Пока не исполнится все

Ольга Байковская

Каждый хочет быть счастливым, вот только у всех получается по-разному. Возможно, пришло время заново познакомиться со своей большой семьей и узнать свое место в ней.Эта история произошла на стыке фамилистики, психологии и религии. Светлана живет в современном мегаполисе. Личные проблемы она вынуждена решать нетрадиционным способом: через мир умерших. И лучше ей поторопиться, пока ее мир еще реален.Книга адресована всем, кто в поиске себя и готов поверить, что мы в этом мире не одни.

Глава 5. Проклятая любовь

Тяжелые повозки, запряженные быками, медленно передвигались по жаркой засушливой степи. И люди, и животные находились на пределе сил, но путешествие уже подходило к концу. Позади остались голодные годы, проведенные в родной деревне на западной стороне. Это был не единственный караван, которому суждено было преодолеть тысячи километров пути. Земельная реформа 1906 года повлекла за собой массовое переселение людей на окраины Российской Империи.

Была еще одна причина, по которой люди целыми семьями снимались с уже обжитых мест и вновь отправлялись в долгую изнурительную дорогу. В своем путешествии они прониклись идеей свободы и присоединились к одной из крупнейших христианских конфессий — баптизму. Последователи этого течения не признавали церковь как посредника между Богом и человеком и провозглашали равенство всех сынов Божьих. Жить в царской православной России с такой верой становилось опасно. В конце XIX века начались гонения на баптистов: полиция устраивала погромы в домах верующих, применяла к ним силу и отправляла в ссылку. Для сохранения жизни и самобытности многие семьи баптистов вынуждены были искать убежище в далеких землях.

Караван в последний раз остановился на ночлег под открытым небом. Путешествие должно было закончиться в южных землях, где первые прибывшие уже основали поселение Веселовка. Никто точно не мог сказать, откуда появилось это название. Возможно, в тех краях и правда поселились веселые люди. Переселенцам предстояло освоить земельные участки, построить землянки, вырыть колодцы, завести скотину и птицу. Однако все они были готовы к тяжелому труду, и через непродолжительное время в голой степи возник большой красивый поселок с несколькими улицами. Советская власть принесла в Веселовку свою общественную жизнь: появились продовольственный и промтоварный магазины, школа, медицинский пункт и контора председателя.

Шли десятилетия. Старики уже с трудом могли вспомнить прошлую жизнь, а для молодежи новая земля стала родной. 1941 год докатился до поселка отдаленным грохотом сражений и трагедией людских потерь, среди населения шла всеобщая мобилизация.

Петр вышел из комиссариата, держа в руке направление в действующую армию. Возле конторы он встретил соседку Машеньку и сообщил ей новость:

— Маша, я ухожу на фронт.

— Петя, мы обязательно победим! — горячо отозвалась девушка. — Вчера читали последние сводки и говорили, что война долго не продлится. Ты скоро вернешься домой.

С этими словами девушка влюбленно посмотрела на молодого человека. Однако страшная война затянулась на годы, по прошествии которых Маша продолжала верить, что ее дорогой Петенька вернется живым и невредимым.

После окончания войны из всех мобилизованных мужчин возвратилась только четверть. Мария работала в огороде, когда соседка перегнулась через забор:

— Машка! Говорят, наши солдатики вернулись.

— Теть Лиз, а кто приехал?

— Ниче не знаю, беги глянь.

Девушка бросила ведро возле кустов помидоров и побежала к конторе, на ходу вытирая руки о фартук. Сердце сильно стучало и почти вырывалось из груди. На центральной улице собрались жители поселка, председатель говорил торжественную речь, а в кругу стояли возвратившиеся солдаты. Остановившись перед толпой, Маша отдышалась, но унять дрожь было все равно невозможно, поэтому она начала тихонько протискиваться между людьми.

