Дочь палача и Совет двенадцати

Оливер Пётч, 2017

Якоб Куизль – грозный палач из древнего баварского городка Шонгау. Именно его руками вершится правосудие. Горожане боятся и избегают Якоба, считая палача сродни дьяволу… Бавария, 1672 год. В Мюнхене собрался Совет Двенадцати – цеховое собрание главных палачей Баварии. Пригласили на него и Куизля со всей его семьей. Но Совет был практически сорван серией зловещих убийств, каждое из которых напоминало казнь – удушение, захоронение живьем, утопление в мешке, четвертование… Жители Мюнхена обвинили во всем съехавшихся в город палачей: дескать, все это сотворили они – и должны за это ответить. Во избежание самосуда защищать исполнителей закона взялись Якоб Куизль и его дочь Магдалена…

3

Ау,

3 февраля 1672 года от Рождества Христова

Поздним утром по мосту через Изар в направлении Ау шагали двое мужчин. Один из них прихрамывал. Второй был помоложе: рослый, широкоплечий колосс. Другие путники охотно уступали ему дорогу. Он нес мешок за спиной и постоянно оглядывался по сторонам. Его густая борода давно уже не видела цирюльника. А нос был такой же крупный и слегка изогнутый, как у отца.

Магдалена узнала брата и дядю, когда их разделяла еще добрая сотня шагов. Она помахала им и устремилась навстречу, крикнув:

— Георг, Георг! Мы здесь!

Георг тоже ее заметил. Он приветственно вскинул руку и ускорил шаг, так что его старший спутник с трудом за ним поспевал. Бартоломей Куизль, брат Якоба, хромал с самого детства, хотя это не помешало ему стать мастером своего дела. Уже много лет он служил палачом в Бамберге и состоял в Совете Двенадцати. Георг, его племянник и подмастерье, должен был стать его преемником. Якоб Куизль так и не свыкся с тем, что его собственный сын предпочел остаться у дяди Бартоломея, более успешного палача, вместо того чтобы вернуться в Шонгау, к отцу.

Магдалена между тем подбежала к Георгу, и брат с сестрой радостно обнялись. С их последней встречи, когда Георг на пару недель приезжал в Шонгау, прошло больше двух лет. Он заметно переменился. Сейчас ему стукнуло девятнадцать, и это был настоящий мужчина, почти такой же крупный, как отец, но при этом более жилистый и крепкий. Сложно было поверить, что он приходится Барбаре братом-близнецом. Магдалена вспомнила, как раньше напевала им колыбельные перед сном. С тех пор прошло не так уж много лет, и тем не менее перед ней стоял уже взрослый мужчина.

— Младшим братиком я тебя уже вряд ли назову, — сказала Магдалена и тронула плечо Георга. — Чем же дядя тебя кормит? Каждый день дает свиные отбивные и колбасы?

— И к ним еще клецки по-франконски, — ухмыльнулся Георг и с напускной грустью погладил живот. — Правда, сегодня я с самого утра ничего не ел. Так что неплохо бы перекусить.

Тем временем к ним присоединился и дядя Бартоломей.

— Дорога из Бамберга была настоящей пыткой, хуже всякой дыбы, — проворчал он.

Как у всякого представителя Куизлей, его отличали крючковатый нос и массивная фигура. Он давно начал лысеть, и за последние годы волос у него почти не осталось.

— Ума не приложу, зачем я только приперся на эту чертову встречу! — выругался он. — Надеюсь, хоть пиво у них приличное.

Магдалена улыбнулась. Якоб с Бартоломеем на самом деле терпеть не могли друг друга, но при этом были очень похожи, когда начинали ворчать и высказывать недовольство. Вероятно, эта черта тоже была присуща всем Куизлям.

— Пиво отменное, не переживай, — успокоила она Бартоломея и со страдальческим видом потерла виски. — Если там что-нибудь осталось. Некоторые из палачей прибыли еще вчера и хорошо приложились. Особенно отец с Дайблером.

— Да и ты, видно, тоже! — рассмеялся Георг.

— Что ж, посмотрим, остался ли там хоть бочонок, — проворчал Бартоломей. — Жажда замучила, готов Изар целиком выдуть.

Прихрамывая, он двинулся дальше. Георг между тем оглядывал узкие зловонные переулки.

— Хорошее место выбрали для встречи, нечего сказать… — Он усмехнулся. — В общем-то, такого и следовало ожидать. Палач из Вены как-то говорил, что не прочь бы узнать, где находится этот город Ау. Ведь столько висельников, которых он вздернул, родом именно оттуда…

— Только при Барбаре ничего такого не говори, — предупредила Магдалена. — Она и так в безграничном восторге от нашего пристанища.

При упоминании сестры Георг просиял. В детстве близнецы жили душа в душу, и Магдалена не исключала, что Барбара согласилась поехать в Мюнхен в том числе и потому, что хотела повидаться с братом. У нее даже возникла мысль рассказать Георгу о беременности Барбары. Однако момент был не самый подходящий. Возможно, позже Барбара сама посвятит его в эту тайну. Они и раньше всегда делились друг с другом своими заботами.

— Верится тебе, может, и с трудом, но Барбара иногда снится мне, — с улыбкой сообщил Георг. — Мы так долго не виделись, а я до сих пор помню ее лицо, будто вижу перед собой… Как она?

Магдалена вздохнула.

— Не очень, если учесть, какие планы вынашивает на ее счет отец.

Она рассказала ему о планах отца и трех претендентах из круга палачей.

— С одним я уже познакомилась, — закончила Магдалена. — Сын палача из Пассау, безобразный пьяница.

— Но при этом хорошая партия, — заметил Георг. — Пассау — крупный город, для палача там всегда найдется работа.

— Вот теперь ты говоришь как отец, — Магдалена покачала головой и показала в сторону трактира. — Барбара в комнате наверху, с Софией. Мальчики, наверное, тоже там.

— София? — Георг нахмурил лоб, но потом сообразил. — Конечно, ты же писала мне про нее! Выходит, у тебя уже трое детей… Время и вправду летит чертовски быстро.

Магдалена слабо улыбнулась.

— Тебе бы вернуться в Шонгау, братец. Отец тоже уже немолод.

— Как знать, может, и вернусь, — ответил Георг с мрачным видом. — Даже раньше, чем хотелось бы.

— В каком смысле?

Он махнул рукой.

— Скоро сама все узнаешь. Дай для начала увидеться с семьей. О многом нужно поговорить.

