Отец (не) моего ребенка

Ольга Висмут (2022)

— Процедура ЭКО может занять время. Начнем на следующей неделе, как раз у Катерины будет время подготовиться. — А если без ЭКО? — внезапно говорит клиент. Его глаза впиваются в меня. — Вам срочно нужны деньги, полагаю. Согласны? — На что согласна? — непонимающе хмурюсь. — Оплодотвориться естественным путем. За отдельную плату, конечно. — Если эта плата будет авансом. — Сколько? — Пятнадцать тысяч евро… Именно столько нужно на операцию для моего сына! — Ваши запросы… впечатляют, — заявляет незнакомец — У меня есть на это причины, — выдерживаю его взгляд. — Ваши причины мне не интересны. Но очень интересно, как вы будете отрабатывать эти пятнадцать тысяч евро.

Глава 9

— Это вы? — нервно сглатываю.

Не нравится мне эта встреча. И Барковский смотрит недружелюбно. Вряд ли рад видеть меня.

— Какими судьбами вы тут? — он хмурится.

— Владимир Данилович, это ваша знакомая? — спрашивает главврач, глядя на меня.

— Да, — тянет он. — Что ты тут делаешь?

Вот как. Сразу перешел на «ты», хотя мы почти не знакомы? Что ж, значит и я могу не церемониться. Задираю нос и говорю как можно безразличнее:

— Навещала больного.

— Кто лежит в этой палате? — Владимир небрежно кивает на дверь.

Но спрашивает не меня, а главврача.

— Одну минутку, — тот подходит к двери. Читает список пациентов, прикрепленный скотчем на рифленом стекле. — Сухомлинский Илья Сергеевич. Шесть лет.

Барковский переводит взгляд на меня.

— Если не ошибаюсь, ты тоже Сухомлинская. Кем этот мальчик тебе приходится?

И тут как назло ко мне подходит довольная медсестра с Ильюшиной картой. Вот не нашла другого времени!

— Катерина Павловна, пришло подтверждение. Донор найден, операция вашего сына назначена на пятнадцатое ноября.

— Сына? — цедит Барковский, препарируя меня взглядом. — Операция?

— Владимир Дани… — начинаю, желая прояснить ситуацию.

Он не дает мне и рта раскрыть. Делает шаг вперед, стремительно сокращая расстояние между нами, и, словно в тисках, сжимает мою руку. Я морщусь от боли. Но он не замечает этого. Обращается к главврачу:

— Чем он болен? Федор Евгеньевич, можете мне сказать?

— Ну, врачебная тайна… — начинает тот неуверенно.

— Я недостаточно финансирую эту богадельню? — голос Барковского падает др угрожающего рыка.

Мне хочется провалиться сквозь землю. Он еще и спонсор клиники? Вот я попала! Надо все объяснить ему, но не здесь, не у дверей палаты, где Илья может меня услышать. И не при чужих ушах, которые потом начнут обсасывать эту новость. Вот выйдем отсюда, тогда и поговорим спокойно.

Главврач берет карту у медсестры, перелистывает страницы.

Я смотрю куда угодно, только не на Владимира. Хочется вырвать руку из его хватки и размять пальцы. Но стоит только пошевелиться, как он еще сильнее сжимает мою ладонь.

— Тихо, — цедит сквозь зубы.

Представляю, как это выглядит со стороны. Взяли суррогатную мать, которая бегает в детскую палату интенсивной терапии. Боюсь представить, что он уже себе напридумывал.

Главврач зачитывает диагноз.

— Это заразная болезнь? — спрашивает Барковский.

— Нет, но очень коварная. Передается по наследству и может долго не проявляться.

— По наследству, значит…

— Я могу объяснить! — делаю вторую попытку.

Ага, могу. Но поверит ли он без доказательств? Все документы на Илью у мамы в селе и свидетельство об усыновлениии тоже. Мы с Сережей нарочно оставили его там, чтобы дети случайно не нашли.

— Объяснишь, конечно, но позже. Федор Евгеньевич, — Барковский бросает короткий взгляд в сторону главврача, — прошу прощения. У нас тут семейные дела, не требующие отлагательств.

— Но, Владимир Данилович, все же хотелось бы знать, что вы решили…

— Я пришлю своих юристов. С ними все и обсудите. С меня — финансирование, с вас — отчет.

— Да-да, Владимир Данилович.

— Ну вот и прекрасно. Идем.

Он тащит меня за собой в сторону лестницы. Причем ему, похоже, плевать, что мне неудобно.

— Подождите, за мной должна Эля приехать, — пытаюсь затормозить.

Владимир резко останавливается и надвигается на меня:

— Ты поедешь со мной, а не с Элей. Только я еще не решил куда. Может, сразу на аборт? Моему брату не нужен больной ребенок!