«Петенька!» — чуть было не крикнула она, увидев его, но сдержалась. И тут же внутри кольнуло: «Как же ты изменился». На лице молодого человека залегли глубокие морщины, в волосах серебрилась седина, а на груди среди других медалей блестела «За взятие Будапешта».

Под праздничный марш, который дядя Семен играл на трубе, жители поселка провожали героев по домам. На заборе у каждого дома, из которого ушел солдат на фронт, была прибита яркая красная звездочка в память о великом долге, отданном Родине. Услышав шум, на крыльцо вышла строгая высокая женщина в темном платье с повязанным на голове платком. Взгляд ее остановился на молодом мужчине, открывшем калитку. Не веря своим глазам, она замерла, а потом молча кинулась к сыну.

— Здравствуйте, мама! — в волнении произнес Петр.

Мать начала его всего ощупывать, гладила волосы, заглядывала в глаза, крепко целовала и прижимала к себе. Потом она справилась с волнением и повела сына в дом.

— Спасибо Вам за сына! — крикнули им вслед.

К матери пришли запоздалые слезы, она судорожно их вытирала. На войну ушел ее дорогой мальчик, а сейчас перед ней стоял взрослый мужчина с изможденным лицом.

— Мама, ну что Вы, я вернулся, я живой! — Петр в сенях вытирал мокрые щеки матери.

Из комнат выбежали братья и сестры и закружили его в бесконечных поцелуях и объятиях. Стали спешно искать посуду, варить картошку и доставать из погреба квашеную капусту. Вечером за накрытыми во дворе столами собралась вся многочисленная родня, пришли соседи.

— Ну как оно там было? — спросил дядя Коля, и все притихли.

— Да всяко было, дядя Коля, и в окопах сидел, и в лобовую шел. Видел смерть и сам убивал.

Петр помедлил и продолжил:

— Главное, я понял, что нет ничего важнее мира, мира и здоровья близких. Много моих товарищей погибло, все не рассказать. Давайте стоя почтим память всех, кто защищал нашу Родину! Теперь я знаю, чего это стоило…

Все встали и застыли в молчании. Ольга, тетка Петра, негромко заплакала: ее дорогой муж Мишенька погиб в начале войны и ей суждено было остаться горемычной вдовой. Вечерело, гости еще немного посидели и стали расходиться. Петр засобирался, сказал, что охота пройтись по поселку, по местам, знакомым с детства.

— Иди, сынок, — отозвалась мать. — Ты вернулся домой, родная земля поможет, и раны затянутся.

За столом Петя и Маша успели обменяться взглядами, он шепнул ей о встрече, и теперь она ждала его в условленном месте за огородами.

— Машенька! Как же хорошо чувствовать себя просто человеком! — он крепко обнял девушку.

Она вся потянулась к нему, прильнула, и они оказались на скошенной душистой траве. Позже Петр, гладя ее длинные черные волосы, рассказывал, что в самом конце войны его нашла вражеская пуля. Военный врач сказал, что рана плохая, задет нерв, из-за чего в ноге постоянно будут возникать боли.

— К тому же в окопах я совершенно испортил себе желудок и могу есть только постную пищу. Вот такой я теперь калека, — полушутливо добавил он.

— Петенька, я буду готовить тебе все, что скажешь, и буду заботиться о тебе, — прошептала Мария.

Он обнял девушку, и они забылись сладким сном. После такой ночи Мария чуть не пропустила время утренней дойки коров. Она вскочила, разбудила Петю, расцеловала его и побежала домой.

«Какая же я счастливая!» — внутри у нее все пело оттого, что Петенька вернулся. Пусть он и не совсем здоровый, но живой, и это главное. Она вспомнила жаркие ночные ласки любимого и зарделась от смущения: «Это ведь не страшно, что мы были близки до свадьбы. Скоро поженимся и все наладится».

***

Петр быстро вернулся к привычной мирной жизни. На семейном совете он сообщил, что хочет поехать в соседний район, где недавно открылись курсы техников. После войны была острая нехватка мужчин, поэтому возвратившиеся парни вызывали сильный интерес женского населения поселка. Как-то раз Мария шла с Петром после танцев в клубе и недовольно выговаривала ему:

— Петя, ты должен был танцевать только со мной. Мы же скоро поженимся, нам положено быть вместе.