Они вместе двинулись по обледенелой улице к трактиру. Магдалена молчала, но еще долго раздумывала над последним замечанием Георга. Что он хотел этим сказать? Судя по всему, Барбара не единственная в их семье столкнулась с трудностями…

* * *

Сход палачей состоялся ровно в полдень, в отдельном зале, обычно отводимом под свадебные торжества. Но Магдалена подозревала, что об этом событии хозяин старался не распространяться. Кому понравится сидеть в одном трактире с дюжиной нечестивых палачей? Магдалена понимала теперь, что отец был прав: в Мюнхене такая встреча состояться просто-напросто не могла бы. А вот в Ау для подобного события самое место — среди проходимцев, авантюристов и прочего отребья.

Магдалена прислонилась к стене рядом с дверью и наблюдала за происходящим. Теперь почти вся дюжина палачей была в сборе. С ними также прибыли их подмастерья и ученики, так что всего насчитывалось почти тридцать участников. Магдалена взирала на всех этих людей, таких разных и в то же время связанных общим делом: все они служили орудиями смерти.

При этом кое-кто из присутствующих заметно преуспел в своем ремесле. Многие пришли в одеждах из дорогих тканей, причем некоторые разодеты были до того пестро, что походили на экзотических птиц. Все казались напряженными и замкнутыми, и тем не менее каждый из них чувствовал себя в родной среде. Магдалена взглянула на отца, который разговаривал со своим братом: похоже, что в этот раз обошлось без споров, в виде исключения. Остальные палачи тоже пребывали в прекрасном настроении, чему, вероятно, способствовал большой бочонок пива, стоявший на столе посреди зала. У каждого палача имелась собственная оловянная кружка, на которой было выбито его имя — так предписывали старинные традиции и меры предосторожности: чтобы порядочные горожане не боялись случайно выпить из кружки палача и тем самым обесчестить себя. Многие из мужчин курили трубки, так что дым клубился, как в преисподней.

В дальнем углу сидели Георг с Барбарой, очевидно погруженные в серьезный разговор. Магдалена пока не знала, известно ли уже Георгу о положении сестры. Еще утром близнецы довольно долго разговаривали — правда, их постоянно отвлекали Петер с Паулем. Младший из племянников особенно почитал Георга: в последний свой приезд дядя вырезал для него деревянные мечи и множество других игрушек. Сейчас Пауль бегал наперегонки с уличными мальчишками, в то время как Петер читал в верхней комнате и присматривал за спящей Софией.

— Воистину, не место женщине среди этих грубых палачей, провонявших пивом и табаком. Простите нам наше поведение, милостивая сударыня.

Магдалена вздрогнула. Низкий, приятный на слух голос заставил ее обернуться. Рядом оказался один из палачей, которых она видела еще накануне. Правда, он явился позже остальных. Если ей не изменяла память, это был Конрад Неер из Кауфбойерна.

— О, я успела привыкнуть, пока жила с отцом, — ответила она с улыбкой.

— Охотно верю, — усмехнулся в ответ Неер. — Из того, что известно о вашем отце, к некоторым вещам действительно следовало привыкнуть.

Магдалена рассмеялась. Для палача этот Неер был довольно обаятельным. На вид ему было около пятидесяти, и выглядел он вполне ухоженным: мягкие черты лица, расчесанные волосы с проседью, чистый кружевной воротник. В глазах читались сочувствие и дружелюбие. Кроме того, такая манера речи была присуща скорее благородному господину, чем неотесанному палачу. Глотнув пива из кружки, Неер кивнул в сторону Барбары, по-прежнему погруженную в разговор с Георгом.

— Это, вероятно, и есть ваша младшая сестра. Сходство между вами и вправду поразительное. И ваша красота. Вашему супругу действительно повезло… — Он огляделся по сторонам. — Его разве не будет на нашем собрании?

— Кхм… мой муж придет чуть позже, — ответила Магдалена. — У него появились кое-какие дела в городе.

Она прикусила губу. Симон до сих пор где-то пропадал, и Неер своим вопросом напомнил ей об этом. Утром, едва поздоровавшись с Георгом и Бартоломеем, Фронвизер отправился в Мюнхен, чтобы разыскать этого прославленного врача, столь необходимого для публикации его трактата. Имя доктора уже вылетело у Магдалены из головы, и, в сущности, ей не было до этого никакого дела. Симон без конца болтал про этот свой трактат и уже начинал действовать ей на нервы.

Муж пообещал вернуться точно к полудню, но время близилось к часу, а его все не было. И все из-за этих каракуль, которыми он долгие месяцы изводил всю семью! Магдалена знала, как крепко Симон любил ее, но в то же время он любил и свою работу. И порой так глубоко погружался в мир медицины, что забывал обо всем остальном…

— Вас не затруднило бы представить меня вашей сестре? — неожиданно спросил Неер.

Магдалена вздрогнула.

— А для этого есть какие-то основания?

Палач из Кауфбойерна улыбнулся.

— Ну, ваш отец написал мне письмо. Уверен, вам уже известно его содержание…

Магдалена не смогла сдержать легкого вздоха.

Ага, второй претендент. Что ж, могло быть и хуже…

— Ну… кхм… — начала она, запинаясь. — Момент, возможно, не самый подходящий. Но я, конечно, могу… если вам…

Магдалена облегченно замолчала, поскольку в этот миг дверь распахнулась и в зал вошел еще один палач. Все взоры устремились к нему, и разговоры мгновенно смолкли.

Вошедший был высоким и тощим, с длинными волнистыми волосами и ухоженными усами. Сюртук и рубашка ярко-красного цвета были сшиты из тончайшей материи. В левой руке он держал трость с костяной рукоятью, на пальцах поблескивали многочисленные перстни. Мужчина обвел комнату властным взглядом, пока не отыскал среди присутствующих Михаэля Дайблера.

— Черт подери, Дайблер, куда ты меня заманил? Что это за вонючий клоповник? — спросил он скрипучим голосом на растянутом франконском диалекте, совершенно не подобающем его изящным манерам. — По пути наша карета чуть не опрокинулась в канаву, на улицах воняет дерьмом и заразой, а моим четверым кнехтам придется ночевать в сарае! Дьявол, разве так делают?

— И тебе доброго дня, Видман, — ухмыльнулся в ответ Дайблер, не давая выбить себя из колеи кичливыми придирками. Он неспешно поднялся со своего места и приветственно кивнул. — Мы все тебя заждались.

— В свое время, когда я устраивал встречу в Нюрнберге, вино лилось рекой, — продолжал ворчать Видман, презрительно оглядывая задымленную комнату. — Мы собирались в трактире «У Золотого Орла», угощались утками и паштетами…

— Да-да, и ты толкал речи до самого утра, — прервал его Дайблер. — Это я хорошо помню. Это было вскоре после войны, тогда до горстки палачей никому не было дела, тогда все мы были убийцами. Но времена изменились, Видман. Мне повезло, что я получил эту таверну в Ау. Как по-твоему, чего мне стоило добиться от курфюрста одного только разрешения на эту встречу? — Он показал на свободный стул. — А теперь тащи сюда свой тощий зад, и мы наконец-то начнем.

