Сердце Черной Мадонны

Ольга Володарская, 2008

Ире по жизне везло. Особенно на людей! Те, с кем ее сталкивала жизнь, были интересными, успешными, талантливыми. Она встречалась с депутатом, клипмейкером, популярным певцом, а полюбила провинциального бизнесмена по имени Бэк… Ради него она покинула столицу, оставила должность главного редактора модного журнала, забросила друзей, интересных, успешных, талантливых, и посвятила себя ему… Однако он не оценил, и они расстались. А Ира по-прежнему любила и, возможно, вернулась бы к нему, но… Бэка убили! Кто-то из Ириных друзей. Оказалось, ей с ними не так уж и повезло… Один лишил ее мужа, а остальные выкинули ее из своей жизни сразу, как Иру посадили в тюрьму за убийство, которого она не совершала…

Часть 1

(недалекое прошлое, или за два месяца до…)

Глава 1

Тюремные ворота с отвратительным скрежетом закрылись за Ириной спиной. Она вздрогнула от этого звука и торопливо зашагала прочь. И только когда и ворота, и пятиметровый забор с вышками, и мрачное здание главного корпуса зоны остались далеко позади, Ира остановилась. Остановилась, чтобы зачерпнуть горсть снега и смыть с лица слезы. Она свободна! Боже, боже, боже, неужели свободна?!

Ира вытерла лицо рукавом своего пальто. Того самого, в котором ее забрали из зала суда. Осенне-зимняя коллекция прет-а-порте Доминико Дольче и Стефанно Габбаны. «Мокрый» шелк на котиковой подстежке. Когда Ире выдали его час назад, она очень удивилась. Думала, присвоили давно ее пальто, ан нет, видно, никто из тюремщиц не смог оценить истинную стоимость вещи, приняв ее за рыночную тряпку. Шапку-то, эксклюзивный берет из шиншиллы, зажали. Вместо нее выдали серую шаль. Ира намотала ее на голову, поверх накинула пальто, сунула руки в брезентовые рукавицы, закинула за плечо видавшую виды спортивную сумку с нехитрыми пожитками и вышла в мир…

Мир встретил мокрым снегом. Он падал с серого неба на обмотанную старой шалью голову, впивался в лицо, слепил глаза… Но Ирина была рада ему. Она теперь всему радовалась. Ведь она на свободе!

О том, что ее выпускают раньше срока, она сообщила и маме, и бабушке, и лучшей подруге Люське — единственным людям, кто не забывал ее все эти годы, писал, присылал чай и сахар. Но когда конкретно ее освободят, она умолчала, хотя знала точную дату (сегодняшнюю!). Она не хотела, чтобы ее встречали у ворот, сама не зная почему. Ирина не стеснялась себя теперешней — осунувшейся, поседевшей, с плохо залеченным передним зубом, не стыдилась своего статуса бывшей зэчки, не боялась смотреть людям в глаза… Да и с чего она должна стыдиться? Ведь она ничего плохого в жизни не сделала! Хотя и отсидела пять лет за убийство собственного мужа…

За убийство, которого не совершала.

«Я невиновна!» — холодно чеканила она следователю, ведшему ее дело. «Невиновна!» — отбривала она адвоката, уговаривающего ее написать признание, чтобы облегчить свою участь. «Невиновна!» — кричала она в суде, когда приговор был зачитан и конвойные уводили ее из зала. «Невиновна!» — твердила своим сокамерницам… Но ей никто не верил. Даже мать. И друзья. Они не признавались в этом, но Ирина видела по их глазам — не верят…

И вот теперь пришло время доказать всем, что она невиновна.

Ирка знала, что сделать это будет очень трудно. Ведь прошло столько лет! К тому же у нее теперь ни связей, ни денег, так что рассчитывать на чью-то квалифицированную помощь не приходится. Здоровья, и того нет — два года назад одна из зэчек толкнула Ирину так сильно, что она упала и сломала ногу в двух местах. Кости срослись неправильно, и теперь Ира прихрамывала и мучилась болями…

Но все это не имело значения! Ирина твердо знала: она найдет убийцу. Тем более что круг подозреваемых не так уж велик: всего девять человек. Именно столько приглашенных было на вечеринке по случаю их с Бэком (так звали Иркиного мужа) «ситцевой» годовщины, после которой и произошло преступление… Один из этих девяти и есть убийца!

За пять лет ее родной городок Ольгино не изменился совершенно. Когда Ирка вышла из вагона и огляделась, то глазам своим не поверила. Все осталось таким, как она помнила. Абсолютно все! И выщербленная платформа, и станционная домушка, и остановка рядом с ней, и привокзальный магазинчик, и даже рекламный плакат на его стене, казалось, висел все тот же. «Имидж — ничто!» — прочитала написанный на нем слоган Ирка и хмыкнула. Очень в тему!

Спустившись с платформы и купив в магазинчике банку «Спрайта» (ее имидж произвел неизгладимое впечатление на продавщицу!), Ирка направилась по шоссе в сторону отчего дома. Дошла за двадцать минут. Могла бы попасть туда и раньше, если б согласилась на то, чтоб ее подвез сердобольный старичок на «Москвиче-412», но Ирка отказалась — ей хотелось пройтись.

Мама встретила на пороге. Увидела в окно приближающуюся к дому дочь, выскочила на лестничную клетку и буквально упала в Иркины объятия. Она рыдала, руки ее, припудренные мукой, тряслись. Ирка прижала ее к себе и тоже заплакала. Они долго стояли в подъезде, воя в голос, потом в унисон засмеялись и заторопились в квартиру.

Мать стала суетиться у плиты, рассыпая по кухне муку (она затеяла пироги — как чувствовала, что кто-то в гости явится), сшибая табуретки, роняя ложки. Ира порывалась ей помочь, но мама не позволяла. Она то усаживала дочь на диван, то отправляла ее в ванную мыться, то совала какую-нибудь еду и все никак не могла поверить, что эта изможденная, сурово нахмуренная немолодая женщина — ее тридцатилетняя красавица-дочь.