При этих словах молодой человек внимательно посмотрел на спутницу, но ничего не сказал. Марию он знал сызмальства, и она ему нравилась, но о будущем он пока не думал. Хотя, спору нет, она была красивой и работящей девушкой.

Мария работала в поселке дояркой, знала всех своих коров, и у нее были свои любимицы.

— Вон та черная с белыми пятнами — это Зорька, — перечисляла она их, — коричневые — Апрелька и Майка. Коровы хорошие, покладистые, доятся быстро и молоко у них жирное.

В тот день она, как всегда, засветло пришла на базу, переоделась, вымыла руки, подсела к Пеструшке с ведром, накинула на колени чистую тряпицу и принялась за дойку. Но тут перед глазами все завертелось, и она упала на пол. Прибежал техник, помог ей выйти на свежий воздух, где она пришла в себя. «У меня уже давно не кровит, теперь сомнений нет, у нас будет ребеночек, — пронеслось в голове Марии. — Я обязательно должна сегодня поговорить с Петей».

Вечером она вызвала его к калитке. Они пошли вдоль улицы, остановились под деревом, и она смущенно начала сжимать в руках платочек.

— Петя, сегодня мне стало плохо на базе, и меня пораньше отпустили домой.

— Что с тобой случилось, ты не заболела? — Петр участливо посмотрел на девушку.

— Нет, не заболела, — Маша радостно улыбнулась и, глядя ему в глаза, сообщила: — У нас с тобой будет ребеночек!

Такой новости Петр не ожидал. Веточка на дереве, за которую он держался, треснула под рукой. Он на мгновение растерялся, не зная, как реагировать, потом сказал:

— Маша, я не могу жениться без благословения моей матери. Я сегодня поговорю с ней о нас.

— Петя, какое благословение, мы же с тобой… — она густо покраснела.

— Маша, ты не волнуйся. Я обязательно сегодня поговорю с мамой, объясню ей, и все образуется.

Через полчаса Петр стоял пристыженный перед матерью, а она бросала холодные фразы:

— Я понимаю, что это случилось в день твоего приезда и ты должен был стряхнуть с себя ужасы пережитого, но о свадьбе не может быть и речи. Ты знаешь, что твоя Мария цыганских кровей? Нет? Так вот знай. В нашу семью всегда входили только нравственные женщины, а блудницам здесь не место.

— И что мне теперь делать?

— Сейчас ты в тине греха и спасет тебя только вера в Бога. Молись, чтобы он наставил тебя на путь благочестия и смирения. А о Марии забудь. Если хочешь, мы отправим кого-нибудь из родственников сообщить ей об этом.

— Нет, я так не могу, я сам скажу.

Разговор с Марией дался ему нелегко, но еще тяжелее было самой девушке. Она с каменным лицом молча выслушала его, сказала, что все поняла, развернулась и пошла домой. «Господи, где взять силы», — шептала она, идя по дороге и с трудом волоча ноги. Дома она дала волю слезам.

— Мамочка! — рыдала девушка на коленях у матери. — Как я теперь буду жить! Но почему так случилось? В чем я виновата?

— Манечка, доченька, ты можешь навредить ребеночку. Успокойся хотя бы ради него, — мать гладила по голове отчаявшуюся дочь.

Брат Сеня, видя страдания сестры, схватил со стола нож и страшным голосом крикнул:

— Я прирежу его!

— А ну положи нож! — приказала мать, а потом строго сказала дочери: — Мария, я знаю эту семью и могу тебе сказать, что они никогда не приняли бы тебя. Но мы не останемся в долгу.

Она посмотрела на сына.

— Семен, выйди! Нам с твоей сестрой нужно поговорить.