Иоганн Видман оглядел присутствующих.

— Нас только одиннадцать. Кого-то не хватает.

— И все равно дольше ждать мы не можем, — ответил Дайблер. — Иначе некоторые уже напьются, а мы и начать толком не успеем. — Он хлопнул в ладоши. — Ну, любезные кумовья, занимайте свои места.

Магдалена так и не привыкла к тому, что палачи называли друг друга кумовьями и братьями. Но, поскольку дети палачей выбирали супругов среди себе подобных, все они состояли в родстве в нескольких поколениях.

«И мы, возможно, скоро породнимся с подмастерьем из Меммингена или палачом из Кауфбойерна, — с горечью подумала Магдалена. — Или кого там еще отец выбрал для Барбары…»

Пока одиннадцать палачей рассаживались вокруг стола, их подмастерья и члены семей направились к стульям, расставленным вдоль стены, словно лучшие места перед эшафотом. Георг сел рядом с Магдаленой, а Барбара устроилась поближе к двери. Лицо у нее было неподвижное, и казалось, она готова в любой момент сорваться и выбежать.

— Ну, о чем поговорили? — шепотом спросила Магдалена.

— Она рассказала мне, что беременна, — тихо ответил Георг. — Еще утром. Мы поругались. — Он нахмурился. — По-моему, Барбара так и не поняла, что у нее нет иного выбора, кроме как выйти замуж.

— Отец пока ничего не знает, — прошипела Магдалена. — И Боже упаси, если он когда-нибудь узнает!

Георг мрачно кивнул.

— Ей повезло, что в Мюнхене она еще сможет выкрутиться без особых последствий! Жениха, конечно, придется поставить в известность, от него долго скрывать это не получится… Хотя, по-моему, все упирается в деньги. А уж Барбару плохой партией точно не назовешь.

— Знаю, — Магдалена вздохнула. — Я, кстати, познакомилась со вторым претендентом. Это Конрад Неер из Кауфбойерна.

— Хм, не худший выбор, — Георг склонил голову. — Неер — человек порядочный. У него недавно умерла жена, и детей, насколько мне известно, нет. К тому же Кауфбойерн не так далеко от Шонгау. Во всяком случае, ближе, чем Пассау, где живет этот пьянчуга Хёрманн.

— Или Бамберг, — мрачно добавила Магдалена. — Что ты имел в виду, когда говорил, что скоро, возможно, вернешься в Шонгау?

Георг открыл было рот, но в этот момент Михаэль Дайблер, глава гильдии, трижды хлопнул в ладоши.

— Начнем же, братцы! — объявил он. — И да поможет нам черный кот и петля в три узла.

— И да поможет нам черный кот и петля в три узла, — пробормотали хором палачи и одновременно ударили кулаками по столу, так что бочонок с пивом едва не опрокинулся. В этом также усматривался старинный ритуал, из тех, что были приняты во всякой гильдии.

Дайблер единственный сидел во главе стола. Он взял зажженную лучину и поднес к черной свече. Такие же свечки стояли перед каждым из палачей, и зажигали их в строгой очередности. Стояла напряженная тишина, и происходящее чем-то напоминало святое причастие в церкви.

Когда все свечи наконец зажглись, Дайблер достал тонкий пруток, поднял его над головой и переломил. Только теперь было прервано молчание. Палачи подняли именные кружки, сделали несколько больших глотков, и Дайблер взял слово:

— Почтенные братья, я рад, что через столько лет нам вновь удалось собрать наш Совет. Нам многое предстоит обсудить. Прежде всего необходимо подумать, как нам противостоять ученым врачам, они ведь с таким усердием пытаются отнять у нас право врачевать.

— Чертовы коновалы! — выкрикнул Каспар Хёрманн из Пассау. — Чтоб им всем пусто было!

Уже сейчас, в полдень, он был в стельку пьян и с трудом ворочал языком. Некоторые из палачей поддержали его недовольным ворчанием.

«Может, оно и к лучшему, что Симона здесь нет», — подумала Магдалена.

— Тишина! — Дайблер предостерегающе поднял руку. — К врачам и другим вопросам мы перейдем позже. А прежде необходимо представить нашего нового участника. Всем известно, что в наши ряды принимаются только лучшие палачи Баварии! Для меня большая радость и честь сообщить вам, что теперь вместе с Бартоломеем Куизлем за этим столом сидит и его брат, Якоб Куизль из Шонгау. Двенадцатое место освободилось, когда уважаемый всеми нами Филипп Хартманн из Аугсбурга приобрел бюргерские права. — Он показал на Куизля, сидящего напротив со скрещенными на груди руками. — Что ж, полагаю, все вы хорошо знаете Якоба и много рассказывать о нем нет нужды. Он был избран большинством участников.

— Хоть и не всеми, — едко заметил Иоганн Видман, поглаживая бороду.

Дайблер не обратил внимания на его замечание.

— Все мы знаем, что Якоб Куизль превосходный палач и целитель…

— Хоть и проявляет излишнее сочувствие, — перебил его, ухмыляясь, малый с рыжими волосами и шрамами на лице. Это был Маттеус Фукс из Меммингена, Магдалена видела его еще накануне. — Ха, если будет продолжать в том же духе, он подпортит нам репутацию кровопийц! В конце концов грешники на эшафоте станут пожимать нам руку и благодарить.

Остальные разразились хохотом, и Куизль с нарочито виноватым видом опустил глаза. Дайблер двинулся к нему с наполненной до краев пивной кружкой, на которой было выбито имя Куизля.

— Плоть от нашей плоти, кровь от нашей крови, — начал он громким голосом. — Добро пожаловать в Совет Двенадцати, любезный кум, и прими свое крещение!

Согласно обычаю, Дайблер облил Куизля пивом, после чего с поклоном вручил ему кружку. Якоб встряхнулся, как мокрая дворняга, и остальные палачи дружно рассмеялись и застучали кружками по столу.

— Как того требует обычай, наш кум приехал со своей семьей, — продолжил Дайблер и показал на ряды стульев. — Со своим сыном Георгом, подмастерьем из Бамберга, и дочерьми, Магдаленой и Барбарой. Младшая дочь у Якоба настоящая красавица, да к тому же не замужем.

Дайблер с улыбкой обратился к Барбаре, неподвижно сидящей у двери.