Потом, когда Ирка намылась, а мама приготовила обед, пришли бабушка и Люська. Бабушка притащила целую сумку всяких домашних солений-варений, а Люська бутылку пятизвездочного коньяка. Накрыв на стол, они расселись. Выпили по пятьдесят граммов. Ирка, опорожнив стопку, передернулась. Она отвыкла от алкоголя вообще, а от коньяка — в частности. Вкус некогда любимого напитка показался противным, а быстро пришедшее опьянение было настолько расслабляющим, что она тут же уснула. Даже не попробовав маминых пирогов и бабушкиных помидорчиков.

Проснулась Ирка рано. Мама спала. Бабушки с Люсей не было — они ушли поздним вечером (чтобы не тревожить спящую, все переместились на кухню и долго разговаривали там, стараясь избегать темы, касающейся разительной перемены во внешности и поведении Ирки), не забыв убрать со стола и перемыть посуду. Ирина села за чистый стол, достала из банки соленый огурчик и со смаком им захрустела. Съев один, потом второй и третий, она встала, чтобы поставить чайник. А потом застыла возле окна и стала рассматривать двор, по которому носилась девочкой, пробегала девушкой, степенно ходила молодой женщиной. Вон лавочка, на которой они с братом любили отдохнуть после работы, потрепаться, на ней же они сидели с Люськой, сплетничая об общих подружках, там целовались с Бэком перед тем, как проститься…

Бэк! Тогда он был ее женихом, потом стал мужем. Первым и единственным. Любимым. При воспоминании о нем к Иркиному горлу подступил ком. Она готова была вновь расплакаться, но все-таки сдержалась. Ведь никогда не была плаксой, даже в тюрьме очень редко лила слезы, а на свободе ревет и ревет… Как плотину прорвало!

Взяв себя в руки, Ирка заварила себе чаю — крепкого и сладкого-пресладкого, перекусила, потом оделась и вышла из квартиры. Она решила наведаться туда, где началась их с Бэком история и где в ней была поставлена финальная точка, — в ИХ дом. Именно в нем, в старинном особнячке, принадлежавшем до революции купцу-миллионщику, а затем Бэку, произошло их первое свидание. Там же они играли свадьбу. И там же Бэка убили! Во время вечеринки по случаю «ситцевой» годовщины. Убил один из девяти Иркиных друзей — ровно столько человек были приглашены на нее…

Доехав до старой площади на рейсовом автобусе, она вышла и двинулась в сторону реки Сейминки. Пока шла, напряженно размышляла о том, что не знает, с чего начать поиски убийцы. Находясь в тюрьме и мечтая о том, как, выйдя на свободу, она восстановит справедливость, Ирка представляла лишь конечный результат: собрав всех в комнате, где был убит Бэк, она подойдет к убийце и спросит: «За что?» Она прокручивала в воображении эту сцену много-много раз, а вот конкретного плана действий не разработала. Она уподобилась Скарлетт из «Унесенных ветром», только если та говорила себе: «Я подумаю об этом завтра», то Ирка твердила: «Подумаю, когда выйду».

И вот она вышла! А в голову так ничего и не лезет! Но Ирка почему-то не сомневалась, что решение придет сразу, как она попадет в дом. Откуда в ней такая уверенность взялась, Ирка не могла сказать. Видимо, ей просто подсказывало сердце…

Медленно двигаясь в сторону ИХ дома, Ирка вспоминала, как, прогуливаясь здесь шесть лет назад, познакомилась с Бэком. Тогда она приехала из Москвы, где жила и успешно трудилась главным редактором женского журнала, проведать маму, и решила побродить по старым улочкам города. Нагулявшись, она присела на скамейку возле красивого деревянного строения — этакого теремка с высоким крыльцом, балкончиками, узкими, украшенными резными белыми наличниками окнами и увенчанной флюгером башенкой. До революции он принадлежал купцу Егорову, а во времена Иркиного детства в нем располагался Дом пионеров. С тех пор много воды утекло, но домик оставался таким же очаровательным, только цвет изменился: был зеленым, стал бордовым…

— Любуетесь? — услышала Ирка за своей спиной.

Обернувшись, она увидела молодого мужчину явно азиатской внешности. Он был одет с иголочки и идеально причесан.

— А вы обратили внимание, что дом поменял цвет? — продолжил мужчина. — Раньше зеленым был, помните? — Ирка кивнула. — Я когда этот дом увидел, сразу понял, что он должен быть именно такого цвета. Угадал! Уже потом прочитал, что он и вправду был выстроен из красного дерева. Необычно и безумно дорого. Между прочим, зелень с него соскоблена, а дерево покрыто мастикой, так что бордо — это не краска, а настоящая поверхность бревен, — закончил молодой человек.

— А вы, простите, кто?

— Хозяин дома.

— Но ведь он — историческая и архитектурная ценность. Как вам его продали?

— Ну не совсем продали — сдали в аренду на девяносто девять лет. — Он широко улыбнулся. Зубы у него оказались просто фантастически ровными и белыми. — Пойдемте в гости.

Ирка удивленно посмотрела на мужчину. Надо же, пять минут поговорили, даже не познакомились, а он уже в гости зовет.

— Скажите, а вы кто по национальности?

— Вы что, шовинистка?

— Нет, — Ирка смутилась. — Просто зачем японскому парню дом русского купца?

— Корейскому, а не японскому. И то наполовину. Но я отвечу. Приехал я в СССР в восемнадцать, больше десяти лет назад, не знаю почему. Мне хорошо жилось в Корее, но рвался именно в Россию. Не могу это объяснить только тем, что у меня мама русская, — воспитывали-то меня как настоящего корейца. Но стоило маме заговорить о своей родине, она из Поволжья, спеть протяжную русскую песню, моя душа начинала ныть и проситься туда. Приехал. Долго мотался по вашей необъятной родине, цветами торговал, шмотками, а разбогатев, решил обосноваться в Москве. Проезжал как-то в столицу через этот городок и почему-то завернул сюда. А уж когда на этом месте оказался, понял, что именно сюда рвалась моя душа, и теперь путь закончен…

— И вы осели здесь, в нашей глуши?

— Да. А чтобы не скучать, купил обе старые мельницы, магазин, столовую — в общем, все, что давным-давно принадлежало Егорову, а в последнее время дышало на ладан и было на грани банкротства… — Мужчина резко замолчал и вдруг выпалил: — Меня зовут Бэком. А вас как?