У меня ноги подкашиваются.

Он прижимает меня к перилам. Дальше некуда отступать.

— Владимир Данилович! — мой голос дрожит. — Это не то, что вы подумали!

— А что тут думать? — он упирается ладонями в перила по обе стороны от меня. — И так все понятно. Решила по-быстрому легких денег срубить? Нет, я все понимаю: сына надо лечить. Тут все методы хороши, а? Даже обман!

Его губы раздвигает холодный оскал.

Я зажмуриваюсь, лишь бы не видеть убийственной ярости в этих синих глазах. У самой на ресницах наворачиваются слезы. От обиды внутри все кипит.

Хочу крикнуть, что все не так, но меня останавливает его телефон.

Звонок заставляет Владимира чертыхнуться. Он берет трубку и отодвигается от меня.

— Слушаю, да…

Я поспешно достаю свой телефон. Нужно позвонить Эле как можно быстрее. А может, вообще сбежать?

Украдкой оглядываюсь и натыкаюсь на ледяной взгляд Барковского:

— Даже не вздумай. Нет, это я не вам, — поясняет он в трубку, — продолжайте.

Эльвира не спешит ответить на мой звонок. А больше звонить некому: номера Виктора у меня нет.

Быстро набираю сообщение Эле.

— Топай, — Владимир сжимает мое плечо и подталкивает вперед.

— Давайте спокойно поговорим! — пытаюсь воззвать к его разуму. — Я вам все объясню!

Но проще заставить камень услышать меня!

Этот мужчина будто нарочно игнорирует мои слова. Прет к выходу, как танк, таща меня за собой на прицепе, и тут же набирает по телефону кого-то.

— Объяснять будешь в суде, — цедит в мою сторону. — Когда мы выставим тебе и Центру репродукции неустойку. Ты скрыла от моей семьи такую информацию!

Я резко замираю.

— Суд?!

Они заставят меня вернуть деньги? Боже… где я такую сумму возьму?

— Давай, не тормози, — меня подхватывают под руку и силком тащат наружу. — Думаешь, будем с тобой церемониться?

— Да отпустите меня, — пытаюсь вырваться.

— Моей семье больной ребенок не нужен. Да, Вить, — это в трубку, — ты где? Отлично, жди. Сейчас приеду с твоей суррогаткой. Будешь решать, что с ней делать. Я все объясню при встрече.

— Вы псих! Ненормальный, — отталкиваю его от себя.

Но это все равно что отталкивать кирпичную стену. Ничего не получается.

— Веди себя спокойно, — он слегка встряхивает меня. — Не стоит полошить всю больницу. Тут же больные.

— Я же сказала, что все объясню!

Судя по всему, разговаривать с ним бесполезно: он слышит только себя и то, что хочет слышать. Не человек, а баран! Угораздило же меня с ним столкнуться!

От неприкрытого идиотизма ситуации даже страх проходит, остается одна злость.

На улице Владимир все-таки отпускает меня.

Надо что-то срочно придумать. Хотя бы добраться до Эли! Или дождаться, пока она возьмет трубку.

Мой мучитель направляется к иномарке, думая, что я за ним, как холоп за барином, последую. Да фигушки ему.

Бросаюсь в другую сторону. Вылетаю за ограду клиники.

— Стой! — кричит Владимир.

Нагоняет меня на улице и вновь хватает за руку.

— Отпустите, — отталкиваю его.

Мимо проходят люди и косятся на нас.

— Ты сбрендила? — шипит он.

— А вы? Кидаетесь на человека прямо на улице, — возмущаюсь я. — Вот же будет интересно журналистам! Вы же стараетесь не афишировать свою жизнь, да? А тут такой скандал!

Беру его на «слабо», и это срабатывает. Значит, мои подозрения не обманули: братья Барковские очень темные личности. Может, какие-то криминальные бароны, раз так шифруются?

Желваки на лице Владимира продолжают играть, но он нехотя отпускает меня.

— Назови хоть одну причину, по которой я должен тебя слушать? — говорит, в упор глядя на меня.

Мой телефон звонит. Эльвира. Ну наконец-то. Я вскидываю голову и беру трубку.

Псих ненормальный этот Владимир. Думает, раз он богатый, то ему все можно.

— Эля, я закончила. Можете меня забрать? — стараюсь говорить ровно, но голос предательски дрожит.

— Ой, слушай, я тут еще занята. Вызови такси. Дворецкий оплатит по счетчику.

— Эля, — зову ее, но она бросает трубку.

Я опускаю смартфон и поднимаю взгляд на Владимира.

