Чужие голоса

Ольга Вуд, 2020

Страшно одной в космическом пространстве. Но и в детском лагере под присмотром воспитателей до мурашек страшно. Страшно пригласить на свидание, и как же страшно отказаться от токсичных отношений. Страшно столкнуться с тем, что природа скрыла в лесу, но оказаться в плену системы, которую выстроили люди, еще страшнее. Сборник «Чужие голоса» – это проект выпускниц писательского курса окололитературного объединения «Ковен Дур». Рассказы связаны темой страха, ведь дать голосам своих героев зазвучать во всеуслышание тоже страшно. Каждый голос звучит по-своему, но каждый вы уже слышали, может быть, в компании друзей, а может быть, наедине с собой, заглянув вглубь.

Станислава Ан. Встреча за зеркалом

Динь-дон… динь-дон… зеркала поют, сердце молчит. Я иду лабиринтом, не глядя по сторонам. Рядом хмурый мужчина. Почему он всегда рядом. Это раздражает. Я, не удержавшись, показываю ему язык. Он отвечает тем же. Обезьяна и кривляка. Можно подумать, что шут здесь он, а не я.

Иду вперёд под музыку зеркал. Хочу поймать хоть что-то по ту сторону. И ничего не вижу. В глазах словно туман. Я усмехаюсь. И дотрагиваюсь до зеркала. Никогда они не скроют того, что я хочу увидеть. И я вижу. За зеркалом сидит девушка. Тёмные волосы, смуглая кожа. Настоящая цыганка. Только почему-то в доме. Я одёргиваю ладони. Та ли это женщина, что я ищу? Нет, совсем нет. Моя госпожа, моя жена… у неё рыжие волосы и янтарные глаза. Она похожа на цветок огня, моя госпожа. Эта же словно дикая кошка.

И я иду дальше.

— Эй! — слышу я её голос. — Подожди!

Она не может меня видеть. Какое мне дело до того, кого она зовёт. Но она упрямо прижимается к зеркалу.

— Парень в белом костюме, подожди!

В белом костюме, это я. И мой сосед из зеркал. Она нас видит? Я останавливаюсь. И смотрю на неё. В моих глазах больше вопросов, чем смеха. А это плохо. Шут должен звенеть смехом. Даже через себя.

— Ты меня видишь?

Она кивает.

— Тебя как зовут? — она пытается пройти сквозь зеркало. И мне смешно. Ничего у неё не выйдет. Зеркала отделены от их мира. Пусть это тонкая грань, но такая прочная. Я протягиваю руку и помогаю ей перебраться в мой мир. В её глазах удивление.

— Как здесь странно.

Я поворачиваю голову. Смотрю на зеркала, висящие вдоль стен. Одни зеркала, за которыми иногда есть двери. И всё. Это моё королевство. Здесь я повелитель и господин. Господин без госпожи. Я усмехаюсь.

— Здесь хорошо. Здесь всё так, как я желаю.

— У тебя непонятные вкусы. — Она замолкает и смотрит в мои глаза. — Ты обиделся?

— Нет. Обиделся, — крутанувшись, я иду по коридорам. — Это лучшее, что я могу предложить.

— Так как тебя зовут?

Вот же, пристала. Я не знаю. Не помню. Или помню? В память смутно прорывается что-то, пахнущее цветами. Цветами? Точно.

— Меня зовут Шион, — я усмехаюсь и повторяю это слово вслух, ещё и ещё раз, — Да, Шион. Астра. Звезда среди цветов. Только я не люблю эти цветы. А ты?

— Я? — в её глазах недоумение. — Я люблю цветы.

Я начинаю раздражаться. Что за глупая девчонка.

— Как тебя зовут?

Она смеётся. И её глаза смеются тоже. Я невольно улыбаюсь. Как я соскучился по звенящему смеху. У меня перестаёт болеть голова, и улучшается настроение. Я безумно радуюсь этому. Но отчего эти гости такие редкие?

— Я Настя, — она останавливается возле комнаты. И как только поняла, что там дверь? Я хватаю её за руку. И сердито качаю головой.

— Не ходи туда. Поняла, Настя?

Она кивает. Я разжимаю пальцы.

— Что значит твоё имя?

— Не знаю, — Настя пожимает плечами. И поворачивается к зеркалу. — Можно, я пойду домой?

Я киваю. Я хочу оставить её подольше. Я не хочу её отпускать. И во мне глухо зреет раздражение. Почему я должен остаться один. Почему она уходит? Это несправедливо! И всё же я отпускаю её. Пока отпускаю. Но потом.

Потом я не знаю. У меня может не хватить сил на это.

