Невероятные истории из жизни охотника Акима

Олег Юрченко, 2019

На протяжении своей многотысячелетней истории люди не переставали испытывать потребность в неких отрицательной направленности сущностях таких скажем как – Сатана, Демон, Бес, Чёрт, Дьявол, Вурдалак, Упырь и прочих и прочих. Никому из людей нигде и никогда не удавалось вступить в прямой контакт с ними, но легенды и сказания о них передавались из поколения к поколению. И даже сегодня в век удивительных технологических достижений эти мистические существа не перестают будоражить неокрепшие умы некоторых из наших граждан. И вот в этом небольшом сборнике коротких рассказов некто охотник Аким, успевший повидать много – всего разного в своей жизни, становится тем человеком, который в силу сложившихся обстоятельств вступает, как это не покажется удивительным вам, в прямой контакт с этими дьявольским созданиями. И тут следует нам признать, что автор этого сборника рассказов знакомит нас с этими историями с высокой степенью мастерства в увлекательной приключенческой манере повествования.

Сатана

Неприятно-вьедливые завывающий звуки натужно работающего двигатели пробуравили блаженную тишину леса.

Аким вышел к дороге и стал нетерпеливо дожидаться приближения невидимого пока транспортного средства.

И простоял он так примерно минуты три-четыри, прислушиваясь ко все более и более нарастающим звукам приближающегося к нему транспортного средства. Простоял он так минуты три-четыри, пока не увидел наконец и саму эту технику. Старенький ГАЗ — 51 с высокими бортами, громко скрежещя изношенными механизмами и проваливаясь время от времени в глубокие выбоины на лесной дороге, стал медленно приближаться к нему. «И как такое ещё ползает по этим дорогам?» — подумал Аким и поднял руку.

Газончик, казалось, нехотя притормозил возле него и Аким, слегка привстав на носки, с силой распахнул дверцу кабины.

— Эй водила! — громко позвал он. — Подкинь меня до Усть-Чары.

Ответа не последовало.

Ответа не последовало, но это нисколько не смутило Акима.

Не дожидаясь специального приглашения, он вначале закинул в кузов свой увесистый рюкзак, а потом и сам, подтянувшись на своих крепких мускулистых руках, завалился на широкое Газоновское сидение рядом с водителем.

Грузовичок тотчас тронулся с места, а водитель все ещё продолжал молчать. Он продолжал молчать и только один раз, как бы невзначай, бросил свой беспокойный взгляд в сторону Акима.

— Ты чего это неразговорчивый такой? — удивился Аким, — немой что ли?

Водитель старенького газончика помолчал ещё некоторе время, но потом всё же слегка обиженным голосом заговорил:

— Зачем «немой»? Совсем не немой я — могу поговорить с тобой, если ты хочешь, но наперед скажи мне, как ты попал сюда к нам? Я вижу ты здесь чужой будешь…

— Да как сказать тебе… — блаженно откинувшись на спинку широкого сидения грузовичка, нарочито глубоко вздохнул Аким, чтобы хоть как-то успокоить этого местного молодого водилу со смуглым широкоскулым лицом, в уголке рта которого дымилась коротенькая сигаретка без фильтра, — я здесь, брат, в этих местах, — лениво растягивая слова, продолжил Аким, — я в этих местах уже лет двадцать как не был — можно сказать полжизни отсутствовал. И кто я теперь тут после этого? Свой или чужой? Это вопрос, брат.

— Ну да — а… — вроде как бы задумавшись, коротко промычал водитель и на секунду, повернув голову в сторону Акима, с каким-то всё ещё сохранившимся в нем недоверием бросил взгляд на Акима. — Чешь так-то домой тебя не тянуло однако?

— Э — х — эх… — тяжело выдохнул Аким — как не тянуло, — конечно же тянуло, тянуло, но…но понимаешь не мог я, никак не мог я сюда вернуться из-за этой моей судьбы — индейки, — я её… — смачно выругался Аким, будто бы подавляя в себе тяжёлые для него воспоминания.

— Ага, понятно, однако, — почему-то быстро согласился с Акимом молоденький водитель старенького газончика и быстро отодвинулся подальше от Акима.

Это непроизвольное движение водителя, конечно же не ускользнуло от внимания Акима. И, чтобы как — то успокоить его, Аким решил всё пояснить ему.