— Ну, девочка, поднимись, чтобы все могли полюбоваться тобой, — попросил палач.

Барбара, однако, поджала губы и скрестила руки. Магдалена видела, как отец покраснел от злости. Он собрался уже возвысить голос, но Барбара все же поднялась и молча разгладила платье. При этом ее немного трясло, глаза сверкали, что придавало ей облик взбешенной ведьмы.

«Чертовски привлекательной ведьмы», — подумала Магдалена.

На палачей внешность Барбары, очевидно, тоже произвела впечатление. Кто-то присвистнул, другие лукаво поглядывали на Куизля.

— А ты уверен, что девка от тебя, Якоб? — хихикнул низкий палач с горбом. — Милое дитя совсем на тебя не похоже. Куда девался здоровенный нос?

Остальные расхохотались, и никто, кроме Магдалены, не заметил, как по щеке Барбары скатилась слеза.

— Дьявол, они будто лошадь на рынке выбирают! — прошипела Магдалена. — Почему отец ничего не скажет?

— А, такая уж суть у мужчин, — Георг пожал плечами. — Барбара вытерпит, вот увидишь.

— Мне бы твою уверенность, — мрачно возразила Магдалена.

В этот миг Каспар Хёрманн поднялся из-за стола и, покачиваясь, направился к Барбаре.

— И думать про нее забудьте! — пролепетал он и оглянулся на остальных. — Ее отец написал мне письмо, сделка уже обстряпана. — Хёрманн поклонился Барбаре и показал на своего сына, сидящего у стены и ковыряющего в зубах. — Ну, можешь поцеловать своего будущего же…

Он поскользнулся в луже пива и растянулся на полу. Остальные палачи взревели от восторга. Потом из-за стола поднялся Конрад Неер из Кауфбойерна и обратил внимание на себя.

— Почтенный кум, — начал он мягким голосом, обращаясь к Куизлю. — Ты писал о своей дочери не только Хёрманну, но и мне. И за это я весьма признателен. Только вот мне кажется, это не самое подходящее место, чтобы знакомиться с такой милой девушкой. — Он с улыбкой повернулся к Барбаре. — Быть может, в ближайшее время нам выпадет случай прогуляться вдоль Изара…

— Неер, ты всерьез полагаешь, что прелестной девице есть дело до старого тюфяка вроде тебя? — резким голосом прервал его Иоганн Видман. — В твоей постели холодно, как в зимнем лесу! Там, говорят, давно уж ничего не шевелится! А может, и не шевелилось никогда — ведь наследников, если не ошибаюсь, у тебя до сих пор нет.

Другие снова рассмеялись, а Конрад Неер заметно вздрогнул. Он задрожал от ярости и, стиснув кулаки, двинулся было к нюрнбергскому палачу, но Дайблер встал у него на пути.

— Никаких драк между братьями! — заявил он. — Во всяком случае, не в моем присутствии. — Он развернулся к Видману: — И ты, Иоганн, попридержи язык! Ты, может, и самый богатый среди нас, но это не дает тебе права оскорблять других. Если тебе есть что сказать, выкладывай по существу.

— Я только пошутил, вот и всё, — Видман примирительно поднял руки. — Но ты прав, Михаэль, — он широко улыбнулся и обратился ко всем: — Якоб Куизль и мне написал письмо. Ему известно, что моя супруга навсегда покинула нас прошлой осенью, когда родила мне пятого ребенка. Я поначалу не стал отвечать, потому как считал, что палачка из Шонгау не впишется в богатую жизнь Нюрнберга. Но теперь… — Он оглядел Барбару и облизнул подстриженные усы. — Хм, должен признать, ее красота компенсирует кое-какие недостатки. А моим сыновьям срочно нужна новая мать, чтобы готовила, кормила и меняла пеленки младшенькому. — Он вопросительно взглянул на Куизля. — Так что, может она кормить? Во всяком случае, груди у нее кажутся вполне зрелыми…

— Если вам нужна кормилица, купите себе козу. Она лучше других подойдет и вашему семейству, и вашей козлиной бороденке!

Впервые за все это время Барбара раскрыла рот. В комнате сразу повисло напряженное молчание.

— Да… как ты смеешь… — прошипел наконец Иоганн Видман. Он побагровел от злости и резко вскочил, так что соседи с трудом усадили его на место. — Палаческое отродье, грязная девка! — ругался он. — Ну нет, от тебя я такого не потерплю!

— Вы ведь тоже палач, — холодно ответила Барбара. — Неужели забыли? Все мы, кто есть в этой комнате, — грязные, нечестивые и неприкасаемые, и благородный господин Видман из Нюрнберга не исключение. Вы тоже не золотом гадите.

Среди палачей поднялся ропот. Некоторые стучали кружками по столу, но при этом кое-кто украдкой усмехался.

— Приношу извинения за свою дочь, — произнес наконец Якоб Куизль. Он поднялся, и Магдалена увидела, как его трясет от злости и стыда. Он выглядел сердитым и обиженным и, казалось, постарел на глазах. — Она… бывает, говорит быстрее, чем думает…

— Так ради Бога, Якоб, научи ее манерам! — рявкнул Видман. — Такое поведение никому…

В этот момент неслышно отворилась дверь, и палач замолчал. Казалось, ее приоткрыло порывом ветра.

Очень холодного ветра.

В комнату вошел человек с белоснежными волосами, собранными в хвост, одетый во все черное. Он был широкоплеч, с массивной шеей и лицом белым как мел; только глаза сверкали красным, как у крысы. У Магдалены мороз пробежал по коже, и она с трудом сдержала крик. Она знала этого человека, но никак не ожидала увидеть его здесь.

«Двенадцатый палач, — подумала она. — Господи, знал ли отец об этом?»

Никто из одиннадцати палачей не проронил ни слова. Казалось, между ними и человеком у двери выросла невидимая стена.

— Добро пожаловать, мастер Ганс из Вайльхайма, — холодно поприветствовал его Дайблер и показал на свободное место. — Мы уже начали без тебя.

— Прошу прощения, добрые братья. — Губы его скривились в улыбке, но глаза при этом оставались холодными, словно на свинцовое лицо нацепили маску. — Меня задержали дела. Треклятый вор из Пеля… обчистил церковь и не желал признаваться. Утверждал, что невиновен. — Мастер Ганс вытер руки о плащ, и Магдалене показалось, что ладони у него в засохшей крови. — Ну, как бы там ни было, — продолжил он тихо, — в конце концов сознаются все. Верно?

Он неожиданно повернул голову и посмотрел на Барбару. Лицо у нее сделалось таким же белым, как у мастера Ганса.