Сев на кресло, я пальцем рисую в воздухе узор. Узор сплетается в рисунок астры. Отвратительные цветы. Блёклые и простые. Совсем как звёзды. Они не дают достаточно света. Они неяркие и унылые. Они вгоняют в депрессию. И я сжимаю в ладони цветок. Сминаю, рушу это хрупкое очарование. Размазываю по полу каблуком сапога.

Ненавижу хрупкие вещи.

— Шион! — слышу я из зеркала. Я поднимаюсь и иду на зов. Это Настя. Я открываю зеркало. И да, это она. В её глазах знакомая улыбка. Тёмные, кошачьи глаза взрослой женщины. Почему-то мне кажется, что она взрослее, чем нужно.

— Заходи, — я подаю ей руку, и она шагает в зеркало. — Ты меня не боишься, верно?

— Нет, не боюсь. — Она протягивает мне букет астр. — Здесь не помешает немного жизни.

— Здесь есть жизнь, — отвечаю я, но цветы беру. Они странно прекрасные. Не тихие, не блёклые. И как она умудрилась их достать посреди лета?

— Это не то, — Настя идёт рядом со мной, запомнив, в какую дверь нельзя. Странно, я сам иногда забываю, где эта комната. — Жизнь должна быть… э-э-э… живой? И от неё нужно получить всё, пока есть возможность.

Я сжимаю её руку. Она почему-то кажется мне грустной. Но она не отвечает на мой немой вопрос. Делает вид, что не замечает. Прислушивается.

— Ой, какая красивая музыка. Похожа на перезвон колокольчиков, — в её улыбке снова ни капли фальши.

— Это музыка зеркал, — отвечаю с гордостью. — Моя музыка. Под неё удобно шутить и веселиться.

— Ты забавный, — она смеётся. — Хочешь, я покажу тебе свой мир?

Я мрачнею. В глазах моего вечного соседа появляются хмурые огоньки. Они разрастаются, становясь опасными и нехорошими.

— Я не хочу, — говорю я сердито. — За пределами зеркал я не настолько силён.

— И всего-то? Тебе не нужна там сила, — она повышает голос.

— Замолкни! — сорвавшись на крик, я отворачиваюсь.

И думаю о том, что глупо вышло. Я рассердился ни за что, она обидится и сбежит. Они всегда сбегают. У меня плохой характер. Но что мне делать? Я всего лишь хочу, чтобы все смеялись и радовались. Я Шут, Шут…

И почему я привязан к этому королевству, почему я не могу отойти больше, чем на пять метров. Я же всесилен…

— Не злись, — она берёт меня за руку, стискивая горячими ладонями. — Я тебя обидела, да?

— Нет, — говорю через силу. — Уходи. Иди, там открыто.

Она смотрит на меня, но уходит. А я поворачиваюсь к своему двойнику. На моих губах расцветает оскал. На его — такой же. Мы какое-то время смотрим друг на друга. Готовые убивать. Я поднимаю руку. Касаюсь лица. Горячее и мокрое. Слёзы…

Красные слёзы…

Да… давно я так не делал. Только ведь Шут не должен плакать. Он не имеет на это право. Слёзы — это удел слабых. А я сильный. Слёзы — это удел плохих. А я хороший. Хороший… Я ничего дурного не сделал. Никогда в своей жизни!

Собственного крика я не слышу.

В следующий раз Настя приходит с чем-то белым и липким. Она объясняет, что это шоколад. Она надо мной смеётся? Я знаю, как выглядит шоколад. Он чёрный и горький. Я пробую его на вкус. Сглотнув, вылизываю пальцы. Настя снова смеётся. Она стоит перед зеркалом. Кружится, раскинув руки. Я невольно наблюдаю. Сколько в ней жизни. Она изменила моё сонное царство.

— Красиво, — она задыхается от смеха и эмоций. И падает на кресло. Я тоже улыбаюсь.

— Хорошо, что судьба нас свела, — говорю я.

И всё меняется.

В её глазах появляются чуть ли не слёзы. Но она упрямо шмыгает носом. Смотрит на меня так, словно я сделал что-то нехорошее. Я поднимаюсь, не зная, что сказать. Как поступить правильно.

— Ты рад судьбе? — мрачно спрашивает она.

— Да? — я удивляюсь ещё больше. — Она сделала мне столько подарков.

— Она сделала тебя пленником в твоём зеркале! — её голос становится выше и пронзительнее. — Она дешёвая девка, эта судьба.

— Почему? — я не понимаю. — Судьба не жестока, она справедлива.

— А где справедливость, когда страдают дети? Только что рождённые, не успевшие совершить ничего плохого, где? Где, я тебя спрашиваю?!