— Понимаешь я в этой вашей Усть-Чаре косить буду. Понимаешь обязаловка у нас такая — косить, косить, косить.

— А чо ж ты один едешь?… — Со все еще сохраняющимся в его голосе недоверием, не глядя на Акима, спросил его водитель газончика.

— Да как обьяснить тебе… — покрутил Аким зажигалкой в вытянутой перед ним руке. — Один кто-то из наших должен был ехать, вот я и напросился сам — очень захотелось мне вновь побродить здесь по тайге. Полсвета можно сказать обьездил, а все же сюда душа просится. В свое время я здесь, брат, всю тайгу эту исходил. Соскучился больно я по ней… — продолжил мечтательным голосом Аким: «Вот и вышел я из рейсового у Чёрных Квмней — думаю: «Прогуляюсь опять по знакомым местам, где я охотился когда-то, а потом на попутке какой-нибудь… «Вот ты и подвернулся мне брат…»

Однако ты охотник?! — почему-то сильно возрадовался этим словам Акима водитель старенького грузовичка.

— Да как сказать тебе… — спрятал Аким зажигалку во внутренний карман своей куртки, — да когда-то охотился я здесь, когда зверя и другой разной живности здесь видимо — невидимо было… а теперь не знаю я… — раздумчиво протянул Аким, — теперь я не знаю как тут всё… Да и какой из меня теперь охотник, брат, — выпрямил спину Аким, — Я нюх потерял, а без этого, если ты понимаешь что-нибудь в этом, в тайгу. соваться нечего.

— А ты прав однако, — чуть прибавив газу, сразу же согласился с Акимом водитель газончика и, крутнув головой в стороу Акима, гордо добавил: Мой дед хорошо тайгу нюхал — как собака на ветер стоит — и какой зверь рядом ходит, сразу говорит.

— Да — а… замечательный был дед у тебя, — стал задумчиво смотреть в лобовое стекло Аким, — сейчас таких дедов уже не осталось.

— У — у, — покачал головой водитель, — не осталось. — И после этого, выдержав небольшую паузу, — как будто бы очень даже и к месту добавил: — А давай закурим, однако.

— А давай, — сразу же согласился с ним Аким и, достав из кармана пачку сигарет и зажигалку, прикурил одну за другой две тоненькие сигаретки с фильтром и одну из них протянул водителю, уже вступившему с ним в активный диалог.

— А не пора ли нам, брат, уже и познакомиться с тобой, — прежде чем сделать первую полную затяжку, предложил Аким. — Уже сколько времени мы с тобой едем, а не познакомились еще. Я — Аким. А тебя как величают?

— А меня Степаном Игнатичем зовут, — охотно представил свою особу водитель газончика.

О — го — го! — широко улыбнулся Аким. — Солидно звучит — это ты сам себя так величашь или еще кто?

— Все меня так называют, — без каких-либо ноток зазнайства в голосе просто стал обьяснять ещё очень молодой водитель грузовичка. — У нас завгар тоже Степанов, но он Степан Иванович, — вот поэтому меня Степаном Игнатичем называть стали — для отлички, — чуть повременив добавил он. — Нас Степановых в Усть-Чаре много. Нас здесь Степановых все хорошо знают. Знают хорошо, потому что раньше все наши Степановы охотниками были. На пушнину охотились, — после очередной сигаретной затяжки не без гордости добавил самый младший из Степановых.

— Пушнину это хорошо, — нисколько не удивился Аким. — Они пушнину добывали, а ты вот почему-то шоферить пошел… — при этих словах улыбнулся саиому себе Аким. — С чего бы это а? Неужели никакого зверя здесь больше уже не осталось?..

— Осталось! Осталось! — После этих слов Акима чуть ли не подпрыгнул на своем месте Степан Игнатич. — Осталось! Очень злой зверь осталось! — теперь уже весь поджавшись, вцепился обеими руками в баранку руля Степан Игнатич. — Сатана! Сатана осталось!

— Сатана?.. — опешил Аким. — Какой к черту Сатана?! Говоришь-то ты что, брат? Сатана — это и не зверь вовсе, не зверь, а что-то наподобие черта, но без рогов, — на этот раз снисходительно улыбнулся Аким и ещё через пару затяжек добавил: — Выкинь ты Степан Игнатич все это из головы. На самом деле ни Сатаны — ни Черта никакого с рогами или без рогов не существует — на них не поохотишся. Эко, брат, никак запугать ты меня хочешь?!