После того, как за сыном закрылась дверь, она продолжила:

— Мария, дочка, я могу сделать так, что его потомки будут страдать. Они не будут счастливы в любви, и это сживет их с белого света. Хочешь этого?

Мария затихла, вытерла слезы, а потом тихо спросила:

— А что будет с ним?

— А с ним ничего не будет.

— Хочу, очень хочу!

Мать достала из шкатулки шпильку, зажгла свечу, произнесла какие-то непонятные слова и провела шпилькой над пламенем свечи.

— Я знаю, кто будет закалывать косы этой шпилькой, и все устрою, — после ритуала произнесла мать. — А сейчас отдыхай, дочка.

Прошло несколько месяцев, и состояние Марии стало заметно жителям поселка. В магазине за ее спиной перешептывались, поползли сплетни о том, что ее не приняли в новую семью. Девушка от этого страдала и наконец поняла, что не сможет так больше жить. Они с матерью и братом решили переехать подальше от этого места туда, где их никто не знает.

В последний день они уложили нехитрый скарб на телегу, сосед вызвался подвезти их до железнодорожной станции. Мария уже собиралась залезать в телегу, как вдруг кто-то окликнул ее. Она обернулась и увидела Петра. Они давно не виделись, говорили, что он поехал учиться на техника. Сердце ее на мгновение замерло.

— Ты уезжаешь? — спросил он.

— А тебе какое дело? — грубо ответила она.

— Маша, ты не можешь просто так уехать. Как же наш ребенок?

— Наш ребенок? Наш ребенок?! — истерично закричала она на всю улицу, больше не сдерживая себя. — Забудь о нем, ты ему не отец! Ты предал нас и за это будешь наказан!

Мать начала успокаивать ее, но Марию уже было не остановить:

— Что я вам сделала? Я просто любила тебя, а ты… Вы все прокляты! Слышишь?! Гореть вам в аду!

На крики из дома выбежал Семен, он подхватил ослабевшую сестру и безумными глазами посмотрел на Петра. Марию уложили на узлы с одеждой. Соседка тетя Лиза вышла их проводить, утирая слезу концом повязанного платка. Телега покатилась по пыльной дороге на новое место, где их ждали тяготы послевоенной жизни. Злость на Петра подточила Марию, ее жизнь оказалась безрадостной и короткой. Умирая, она никого не хотела видеть и желала, чтобы все поскорее закончилось.

***

Искорка постепенно приходила в себя после пережитого, эта жизнь сильно впечатлила ее. Она опять попала в белоснежную комнату и оторопела. Теперь помещение было заставлено рядами стульев разных стилей и времен: низкие и высокие, с прямой и изогнутой спинкой, с подлокотниками и без них, тонко вырезанные и грубо сколоченные, с украшениями, обивкой из шкур, ткани, металла. На небольшом возвышении отдельно стоял стул темно-коричневого дерева с высокой спинкой и подлокотниками, отделанный алой тканью. Искорка посмотрела в угол: синяя тумбочка по-прежнему была там. В комнате царило безмолвие, и в то же время из-за стульев чувствовалось чье-то присутствие. Однако ничего не происходило и за ней никто не приходил. Путешествие на Землю с треском провалилось, и Искорка не знала, что ей делать дальше.

Ей довелось познать такие разные четыре жизни, все они оказались женскими: первая — демонический облик женщины-птицы из доисторических времен, вторая — образ матери, подчинившей сына, третья — воинствующая девушка, закрывшаяся от мужчин, четвертая — мстящая брошенная невеста. Все они были связаны общей нитью — отношениями между женщиной и мужчиной. В первой и третьей взаимодействие с мужчинами-партнерами было полностью исключено: демон их уничтожал, а девушка-воин ненавидела. Вторая и четвертая жизни стали более женственными, но амбиции Нефтис-матери и Марии-подруги не позволили им построить правильные отношения с мужчинами.