* * *

Барковский смотрит на меня так, словно все уже обо мне знает, все для себя решил. И что бы я ни говорила, как бы ни пыталась объяснить ситуацию — это уже не важно. Он смотрит как человек, который принял окончательное решение, и никто не сможет его разубедить.

Даже не знаю, как сказать ему, что Илья не мой сын. Он ведь потребует доказательства. Не поверит мне на слово. Решит, что я от больного ребенка открещиваюсь. Сначала скрыла его существование, а теперь вру, что он неродной.

Значит, нужно действовать иначе. Объяснить все при Эле и Викторе, сказать, что документы на усыновление лежат в деревне, у мамы…

Вот предлагала же купить ей смартфон! Так нет, отказалась, так с кнопочным и живет! А сейчас могла бы просто сфотографировать свидетельство и на мессенджер выслать. М-да… идиотская ситуация…

Без свидетельства об усыновлении мне никто не поверит!

— Пошли, — Владимир прерывает мои размышления, кивая в сторону своей иномарки.

— Я с вами никуда не поеду, — отступаю на шаг. — Можем поговорить прямо здесь. Хотя вообще не вижу причины объяснять вам что-либо.

— Ты права. Мне можешь ничего не объяснять. К тому же я не настроен слушать твои сказки.

Он делает шаг ко мне. Нависает как башня. Сейчас он кажется особенно высоким и мощным.

— Но у тебя внутри ребенок моего брата, — цедит с неприязнью. — Сейчас поедем к нему, и там ты все расскажешь. А затем мы вдвоем решим, что с тобой делать.

— Вы правильно сказали, — вздергиваю нос, — это ребенок вашего брата! Вы здесь вообще ни при чем. Хотите чтобы я с вами куда-то поехала? Звоните Виктору! Пусть приезжает и забирает меня.

— Не понял, — Владимир сводит брови к переносице.

— А чего тут не понять? Я буду разговаривать только с Элей или ее мужем. С теми, кто мне заплатил. А не с вами! Вы тут вообще никто!

Похоже, мои последние слова не на шутку разозлили его.

Владимир хватает меня за руку. Но я успеваю отдернуть ее.

— Вот паршивка! — цедит он.

— А вы ненормальный! — отвечаю в тон ему. — Вам не стыдно угрожать беременной женщине? Или вы всегда так с людьми поступаете?

Мимо нас на стоянку перед больницей въезжает полицейский патруль. Владимир не обращает на машину никакого внимания. А вот я приосаниваюсь:

— Только троньте — я буду кричать! Полицейские арестуют вас за хулиганство!

— Кричи, — спокойно кивает он и складывает руки на груди. — Хочу посмотреть на этот спектакль.

Из полицейской машины выходит немолодой мужчина в форме. Скользит по нам безразличным взглядом, узнает моего спутника и расплывается в подобострастной улыбке.

У меня падает челюсть.

Владимир никак не реагирует на улыбку полицейского, продолжает смотреть на меня.

Я же в полной растерянности наблюдаю, как полицейский спокойно направляется к буфету, примостившемуся справа от больничного входа.

Ну, как же так?

Второй полицейский, который остался в машине, старательно отводит взгляд. Смотрит куда угодно, только не в нашу сторону.

У меня закрадывается неприятное ощущение: кажется, я серьезно попала. Даже полиция мне не поможет.

— Покричала? — спрашивает Владимир. — Понравилось? Теперь можем сесть в машину и спокойно поговорить?

У меня на глазах наворачивают слезы.

— Вы… вы, — я едва не задыхаюсь от нахлынувшего возмущения. — Да кто вы такой?!

— В данную минуту я тот, от кого зависит твоя дальнейшая жизнь, — отвечает он ровным тоном.

А у меня внутри все от страха сжимается. Он ведь не врет, не преувеличивает! Все так и есть. Моя жизнь в его руках. И я сама загнала себя в эту ловушку!

— Я… — глубоко вдыхаю, пытаюсь взять эмоции под контроль. — Я… ношу ребенка вашего брата. Прекратите мне угрожать! Вы же не хотите, чтобы случился выкидыш?

— Я уже не знаю, чего хочу, — выдает он странную фразу.

У меня внезапно темнеет в глазах. Может от перенапряжения, а может это побочный эффект беременности. Начинаю медленно оседать. И внезапно чувствую, что меня держат крепкие руки.

Владимир успел подхватить. Прижимает к себе. Я утыкаюсь носом в его пальто. Пряный аромат парфюма щекочет мне ноздри.

— Все, успокойся, — говорит он примирительным тоном. — Давай спокойно поговорим. Не будем никуда ехать, посидим в кафе, подождем Виктора или Элю. Согласна?

Я отстраненно думаю, что он очень высокий. Я ему ниже плеча. Но мне не нравится, что он так резко передумал.