— Ирина, — представилась она.

— Ирочка, предложение остается в силе!

Она пристально посмотрела на собеседника. Он был среднего роста, стройный, гибкий. В лице его проскальзывало что-то славянское: кожа была белая, без желтизны, нос немного вздернутый, а глаза довольно большие. Бэк, заметив ее пристальный взгляд, еще раз улыбнулся:

— Ну что, прошел я фейсконтроль? На маньяка не похож? — весело спросил он, а Ирка хмыкнула в ответ. — Тогда пойдемте ко мне в гости. Я напою вас чаем из самовара!

И, не слушая вялых Иркиных возражений, Бэк взял ее под локоток и повел к дубовым дверям теремка.

Вот так они и познакомились…

И весь день провели вместе. При этом ничего между ними, кроме поцелуев и объятий, не было. На следующий день они гуляли по берегу реки, болтая, молча сидели у зажженного камина — слова уже были не нужны, хватало взглядов. И тогда она не осталась у него, хоть и мечтала заняться с ним любовью, но ее останавливала какая-та странная стыдливость. Зато ночью Ирка неожиданно проснулась, открыла глаза — за окном ночь, полная луна, — вскочила с кровати, а потом, уняв сердечную дрожь, вылетела из дома и побежала по направлению к его дому. Она неслась как на пожар, невзирая на темень и расстояние. Мелькали столбы, деревья, дома… Вот и забор, орешник за ним, калитка…

Бэк, голый по пояс, выскочил из дома, замер, а когда разглядел в темноте ее белый силуэт — шелковый кремовый халат поверх ночной рубашки, — рванул навстречу, схватил в охапку, поднял на руки и перенес через порог.

С той ночи и началась их любовь. И если бы у Ирки спросили, что она испытала, когда их тела сплелись, она ответила бы — восторг. Душевное парение, сладкую сердечную истому, телесную легкость — именно это, а не что-то другое. После, когда они лежали без сна на шелковых простынях, она не могла даже вспомнить, испытала ли физическое удовольствие. Но она знала одно — никогда еще после близости она не испытывала такого безграничного счастья. Только Бэк, этот стройный гибкий мужчина, подарил ей восторг и духовное очищение.

А после Ирка поняла — ей не хочется уходить из ИХ дома. Она все бродила по нему: по его крутой узкой лестнице с причудливо изогнутыми перилами, по просторным комнатам (раньше, в советские времена, их делили фанерные перегородки, разбивая просторные залы на крохотные кабинетики), по уютной кухне, в которой сохранилась настоящая русская печь… Любила она и башенку, с которой открывался вид на площадь, реку, лес. Бэк возвращался домой поздно, когда солнце уже закатывалось за поросший дубравой горизонт, и Ирка ждала его, стоя на башенке, замирая всякий раз, едва видела его стройную фигуру.

Ночами они не выпускали друг друга из объятий. Спали, тесно прижавшись. Тело к телу. Если поворачивались, то одновременно. Если один вставал, чтобы сбегать в туалет или на кухню, второй тоже просыпался…

Как-то на рассвете, когда первые солнечные лучики ласково гладили плечо проснувшегося Бэка, Ирка вдруг осознала — вот оно, счастье. Другого ей и не надо!

Пролетела неделя, еще три дня. Из Москвы стали поступать требовательные звонки, ей надо было возвращаться. Да, конечно, в столице ее ждали любимая работа, бурная жизнь, друзья, коллеги — все, что было желанным и стало для нее уже привычным. Но понимала она и другое — что без Бэка не сможет жить так, чтобы ощущать себя даже не счастливой, а полноценной. Он стал частью ее! И этот дом, и река, и лес… — ей будет не хватать и их. Все же Ирка уехала, сказав, что обязательно позвонит. Бэк понял, отпустил, взяв с нее обещание вернуться…

Она вернулась спустя две недели — больше не смогла выдержать разлуки. А еще через две они поженились.

Венчались они в белокаменной Рождественской церкви на левом берегу Волги. На Ирке было великолепное серебристо-голубое платье с длинным шлейфом, присланное в подарок другом-дизайнером; на пальце перстень — презент жениха: крупная жемчужина, окруженная россыпью мелких бриллиантов, в оправе из платины; в руках белоснежные розы, а на голове фата из тонких кружев ручной работы. Бэк был облачен в синий фрак и голубую рубашку. Гостей всего двое: Люся и ее муж Сашка. После церемонии молодые и их свидетели отобедали в ресторане «Баржа», а к вечеру на белоснежном лимузине отправились в Ольгино.

Когда они приехали, уже смеркалось, но уличные фонари еще не зажглись. Бэк помог жене выйти из машины, распахнул ворота и согнулся в поклоне. Ирка нерешительно шагнула вперед и обмерла…

Через весь парк, от самых ворот и до высокого крыльца, тянулась красная ковровая дорожка. На деревьях, росших по обе стороны от нее, висели маленькие фонарики и атласные ленты, которые трепал ветер, отчего они переливались в ярком свете разными оттенками. Крыльцо же — и колонны, и навес, и перила — было увито цветами. А на травке рядом, касаясь головами благоухающих гирлянд, стояли музыканты. Завидев молодых, они как по команде подняли смычки и заиграли марш Мендельсона.

Бэк легко взял Ирку на руки. Понес, аккуратно ступая по красному ворсу, и смотрел неотрывно в глаза. Они поднялись на крыльцо, вошли внутрь дома. Бэк поставил жену на пол, взял ее руку в свою, поцеловал, после, все так же молча, повел по лестнице на второй этаж.

Дверь в залу была распахнута, все окна тоже. В комнату врывался ветерок, донося запах цветочных гирлянд и звуки скрипичной музыки, кажется, это был уже Штраус. Бэк обнял Ирку и закружил ее в вальсе, она грациозно скользила, ведомая умелой рукой и неизвестно откуда взявшимся наитием — никогда раньше она не пробовала танцевать вальс. Она порхала как бабочка, и ее развевающаяся фата походила на узорчатые крылья.