— Будучи Нефтис, я шла на поводу у Тьмы и проявляла эгоизм по отношению к Акилу, — размышляла Искорка вслух. — Только сильная сыновья любовь держала его возле меня. Я видела, как страстно и нежно он любил Ифе, но не хотела делить его с другой. Разбив его мечты, я почувствовала себя уверенней и уже не боялась женитьбы. Я самоутверждалась за счет сына и не дала ему самому прожить неповторимую жизнь. Мария любила Петра, но не замечала, что навязывает свои чувства человеку, который не готов их принять. Разумнее было отступить и дать отношениям время, но я шла напролом и приняла приветливость мужчины за ответное чувство. Сильный сыновний долг теперь обратился против меня, и я совершила тяжкий грех: призвала темные силы для отмщения. Но кто же толкает женщин на такие поступки, кто делает их жестокими, холодными, властными, требовательными?

И тут на Искорку нашло озарение, ее лучики затрепетали.

— Конечно это она! Странно, что я это вспомнила только сейчас. Теперь понятно, кому я обязана путешествием на Землю.

Властительницу Тьмы и правда звали Аморфо, но изначально у нее было другое имя. Говорили, что первой женой Адама, сотворенной из глины, была Лилит. С первых же дней они начали спорить, кто из них главный. В поисках власти Лилит покинула Рай и обратила свои силы против потомков Адама. Не сумев управлять мужчинами, она воспользовалась другим способом, известным со времен Змея.

— Да-а-а, Аморфо долго не думала, как продемонстрировать Создателю приобретенное могущество, — Искорка с сожалением сжала лучики.

Четыре истории рассказали ей о том, как женщины стремились покорять мир, забыв, что, прежде всего, весь мир сокрыт в них самих. Лилит убеждала женщин не думать о простых истинах, чтобы они теряли свой путь. Эта ноша передавалась из поколения в поколение, поэтому отдаленные потомки уже не знали, в чем причина одиночества, нелюбви себя и близких или добровольного ухода из жизни. Так все несли груз прошлого, пока кто-то из потомков не находил причину проблем и способ ее исправить. Но чаще забытые истории так и оставались нераскрытыми.

Искорка вздохнула:

— Лилит искушает женщин, и у нее это хорошо получается. Ну а мне что теперь делать? В последний раз я призвала темные силы и обрушила их на невинных людей. Это нужно исправить, как бы ни было тяжело.

Она еще какое-то время размышляла, после чего приняла решение. Вдруг на стене появилась красная кнопка с надписью: «Вызов». Искорка лучиком дотронулась до нее и оказалась в тронном зале. Как и в первый раз, Создатель тепло обратился к ней:

— Знаю, эти путешествия опечалили тебя. Хочешь что-нибудь сказать?

Искорка несмело вздохнула, на ее лучиках отразилась радуга сложных чувств и эмоций.

— Если это возможно, я хотела бы попытаться все исправить.

— Чтобы исправить ошибки и не допустить страданий многих людей, необходимо родиться как можно ближе к последнему воплощению, но по-человечески придется нелегко. Ты должна ознакомиться с тем, что тебя ждет.

Перед Искоркой раскрылось звуковое письмо, настроенное на нее, и механический голос изрек: «Дочь без родителей, жена без мужа, мать без ребенка, дерево без корней, родина без земли, слезы без глаз».

Искорка растерялась: у нее нет столько сил, чтобы справиться со всем этим. Но нужно было принять окончательное решение.

— Я согласна, — твердо сказала она.

В письме что-то зашуршало и из его глубины раздалось нечетко: «Двадцать пять вареных яиц». Искорка не поняла, что это значит, но была так расстроена, что не стала уточнять, и повторила:

— Я согласна.

— Это твой выбор. Живи и знай, что даже в самый тяжкий час я не оставляю своих чад.

— А когда будет самый тяжкий час?

— Слушай своего ангела-хранителя, он всегда будет рядом. Твой путь начинается.

«Начинается?» — озадачилась было Искорка, но тут ее накрыл золотистый туман, и она растаяла.