Крымская Чаша Грааля

Ольга Баскова, 2022

Молодая крымчанка Роза, чью семью расстреляли немцы во время Великой Отечественной войны, помогала партизанскому отряду. Неожиданно ей в руки попали секретные документы, в которых было зашифровано местонахождение некоего сокровища. Ходили слухи, что в одной из пещер спрятана Чаша Грааля… Спустя десятилетия к уже пожилой Розе приходит сын ее врага с требованием отдать ему карту. Он пережитого стресса женщина попадает в больницу и при смерти успевает сказать своему внуку Олегу только то, что он должен отправиться в Крым на караимское кладбище…

Глава 5

Крым, 1941 год. Севастополь

— Ну, детки дорогие, пора и за стол садиться, — сказал Яков Захарович Бакши, потирая руки. — Наша дорогая мама и бабушка, как всегда, на высоте. Запах, — он потянул длинным крючковатым носом, — потрясающий. Роза, помоги бабуле накрыть на стол.

— Конечно, дедушка, — отозвалась четырнадцатилетняя красавица Роза, тонкая, как тростиночка, красивая той восточной красотой, которой всегда восхищались поэты и писатели: смуглая гладкая кожа, черные глаза с поволокой, тонкий нос с чуть заметной горбинкой. — Мама и тетя Сара, наверное, уже устали.

— Что же ты не с ними? — строго спросил дед. — Почему отлынивала от работы?

— А вот и неправда! — крикнула Роза и засмеялась. — Я сегодня сама курабье приготовила.

— Правда? — Старик взглянул на нее поверх очков с толстыми стеклами. — За это хвалю. Ну иди, неси угощение.

Девушка охотно отправилась на кухню. Она любила и уважала деда — высокого, моложавого, подтянутого, аккуратно и со вкусом одетого, носившего очки с толстыми стеклами, за которыми всегда угадывался добрый взгляд. Несмотря на то что Яков Захарович был сапожником, как и его дед и отец (сын, отец Розы, тоже пошел по его стопам), он слыл образованным человеком: хорошо знал историю, читал Тору в оригинале на древнееврейском языке. Девушка улыбнулась, вспомнив, как однажды на празднике Пасхи дедушка спросил ее:

— Знаешь, почему я так поломал мацу?

Она замотала головой, и тогда старик, посадив внучку на колени, стал терпеливо рассказывать о том, как евреи вышли из Египта и сорок лет бродили по пустыне. Это звучало, как интересная сказка, и Роза заснула у него на коленях, а тетя Сара, старшая сестра мамы, отнесла ее в кровать. Именно благодаря Якову Захаровичу семья Бакши была сплоченной, именно из тех семей, про которые говорят: «Вместе в беде и в радости». Благодаря рассказам деда и бабушки Роза знала, сколько несчастий перенесла ее семья.

В 1914 году с началом Первой мировой войны Якова призвали на военную службу. Ему повезло. Он не получил даже царапины и после окончания военных действий вернулся в Бахчисарай, где его ждали мать, отец и красивая певунья Мириам. Вскоре молодые сыграли свадьбу, и один за другим у них родились трое детей. Казалось бы, можно жить да радоваться, заниматься любимым делом и растить ребятишек. Но эпоха лихолетья не закончилась. Во время Гражданской войны, когда обе воюющие стороны демонстрировали негативное отношение к евреям и крымчакам, Яков решил ехать в Палестину. Добраться до нее тогда можно было только одним способом: сначала на борту фелюги до Батуми, а потом вместе с контрабандистами — до Турции. Только оттуда, либо по морю, либо по суше, крымчаки попадали в Палестину.

Как известно, фелюга — это небольшое судно со своеобразными косыми парусами, которое способно взять на борт лишь десять человек. Вот почему на семейном совете было решено отправлять семью маленькими группами. В последний момент мать деда, прабабушка Розы, категорически отказалась ехать.

— Это земля моих предков, — сказала она. — Разве я могу ее покинуть? Яков, ты сотни раз был на нашем старом крымчакском кладбище. Обращал ли ты внимание на даты жизни и смерти? Некоторые так затерлись, что невозможно прочитать. Но есть и разборчивые. Одно захоронение тысяча пятьсот семьдесят пятого года. Тебе это ни о чем не говорит? Наш народ жил здесь несколько веков и здесь умирал. Если мне суждено умереть, я хочу сделать это на родной земле.