— Зачем «запугать», — понизил голос Степан Игнатич, старательно обьезжая огромный валун, неизвестно как оказавшийся прямо посередине дороги. — Недавно к нам ревизор из района приехал: вечером «Добрый ночь» всем говорил, а утром… — на этот раз еще сильнее понизил годос Степан Игнатич.

Что утром? — уже досадливо спросил Аким и достал очередную сигарету.

— А утром… — почти на шепот перешел Степан Игнатич, — а утром лежит ревизор на кровати лицо белый — белый его…

— Почему «белый»? — потерял уже всякое терпение Аким.

— Сатана кровь его пил — вот «почему», — с едва скрываемым ужасом на лице пояснил Акиму Степан Игнатич.

— Ну ты даёшь! — выставил Аким из кабины руку с дымящейся сигаретой в ней, — Сатана у ревизора кровь, говоришь пил и поэтому он умер?.. Но почему именно Сатана в его смерти виноват? Мало ли от чего человек умереть может — удивил чем! Поди пожилой был этот ревизор ваш — сердце, скажем, екнуло ночью — вот и все: отревизорился он. А ты — «сатана — а — а»…

На этот раз Степан Игнатич промолчал и, переключившись на пониженную передачу, завёл свой газончик в крутой поворот: свет фар срезал вдалеке макушки деревьев и затем вновь лег в глубокую колею дороги.

— Сам человек так не умирает, — выполнив ответственный маневр, — возобновил разговор Степан Игнатич. — Сатана кровь его пил — ревизор бледный-бледный был.

— Бледный-бледный — передразнил Степана Игнатича Аким. — А сам-то ты видел «бледного» этого ревизора?

— Я — нет, — мотнул головой Степан Игнатич. — Милиционер видел. Он говорил: красное пятно у ревизора на животе видел — через него Сатана у ревизора кровь пил.

«Милиционер — р — р…» — придвинувшись ближе к водителю, вновь передразнил его Аким. — У милиционеров, брат, свои дела — у них и Сатана по делу может проходить, если им так надо будет. Сам-то ты ничего не видел, а врешь брат…

— Почему «врешь»? — не хотел сдаваться Степан Игнатич, — Когда Сатана кровь пьет, нельзя потом на мертвого смотреть: Сатана и за тобой придет.

— Это ты, брат, напугать меня решил что ли? Запомни нет никакого Сатаны — сказки все это.

Есть! Есть Сатана! — всплеснув руками, чуть было не потерял из рук баранку руля пришедший в сильное волнение Степан Игнатич. — У — у — х какой он злой этот Сатана! Он у человека кровь во сне выпивает — пьёт он и пьет, пока человек совсем не умирает.

— За мной брат он не придет, — неожиданно растянув рот в злой усмешке, показал свои жёлтые и прокуренные зубы Аким, бесцельно щелкая в темноте зажигалкой.

Степан Игнатич снова опасливо скосил глаза на своего пассажира и подался всем телом вперед без всякого желания продолжать этот разговор.

Ночь набирала силу и чем темнее становилось она тем ярче, казалось, горели фары грузовичка, выхватывая из мрака ночи всё более и более удалённые участки дороги далеко впереди. Да и дорога стала заметно ровнее — и газончик Степана Игнатича перестал уже судорожно и конвульсивно дергаться как прежде, когда приходилось ему преодолевать многочисленные выбоины на дороге.

Акима потянуло в сон и он, вальяжно откинувшись на высокую спинку сидения, закрыл глаза. — и буквально через несколько минут в его сознании, подстегиваемом желанием крепкого сна, нарисовалась опрятная комнатка с высокой железной кроватью в ней, застланной толстым матрацем, на котором можно бы было вытянуться во весь рост, раскинув в разные стороны свои руки и ноги. И уже крепко погрузившись в сон, он долго — очень долго любовался этой картиной, испытывая при этом какое-то лёгкое чувство полета…

— Однако приедем скоро, — сквозь сладкую дрему сна услышал Аким слова водителя. Тряхнув головой, он с трудом вернул себя к состоянию бодрствования и, сев поровнее, стал с интересом смотреть в лобовое стекло газончика. И очень скоро жёлтые снопы света, исходившие от фар грузовичка, позволили ему различить контуры каких-то мрачных строений, вытянутых вдоль дороги с обеих её сторон. Немного погодя то тут-то там стала появляться на обочине и леспромхозовская техника — огромные Мазы с приоткрытыми копотами, трактора, краны и обезглавленные тралы в полуразвороте к дороге.