— А, здравствуй, Барбара, — прошептал палач, и губы его снова скривились в улыбке. — Хорошо, что нам вновь довелось встретиться. В прошлый раз обстоятельства были… не совсем благоприятные.

В тот же момент Барбара вскочила. Ее стул с грохотом опрокинулся, и она выбежала за дверь. Ее торопливые шаги затихли где-то в отдалении.

— Барбара, не делай глупостей! — закричала Магдалена. — Барбара!

Не дожидаясь, пока придет в себя Георг, она бросилась вслед за сестрой. Промчалась по общему залу, мимо гостей и напуганных служанок с кружками, и выбежала на вымерзшую улицу. Но Барбару нигде не было видно — должно быть, она уже свернула в какой-нибудь из тесных проулков. Магдалена плотнее закуталась в плащ и с тяжелым сердцем отправилась на поиски.

В душе нарастал парализующий страх, что она больше не увидит свою сестру.

Мастер Ганс вернулся в жизнь Барбары.^[3]

* * *

В это самое время Симон открывал для себя мир совершенно противоположный.

Он прогуливался по широкой мощеной улице. По обе стороны тянулись высокие фахверковые дома, пестрые жестяные таблички над тавернами привлекали гостей, вдоль мостовой, как жемчужины на нитке, выстроились повозки и кареты. Движение то и дело стопорилось, извозчики бранились и размахивали кнутами. Уличные мальчишки подбирали конские яблоки, пробегая при этом в опасной близости от храпящих тяжеловозов.

Симон закрыл глаза и принюхался. В самом Мюнхене тоже стояла вонь, но, в отличие от Ау, здесь эта вонь казалась… более изысканной. Здесь пахло жарким с редкими пряностями и пролитым вином, замерзшим посреди улицы. Свежей кровью тянуло из лавки мясника и дорогим светильным маслом — из мещанских домов. Пахли смолой недавно срубленные сосны, доставляемые на повозках по многочисленным стройкам. Отовсюду неслись крики и шум, и в гуще голосов наряду с баварским Симон то и дело выхватывал фразы на итальянском и даже французском.

На площади по правую руку разместился небольшой рынок, и там, помимо всего прочего, продавались также ароматные травы. Фронвизер улыбнулся. Здесь наверняка найдутся и его любимые кофейные зерна. В Шонгау их обычно привозили торговцы из Аугсбурга, но все его запасы уже иссякли. В Мюнхене, наверное, можно найти все, чего только душа пожелает. Этот город был самым грандиозным местом, в котором ему довелось побывать. Поселиться здесь…

— Дурак, уйди с дороги!

Прямо на него с грохотом неслась карета с синим пологом. Симон только сейчас заметил, что вышел на самую середину улицы. В последний момент он успел отскочить в сторону, обляпавшись при этом грязью. Извозчик сердито погрозил ему кулаком.

— Про… прошу прощения, — пробормотал Симон, хотя тот вряд ли услышал бы его.

Несмотря на холод, лекарь чувствовал себя словно закутанным в одеяло. Возможно, что причина была в двух кружках вина, выпитых недавно в одном из трактиров. Ему ведь нужно было как-то скоротать время. С самого утра Симон пришел в Мюнхен и расспросил множество людей в поисках нужной улицы. В конце концов кто-то объяснил ему, где живет прославленный доктор Малахия Гайгер. И вот он в очередной раз проговаривал про себя речь, в которой намеревался представиться доктору.

Приветствую вас, почтенный коллега. Я лекарь Симон Фронвизер из Шонгау. Мне бы хотелось поделиться с вами кое-какими наблюдениями, которые, как я полагаю, могут вас заинтересовать. Если б вы уделили мне…

Симон покачал головой. От «почтенного коллеги» в начале лучше, наверное, отказаться. Назвать себя коллегой доктора Малахии Гайгера, пожалуй, было бы слишком самонадеянно. Семейство Гайгеров принадлежало к самым почитаемым династиям в Баварии, в их число входили даже дворяне. Гайгеры лечили королей и курфюрстов, учились в Париже или Падуе, и некоторые их труды уже стали эталонами медицинской литературы, в особенности «Правила предосторожности против чумы» Малахии Гайгера, которые Симон перечитал уже раз десять. Именно так у него и родилась идея рассказать Гайгеру о собственном трактате и попросить его о помощи в публикации.

Теперь, когда он наконец-то оказался в Мюнхене, эта идея казалась ему возмутительной и просто-напросто глупой.

Тем не менее утром Симон разыскал дом Гайгера — внушительное фахверковое строение на Зендлингской улице, одной из главных улиц Мюнхена. Но Гайгера не оказалось дома, и Симону предложили вернуться ближе к полудню. В итоге он выбрал трактир поприличнее и за кружкой вина с сыром и хлебом принялся вносить бесконечные правки в свою работу. Исправлений было уже столько, что Фронвизер с трудом разбирал собственные записи.

Зажав под мышкой свернутые страницы, он вернулся к дому Гайгера, во второй раз поднялся по ступеням и осторожно постучал в дверь. Спустя некоторое время ему открыл молодой человек в пенсне и белой кружевной рубашке.

— Что вам угодно? — с явным нетерпением спросил юноша. В руке он держал наполненную наполовину колбу для мочи. — Если вы из посыльных, то будьте добры постучать в заднюю дверь.

Симон подавил в себе возмущение. Разве можно было принять его за посыльного? Он надел по случаю сегодняшнего визита новый жилет и вытряхнул пыль из шляпы! Что возомнил о себе этот юнец?

— Я уже приходил сегодня утром. Мне хотелось бы увидеться с доктором Гайгером, — с прохладой в голосе ответил Симон. — Меня просили заглянуть ближе к полудню.

— По какому вопросу? — резко спросил юноша.

— Я предпочел бы сказать об этом доктору лично. Мы с ним коллеги.

Юнец оглядел наряд Симона, вновь запыленный и забрызганный грязью. Губы его скривились в пренебрежительной улыбке.

— Коллеги, значит, — произнес он насмешливо. — В таком случае мы с вами тоже коллеги. Я ассистент Гайгера. И потому могу сказать вам, что у доктора, к сожалению, нет времени. У него на осмотре придворная дама, — он приподнял и встряхнул колбу с мочой. — Слабая муть указывает на камни, подлежащие удалению.

Симон взмахнул ладонью над колбой и принюхался.

— Хм… резкий запах свидетельствует скорее о воспалении мочевого пузыря. Возможно, вам следовало бы…

— Я не намерен обсуждать тут с вами мочу почтенной дамы, — перебил его ассистент; в глазах его читалось легкое сомнение. — Если вам нужен доктор, приходите в другой раз.

Но так просто Симон сдаваться не собирался.