Ему так и не удалось уговорить женщину, и они решили ехать сами. Яков успокаивал себя: когда они благополучно устроятся на чужбине, он приедет за матерью, и она последует за ним. Правда, в это слабо верилось, но тем не менее это было хоть какое-то оправдание того, что они оставляют пожилую женщину совсем одну, пусть и на родной земле.

Через несколько дней после этого разговора семья тронулась в путь. Дедушка и два его брата с семьями благополучно достигли Константинополя, а вот судьба младшей сестры сложилась трагично. Фелюга, в которой она пыталась достичь турецкого берега, была захвачена пиратами, забравшими весь нехитрый скарб беженцев и в одночасье покидавшими их за борт. Яков Захарович очень любил младшую сестру, и известие о гибели всей ее семьи подкосило его. Те несколько дней, что он провел на турецкой земле, стали для него пыткой. Он ждал корабль в Палестину, ходил по знаменитой турецкой набережной Остеклял, смотрел, как рыбаки продавали только что выловленную рыбу, вспоминал Крым, край, пахнувший полынью и чабрецом, довольно свободно болтал с турками, потому что язык крымчаков очень напоминал турецкий, и иногда перекидывался словечками с белыми офицерами, так же, как и он, бежавшими от новой власти.

— Нам говорят, скоро все кончится, — заверяли его эмигранты, но в их глазах он читал неверие и тоску по родине. Наконец парусник повез их на новую родину — так, во всяком случае, они предполагали, но попытка репатриации окончилась неудачно. В жаркой Палестине он оказался невостребованным. Местное население ходило в основном босиком и в услугах сапожника не нуждалось. Промаявшись несколько лет, Яков Захарович засобирался на родину, решив: будь что будет.

Жена и дети с энтузиазмом восприняли его предложение. Им осточертели чужие берега. Тогда никто из них не думал, как встретит их родина. Как бы ни встретила — их место там, на крымской земле. Дед рассказывал: когда они возвращались назад, то не спали ночей, всматриваясь вдаль. И когда показался знакомый маяк на мысе Сарыч, Мириам упала без чувств.

Родная земля приняла блудных детей. Якову повезло. Большевики провозгласили новую экономическую политику и не подвергали репрессиям тех, кто вернулся с чужбины. Приехав в родной Бахчисарай, он с тоской посмотрел на полуразвалившийся домишко и огород, заросший сорняками. Худой, изможденный сосед дядя Антон, так изменившийся внешне, что Яков еле узнал его, произнес, шамкая синими губами:

— Голод у нас был. Что только ни ели. Все фрукты зеленые ободрали. Траву жевали. И мать твоя… — он вздохнул и снял с головы ветхую шапчонку. Яков все понял.

— Умерла, — проговорил он и сжал кулаки.

— Да, — подтвердил дядя Антон. — С голоду.

Мириам жалобно всхлипнула.

— Жена, — произнес Яков, — и вы, — обратился он к детям. — Забирайте из бабушкиного дома все вещи, которые нам могут пригодиться. Здесь мы жить не будем.

Они взяли все, что могли унести, погрузили на телегу и поехали в Севастополь. В этом городе жил друг Якова, тоже крымчак, который давно приглашал его, говоря, что городу требуются сапожники. Деду Розы повезло во второй раз. Он поселился в доме почти в центре Севастополя, открыл сапожную мастерскую и вырастил троих детей, из которых в Севастополе осталась одна Сара, выйдя замуж за местного парня Исаака. Старший сын Михаил, тоже сапожник, женился на Хае и переехал в ее края — под Симферополь. Младшая дочь подарила любовь греку и теперь тоже жила в Симферополе. Это была большая и дружная семья, всегда собиравшаяся по праздникам и дням рождения вместе. Роза считала, что ей повезло с родными, и с удовольствием помогала накрывать на стол.

На кухне высокая стройная тетя Сара вместе с мамой и бабушкой раскладывали кушанья по тарелкам. Девушка облизнулась, увидев свой любимый «Тошеме» — пирог со свежей вишней, только вытащенный из печи. Бабушка Мириам, увидев внучку, расплылась в улыбке:

— Красавица моя пришла. Небось, дед тебя торопит? Им, мужчинам, подавай все поскорее.

Роза кивнула:

— Да, бабуля. Они уже проголодались… от таких вкусных запахов.

Мама Розы, Хая, тоже высокая и стройная, но не такая красивая, как ее сноха (женщину немного портил длинный нос с большой горбинкой), придвинула дочери тарелку с перцем-бубером, фаршированным морковью.