Они еще долго танцевали, потом он отнес ее в спальню — музыка и там услаждала их слух, проникая через открытую балконную дверь, — где они занялись любовью, теперь по праву мужа и жены.

В свадебное путешествие они отправились в Париж. Но город почему-то не произвел на них особого впечатления — Ирку всегда восхищала только экзотика, а Бэка ничто не волновало больше, чем поросшие орешником берега Сейминки. Через неделю они вернулись, очень довольные тем, что путешествие закончилось и они вновь шагают не по парижской мостовой, а по пыльной улице городка Ольгино.

Весь следующий месяц был похож на сказку. Бэк работал, Ирка ждала его, потом они ужинали на балконе, благо погода еще позволяла, разговаривали, молчали, целовались и прочее, прочее, прочее… Иногда они выезжали в Н-ск, где у Бэка была прекрасная квартира. Ирка, пока муж работал, повышая благосостояние их семьи, бродила по набережной, по кремлю и узким улочкам, застроенным двухэтажными домиками с окнами у самого асфальта.

Еще через месяц деятельной Ирке стало чего-то не хватать. Весь день она маялась от безделья, спасаясь от скуки только благодаря Интернету, оживала к вечеру: подкрашивалась, наряжалась, готовила легкий ужин — ее муж не любил переедать. Потом взбиралась на башню и ждала.

Когда наступила осень, Ирка готова была взвыть. Ей стало тошно и одиноко. Да еще эти голые ветки деревьев, серая река, хмурый горизонт — все так давило, угнетало, когда она выглядывала Бэка, стоя на башне. Однажды она не выдержала и заявила мужу:

— Я хочу заняться выпуском журнала.

— Зачем?

Он был искренне удивлен. Разговор состоялся вечером, Бэк сидел у камина, читал газету, отдыхал от забот, и заявление жены его ошарашило.

— Мне скучно.

— Девочка, у тебя есть машина, съезди в гости, в парикмахерскую. Развейся.

— Бэк, я выходила за тебя замуж не для того, чтобы сесть тебе на шею и ничего не делать.

— Да? — Его глаза весело сверкнули. — А я думал именно так. Я же богач, любая мечтает такого подцепить.

— Бэк, я серьезно. Мне хотелось бы попросить у тебя финансовой помощи. Если ты дашь мне кредит, я смогу выпускать неплохой журнал. Уж в этом-то я толк знаю.

— Ирочка, ну зачем тебе лишние заботы? Занимайся лучше домом и мной. — Он ласково улыбнулся и вернулся к газете.

— Я все равно найду себе работу. Пойми, я не рождена для праздной жизни, мне необходимо чем-то себя загрузить. — Ирка подошла к мужу, присела, положила подбородок ему на колени. — Пока тебя нет, я скучаю, мне нужно занятие на день.

— По-моему, моя горячо любимая жена просто давно не выезжала никуда, вот и загрустила. Я обещаю свозить тебя… например, в Испанию. — Бэк поцеловал ее в висок и продолжил чтение газеты.

— Ты дашь мне кредит? — настойчиво спросила Ирка.

— Нет, конечно.

— Тогда я возьму в банке.

— То есть? — Бэк вскинул голову, взгляд его выражал недоумение.

— Я решила учредить журнал, и я это сделаю. Конечно, я-то надеялась, что мой муж мне поможет…

— Я запрещаю тебе.

— Что? — Ирка не верила своим ушам.

— Я твой муж, и я тебе запрещаю, — повторил Бэк.

— Но это же домострой! Я не прошу у тебя позволения, я прошу помощи! — Ирка даже вскочила от возмущения. Она не предполагала, что услышит такой ответ, у нее даже в голове не укладывалось, как один человек может запретить другому что-либо делать.

— Разговор окончен, — отрезал он и теперь уже демонстративно уткнулся в газету.

— Бэк, милый, выслушай меня. Мое занятие не помешает…

— Я сказал — нет. Точка.

Бэк встал с места, отшвырнул газету и вышел за дверь.

Ирка разревелась и убежала в другую комнату. Первая ссора для любой молодой жены потрясение, но ссора по столь принципиальному поводу показалась ей просто страшной. Она тихо плакала и не могла успокоиться. Ирка недоумевала, как мужчина, которого она считала частью себя, может проявлять такой эгоизм и неуважение к ее стремлениям. Впервые она обнаружила, что у Бэка есть недостатки, и это ее потрясло.

Через час муж вошел к ней в комнату, прилег рядом, обнял и попросил прощения. Говорил, что она не должна обижаться, ведь все корейцы таковы — у него на родине слово мужа — закон, и что он подумает над ее просьбой.

Ирка улыбнулась сквозь слезы, бросилась ему на шею и обняла крепко-крепко.

— Никогда не разочаровывай меня так! — бормотала она.

— Не буду. Но и ты меня пойми, я не могу измениться в один миг.

— Бэк, милый, я обещаю не забывать о своих супружеских обязанностях, я буду идеальной женой, даже если стану работать.

Ирка нашептывала ему это на ухо, а сама прислушивалась к себе. Где-то в сердце или в душе было так льдисто оттого, что недавно произошло, что она никак не могла прийти в себя. После первой ссоры пришел и первый страх — страх потерять мужа. Она так его любила, что уже не представляла, как будет жить без него…

— А если у нас родится ребенок? — спросил он, отстранившись, чтобы заглянуть ей прямо в глаза. — Ты же знаешь, как я мечтаю о сыне и о том, что у него будет крепкая семья.

— Знаю. Но ведь пока мы не планируем ребенка. Вот поэтому я и хочу заняться журналом сейчас, а когда родится бэби, мое издание уже будет иметь читателей, спонсоров.

— Хорошо, детка, уговорила.

— Да? Ты дашь мне денег?

— Нет, я подумаю.

Думал он долго, но в итоге денег Ирке все же дал. Только это не улучшило их отношений!

После первой ссоры вторая последовала совсем скоро. На сей раз причина была другой, но реакция той же. Бэк холодно поставил ее на место и потребовал послушания. Ирка опять плакала.

После их ссор Бэк всегда шел на примирение первым, он неизменно просил прощения и искренне говорил, мол, сам не понимает, что с ним происходит. Ирка верила, уж очень горячо он раскаивался, но проходила неделя, и ссора повторялась.