— А когда будет удобнее? — спросил он. — У меня важное…

— В другой раз. Всего хорошего.

Ассистент так резко захлопнул дверь, что Фронвизер даже возразить не успел. Он уже занес кулак и хотел вновь постучаться, но передумал и спустился по лестнице. Его трясло от злости. Этот заносчивый юнец был на порядок моложе, а обращался с ним как с бродячим цирюльником! Что ж, вероятно, у него были богатые и влиятельные родители и они обеспечили ему это место. И теперь он мог полоскать колбы для мочи и тешить свое самолюбие ошибочными диагнозами… Симон тихо вздохнул. Наверное, зря он назвался перед этим юнцом коллегой. У него появилось предчувствие, что теперь добиться встречи с Гайгером будет куда сложнее.

Погруженный в раздумья, лекарь шагал по Зендлингской улице к приходской церкви, называемой Старым Петром. Надо же было так сглупить! Хотя, возможно, его записи и не стоили того, чтобы приставать с ними к прославленному врачевателю… Так или иначе, сегодня было уже поздно. Следовало поскорее возвращаться в Ау, иначе они с Магдаленой рассорятся окончательно.

В последние дни Магдалена казалась ему какой-то неразговорчивой. Возможно, это было как-то связано с поведением Барбары. Симон с трудом представлял себе, что его юная свояченица действительно пойдет под венец в Мюнхене.

Он собрался уже свернуть к мосту через Изар, но тут по правой стороне улицы заметил лавку, чья табличка манила его с магической силой.

Книжная лавка Йоханнеса Вагнера и сыновей, поставщика двора.

Симон остановился, охваченный восторгом. Он, конечно, знал о существовании таких магазинов, где продавались книги, но своими глазами еще ни одного не видел. Те немногочисленные книги, которые у него были, Фронвизер получил от Куизля или приобретал у заезжих торговцев. При мысли о целом магазине, где не было ничего, кроме книг, у лекаря учащался пульс.

Симон осторожно повернул ручку, и дверь с тихим скрипом отворилась. В первую же секунду его окутал любимый с детства запах костного клея, кожи, бумаги и пергамента. Он благоговейно замер, словно в церкви. Единственным источником света служило небольшое окно, затянутое паутиной, и бо́льшая часть зала скрывалась в полумраке. Высокие стеллажи были заставлены книгами всевозможных размеров. По большей части книги были переплетены в черную или коричневую кожу, но попадались среди них и увесистые фолианты с позолоченными буквами на корешках. Были там и пергаментные свитки, и тонкие тетрадки, и отдельные листы, составленные в стопки и, судя по всему, еще не переплетенные.

«Может, когда-нибудь среди них будет и моя работа?» — подумал Симон.

Он подошел к одной из полок и только теперь увидел прилавок, до сих пор не заметный среди стеллажей. За ним стоял пожилой мужчина, худой и очень бледный, с редкими волосами. Вид у него был такой, словно он питался одной лишь книжной пылью. Продавец был в потертом и перепачканном сюртуке, но держался при этом очень достойно.

— Ищете что-то определенное? — с улыбкой спросил он и отложил толстую книгу, которую листал. — Молитвенник, Священное Писание или, может, поучительные истории о святых мучениках?

— Хм, вообще-то я хотел просто осмотреться, — неуверенно ответил Симон. — Но раз уж вы спрашиваете… может, у вас найдутся книги по медицине?

Старик кивнул.

— Разумеется. Те, которые не противоречат учению нашей церкви. Мы поставляем книги для двора и иезуитов церкви Святого Михаила и не можем позволить себе еретические труды.

Он взял со стола зажженную свечку и повел Симона к полке, где стояли книги с латинскими названиями. С первого взгляда лекарь заметил несколько работ, которые имелись и в библиотеке Куизля. Но были среди них и такие, которые появились совсем недавно и произвели настоящий фурор в медицинских кругах: «Хирургический арсенал» Иоганна Шультета и травник Якоба Руфа в переработанном издании. Рядом лежала тонкая книжка с необычным названием, которое привлекло внимание Симона: Observationum microscopicarum centuria.

Фронвизер взял книгу в обложке из телячьей кожи и перевернул несколько страниц. Там были нарисованы существа, похожие на гигантских насекомых.

— Интересная работа, — сообщил с улыбкой продавец. — Написал французский врач Пьер Борель. Он сделал несколько удивительных открытий при помощи увеличительных стекол. Хотя кое-что из этого кажется мне слишком уж неправдоподобным, — он показал на жуткое существо. — Или вы всерьез поверите, что нечто подобное обитает в нашем теле? — со смехом продолжал продавец. — Ну да ладно. Мы только-только отпечатали ее в собственной типографии, двадцать экземпляров. Недорого.

— Сколько она стоит? — спросил Симон.

— Хм, похоже, вы любите книги не меньше моего, — старик подмигнул ему. — Так что для вас я могу сбавить цену. Скажем, половину дуката?

Симон склонил голову набок. Это было намного дешевле, чем он ожидал. В последнее время книги действительно становились доступнее. Вероятно, это было связано с появлением крупных типографий и удешевлением бумаги. Лекарь порылся в кошельке — с горсткой мелких монет там лежали и серебряные талеры, полученные от веронских купцов. Он понимал, что монеты слишком легкие и, в общем-то, фальшивые. Ему было немного совестно. Но, с другой стороны, предложение казалось слишком заманчивым. Фронвизеру давно хотелось почитать книгу о наблюдениях с помощью микроскопа.

— Могу заплатить вам пять серебряных талеров, — предложил Симон. — Может, чуть больше. Если нужно еще, придется сходить… на постоялый двор, — поспешил добавить он.

Продавец вздохнул, но и отказывать, похоже, не хотел.

— Ладно, давайте посмотрим, что там у вас есть.

Лекарь раскрыл кошелек и высыпал монеты на прилавок. Продавец нацепил монокль и стал рассматривать деньги. Взглянув на серебряные талеры, он на мгновение замер, и по лицу его пролегла тень.

— Откуда они у вас? — спросил он резко.

— Ну, я врач… Кое-кто из пациентов дал мне их.

— Пациент, значит, — продавец смерил его недоверчивым взглядом. — Подождите здесь, — добавил он и попытался улыбнуться. — Я посмотрю, не найдется ли дешевого экземпляра, который можно отдать за такую сумму.

Он скрылся среди стеллажей, и Симон вскоре услышал, как в дальней части зала скрипнула дверь. Очевидно, здесь был второй выход. Фронвизер беспокойно переступал с ноги на ногу.

Дьявол, что же я наделал!

