, что начнётся кровотечение, — ответила мама.

— То есть кишку резать и анастомоз ставить они не боялись, а отщипнуть кусочек материала побоялись, — подытожил он.

— Они мне так сказали, хотя планировали брать.

— А зачем вам операцию делали? Желтуха началась?

— Нет, рвота и обезвоживание. Решили, что опухоль мешает проходимости пищи из желудка в кишечник.

Врач стал изучать свежий выписной эпикриз из реутовской больницы. Медсестра периодически оставляла дверь приоткрытой, когда выходила, и я заглядывала в кабинет. По выражениям лиц мамы и Маргариты Анатольевны было сложно понять, как обстоят дела. Мы настроились не покидать это здание, пока маму не госпитализируют для верификации диагноза.

— Ни на одном УЗИ, к сожалению, не видно, откуда брать биопсию, — сказал врач. — Всё равно не понимаю, зачем вам в Новочеркасске сделали операцию. Оснований не было в виде желтухи. Лучше бы они биопсию взяли.

Я, конечно, не врач, но, насколько знаю, желтуха связана с желчным пузырём. Когда желчь не выходит, устанавливают стент, но явно не анастомоз между желудком и кишечником. Маме как раз сделали нужную операцию, но вопрос о её успешности остаётся открытым.

— Первый специалист в марте вообще ей сказал, что рвота происходит на фоне психосоматики, и прописал антидепрессанты, — добавила Маргарита Анатольевна.

Врач не прокомментировал и продолжил изучать анализы.

— Вы делали за последние три месяца рентген грудной клетки? — спросил он.

— Флюорографию? Нет, — ответила мама.

— Инфарктов и инсультов не было?

— Нет.

— Так, направление на госпитализацию у вас есть, но вам нужно досдать анализы…

— Как досдать? Мы неделю едва продержались! — вспылила Маргарита Анатольевна.

— А я обещал сегодня вас положить?

— Конечно. Вот она сейчас сидит ровно, и вы думаете, что всё нормально, а она вообще не ходила эти дни толком. Давление падало критически.

— Насколько плохое состояние? — спросил врач.

— Голова кружится и слабость, — ответила мама.

— Мой сын её на руках носит, — приукрасила Маргарита Анатольевна.

— А выписались из больницы, чтобы сюда приехать? — спросил врач.

— Да! Её в хирургии не хотели принимать, — сказала Маргарита Анатольевна. — Сказали, что они онкобольных с раковой интоксикацией не лечат. Продержали до пятницы, чтобы дожить…

— Прокапали её? — спросил врач.

— Прокапали, взяли анализы. Нам хороший заведующий попался, — ответила Маргарита Анатольевна. — Дал направление к вам, чтобы время не терять и не гонять по поликлиникам.

— Так сегодня будет госпитализация? — спросила медсестра.

— Заведующего жду, — ответил врач и обратился к маме: — Вам после капельниц хоть получше стало?

— В больнице было нормально, а как перестают капать, я перестаю в туалет по-маленькому ходить.

— Кушаете что-то?

— Детское питание в основном.

— Уже неделю нет кала, но и ходить нечем, конечно, — добавила Маргарита Анатольевна. Мама накрывает нам на стол, а мы обсуждаем её стул.

— А то, что на УЗИ не определяется опухоль, это что значит? — спросила мама после минутной паузы.

— Надо делать лапароскопию или лапаротомию. Вскрывать живот и брать материал. Можете жаловаться на первую больницу. Полная брехня, что они боялись кровотечения. Если ты режешь…

— Да мы уже этого наслушались! — перебила Маргарита Анатольевна. — Нам в Реутове сказали, что ей нужно быстрее делать биопсию и получать лечение. Заведующий сказал, что мы её вовремя по «скорой» привезли, потому что дома в любой момент могла умереть.

На последней фразе у меня волосы на голове зашевелились. Мама впервые слышит про нависшую угрозу смерти. Надеюсь, это её не ранило, но спрашивать у неё позже не стала. Испугалась.

— Посидите в коридорчике, у нас поменялись условия, — сказал врач. — Я хочу вас положить. Думал, что раз на КТ образование видно, то и УЗИ покажет, но тут совершенно другие объёмы, поэтому не показывает. Надо учитывать её предыдущую операцию и постараться сделать небольшой разрез. Наш заведующий сейчас на операции, надо его дождаться. Скорее всего, он захочет вас увидеть, чтобы принять решение.

— Вопрос стоит о сегодняшней госпитализации? — завелась Маргарита Анатольевна. — Мы экстренно поступили в больницу, получили направление, сдали все анализы, прописались…

— У нас не скорая помощь, — перебил врач, — вы, со мной ругаясь, только плохое наживёте. Я принципиальный до ужаса.

— Вы её не видели…

— Вы меня не слышите. Я вам что сказал: «Пошли вон отсюда»? Вопрос о госпитализации всегда стоит. Если заведующий поймёт, что не готов брать на себя ответственность, то мы не положим. Одно дело взять пункцию, а другое — резать живот. Пункцию переживёт любой пациент. У неё пункцию взять нельзя. Нужно проводить полостную операцию. Логичный вопрос — она её потянет? Вы хотите убить её лапароскопией? Я не хочу. Поэтому делю ответственность с заведующим.

— Да не хочу я ругаться, — успокоилась Маргарита Анатольевна. — Мы уже не знаем, куда податься. В Новочеркасске накосячили, в Ростове отказали, здесь под вопросом, хотя мы делали всё, как нам говорили.

— Вы почему-то ошибки всех предыдущих врачей на меня сваливаете. Надо было сваливать в самом первом месте, — возмутился врач.

Не знала бы я, чем кончится их разговор, подумала бы, что молодой врач и правда их выгонит, если, конечно, имеет на это право.

— Её сюда привезли, потому что там бесполезно! — напомнила Маргарита Анатольевна.

— Поэтому подождите в коридорчике. Я уточню у заведующего, — повторил врач, растягивая произношение слов.

— А результаты онкомаркеров посмотрели? — вспомнила мама про показатели, которые мы так долго изучали.

— Какая-то есть активность опухолевая и то несильная, — ответил он, и я приободрилась. — Погуляйте пока.

— Доктор, ну, пожалуйста, — попросила Маргарита Анатольевна, и они с мамой вышли.

Решения заведующего мы ждали минут десять в коридоре. Маргарита Анатольевна даже покурить не успела, как медсестра позвала нас с мамой в кабинет. Сперва спросила рост и вес и кем я маме прихожусь, а потом нарочито любезно заговорила:

— Как бы мне так вам помочь, чтобы вы не шли в приёмный покой, потому что там очень много народа? Давайте я вам как-то помогу. — Я молчу. Поняла, к чему она клонит. — Печати вам сама все поставлю. Вы сейчас с вещами идёте в семиэтажное здание, где делали УЗИ. Поднимаетесь на третий этаж в хирургическое отделение, показываете листок от врача на посту, и там вас госпитализируют. Эту карту, чтобы вам не идти в приёмный покой, я сама отнесу, а потом её передадут в ваше отделение.

— Хорошо, — ответила я.

— Я вам помогу, — повторила она, листая медкарту.

Мама полезла в сумку за кошельком и достала две тысячи. Дала мне, и я подошла к столу медсестры, беспардонно протянув две бумажки со словами: «Возьмите». Вторая взятка в моей жизни. Женщина улыбнулась и спросила: «За что?», протянула руку и сказала: «Спасибо». Я ответила: «За время».

Конец ознакомительного фрагмента.