Ушша

Ольга Борисовна Цветкова, 2019

Всем известно, что лес за околицей – опасен и тёмен, пусть даже морозной зимой оттуда веет теплом, светятся огоньки, а ветер шепчет странное. Все знают также, что за ошибки надо платить – или исправлять их, пусть даже для этого придётся бросить дом и шагнуть за ограду. А что нашепчет ветер, что расскажут огоньки – заранее не знает никто.

— Дура, гадина… Тварь!

Янка только хихикнула — ужас, как смешно мечутся на студёном ноябрьском ветру Руськины неровные космы. Ой, подумаешь, немного подшутила. Уж не околеет, если и без шапки чутка постоит. А ушанка и правда новенькая, где это его мамка разжилась?

Рука уже устала держать шапку высоко над головой, чтоб Руська не достал, но отдавать пока не хотелось. Весело же! Вон как он кипятится.

— От Ельги влетит, — шепнула Мелкая, натягивая на покрасневший нос край пухового платка.

Да уж, окажись тут старшая сестра, мигом бы по шее надавала. Но Ельга за водой только ушла, ещё нескоро вернётся. А Янка уж к тому времени поиграется, да отдаст. Наверное.

— А ну, верни, а то!..

— А то что? — вкрадчиво спросила Янка. Мелкая громко хрустнула леденцом.

Руська насупился, задрал рукава старого тулупа, будто и вправду собрался врезать. На левом запястье — багровые полосы.

— Опять мамка не в духе была? — хихикнула Янка.

Руськино лицо аж пятнами пошло — ага, задело, значит! Сейчас точно кинется, придётся или шапку отдавать, или всерьёз подраться. А уж за синяки Ельга точно без обеда оставит. А то и без ужина!

— Мелочь, драпаем!

Янка схватила Мелкую за руку, под мышкой зажала шапку. Бросилась по ещё свежему первому снегу на деревенской улице. Из-за забора залаял соседский Пират, рванувшись на длинной цепи. Вот псина злопамятная, никак не забудет, как Янка его летом дразнила. Завернули за дом бабки Уланы, остановились перевести дух.

Руська хоть и был её младше, но он — мальчишка, наверняка бы догнал, тем более, Мелкая еле плетётся. Но у них-то ладные валенки на ногах, а у него — обноски с отцовской ноги. Ходит и то — запинается.

Оглянулись, нагоняет уже! Снова кинулись бежать, успевая ещё ушанкой помахивать. И вот уж деревенская окраина. И вдруг — впереди по дороге Ельга бочку с водой катит. Если с чужой шапкой увидит… Хоть она и не такая умная, как Янка, но в таких-то делах сразу смекает, что к чему. Нельзя ей на глаза попасться! И назад не побежишь, там Руська пыхтит, вся рожа красная — то ли от холода, то ли от злости.

Янка бросилась прямо через луг, где снега по щиколотку намело, даже не думая, куда её несёт. Бежала, бежала, перескакивая через обледенелые кочки, пока не поняла, что Мелкая тянет за рукав, упирается.

— Да чего тебе?! — Янка дёрнула руку сестры, а потом подняла голову…

Ой. В азарте и не заметила, не подумала совсем, куда бежит. А вот теперь впереди — он. Лес, куда ходу нет. Возле первых деревьев снег почти стаял, будто там, за стройными стволами — тепло. Чаща манит сладкими песнями, красивыми огоньками, но все в деревне знали, что это чудища так добычу зазывают. Только дурак в этот лес сунется. А Янка уж точно не дура.

Но и обратно бежать… Руська хоть и отставал поначалу, сейчас почти нагнал. Одна нога босая, видно в сугробе обувку потерял. Злющий, глотку дерёт, чтоб шапку вернула.

Уж больно Янке не хотелось просто так отдавать… А опять бежать — не интересно. Да и вообще, скучно, надоело всё!

— На, сам возьми!