По лбу у него струился холодный пот, сердце бешено колотилось. И зачем он только предложил старику проклятые монеты! Продавец сразу понял, что они слишком легкие, как если б уже видел где-то такие талеры. Скорее всего, он отправился за стражниками. Симон подумал о наказании, предусмотренном за подделку монет в Баварии. Преступнику отрубали руку, а в худшем случае палач окунал приговоренного в кипящее масло или сжигал на костре.

Фронвизер не стал долго раздумывать и выбежал на улицу. Серебряные монеты он в спешке оставил на прилавке. Казалось, в любой момент за спиной послышатся крики и торопливые шаги, из проулка выскочат стражники и схватят его.

Но все было спокойно.

Симон помчался по Зендлингской улице. Плащ развевался у него за спиной, мимо проезжали повозки и кареты, ржали лошади и бранились извозчики. Он пересекал без разбора тесные переулки и площади, стараясь при этом ориентироваться на солнце, уже клонившееся к западу. И только когда впереди показались Изарские ворота, лекарь почувствовал облегчение. Он остановился, с трудом переводя дыхание, и заметил, что по-прежнему держит в руках книгу о микроскопах. Второпях Симон даже не заметил, как унес ее.

«Прекрасно! — подумал он. — Теперь меня будут разыскивать не только за подделку монет, но еще и за кражу… В общем, можно сразу попроситься к Дайблеру на дыбу».

Охваченный волнением, лекарь зашагал к воротам. Он не заметил, что по переулку за ним следует незнакомая фигура в темном плаще с капюшоном.

Когда Симон перешел мост, незнакомец двинулся за ним — как скверный запах, от которого так сложно избавиться.

* * *

— Барбара? Ты слышишь? Вернись, можно обо всем поговорить!

Магдалена до сих пор блуждала по лабиринтам Ау в поисках младшей сестры. Вскоре к ней присоединились отец с братом. Они разбрелись в разные стороны, и первым делом Магдалена отправилась к ручью. Ей вспомнилась несчастная утопленница с прошлого вечера, и в голову полезли жуткие мысли. Но Барбары не было ни у ручья, ни за мельницами, которые тянулись к югу вдоль берега. Не было ее и под откосами Изарского яра.

Через некоторое время Магдалена вышла к просторному выгону на окраине Ау. Рядом стояла деревенская церковь с небольшой часовней. Несколько привязанных лошадей искали под жестким настом остатки прошлогодней травы, среди деревьев дети играли в снежки. Из часовни как раз вышел Георг и сокрушенно покачал головой.

— Я подумал, может, она спряталась где-нибудь тут, — сказал он. — Раньше, если ей бывало грустно, она часто ходила в церкви или часовни… — Брат вопросительно посмотрел на Магдалену. — Что на нее нашло вообще? Сбежала, стоило мастеру Гансу показаться на пороге… Да, Ганс — жуткий и суровый тип, но никто же не заставляет ее выходить за него замуж.

— Пусть лучше отец объяснит, — мрачно ответила Магдалена. — Знать бы только, известно ли ему было, что мастер Ганс входит в Совет…

Куизль между тем тоже вышел к выгону. Он тяжело пыхтел, и лицо у него было красное — то ли от злости, то ли от напряжения, сказать было сложно. К тому же от него до сих пор несло пивом после палаческого крещения.

Якоб понял, что Барбара так и не нашлась, и разразился бранью.

— Будь она проклята, эта девка в могилу меня сведет! — ругался он. — Сначала она выставляет меня дураком перед Советом, а потом еще и убегает очертя голову! Видман — самый богатый палач в Баварии, он был почти на крючке… И на тебе!

— Ты знал, что Ганс входит в Совет? — спросила Магдалена резким голосом. — Отвечай, знал или нет?

— Нет, черт возьми, не знал я ничего. Я… я…

Злость его мгновенно иссякла. Палач тяжело опустился на покрытую снегом кучу дров возле церкви. Магдалена вдруг заметила, какой у него усталый вид.

— Если б я знал, то, можешь не сомневаться, спустил бы шкуру с Дайблера, — проговорил Якоб. — Я же понимаю, что Барбара не желает видеть Ганса… — Он потер покрасневшие глаза. — Но он здесь, и с этим ничего не поделаешь, жизнь продолжается. Нравится нам это или нет.

— Может, кто-нибудь объяснит мне, о чем вы говорите? — нетерпеливо вмешался Георг.

— Два года назад мастер Ганс чуть не замучил Барбару! — громким голосом ответила Магдалена. — По распоряжению городского совета, пока отец был в Обераммергау. Барбару до сих пор мучают кошмары! Ганс успел показать ей орудия пыток. Мы не стали говорить тебе, потому что… потому что… — Она замолчала.

— Потому что боялись, что я попытаюсь проучить мастера Ганса? — хмуро спросил Георг. — Не исключено.

— Ганс всего лишь выполнял свою работу, — тихим голосом произнес Куизль и стиснул кулаки; голос у него был хрипловатый. — Ему передали поручение, а он… он просто палач. Мы — всего лишь орудия в руках господ.

— И только потому, что он орудие, можно пытать дочь своего собрата? Твою собственную дочь? — Магдалена сплюнула на землю. — Ты противен мне, отец! Все эти пытки, убийства, эти ваши манипуляции с замужеством — мне противно от всего этого!

— Не мы выбирали себе эту работу, — с горечью возразил Георг.

Он встал рядом с отцом, и Магдалена в очередной раз отметила, как они похожи.

— Минуту назад ты говорил, что готов проучить Ганса, — заметила она. — А теперь говоришь, что вы просто выполняете свою работу… Значит, и ты, Георг, такое же орудие, как они?

— Во мне говорил брат, а не палач, — Георг вздохнул. — Мы не можем поступать иначе, даже если б хотели. Ты сама это знаешь, Магдалена! Это семейное ремесло, и так продолжается уже сотни лет. Наше ремесло предназначено нам свыше.

— Надеюсь, моим детям не придется говорить подобного, — холодно ответила Магдалена. — А теперь простите, мне нужно разыскать сестру.

С этими словами дочь палача развернулась и двинулась прочь с выгона. Только теперь она заметила, до чего же холодно на улице. Магдалена потела, пока бежала, а теперь начала мерзнуть, и с холодом постепенно утихала ее злость. Георг, конечно же, был прав. Но все это казалось ей таким несправедливым! В свое время отец и ее хотел выдать за палача из Штайнгадена. В конце концов ей крупно повезло, и она получила дозволение выйти замуж за Симона, тогда еще городского цирюльника. Барбаре такое счастье вряд ли улыбнется. И теперь она бродила где-то по лабиринту улиц, и возможно, ей даже грозила беда!