— Вы ненормальный, — повторяю диагноз, шмыгая носом. — Сумасшедший псих.

— Я все-таки хочу услышать объяснения, — он игнорирует мои слова. — Вы укрыли важную информацию от моей семьи.

— У меня были на то причины, — пытаюсь отодвинуться, но он прижимает меня к себе еще крепче. — Дело очень серьезное, лучше объяснить все один раз и в присутствии всей семьи. Отвезите меня к Виктору и Эле, там я все расскажу. И отпустите уже меня, я не собираюсь падать в обморок.

Нервно дергаю плечом.

— Уверена?

Он наконец-то отпускает меня, отступает на шаг. Смотрит так, словно сомневается, что я могу стоять на ногах.

— Уверена.

— Хорошо, моему брату будет очень интересно услышать, что ты расскажешь.

Мы усаживаемся в иномарку Владимира. За рулем — водитель. Мы же устраиваемся на заднем сидении вместе.

Вот же гад. Мог и на переднее сесть!

Я сжимаю куртку до побелевших костяшек. Просто ненормальный мужчина. Представить себе не могу, что было бы, если б клиника стояла где-то на отшибе. Может, сразу бы в леске закопал.

Владимир спокоен, даже слишком спокоен. Но пугает он меня знатно. А взгляд такой пронзительный, что пробирает до мурашек.

Отворачиваюсь к окну. И все же чувствую спиной этот взгляд.

Ну и пусть смотрит, пусть хоть глаза сломает. Я ему ничего не должна. Буду с Виктором и Элей объясняться, но точно не с этим психом!

* * *

Офис Виктора находится в огромном бизнес-центре. Мы направляемся туда. На входе стоят охранники. Они выпрямляются и отлипают от стен, когда видят нас. Здороваются с Владимиром.

Мы входим в лифт, поднимаемся на самый верхний этаж и оказываемся в огромном холле.

— Сюда, — Владимир пропускает меня вперед.

Я вхожу в приемную, обставленную с элегантным шиком: вся мебель из натурального дерева, мягкие части обтянуты кожей темно-бордового цвета.

— Виктор Данилович на встрече, — говорит секретарша, поднимаясь навстречу.

Она совсем молоденькая, лет двадцать. С кукольным лицом и огромным бюстом, который еле помещается в узкую блузку. Вон как пуговка натянулась, еще немного — и лопнет.

Но девушка этого не замечает. Стреляет подведенными глазками в сторону Владимира.

Тот безразлично кивает:

— Отлично, я подожду его в кабинете.

Направляется к двери, дергает ручку, но та закрыта.

— Не велено никого пускать, — тянет секретарша. — Подождите со мной в приемной.

И ведет пальцами по верхушке груди. Вот совсем не стесняется меня.

— Нет, — отвечает Владимир и достает из кармана ключ.

Под взглядом ошеломленной секретарши открывает дверь в кабинет.

Да, я тоже такого не ожидала…

Кабинет у Виктора огромный, целая студия, поделенная на несколько зон. Даже диван есть. Тоже кожаный, как и в приемной. Только белый. Наверное, уборщица замордовалась каждый день его намывать.

— Садись, — кидает Владимир, а сам идет к рабочему столу.

Я аккуратно сажусь на краешек.

— Владимир Данилович, но ведь нельзя, — хлопает наращенными ресничками секретарша.

— Лариса, — он мрачно смотрит на нее.

— Лена, — тут же отзывается она.

— Ну или так. Ты разве не слышала новость?

— Какую? — она настороженно поглядывает на меня.

— Значит, Виктор еще не сообщил. Теперь мы тут вместе работать будем. Так что я твой непосредственный начальник. Наравне с Виктором Даниловичем.

— А, так вы насовсем вернулись? — она явно рада этой новости. — Мне сообщить остальным сотрудникам?

— Пока не было официального приказа, — говорит Владимир. — Но я уже потихоньку вхожу в дела. Сейчас должен приехать Виктор. Проследи, чтобы нас никто не беспокоил.

— Хорошо, — она кивает и достает из кармана смартфон. — Если понадоблюсь, можете вызывать кнопкой коммутатора.

Улыбаясь, выходит из кабинета.

Владимир откидывается в кресле и выжидательно смотрит на меня, а я молчу. Вот не скажу ни словечка, пока не приедет Виктор.

Отворачиваюсь в сторону стеклянного стеллажа, на котором стоят какие-то кубки. Делаю вид, что очень заинтересована.

Слышу, как Владимир хмыкает. Затем включает компьютер и шелестит бумагами. Вот и ладно. Пусть делом займется.

Вроде все спокойно, но я помню, как он на меня накинулся. А затем обнял. Моя куртка до сих пор пахнет его парфюмом.

Дверь в кабинет открывается.