И она развернувшись к лесу, бросила шапку со всей дури. Думала, не долетит. А может, и ничего не думала, или хотела даже… Только шапку подхватило ветром и та беззвучно канула в полумрак за деревьями.

— Янка… — пролепетала Младшая.

— Да чего теперь… — Янка поглядела на Руську. Серьёзно так поглядела, мол, всё, игры кончились. — Ты это… Матери только не говори, что это мы с Мелкой? Я ведь не нарочно! Ты же знаешь, что не нарочно? Пошутили же просто…

Но Руська её не слушал. Набычился, лоб выставил вперёд и зашагал к лесу. Но ведь он не дурак, правда?

— Эй! — закричала Янка. — Стой! Совсем очумел?! Подумаешь — шапка! Первый раз, чтоль, поколотят? Не ходи, дурак!

Но он прошёл мимо, не взглянув. И всё прямо, прямо — к лесу. Ох ужас, что будет, если узнают, кто виноват… Так Янке ещё никогда не перепадало. И от Ельги, и от родителей, когда вернутся.

— Бежим, бежим отсюда! — шикнула она на Мелкую. — И цыц, никому! Поняла?

Мелкая закивала часто-часто. Но Янка-то знала, чуть что — сразу сдаст. Вот же! Дурацкий ветер!

Руська-то, конечно, вернётся. Ну а куда он денется? Шапка-то совсем недалеко упала — шагов пять вглубь леса. Ничего с ним не случится! Главное, раньше него домой вернуться, чтобы всё правильно рассказать. Кто виноват, да кто первый начал.

Сразу за лугом у первых домов Янка оправила на Мелкой платок, чтоб чинно всё было, сама побила один валенок о другой. Во, другое дело! И зашагали, как ни в чём ни бывало.

Но Ельге на глаза всё же попались.

— А Русю где потеряли?

Она упорно катила бочку с водой к дому, но стоило сёстрам попытаться прошмыгнуть мимо, как сразу прицепилась. Ну вот что ей за дело? Как вообще углядела их, когда с шапкой удирали?..

— А нам почём знать? — дерзко ответила Янка.

— А то я не видела, какой он злой за вами нёсся. Я тебе сколько раз говорила, не лезь к нему! Ну, так где он?

— Убежал.

— Куда? — Светлая прядь выбилась из-под Ельгиного платка, изо рта пар валил, будто у неё печь внутри. Ну вот, устала же, шла бы по своим делам… Но сестра всё стояла, допрашивала: — Там только лес, а в деревню одна дорога — эта.

Неужто догадывается? Да ну, откуда? Просто спрашивает, лишь бы привязаться.

— Да не знаю я!

— Всё ты знаешь! — прошипела Ельга, а потом напустилась на Мелкую: — А ты чего молчишь, язык вместе с конфетой проглотила?! Обе у меня будете до ночи…

— А я ничего! — зачастила мелочь. — Я тут вообще ни при чём! Он сам виноват, что за шапкой… пошёл…

Вот же, предательница! Спасибо, хоть не выдала, как шапка в лесу оказалась. Да только Ельга наверняка догадалась. Янка-то думала, та их обеих сейчас пришибёт, но из Ельги будто все косточки вынули — руки опустились, плечи ссутулились. Лицо, красное с мороза, разом побелело.

— Куда пошёл?..

— Ну, туда… В лес…

— Бочку сторожите, — только и обронила Ельга.

Вот ещё одна дура! Но Янка успокоилась — не ругают и хорошо. Да только… Если старшая сестра Руську найдёт, тот ведь всю правду про шапку выболтает!

— Ты ж за нами присматривать должна, — сощурившись, сказала Янка. — А если тоже сгинешь? Всё маме с отцом расскажу, что ты в лес собиралась пойти! Руська сам виноват, сам пусть и расхлёбывает! Ты даже не знаешь, где он в лес зашёл, там ни снега, ни следов.

— И то правда, — ответила Ельга и посмотрела на Янку очень внимательно.

Та вздёрнула подбородок, довольная тем, как старшей нос утёрла.