— Неси пока это. Скажи, что у нас тут еще пенырли-бибер. На горячее — таветэ и кавурма с черносливом. А на сладкое, — она показала на маленький столик, уставленный блюдами с хворостом и курабье, — тоже всего хватает.

Роза подошла к бабушке и положила голову ей на плечо. С губ Мириам Иосифовны как будто не сходила добрая улыбка, создававшая впечатление, что пожилая женщина всегда рада встрече и готова пообщаться. Впрочем, так оно и было. К Бакши любили ходить в гости. Их знали как радушных хозяев и людей, всегда готовых прийти на помощь.

— Я отломила кусочек твоего курабье, — шепнула бабушка. — Ты прекрасная хозяйка. Так и тает во рту!

Роза обняла старушку за плечи.

— По твоему рецепту, бабуля. По твоему рецепту. Ты лучшая кулинарка в Севастополе.

— Ах, подлиза, — Мириам повернулась к ней и поцеловала в щеку. — Ладно, хватит болтать. Неси еду.

Роза подхватила поднос с закусками и бросилась в комнату. Дедушка, муж тети Сары, дядя Исаак и ее отец Михаил нетерпеливо постукивали вилками по столу.

— Ну наконец-то, — буркнул Михаил, увидев дочь. — Тебя только за смертью посылать.

— Сегодня вы сговорились уморить нас голодом, — полный лысоватый смешливый дядя Исаак подмигнул племяннице.

— Не ной, — раздался за спиной Розы голос его жены. — Сегодня мы так вас накормим, что три дня есть не захотите, — вместе с Розой они ставили блюда на стол. Дед потянул горбатым носом:

— Ох, не могу!

Бабушка и мама внесли сладкое и кувшины с киселем.

— Налетайте, — скомандовала Мириам. — Исаак, ты не прав, что не взял с собой детей. Я знаю, Женя так любит мои пироги. И по Машеньке я соскучилась. И Раечка сегодня не приехала. А обещала.

Слушая жену, Яков Захарович морщился. Он не очень приветствовал брак младшей дочери с греком Андреасом Омириди, так как считал, что крымчаки не должны смешиваться с другими народами. Их и так слишком мало на этой земле.

— И черт с ними, — буркнул он и посмотрел на зятя. — Так почему внучат не привели?

Исаак щелкнул языком, накладывая на тарелку пенырли-бибер — икру из перца с брынзой и чесноком.

— Захотели в кино. Ну, шо тут скажешь? — Он намазал икрой кусок черного хлеба и отправил в рот. — Вкуснятина! Миша, ты не рассказал, как дела в вашем поселке, — обратился он к шурину.

— Работы хватает. — Отец Розы накладывал горячее таветэ — тушеное мясо с рисом. — М-м-м, пахнет аппетитно.

— А как нога? Не беспокоит? — Исаак не случайно задал такой вопрос. Год назад сапожник ходил в горы за хворостом и упал в пропасть. Он чудом остался жив, приземлившись на каменный карниз, но при падении сильно раздробил кость. Врачи сказали, что буквально собирали ногу по кусочкам, однако после нескольких операций Михаил по-прежнему прихрамывал и ночами порой стонал от боли.

Он вздохнул:

— Чего ж не беспокоить? Беспокоит. Думаю летом в Москву смотаться. Может быть, тамошние врачи помогут… Симферопольские сказали — лучше не сделаем. А мне нужно лучше. Что же получается? Хромой на всю оставшуюся жизнь? Я еще не старый. Вон сороковник не перешагнул.

— Да, говорят, там врачи творят чудеса, — Яков Захарович сделал большой глоток кизилового киселя. — Правильно ты решил, Миша. Так говоришь, в поселке все хорошо? А как поживает Давид? Здорова ли его женушка?

Михаил принялся перечислять всех членов семьи Манто, старого приятеля отца, а женщины, сначала следившие за разговором мужчин, стали обсуждать свои дела. Бабушка Мириам обняла внучку за плечи и шепнула ей на ухо:

— Мама сказала, у тебя появился мальчик. Кто он, Розочка?

Девушка покраснела. Местный паренек Борис очень нравился ей, но никогда, в отличие от многих молодых людей, не признавался в своих чувствах. Они ходили в кино, ездили в город, он нежно брал ее за руку и глядел в глаза, однако не произносил нежных слов, которые она так ждала. Вот почему Роза ответила:

— Об этом еще рано говорить.