Начинался и сам поселок.

Грузовичок, управляемый Степаном Игнатичем, выскочил на свежеприсыпанную щебнем дорогу и совсем ещё молодой водитель, поддав газу, пустил свой старенький газончик в, казалось, сумасшедший галоп, будто перед ним расстилался дальний путь километров эдак на пол тысячи. Газончик, недовольно взревев, уверенно пошел по накатанной дороге. Аким удивленно посмотрел на Степана Игнатича: «Голова Сатаной забита, а без понта все-таки не может… Пацан — он и есть пацан, хотя и Степаном Игнатичем его величают».

И действительно всё было расчитано на эффект: не успел газончик набрать хорошую скорость, как почти тут же громко заскрежетав тормозами, остановился у вытянувшегося у дороги бревенчатого барака.

— Однако здесь ночевать будешь, — объявил Акиму Степан Игнатич и, заглушив мотор, первым выскочил из кабины.

Аким последовал за ним, не забыв прихватить из кузова свой рюкзак.

— Ваши все здесь ночуют, но я эту бригаду ваших сегодня вот на станцию отвез — обратно в город они поехали. Они целую неделю косили, — остановился перед входом в барак Степан Игнатич, чтобы ввести в курс дела нового городского косаря, — неделю косили, очень хорошо косили — в Сельпо ни одной целой бутылки не осталось, — почесал у себя за ухом Степан Игнатич. — Хэх, — откачнулся он на мгновение назад, — хорошо что у меня брат сам себе гонит. Хочешь я тебе принесу? — забросил он на всякий случай свою удочку.

— Нет, брат, не надо, — успокоил его Аким и хлопнул ладонью по своему рюкзаку. — Все своё ношу с собой.

— Это хорошо однако, — уже более уважительно посмотрел на Акима Степан Игнатич.

Внутри барачного строения Аким увидел просторное помещение, заставленное двумя рядами раскладушек, по количеству которых можно было сделать предположение, что здесь размещалась большая бригада косарей, о которых рассказал Акиму Степан Игнатич. Контраст между свежим бодрящим воздухом улицы и тяжёлой прокуренной атмосферой внутри помещения был столь велик, что Аким едва он перешагнул порог сразу же и замер на месте не в силах заставить себя продвигаться дальше.» Не удивительно, — мелькнула у него мысль, — не удивительно, что в сельпо ни одной бутылки не осталось»

Аким приостановился, а Степан Игнатич, не заметив никаких резких перемен в состоянии окружающей среды, решительно прошел дальше, удачно лавируя между рядами спальных раскладушек.

Акиму пришлось последовать за ним.

Второе помещение оказалось гораздо меньше первого, но выглядело гораздо привлекательнее: по четырем углам стояли широкие железные кровати, а в центре находился массивный стол на высоких точеных ножках бог весть как оказавщийся здесь, за которым сидели трое из числа местных жителей и, как это было хорошо видно, лениво и нехотя играли в карты. Во рту каждого из них красовалась коротенькая курительная трубка, выпускавшая время от времени плотные клубочки дыма. И эти трое игравших напоминали собой маленькие курившиеся вулканчики.

Степан Игнатич, подойдя к ним, поздоровался с каждым из сидевших зп руку. Эти трое, как выяснилось потом, как и Степан Игнатич, были водителями, которым приходилось порой заночовывать здесь в этой леспромхозовской “гостинице”. Не переставая улыбаться, они теперь ближе придвинулись друг к другу, как бы давая место и Акиму.

— Да, братцы, начадили вы здесь, — в ответ на их улыбки с большим сожалением посмотрел Аким на них и на плотные клубы дыма, неподвижно свисавшие с потолка.

— Садись, — пододвинул к Акиму стул Степан Игнатич, — сыграем однако.