— Правда, что я не знаю, — продолжила Ельга, и голос у неё снова стал крепким и тяжёлым, как кочерга. — А вот вы знаете, так что со мной пойдёте. Заодно и пригляжу за вами.

Тут Мелкая будто проснулась, глаза выпучила, заорала во всю глотку:

— Не пойду туда! Я боюсь! Не пойду.

У Янки всё внутри похолодело. Она, конечно, не мелкая, чтоб так голосить, но тоже головой замотала изо всех сил.

— Пойдёте. Ещё как пойдёте, иначе не только родители, вся деревня узнает, что вы наделали!

“Узнает, узнает. Ужас, какая правильная! А всё-таки, интересно, как оно там — в лесу?”

Кто же не мечтал нарушить запрет, ступить за черту, которая что ни год, так подбиралась ближе к деревне? Кто не чувствовал, как тянет туда, хоть глазком глянуть на чудеса тамошние? Ну, Ельга — понятно. Янка как-то подслушала, как матушка шёпотом жаловалась, что старшей чего-то Господь не дал, чего-то неуловимого. Чего — так и не поняла, зато на душе тогда приятно стало — ну вовсе как сейчас.

Вступая под сень деревьев, Янка нарочито хмурилась, дула губы — а всё ж по сторонам зыркала жадно, чтобы ничего не пропустить. Потому что интересно! А оттого, что коленки трясутся — так это ещё интереснее.

Жаль только, Руська первый был.

***

Лес дохнул в лицо почти весенним теплом, и Янка с удовольствием сбила с валенок снег — здесь, под деревьями, его совсем не было, только чёрно-рыжая земля. А вовсе даже тут и неплохо. Чего бояться? На миг ей даже стало жаль, что нет вокруг чего-то эдакого, о чём можно потом порассказать. Ну, сосны, так этого добра везде… Эдак и правда быстренько дурака этого найдут, да и обратно.

Янка ковырнула носком валенка рыжий бок муравейника, примерилась ещё, но Ельга взяла за плечо, встряхнула.

— Куда шапку-то забросила?

Вот дурища. Крепится, а голос-то прыгает, и губы едва заметно, но дрожат, словно тут и впрямь чудища лесные вокруг. Фыркнув про себя, Янка всё же огляделась. Не так уж далеко она и бросала, и… в глаза ударил порыв ветра, заставил моргнуть. Смахнув слёзы, Янка уставилась на землю — и правда, как раз у муравейника след попался. Не сапога, босой ноги, не спутаешь. Как только сразу не заметила?

— А вот, — она гордо кивнула, куда уводила цепочка следов. — Туда нам и надо. Небось сидит где за кустом да трясётся. Хотя тут идти-то три шага и два подпрыга.

Мелкая хрупнула леденцом, а Ельга покосилась странно, прищурилась так, что Янке захотелось её в след носом ткнуть. Вот уж слеподырая!

— Ладно. Может и правда недалеко.

— Точно-точно, — довольно кивнула Янка. — Зря только шли. Он бы небось и сам к дому вышел, как колокол заслышал. Нежить — она его ужас, как не любит, все знают. А уже почти время, солнце вона где было.

Словно подтверждая, по полянке и вправду раскатился глухой, словно через вату звон.

— Вот! — подхватила Янка тыкая пальцем туда, откуда он донёсся. — В ту сторону идёшь, и… и…

Указывала она как раз туда, куда уводили следы — один босой, другой обутый. Но только она же не поворачивалась. Не поворачивалась, так? Янка резко крутнулась на месте, ожидая увидеть за редкими деревьями луг, а за ним деревню с уютно поднимающейся над крышами дымкой — но взгляд встретил только лес. Сразу стало холодно и словно бы темно, хотя солнцу до заката оставалось ещё добрых три часа. На её глазах какая-то толстая ветка изогнулась, поползла по стволу, на кончике вспыхнули алые огоньки.

Конец ознакомительного фрагмента.