Старушка все поняла и улыбнулась своей доброй грустной улыбкой:

— Из наших, крымчаков?

Смуглянка кивнула:

— Да.

— Как его зовут? — поинтересовалась Мириам Иосифовна.

— Борис, — улыбнулась внучка. — Борис Токатлы.

Бабушка еще крепче обняла ее.

— Я знаю эту семью. Родители — порядочные люди. Думаю, Боря тоже. Вот ты и выросла, Розочка, — задумчиво проговорила она. — Совсем уже большая. И мальчик появился. А мы с дедом стареем.

Роза всплеснула руками:

— Да что ты, бабушка? Разве вы с дедулей постареете? Ты у меня еще молодая и красивая.

Мириам Иосифовна погладила ее по голове.

— Хочу дожить до правнуков, — призналась она.

— И доживешь, — горячо сказала девушка. — Обязательно доживешь. Увидишь свою правнучку, которую я назову так же, как тебя, — Мириам.

— Ты моя хорошая, — растрогалась пожилая женщина и бросила взгляд на дочь и невестку. Они горячо обсуждали знакомую портниху, тоже крымчачку, которая шила прекрасные вещи и считалась самой модной в Севастополе. Потом черные глубокие глаза пробежались по столу. Мужчины уже доедали последние куски горячего.

— Роза, Сара, Хая, убирайте тарелки, — скомандовала она. — Пора пить чай.

— А верно, пора, — Яков Захарович взглянул на старые часы с кукушкой, висевшие на стене. — Скоро пять. Когда за вами приедут? — спросил он Михаила, жившего с семьей под Симферополем в поселке Марьино. — Ты говорил, вас заберет грузовик.

— Заберет, — подтвердил сын. — Коля обещал к шести подрулить. Повезло мне, что он сегодня повез продукты в Севастополь. Мы все к нему и примкнули.

— Мириам, поторопись с чаем, — провозгласил дед.

Женщины гремели тарелками. Роза ставила сладкое на освободившиеся места. Яков Захарович подмигнул внучке.

— Твое курабье я попробую в первую очередь.

— Раньше тошеме? — удивилась Сара. — Папа, вы же всегда были неравнодушны к пирогу.

— Тошеме подождет, — старик хлопнул кулаком по столу. — Мне интересно, как готовит моя внучка.

Мириам Иосифовна уже спешила с пузатым чайником.

— Хая, быстрее расставляй чашки.

Бабушка лукаво улыбнулась.

— Я слышала, за тобой ухаживает еще один паренек, татарин, сын Зарифа. Мы очень давно знаем и эту семью — когда-то они жили в Бахчисарае.

Яков встрепенулся:

— Зариф? Помню, помню. Он не рассказывал о странных ученых, искавших в горах Золотую колыбель? Эти приятные господа неоднократно беседовали со мной. Их интересовали крымские легенды.

Девушка нервно передернулась и побледнела.

— Какая Золотая колыбель? Бабуля, не говори о нем. И ты, дед.

На лице старушки появилось беспокойство, и морщина на лбу стала еще глубже.

— Почему?

— Он гадкий человек, бабуля.

Мириам Иосифовна закивала.

— Ну, хорошо, родная, как хочешь… — Она прислушалась к разговору дочери и невестки. Они обсуждали родственников, живших в Карасубазаре.

— Абрам — лучший портной, — тараторила Сара. — К нему даже из Симферополя едут. Представляешь, во время нашей последней встречи он говорит мне: «Недавно был в Одессе и познакомился с портным на Дерибасовской. Сара, чтоб я так жил!»

— Рая тоже хорошая портниха, — вставила Хая. — Насколько я знаю, она здорово ему помогает.

Сара всплеснула руками:

— Что ты! Разве он доверит теперь своей жене хоть строчку? — Она искоса посмотрела на мужа и свекра и увидела, что они уже покончили с десертом. Яков Захарович перехватил ее взгляд.

— Молодцы хозяюшки, от души накормили, — он крякнул и поднялся из-за стола. — Теперь и косточки размять бы не помешало, — старик подмигнул Розе. — Вкуснейшее курабье! Славная будешь хозяйка, — и, повернувшись к Хае, Яков Захарович добавил: — Тебе уже известно, кого будет потчевать моя красавица?

Роза раскраснелась и выбежала из комнаты.

— Стеснительная, — удовлетворенно заметил старик. — В тебя, Хая. Кстати, ты так и не ответила на мой вопрос. Кавалер у нас имеется?