Встреча с мастером Гансом, вероятно, пробудила в ней тяжелые воспоминания, долгое время подавляемые. Барбара так и не рассказала, что же на самом деле произошло в тот день в Шонгау. Но Магдалена подозревала, что это были жуткие вещи, связанные не только с мастером Гансом, но и с другими мужчинами… Возможно, Барбару тогда изнасиловали, но она отказывалась об этом говорить.

«Сначала беременность, а теперь еще и мастер Ганс, — подумала Магдалена. — Рано или поздно любой человек ломается».

Погруженная в раздумья, сама того не заметив, она прошла в сторону моста через Изар. Замедлила шаг. Что, если Барбара перешла мост и сбежала в город?

Магдалена решила попытать счастье. Она оставила позади Ау и в скором времени ступила на деревянный мост, служивший единственным подходом к городу с восточного направления. И толкотня в этот час там была соответствующая. Мимо проезжали кареты и повозки, запряженные могучими волами. Каждую из них по очереди останавливали шестеро стражников и брали плату за проезд. Чуть дальше несколько повозок с грохотом съезжали по крутой подъездной дороге к пристаням, откуда переправлялись грузы во Фрайзинг, в Ландсхут или до самого Дуная и дальше в Вену. В тот же миг Магдалену пронзила новая мысль.

Пристани!

И почему она раньше об этом не подумала? Если Барбара и вправду хотела сбежать, то пристани были лучшим местом для этого. Стоило лишь попроситься на один из многочисленных плотов — и мастер Ганс, упрямый отец, да и вся ее семья остались бы в прошлом. Магдалена подобрала подол и побежала вниз, к причалам.

На пристанях, как и всегда, царило оживление. Только что причалили два плота, нагруженные маслом и вином; другие три плота отплывали. Магдалена обводила лихорадочным взглядом бесчисленные лица торговцев, плотогонов и путников, но Барбары среди них не было. Чуть дальше на воде покачивались, несмотря на холод, несколько лодок. Что, если она попросилась к какому-нибудь рыбаку или проезжему торговцу? Магдалена побежала вдоль пристани к северу, и постепенно людей и лодок становилось все меньше. Здесь стояли рядами дощатые сараи, и по склону берега были вырыты ямы и туннели, в которых, судя по всему, складывали портящиеся товары. В таких хранилищах даже летом царил зимний холод, особенно если их наполняли льдом. Несколько мужчин как раз заносили в один из таких туннелей ящики и бочки. Кроме них, вокруг никого не было, лишь издали доносились еще выкрики плотогонов и сигналы к отплытию.

На краю самого дальнего из причалов сидела сгорбленная фигура.

Магдалена узнала ее с первого взгляда.

— Барбара! — крикнула она. — Господи, Барбара! Как же я рада тебя видеть!

Магдалена пробежала по скользким, обледенелым доскам и один раз при этом едва не упала. Наконец она заключила сестру в объятия. В первую секунду Барбара напряглась и, казалось, готова была оттолкнуть ее. Но потом положила голову на плечо Магдалены и горько заплакала. По всему ее телу пробегала дрожь.

— Все будет хорошо, девочка моя, — утешала ее Магдалена, крепко прижимая к себе. — Все будет хорошо.

— Не будет хорошо! — всхлипнула Барбара. — Ничего не будет хорошего!

— Ганс ничего тебе не сделает, — продолжала Магдалена. — Я поговорю с Дайблером. Мы подыщем другой постоялый двор, и…

— Будь проклят мастер Ганс! Какое мне дело до него? — выдавила Барбара. — Дьявол бы его забрал…

Она снова затряслась в судорожных рыданиях и продолжила лишь через некоторое время:

— Ты разве не понимаешь? Когда я увидела Ганса, все ожило в памяти. И то, что эти мужчины тогда… — Голос у нее дрогнул. — Я вообще не хочу выходить замуж. Ни за палача, ни за живодера, ни за могильщика. Пусть даже за толстого торгаша или кузнеца. Все они чудовища, и все одинаковые!

— Не все, — заметила Магдалена. — Вспомни Симона или Георга.

Барбара обреченно рассмеялась.

— Ни один из них не станет мне мужем.

— Однако же этот Неер из Кауфбойерна производит приятное впечатление. Пообещай, что хотя бы взглянешь на него, ладно? — Магдалена сжала руку сестры. — Но первым делом пообещай, что не станешь больше сбегать, не предупредив меня. Если до этого дойдет, то я хочу, по крайней мере, знать, где ты.

Магдалена вспомнила мертвую девушку у мельничного ручья. Она, наверное, тоже сбежала из дому в надежде на лучшую жизнь в Мюнхене…

— Пообещай! — снова потребовала Магдалена.

— Я… обещаю.

Барбара кивнула, и сестры крепко обнялись, как не обнимались никогда в жизни. На краткий миг у Магдалены возникло чувство, будто в объятиях у нее все та же маленькая девочка, которой она раньше пела перед сном.

Мы будем вместе, что бы ни случилось. Никто не разлучит нашу семью! Только это и придает нам сил.

В этот момент до них донеслись возбужденные голоса. Магдалена выпустила Барбару из объятий и удивленно обернулась. Примерно в двадцати шагах собрались мужчины, которые совсем недавно таскали бочки в пещеру. Теперь они с видимым волнением что-то вынесли оттуда. Издалека оно выглядело как вытянутый сверток и казалось не слишком тяжелым. Однако мужчины держали его осторожно, как мешок с порохом. Голоса стали громче, некоторые из мужчин крестились.

— Пойдем посмотрим, что там стряслось, — предложила Магдалена.

Они приблизились к взволнованному сборищу. Мужчины положили сверток на мерзлую землю недалеко от пристани. Некоторые из них бормотали молитвы, все до одного сняли шляпы.

— Беда надвигается на город, — прошептал один из них, широкоплечий плотогон с бычьей шеей. — Сперва пронзенная колом у верхних пристаней, теперь это… — Он дрожащей рукой показал на сверток. — Говорю вам, это мертвые возвращаются!

Сквозь плечи мужчин Магдалена наконец-то разглядела, что же такое лежит на земле. Она вздрогнула, и Барбара рядом с ней тихонько вскрикнула.

Мертвые возвращаются…

Магдалена в ужасе уставилась в лицо мумии: в пустые черные глазницы падали снежинки, рот был широко раскрыт, словно в предсмертном крике, который так и остался неуслышанным.

«Или в проклятии», — подумала Магдалена.

— Господи, обереги этот город! — проговорил тихим голосом кто-то из плотогонов. — Позовите стражников, пока она не воскресла.

Примечания

3

О мастере Гансе см. роман О. Пётча «Дочь палача и театр смерти».