Сам он, сразу же подсев к старшим своим товарищам, нетерпеливо дожидался окончания партии, чтобы включиться в игру и самому.

— Не — е… — отрицательно покачал головой Аким, — я лучше в кроватку… буду бай — бай делать.

С этими словами он направился в свой угол и, не раздеваясь, упал на покрытую байховым одеялом койку, широко раскинув руки и ноги в разные стороны.

Но пролежал так Аким в ожидании сна совсем недолго — очень скоро он почувствовал нестерпимо — мерзкий тяжёлый запах, идущий от постели, находившейся под ним. «И кто только не валялся здесь на этой коечке?» — ударило ему в голову, вызвав в нем острое чувство брезгливости. Да — а… отвык он от такой походной жизни, а бывало… а бывало в каких только местах не приходилось заночевывать ему… А здесь… а здесь… — приоткрыл глаза Аким и внимательно осмотрелся вокруг себя: «Ну прямо какой-то Дом колхозника: вот тебе и добротные железные кровати, а вот тебе и круглый стол в центре с привычным графином и гранеными стаканами на нем».

— Попить что ли? — спросил себя Аким и, поднявшись на ноги, направился было к столу, но до него не дошел: взгляд его неожиданно упал на подвернувшийся край огромной карты СССР, закрывавшей почти полстены, за которым был виден краешек дверного проема.»Дверь! Потайная? — осенило Акима. — Куда же она ведет? И зачем это они занавесили ее?»

Эти вопросы один за другим пронеслись в голове у Акима и подтолкнули его к решительным действием: он быстро шагнул к карте и отдернул ее в сторону — действительно дверь! Куда она ведет?

Не долго думая, Аким взялся за ручку двери и надавил на нее, собираясь войти куда-то туда.

Но сделать это он все же не успел — перед ним неожиданно вырос Степан Игнатич.

— Туда нельзя! — возопил он.

— Чо нельзя-то? — не отпускал ручку двери Аким. — Там что ещё одна комната для своих приготовлена?

— Нельзя! — испуганно отшатнулся от Акима Степан Игнатич.

— Ты это брось мне «нельзя» — не собирался отступаться Аким. — Сейчас «нельзя» нет и к тому же я у вас вроде как гость.

И, решительно отодвинув в сторону маленького Степана Игнатича, Аким с силой толкнул перед собой потайную дверь и она легко поддалась ему.

И уже в следующую секунду перед взором Акима предстала небольшая, но опрятно прибранная комната — о Боже да ведь это был его недавний сон: высокая двуспальная кровать, аккуратно застеленная свисающим почти до пола теплым байховым покрывалом, под которым угадывался мягкий матрац, а сверху большая и пухлая подушка, казалось уже заждалась Акима. Прямо над кроватью свисал со стены привычный взору коврик с пасущимися на нем оленятами.

— «Люкс!» — сообщил себе Аким, решивший пренепременно обосноваться здесь.

И, нисколько не раздумывая больше, Аким смело шагнул за порог — и теперь уже никто не смог бы помешать ему. Войдя в комнату, Аким прошелся из угла в угол, остановился и немного постоял у окна, потом подошел к кровати и, подвернув свисавшее почти до пола байховое одеяло, потрогал рукой мягкую постель и теперь уже ничто не смогло бы изменить его планы.

Не обращая никакого внимания на продолжавшего протестовать Степана Игнатича, Аким вернулся обратно в большую общую комнату за своим рюкзаком.

Местные водители, игравшие до этого в карты, теперь отложив их в сторону, неотрывно в мистическом ужасе молча наблюдали за всем происходящим.

— Чо, мужики, все чадите и чадите вы? — улыбнулся им Аким. — Я вот хотя и много курящий я, а дыма не переношу, да и табак у вас больно вонючий какой-то, — достал свой рюкзак из-под кровати Аким — Вот потому-то я оставаться здесь с вами никак не могу. А ты не стой здесь, — проходя мимо Степана Игнатича, хлопнул его по плечу Аким. — Ты ко мне сюда заходи. Ты чо комендант что ли? Все равно ведь пустует эта комната сейчас. А приедет кто из этих, — вскинул свой палец к потолку Аким, — так я сразу же и освобожу ее.