Совсем плохо стало, когда она погрузилась в заботы о своем детище — журнале. Она, конечно, старалась возвращаться домой вовремя, не обременять Бэка собственными заботами, быть всегда милой и бодрой, но иногда у нее не получалось. Раз она засиделась в редакции, что естественно, ведь готовился дебютный номер, и вернулась домой позже мужа. Бэк не разговаривал с ней три дня, когда же она пыталась сначала подлизаться, потом воззвать к его разуму, он огрызался и продолжал ее игнорировать. Естественно, они помирились. И примирение, как всегда, было бурным — слезы, признания, горячий секс.

Потом он стал ревновать ее не только к работе, но и к мужчинам. Он залезал в ее компьютер, в записную книжку, проверял, кто ей звонил на сотовый, а так как деловые звонки поступали часто, он бушевал и обвинял ее в неверности. Хуже всего было, когда он кричал — при этом его лицо становилось ужасно злым, Ирка даже не верила, что оно принадлежит ее Бэку.

Так прошел почти год. Постоянные ссоры и примирения. И последние уже не доставляли Ирке никакого удовольствия. Она устала от нападок, ей надоело жить в постоянной готовности к удару. Ирка уже подумывала о том, не пора ли им обратиться к семейному психологу, как произошло то, что перечеркнуло все ее желания наладить отношения, — Бэк ее ударил.

В тот воскресный день она пробудилась довольно рано. Можно было поваляться в постели, но она встала, быстро оделась и выскользнула из комнаты, чтобы скоренько приготовить мужу завтрак. Ирка в который раз (она в последнее время часто по утрам настраивала себя на спокойствие) поклялась себе не поддаваться первому порыву и не ссориться с Бэком по пустякам. «Я буду паинькой — я же люблю его!» — говорила она себе, когда суетилась на кухне, а потом искала мужа по дому, шлепая босыми ногами по теплому деревянному полу.

Нашла Бэка в зале с камином, который он любил больше других комнат. Супруг сидел в своем глубоком кресле и смотрел в окно.

— Привет, — весело поздоровалась Ирка, — я приготовила кофе.

— Спасибо, я пил, — вежливо, но сухо ответил он. Глаза его, устремленные на сверкающий на солнце купол церкви, казались золотистыми.

— Ну выпей еще чашечку, вместе со мной. Давай?

— Я не хочу. — Он встал, потянулся, размял свое стройное мускулистое тело. — Съезжу-ка я в Н-ск…

— Зачем?

— По делам, конечно.

— Но сегодня же выходной, — разочарованно протянула Ирка, — а мы так редко видимся…

— Да, мы видимся редко, но это потому, что тебе интереснее пропадать в своей редакции, чем сидеть дома с мужем!

— Бэк, не начинай, — взмолилась Ирка, — давай проживем хотя бы день без скандалов. Я так устала…

— Я тоже устал! Когда я женился на тебе, то представлял нашу жизнь совсем по-другому… — Он раздраженно смахнул со лба густую челку. — Мне нужна нормальная семья, а не пародия на нее! Я тебе сто раз говорил, что хочу сына, а ты все равно пьешь таблетки втайне от меня…

— Неправда! Когда ты увидел меня, я принимала не противозачаточные, а обезболивающие, — запротестовала Ирка. Она на самом деле уже не предохранялась, просто у нее пока не получалось забеременеть.

— Не ври мне! — оборвал жену Бэк. — Ты пьешь их, потому что не хочешь иметь детей! Ты сухая, эгоистичная женщина, думающая только о себе… Тебе никто не нужен! Ни я, ни дети…

Ирка от обиды зажмурилась, а потом распахнула глаза и в сердцах выпалила, только чтобы уколоть его так же, как он ее:

— Я просто не хочу детей от тебя!

И тут он ее ударил. Со всей силы. Размахнулся и вмазал по лицу…

Ирка, схватившись за щеку, покачнулась. Из глаз ее брызнули слезы…

Бэк мгновенно опомнился, бросился к жене, но Ирка отшатнулась от него. Не отрывая руки от горящей щеки, она вылетела из комнаты, сбежала по ступенькам вниз, сорвала с вешалки в прихожей то, что подвернулось под руку, сунула ноги в резиновые полусапожки, в которых возилась в саду, выскочила из дома и помчалась прочь от дома, где рухнули ее мечты.

Глава 2

Неделю Ирка жила у матери. Лежала дни напролет, глядя на пестрый настенный ковер, блуждая по лабиринту его рисунка и своей памяти. Она вспоминала моменты безграничного счастья, потом те, что омрачали ее жизнь, и все думала, думала о том, что именно лучше забыть: плохое или хорошее. Она не знала, как быть! Она любила Бэка, но не могла с ним жить. Она понимала: если простит его, то рано или поздно все повторится — и скандалы, и рукоприкладство… Она понимала! А сердце не хотело слушать голос разума, оно болело и страдало, и тянулось к Бэку, и все ждало, когда доводы рассудка ослабнут, чтобы заставить Ирку действовать по своей воле…

Бэк звонил все эти дни, но Ирка не брала трубку. Несколько раз приходил, но мама по просьбе дочери не пускала его. На восьмой день Ира все же решила ответить на звонок мужа.

— Чего тебе надо? — сухо спросила она, подняв трубку.

— Прости меня, Ирочка, прости! — умолял он, и в голосе его было столько искренности. — Я не знаю, что на меня нашло!

— Бэк, между нами все кончено.

— Мы год жили вместе, а ты в один миг хочешь поставить точку в наших отношениях. Тебе не кажется, что это нелепо?

Она молчала.

— Давай встретимся.

— Чтоб ты меня еще раз избил?

— Я не бил тебя, я дал тебе пощечину!

— Это, конечно, все меняет… — с издевкой хмыкнула она.

— У нас сегодня годовщина свадьбы. Ты помнишь?

— Нет! — поспешно соврала Ирка. На самом деле она, конечно, помнила. — А теперь давай закончим разговор… Ты мне до смерти надоел!

— Ну а вещи ты забрать не хочешь?

— Подавись ты ими!

— Ира, я уезжаю, приходи, забери вещи.