— Борис, — ответила мать Розы и принялась собирать тарелки.

Дед прищурился:

— Это какой Борис?

— Из семьи Токатлы, — вмешалась бабушка. Яков Захарович хлопнул в ладоши.

— Внук Иосифа Токатлы? А, старый черт, все-таки мы с тобой породнимся! — Он похлопал по плечу зятя. — Давайте постоим на балконе. Погода сегодня великолепная. Ты покараулишь свой грузовик, — предложил он Михаилу, — а мы с зятьком покурим, — говоря «покурим», он, сам никогда не бравший в рот сигарету, имел в виду родственников.

Мужчины вышли вслед за стариком, а Мириам Иосифовна с Сарой и Хаей принялась собирать тарелки и носить на кухню, где Роза, облаченная в серый передник, мыла их в горячей воде.

— Ты вопросов деда не стесняйся, — говорила ей бабушка. — Он за тебя переживает так же, как и я. Знаешь, какое это волнительное дело — выдавать замуж?

Щеки девушки снова покрыл румянец:

— Бабушка, но еще рано… — она не успела договорить.

— Роза, Хая, Николай приехал! — крикнул глава семьи, и Мириам выхватила из рук внучки глубокую тарелку, испачканную соусом.

— Видно, машина за вами приехала. Собирайся.

Роза всплеснула руками:

— Вот, и не помогла тебе…

Бабушка снова обняла внучку и сняла с нее передник.

— Еще как помогла, — улыбнулась она. — И комплимент от деда заслужила. Сама знаешь, какой он у нас строгий. Ну, беги, не задерживай родителей.

Девушка вышла в большую комнату. Там, возле зеркала, прихорашивалась Хая. Михаил натягивал ботинки.

— Готова? — спросил он, строго взглянув на дочь. Роза подошла к зеркалу и провела расческой по густым волосам.

— Да, папа.

— Тогда прощайся с дедом и бабушкой — и в путь.

Девушка подошла к Мириам Иосифовне и прижалась к ее широкой груди. Пожилая женщина неожиданно всплакнула.

— Что вы, мама? — удивленно спросил Михаил. Бабушка приложила руку к груди.

— Сердце что-то схватило. Предчувствие… — увидев, что все смотрят на нее с беспокойством, она быстро взяла себя в руки: — Ничего страшного. Видно, устала немного. Розочка, подожди, — Мириам Иосифовна вдруг выбежала из комнаты и через несколько секунд вернулась с маленьким свертком. — Это тебе, — она сунула его в задрожавшие руки девушки. — Ожерелье твоей прабабушки. Есть у нас вещи, которые передаются по наследству… Ты знаешь. Бабушка Нонна не снимает с пальца перстень… — Старушка говорила сбивчиво, и Михаил снова поинтересовался:

— Да что случилось?

— Ничего, ничего, мой родной, — Мириам Иосифовна быстро поцеловала его в щеку. — Идите. Вас уж, небось, заждались.

— Ну, придумала, предчувствие у нее. — Дед снял очки. — Не слушайте старую, мои хорошие.

Хая обняла сначала свекровь, потом свекра.

— Скоро увидимся, — сказала она. — Как только кто-нибудь на машине сюда засобирается, я или сама приеду, или Розочку пришлю.

— Да, да, Розочку, — бабушка, казалось, думала о чем-то своем. — Конечно, мы будем вас ждать.

Во дворе уже сигналила машина.

— Жена Николая не разрешает ему задерживаться, — пояснил Михаил и подхватил сумку, наполненную гостинцами. — Ну, зачем, мама, вы туда столько положили? Мои племянники тоже хотят отведать сладостей. Сара, тебе что-нибудь осталось?

Сестра закивала.

— Осталось, осталось, Мишенька, не волнуйся.

Она наспех обняла брата.

— До встречи.

— До встречи, — Михаил посмотрел на жену и дочку. — Давайте, девочки, поторопитесь.

Они вышли во двор. Захар, Мириам, Сара и Исаак махали руками. Роза повернулась и стала махать в ответ. Из кабины выглянул рассерженный Николай.

— Ехать думаете? — ехидно поинтересовался он. — Между прочим, уже десять минут загораю.

— Извини, Коля, так получилось, — Хая старалась говорить как можно вежливее. — Засиделись вот… Роза, залезай в кабину, а мы с папой в кузове поедем.

Девушка покачала головой:

— Мамочка, я хочу подышать воздухом. Садись сама к дяде Николаю.