В ответ на приглашение Акима пройти в запретную комнату Степан Игнатич заволновался еще больше и, присев на корточки, отчаянно запричитал:

— Нельзя сюда! Сюда нельзя!

— Слушай ты чудило! — не выдержал Аким, подтащив свой рюкзак к маленькому столику у окна — А пошёл бы ты… Заладил понимаешь: «нельзя», да «нельзя». Лучше заходи — поговорим, — пошарив рукой в своем рюкзаке, извлек он оттуда походную фляжку и потряс ею в воздухе. — Вот видишь: у меня все с собой — в сельпо бежать не надо. Давай заходи.

Но Степан Игнатич, казалось, не слыша Акима и уже отчаявшись что либо изменить в этой ситуации, вскочил на ноги с вытарашенными от страха глазами и в ужасе прокричал:

— Здесь нельзя! Здесь Сатана!

— Вот те на!.. — раздосадованно поставил фляжку на стол Аким. — Так ты это и вправду в сатану веришь? Да вы что здесь все того… — показал пальцем у виска Аким. — Я же тебе, чудо, пояснил: черти и сатаны только в сказках у бабок живут, а вы мать вашу мужики взрослые, как дети малые в небылицы верите. Он что шекотать вас ночью приходит сатана ваш этот? Что вы так труситесь все, — я дверь к вам со своей стороны подопру, хотя бы и вот этим, — взял Аким в руки прислоненную к стене рядом с дверью палку, которая, по-видимому, и в самом деле служила для запирания двери изнутри. — Вот, — положил Аким конец затянувшемуся спору со Степаном Игнатичем и плотно прикрыл дверь прямо перед носом изумленного Степана Игнатича.

Оставшись один в самовольно захваченной им комнате, Аким еще раз с большим удовлетворением снова оглядел ее по всему периметру и остановился взглядом на широкой железной кровати с по-видимому давно нетронутой никем постелью на ней — вот оно то, что снилось ему в его коротком сне каких-нибудь полчаса назад в газончике Степана Игнатича. «Скорее спать…» — подогнал себя Аким, но тут неожиданно вспомнил, что он еще не ужинал.

Вспомнил и, повозившись в своем рюкзаке, извлек оттуда небольшой пакетик с припасенной в дорогу закуской. Извлёк и поставил его рядом со своей походной фляжкой. «Надо перекусить» — приказал он себе, присев на шаткий табурет к столику у окна.

Однако заставить себя есть в этот поздний вечер Аким все же не смог. Сделав несколько глотков из своей походной фляжки, он быстро разделся и, потушив свет, залез под тёплое одеяло, испытывая блаженство от этой мягкой постели. Только вот это… эти тихие голоса, доносившиеся из-за стены. Интересно бы знать о чем это они?..

Но как ни старался Аким, а разобрать о чем говорили местные водилы он так и не смог. Голоса эти то усиливались, то затихали, то и вовсе переходили в глухой шепот. И все это скоро разозлило Акима и напрочь отогнало от него его сон. Аким перевернулся на другой бок и стал смотреть прямо перед собой в единственное в этой потайной комнате окно. Через минуту-другую он с изумлением увидел, как на прилегавшую к бараку поляну выскочила стеснительная, как показалось ему луна и размазала своим жёлтым светом чуть синеватый воздух за окном, проявив могучие стволы кедровника в самом дальнем конце этой поляны на подступах к самой тайге. Завороженный этим ночным зрелищем Аким долго не мог понять, как возникло в его сознании это волшебство сибирской тайги.

Так пробежали еще несколько минут этого сказочного видения — и через несколько минут еще и этот сказочный свет, возникавший, казалось, из ничего, в который погружалось все там за окном, и благостная тишина, воцарившаяся в комнате, и какое-то еще торжествующее чувство умиротворенности благотворно подействовали на Акима и он медленно погрузился в сон.

… И вот уже первые видения сна стали появляться в его дремлющем сознании: вот она эта узкая петляющая между деревьями тропинка и это радостное ощущение движения своего тела. Я иду, иду и лечу куда-то в глубины интригующего меня чувства счастья, радости, любви и причастности к какой-то волшебной тайне… Ах лишь бы не оборвалось все это, не пропало, не исчезло куда-то… Надо попытаться догнать и удержать эту тайну — вот она! Вот же — вот, держи ее!..