— Куда намылился? — грубо спросила Ира. Ох, знал бы Бэк, чего ей стоила эта бравада!

— Без тебя пребывание здесь не имеет смысла, я уезжаю в Москву. Но если ты вернешься…

— Забудь, парень, через час я приду за чемоданом!

Через час она действительно пришла. Открыла дверь своим ключом и решительно шагнула в дом. В прихожей было темно, зато лестница, ведущая наверх, оказалась освещенной дюжиной разноцветных фонариков. Они зазывно подмигивали Ирке, как бы приглашая ее подняться по ступенькам на второй этаж. Поняв, что Бэк ее обманул, она хотела развернуться и уйти, но что-то ее остановило: то ли любопытство, то ли желание испытать себя на прочность. Решительно шагнув на первую ступеньку лестницы, она стала стремительно подниматься.

Холл второго этажа оказался украшен не только огнями, но и цветами. Огромные охапки любимых Иркиных хризантем торчали из напольных ваз. Из хризантем же были изготовлены развешанные по стенам гирлянды. Цветы удивительным образом преображали темноватое помещение, делая его не просто нарядным, а даже помпезным. И это Ирке не очень понравилось. Красиво, конечно, но совсем не соответствует случаю!

— Бэк! — позвала она мужа из холла. — Ты где?

Вместо ответа она услышала музыку. Зазвучал Штраус (естественно, Штраус!). Звук лился из каминной залы. Но при этом света в помещении не было.

— Бэк! — сердито крикнула Ирка. — Что за сюрпризы идиотские?

И она, раздраженно тряхнув головой, вошла в залу.

Едва Ирка переступила порог, как свет озарил помещение, и она увидела… небольшую, но тесно сбившуюся группу! Не веря глазам своим, Ирка заморгала, желая прогнать наваждение. Но люди не исчезли. Они продолжали находиться в празднично убранном помещении и радостно улыбались ей. Тут были все ее друзья, все, с кем в последние годы свела ее судьба. Не только Люся и Сашка, проживавшие в Ольгино, но и те, кого она не видела с тех пор, как покинула Москву: Игорь, Ника, Валя, Машуня, Колян… А также Себастьян с Аланом, выпавшие из ее жизни раньше…

— Сюрпри-и-из! — прокричали они нестройным хором и бросились к Ирке обниматься.

С этого началась вечеринка по случаю их с Бэком «ситцевой» свадьбы, которая продолжалась до полуночи. Когда же старинные часы из красного дерева пробили двенадцать раз, народ начал прощаться. Ирка, не зная, где все будут ночевать, бросилась к телефону, чтобы вызвать такси, но оказалось, что Бэк уже обо всем позаботился:

— Гостевые комнаты на первом этаже готовы, — сообщил он позевывающим гостям. — Я провожу вас…

И проводил ведь, хотя никогда не отличался особым радушием! Развел всех по комнатам, пожелал спокойной ночи… И главное — никому не позволил покинуть дом. Грозился обидеться, если не по его будет, и все обещал какой-то утренний сюрприз.

В итоге в доме остались все. К счастью, комнат на первом этаже хватило, чтобы разместить гостей. Когда они разошлись по своим «опочивальням», Бэк с Иркой вернулись в залу. Бэк встал у камина, опершись на его полку, а Ирка села на подоконник. Он пил бренди из пузатого стакана, она — минералку из бутылки. Свечи оплавились, но еще тлели. Хризантемы завяли, но пока пахли. Праздник кончился, а ощущение радости не покидало…

— Спасибо, — с благодарностью улыбнулась мужу Ирка. — Такого удивительного сюрприза я никак не ожидала…

— Все для тебя, — тихо ответил Бэк, подойдя к ней.

— Не представляю, как тебе удалось их разыскать, а главное — уговорить приехать…

Бэк пожал плечами и протянул руку к ее щеке, чтобы погладить, но Ирка перехватила ее со словами:

— Не надо…

— Почему? — Он сделал попытку обнять ее за талию.

— Бэк, я очень благодарна тебе за прекрасный вечер, но…

— Но… что? — Бэк слушал ее вполуха, он тянулся губами к ее шее.

— Но это ничего не отменяет!

Он замер, отстранился и спросил хмуро:

— Что ты сказала?

— Бэк, между нами все кончено! — отрезала Ирка, спрыгнув на пол. — Я приняла решение и не изменю его…

— Разлюбила? — холодно спросил он. — Или не любила никогда?

— Дело вовсе не в этом…

— У тебя кто-то есть?

— Бэк, перестань!

— Ответь мне!

Ирка, ни слова не говоря, развернулась, но Бэк схватил ее за локоть и повернул лицом к себе.

— Зачем ты все портишь? — зло выкрикнул он.

— Все портишь ты, — бросила ему Ирка. — Ты при всех своих неоспоримых достоинствах обладаешь одним огромным, перечеркивающим все недостатком… Ты — тиран! — Она дернула руку, чтобы вырвать ее из тисков его пальцев, но Бэк не позволил. — Ты делаешь мне больно, — яростно прошептала Ирка.

— Больно мне! — Он еще сильнее сжал пальцы. — Я из кожи вон вылез, чтобы угодить тебе! А ты выкобениваешься… строишь из себя…

— Отпусти меня!

— И не подумаю…

Ирка, задохнувшись от возмущения, рванула руку. Безрезультатно! Так и не вырвавшись, свободной ладонью залепила ему пощечину. Впервые она ударила человека по лицу. Она никогда не делала ничего подобного, но теперь ей хотелось именно оскорбить Бэка. Вот и ударила. И Бэк взбесился. Выкрутив Иркину руку так сильно, что она закричала от боли, он сначала пнул ее, попав по ноге, потом коленом ударил в бок. Колени Ирки подогнулись, она начала оседать на пол. Бэк встряхнул ее, как куклу, и отшвырнул от себя. Ирка отлетела на три метра. Ударилась о решетку камина. Упала…

Бэк с перекошенным от гнева лицом шагнул в ее направлении. Ирка, не собираясь больше терпеть побои, схватила кочергу и, вскочив на ноги, замахнулась.

— Только подойди! — крикнула она. — Я тебе, гад, башку разобью!