— Не кричи! — её крики отзываются болью в голове. Я ощущаю, что ещё немного, и я взорвусь. Я бросаюсь к ней, но Настя уворачивается. Я иступлено бью по зеркалу. Потом ещё раз. И снова, снова… пока ладони не окрашиваются красным, пока сила не покидает меня, и я не падаю на пол, задыхаясь от боли и гнева. Зачем…

Зачем она кричит.

Насти нет. Она успевает уйти.

Её нет и потом. Ещё очень-очень долго. Я, кажется, теряю что-то важное. Какую-то часть жизни. А что если это она моя госпожа, моя жена? Вздрогнув, я подхожу к зеркалу. Её нет в комнате. Но там сидит какая-то старая женщина. Постаревшая. Наверное, это мама Насти. Она говорит в какую-то странную коробочку.

— Да… надеюсь, полиция найдёт её. Нет… она ничего не сделала. Я надеюсь. Но у неё врождённый порок сердца. Ей нужна операция. Если её не сделать… у меня нет таких денег!

Я отхожу. Я закрываю это зеркало. Я не хочу слышать дальше. Но я не могу забыть Настю. Может быть, я был ей нужен, а она до меня не достучалась. И я иду по лабиринтам, вглядываясь в улицы. Я ищу её, смуглую девушку с длинными чёрными волосами. Девушку, которая слишком рано стала взрослой.

Мне кажется, что я никогда её не найду. Я ищу Настю в зеркалах, в окнах, на зеркальной глади воды. Везде, где только есть такая возможность. И нигде её не вижу. Я чувствую смутную тревогу. Я боюсь, что она совершила непоправимую глупость. Я жалею, что не попытался узнать раньше, почему она такая. Не попытался спросить.

И я её вижу.

Далеко от воды. Очень далеко. Зеркала меня не пустят. Но я выбираюсь. Я заставляю себя идти по мокрой траве. Мне тяжело. Дыхание перебивается, стягивается, запирается внутри меня. Ноги, руки, словно марионетки… Я сам словно марионетка. И кукловод хочет убрать меня назад в сундук. На щеках снова мокро. Опять кровь.

Солёная, очень солёная.

Лишь бы не поздно.

Я преодолеваю сопротивление своего тела. Я ощущаю, что я не могу идти. Я падаю. Рухнув на одно колено, я с тоской смотрю на Настю. Лишь бы не опоздать. Она же ведь… а что я могу сделать? И я понимаю, что вовсе я не всесилен. Узник зеркального лабиринта, не могущий даровать жизнь. На моих губах расцветает улыбка. Я не могу так.

Я себе этого не прощу.

Не прощаю…

И рвусь вперёд. Мне кажется, что меня сейчас разрежет, словно тысячи нитей врезаются в тело, скользят по больному. И опускаюсь рядом с Настей, стараюсь подхватить как можно бережнее. Мне кажется, она уже совсем не дышит. Лицо белое. Неестественно белое. Мне хочется кричать. Но я ужасно спокоен.

Я возвращаюсь к пруду, из которого вышел. Я иду в него не промокнув. И не давая промокнуть Насте. Я возвращаюсь в лабиринты зеркал. И иду к другой границе. Здесь сплетаются все Грани. За Грань меня не пустят. Но ей разрешат остаться. И пусть судьба будет к ней милосерднее, чем ко мне.

Шаг за шагом, я иду по гулкому коридору, полному неясных теней. Меня пока не прогоняют. У меня есть немного времени.

Настя открывает глаза.

— Шион, — она улыбается, — ты меня нашёл? Я скучала.

— И я скучал, — говорю ей, и сглатываю что-то невидимое. Но очень давящее.

— Куда это мы? — она прислушивается. — Я хочу услышать эту музыку. Те колокольчики…

— Хорошо, ты её услышишь, — я замираю. Уже виднеется свет. Там её встречают. Она их видит. В отличие от меня.

И я усилием воли вызываю мелодию. Мне больно её слышать. Но ради Насти я терплю. Потому что знаю, что это значит.

— Спасибо, Шион, — она спрыгивает на пол. — Удивительно хорошо. Я пойду, да? До новой встречи?

— До новой встречи, — вру я отчаянно. И провожаю её. Машу рукой. А самому так и хочется посмотреть на своего соседа. Он плачет? Ведь он такая мартышка, всегда за мной повторяет. Но он спокоен. И я спокоен.

Повернувшись к нему, я вытираю лицо ладонью и подхожу ближе.

— Вот мы снова остались одни, приятель, — я улыбаюсь. Но на глазах снова мокро. — Постараемся не сломаться, ладно?

Он улыбается мне в ответ. Он тоже будет стараться…