— Тогда пусть папа туда садится, — решила женщина. — Я с тобой, доченька.

Михаил морщился, слушая разговоры.

— Только время тянете, — он хотел заартачиться, но передумал: — А, черт с вами. Тряситесь в кузове.

Мужчина помог жене и дочери забраться в кузов.

— Только не вывалитесь на повороте, — напутствовал он. — Мать мне не простит, если с вами что-нибудь случится.

— Да кончай болтать! — разозлился Николай. — Либо ты едешь, либо…

— Иду, — мужчина распахнул дверь и залез в кабину настолько проворно, насколько позволяла искалеченная нога. Роза бросила прощальный взгляд на балкон. Сара и Исаак ушли в комнату, дед последовал за ними, и лишь бабушка, как статуя, стояла и смотрела на них. Из черных глаз, окаймленных темными кругами, выкатилась слеза, которую старушка тут же смахнула передником.

— Что это с бабулей? — спросила девушка мать, когда грузовик тронулся. — Сегодня она какая-то… Даже не знаю… Так прощалась, будто с нами больше не увидится.

— Для пожилых людей это характерно, — вздохнула Хая. — Каждый день они благодарят Бога, что он дал им возможность еще пожить на этой земле.

Роза задумалась.

— Странно, — заметила она. — У бабушки прекрасное здоровье. Во всяком случае, при мне она ни на что не жаловалась.

Грузовик так тряхнуло на повороте, что девушка ухватилась за мать, и обе чуть не упали с деревянных скамеек.

— Да, не жаловалась, — подтвердила женщина. — Но я объяснила тебе. Пожилые люди задумываются об этом чаще, чем мы.

Девушка нахмурилась.

— Я еще никого не хоронила, — вздохнула она, — и представить не могу, что наступит такой день, когда умрет дедушка и бабушка покинет этот мир. Я знаю, что это когда-нибудь будет, но мне бы хотелось, чтобы это было еще не скоро.

— Не мы решаем, как все будет, — философски заметила Хая. — Слушай, дочка, а почему это мы завели с тобой такие печальные разговоры? Оглянись вокруг — красота-то какая! Травушка зеленая, горы вдалеке синеют… Жить надо да радоваться.

— У бабушки Нонны давно не были, — переменила тему дочка. — Вроде недалеко друг от друга живем, а видимся редко. Раньше каждый праздник собирались…

— Это верно, — вздохнула Хая. — Стареет наша тетушка. Лет десять назад еще резвая была.

Роза задумалась. Нежный смуглый лоб прорезала тонкая морщинка.

— Бабуля как-то показывала мне фотографии их семьи, — проговорила она. — Нонна в молодости была очень хороша собой.

— У нее очень интересная судьба, — кивнула Хая. — Перстень, который она носит много лет, — подарок покойной матери. Это их семейная реликвия.

— Так вот почему Нонна никогда не снимает этот перстень! — воскликнула Роза. Хая усмехнулась:

— Он уже и сам не снимается. Врос в палец. Нонна говорит — это не случайно. Она всегда будет помнить о своей семье и о своем муже. Знаешь, что после его смерти она и не взглянула на другого мужчину?

— И я с Борей… — начала было Роза и запнулась. Мать пристально посмотрела ей в глаза.

— При чем тут вы с Борей, доченька? Он что, уже сделал тебе предложение?

Сквозь смуглоту щек девушки пробился румянец.

— Да ты что, мамуля? — расхохоталась она. — Какое предложение? Сначала нужно школу закончить. Ты ведь знаешь, что я буду поступать в педагогический институт. И Боря хочет учиться. Правда, его семья против, — вздохнула она.

Хая сразу поняла ее.

— По семейным традициям Токатлы мальчишки становятся либо сапожниками, либо портными, — сказала женщина. — Вот почему его дедушка, старый Исаак, не обрадовался. Да и отец Бориса наверняка тоже против.

— Против, — подтвердила Роза. — Мамочка, ну сейчас совсем другое время. Люди стремятся получить образование.

— Думаю, в конце концов они это поймут, — заметила Хая. — Знаешь, что-то меня в сон клонит. Я вздремну немного, а ты посиди, помечтай. О Борисе будешь думать, верно?

— Да, — кивнула девушка. Мать устроилась на полу кузова и действительно сразу задремала. А Роза до самого поселка мечтала о том, о чем может мечтать девушка в самом романтическом возрасте.