Бэк замер. Неподвижно простояв секунд десять, бросился вперед. Ирка зажмурилась и… опустила кочергу! Тут же в лицо ей брызнуло что-то теплое. Кровь! Ирка в ужасе взвизгнула и открыла глаза, ожидая увидеть размозженную голову мужа. Но, к великому счастью, ее удар ощутимого вреда организму Бэка не нанес. Острие кочерги попало ему в плечо и рассекло кожу. Рассекло, правда, прилично — кровь брызнула фонтаном, попав Ирке не только на лицо, но и на одежду.

— Прости… — в ужасе прошептала Ирка.

Бэк посмотрел на нее удивленно (он не совсем понял, что произошло) и немного обиженно. Кровь струилась из раны, заливая его белоснежную рубашку. Рубашку было не жалко, а Бэка — очень. Он был такой бледный, такой растерянный и такой… красивый! Ирка тут же забыла про то, что он сам виноват, про безобразную драку, про оскорбления и свою боль — она видела перед собой любимого человека, нуждающегося в помощи…

— Зажми рану, — выпалила Ирка, срываясь с места. — Я сейчас перевяжу тебя! Только надо аптечку найти… а потом обязательно в больницу…

Бэк прижал руку к ране и хотел пойти следом за Иркой, которая бросилась к двери, но у него закружилась голова, он опустился на пол. Сел. Уткнулся лбом в теплую стену камина и закрыл глаза.

Глава 3

Ирка вылетела в холл и заметалась по нему, не зная, куда бежать. От волнения она забыла, где в доме хранится аптечка. Сделав с десяток бестолковых прыжков и потеряв несколько секунд, она наконец вспомнила, что лекарства лежат на подоконнике в кухне — в той, что во флигеле. Попасть в нее можно по черной лестнице — так гораздо быстрее, да и никого из гостей она своим топотом не потревожит.

Сбежав по черной лестнице на первый этаж, Ирка кинулась к закрытой двери кухни. Но в темноте все никак не могла нащупать ручку, которую необходимо повернуть, чтобы попасть внутрь, так что пришлось возвращаться к выключателю, зажигать свет… Наконец Ирка влетела в кухню, отыскала аптечку, схватила ее, открыла, стала рыться… Руки ее дрожали. Пыльцы не слушались. В итоге не удержала — уронила. Баночки, тюбики, пластинки разлетелись по полу. Ирка упала на колени, стала подбирать. Потом сообразила, что ей нужны только бинт и йод, опять все побросала на пол, схватила только необходимое и выскочила из кухни.

Взбежав по черной лестнице на второй этаж, Ирка рванула дверь залы с возгласом:

— Ну, как ты тут?

Бэк не откликнулся.

Ирка перескочила через порог и, оказавшись в зале, увидела, что муж лежит на полу. Лицом вниз. В луже крови.

— Бэк! — сипло выкрикнула Ирка и бросилась к нему. — Бэк, очнись…

Она трясла его за плечо… Хватала за руки… Хлестала по щекам… Но уже знала, что все напрасно — Бэк не очнется. Никогда! Ведь кровь — море крови! — вытекла не из раны на плече. Вернее, не только из нее. На теле Бэка ран оказалось несколько — то ли три, то ли четыре. Но самая страшная на голове — она пробита чем-то тяжелым… Хотя почему «чем-то»? Той самой кочергой, которую минут пять назад Ирка избрала орудием самообороны… Вон она, валяется рядом, поблескивая кровавым глянцем!

— Нет… — прошептала Ирка. — Нет, нет… — Голос ее нарастал по мере того, как в ее сознание проникало понимание случившегося. — Только не это… Нет! — Ирка обхватила себя окровавленными руками за плечи и, по-волчьи задрав голову к заглядывающей в окошко луне, взвыла: — Боже, пожалуйста-а-а-а, не-е-е-ет!

И, потеряв сознание, рухнула рядом с мертвым мужем.

Очнулась она только после приезда милиции. А до того лежала без сознания, не реагируя ни на крики сбежавшихся гостей, ни на топот многочисленных ног, ни на Люськины шлепки по щекам, ни на льющуюся на лицо воду — Люсин муж Саша, чтобы привести ее в чувство, обливал ее минералкой: нашатырь-то никто найти не смог, пузырек под батарею закатился.

Но Ирка все же очнулась. Сама! Вдруг ее (или душу ее) как толкнул кто-то, и Ирка открыла глаза. Открыла и тут же зажмурилась, чтобы не видеть лежащего в луже застывшей крови Бэка — ее подняли с пола и перенесли на диван, и с этого места зрелище казалось еще более зловещим.

— Я вижу, вы очнулись, — услышала она голос оперативника, на корточках сидящего возле трупа. — Можете дать показания?

Ирка машинально согласно качнула головой. Оперативник кивнул в ответ и увел ее в соседнюю комнату для допроса.

В то же время его коллеги беседовали с гостями дома. После опроса всех свидетелей картина преступления стала ясна. Супруги Тан очень сильно поссорились после вечеринки — их ругань слышали почти все. Дело дошло до рукоприкладства — один из свидетелей сообщил, что слышал, как супруга покойного кричала: «Отпусти! Мне больно» и «Только подойди! Я тебе, гад, башку разобью!», а после последней фразы звуков ссоры больше слышно не было. Выходит, гражданин Тан угрозу всерьез не воспринял и подошел. За что «гаду» и разбили-таки башку. Кочергой. На ней и отпечатки имеются.

А одежда супруги покойного буквально залита его кровью (то, что кровь его, впоследствии подтвердили эксперты). И алиби у нее нет — уверяет, что только раз ударила мужа в плечо, а когда его убивали, была в кухне. Но кто это подтвердит? Рассыпанные по полу лекарства — не доказательство! Ко всему прочему только у нее есть мотив. Остальные — люди посторонние, в смерти гражданина Тана не заинтересованные и личной неприязни по причине шапочного с ним знакомства к покойному не испытывавшие.

В итоге Ирка сразу же стала первой подозреваемой. В ту же ночь ее забрали в КПЗ, но утром отпустили и не дергали до суда. Вернее, дергали и еще как: допрашивали, допрашивали, допрашивали… Давили, пугали огромным сроком, статьей за предумышленное убийство, доводили до истерик своими намеками (с пальца Бэка пропало кольцо, ее подарок, и следователь высказал предположение, что Ирка пыталась создать видимость того, будто убийство было совершено с целью ограбления, да не успела довести задуманное до конца — потеряла сознание). Но в СИЗО не забирали…

А потом был суд… Было обвинение. Осуждение. Заключение под стражу…

При воспоминании обо всем этом кошмаре Ирка поежилась. Пять лет прошло с того дня, когда ей приклеили ярлык убийцы, но боль от несправедливого обвинения никуда не ушла, только немного притупилась. Уняв в себе и ее, и озноб, Ирка прибавила шагу, чтобы поскорее достигнуть заветной цели.

Глава 4

Выйдя к реке, она остановилась у той самой лавочки, на которой сидела в день знакомства с Бэком. Опустилась на нее бочком, прислонилась к спинке, посмотрела на дом… и не поверила глазам. Краснодеревный теремок вновь стал зеленым. А на двери его появилась табличка «Краеведческий музей. Режим работы: вторник — четверг с 10.00 до 18.00». Музей? Их с Бэком дом — теперь муниципальная собственность? Но почему?

И тут Ирка вспомнила, что мама писала ей об этом. Вроде бы после гибели Бэка мэрия через суд аннулировала договор аренды. Дом Егорова вновь отошел государству, и теперь в нем музей.

Ой, и ведь не только музей — еще и банкетный зал! Ирка заметила другую табличку, висящую не на двери, а прямо на стене дома, между двумя окнами: «Банкетный зал. Работаем с пятницы по субботу. С 16.00 до 23.00». Более нелепого соседства придумать было нельзя. Музей и зал для пиршеств в одном здании!

Хотя чему удивляться? Вон в столицах нынешние новые русские свои юбилеи и свадьбы во дворцах справляют. А провинциальные нувориши чем хуже? В егоровском тереме день рождения отгулять тоже недурственно. Есть огромная зала с камином, есть столовая с верандой, есть просторная кухня. А с башни можно фейерверки запускать!

Ирка глянула на свои копеечные электронные часы. Среда. Восемь утра. Музей еще не открылся. Немного помявшись у калитки, Ирка распахнула ее и прошла в сад. Входная дверь была прежней, дубовой, а замок новым. Но будь он даже старым, Ирка не стала бы его отпирать, поскольку дверь оказалась на сигнализации. А вот окна были просто зарешеченными, и то лишь на первом этаже. Поэтому Ирка смело забралась на низкий балкончик и по нему легко вскарабкалась на верхний, а после по карнизу переместилась к окну каминной залы — она знала, что там шпингалет слабый и окно можно спокойно открыть, едва надавив на него…

К счастью, за пять лет шпингалет не поменяли на новый, и бывшая хозяйка без труда попала в дом. Спрыгнув на бревенчатый пол, она перевела дух. Подъем дался ей нелегко (что неудивительно с больной-то ногой), но она быстро отдышалась, успокоилась и стала осматриваться.

Зала изменилась. А все из-за того, что музей устроили именно в ней (под банкетный зал, по всей видимости, приспособили столовую). Опять появились фанерные перегородки, разделяющие ее на отсеки, стеллажи, облезлые письменные столы, на которых были разложены скудные экспонаты: черепки, деревянные ложки, серпы и прочая дореволюционная крестьянская утварь. Но все это находилось в дальнем конце помещения и занимало совсем немного места. Основное же пространство залы оставалось свободным, очевидно, для того, чтоб гуляющим нуворишам было где потанцевать. И покурить у камина — тут стояли и удобный диван, и две напольные пепельницы. Обойдя одну из них, Ирка встала перед черным зевом камина и с облегчением выдохнула. Ничего! Ничего она не чувствует! Ни страха, ни боли. Спокойно, если не сказать бесстрастно смотрит на то место, где лежал мертвый Бэк, рассуждая мысленно о том, что кровь, наверное, пришлось долго отмывать, ведь она впитывается в дерево…

Ирка присела на корточки, провела пальцами по доскам пола. Дерево было ледяным. Дом плохо протапливали, вот он и выстуживался за ночь. И это плохо сказывалось на его состоянии — Ирка видела, что в некоторых местах доски разошлись, а плинтус так сильно покорежило, что в дырку между ним и полом можно просунуть палец. Что Ирка и сделала. Зачем — сама не знала. Машинально получилось… Но когда кончик ее пальца наткнулся на что-то небольшое, округлое, закатившееся под плинтус, Ирка аж вздрогнула. Еще не видя предмета, она уже знала, что именно нашла. Перстень Бэка! Тот самый, что она подарила ему на день рождения и который бесследно исчез в день его смерти. Следователь, помнится, предположил, что Ирка сняла его с пальца убитого ею мужа, чтобы инсценировать ограбление, а оказалось, оно просто слетело с его пальца (Бэк тогда сильно похудел, и кольцо стало великовато) и закатилось под плинтус.

Достав его, Ирка поднесла перстень к лицу. Широкий платиновый ободок был так же блестящ, как и раньше. А вот украшавшая его ромбовидная печатка с верхнего угла (формой она напоминала изображение карточной масти «бубны») оказалась бурой. Ирка облизнула палец и хотела было оттереть грязь, но резко отдернула, сообразив, что это не грязь, а… кровь. Кровь убийцы!

Углы «ромба» были остры и постоянно царапались. Ирка помнила, что сама несколько раз оказывалась жертвой «когтистого» перстня. А уж сколько затяжек на одежде из-за него появилось — не сосчитать! Ирка, помнится, все возмущалась, как же ювелир, изготовивший кольцо, не подумал о том, что выступающий верхний угол будет колоться, цепляться, и корила себя за то, что сама об этом не догадалась, покупая подарок…

Вихрь мыслей пронесся в Иркиной голове. Обрывчатых, невнятных… Но вдруг ее осенило. Глядя на свою находку, Ирка отчетливо поняла, что решение наконец найдено. Теперь она знает, как будет действовать. Предчувствие не обмануло, ответ на главный вопрос пришел к ней в этом доме. Что ж, Ирка начнет претворять спонтанно родившийся план сегодня же.