Но тропинка все же неожиданно оборвалась, исчезла из сознания Акима, оставляя его одного в его теплой постели. Но что это — я уже никуда не иду? Я просто лежу здесь в этой теплой постели? Но, если я не сплю, значит я бодрствую. А раз так, значит я вижу, как кто-то смотрит на меня в окно. Что это за мерзкая рожа такая? Мохнатые ресницы… Удлиненное голое лицо… отвратительно толстые губы…Фу черт! Какая ужасная гримаса! Какие длинные уши! Огромные зубы!

— Ага, я вижу Сатану!.. — догадался наконец Аким.

И эта последняя мысль тяжелым молотом ударила его по голове, ударила по голове, а по телу пробежал легкий озноб.

В следующую секунду Аким был уже на ногах и кинулся к выключателю на сьене рядом с дверью, успев заметить, как чья-то большая тень отшатнулась от окна.

В ярко вспыхнувшем свете лампы окно тотчас потемнело. И Аким, стоя у двери, быстро общарил глазами всю эту комнату: ничего подозрительного — все та же высокая железная кровать, с постелью под теплым одеялом, под которым вот ещё совсем недавно он спал, над кроватью на стене свободно свисающий коврик с пасушимися на нем оленями, у окна низенький столик и на нем его походная фляжечка и пакетик с закуской, к которой он так и н притронулся в этот вечер.

Эта уже хорошо знакомая ему в комнате обстановка несколько успокоила Акима, однако некоторое время еще он продолжал стоять с включенным светом, прислушиваясь: не возникнут ли какие=нибудь таинственные и подозрительные звуки.

Но нет все было так, как оно и должно было быть — из соседней комнаты все также доносился беспорядочный храп местных водил. И в этом причудливом оркестре Аким услышал один через равные промежутки времени с присвистом солировавший детский жалобный храп, принадлежавший, как догадывался Аким, Степану Игнатичу. «Ага! Не ушел, — подумал Аким с улыбкой на лице о молоденьком водителе старенького газончика. — Решил на всякий случай здесь переночевать.» Бледный-бледный… « — гм — м… вот так вот наговорят тебе чёрт знает чего — и снится потом дрянь всякая».

Потушив свет, Аким вновь забрался под одеяло и, закрыв глаза, стал неподвижно лежать под ним, отгоняя от себя все эти непрошенные видения.

Но пробежало всего несколько минут и стало очевидным, что сон уже не вернется к Акиму. Теперь он лежал просто так, стараясь не смотреть больше в направлении окна.

Но еще через минуту-другую, казалось, что-то позвало Акима посмотреть туда в сторону окна и глаза сами отыскали там это нечто, которое выходило на залитую лунным светом поляну. И Аким почувствовал, как липкий холодный пот стал быстро покрывать его тело: какая-то мерзкая рожа с длинными мохнатыми ресницами, хорошо видимая теперь при усилившемся лунном свете, снова прильнула к оконному стеклу. На этот раз все было слишком очевидным — ведь Аким совсем уже не спал.

И это осознание неизбежности происходящего помимо его воли незаметно погрузило Акима в состояние глубокого транса. Не смея даже шелохнуться, он тупо и неотрывно смотрел теперь в сторону окна и со стороны могло показаться, что человек этот лежавший на койке давно умер, но ему забыли прикрыть глаза.

Так оставаясь неподвижным в полузабытьи Аким пролежал ещё некоторое время, пока эта мерзкая рожа, очевидно удовлетворив своё любопытство, неожиданно не отпрянула от окна и мгновенно не растаяла за полосой лунного света.

После исчезновения «Сатаны» Аким медленно стал приходить в себя — здравый смысл начал подсказывать ему, что там за окном не было ничего, что могло бы держать его в напряжении. Где оно было теперь это нечто и было ли оно вообще? Ответ на это можно было найти только там за окном.

Призвав себя к мужеству, Аким не теряя ни минуты вылез из-под одеяла, быстро оделся и, бесшумно открыв дверь, вышел в соседнюю комнату, где на кровати, предназначавшейся для него, свернувшись калачиком, спал Степан Игнатич: «бледный-бледный…».

Осторожно, стараясь не зацепить ногой какую-нибудь из раскладушек, пересек Аким по-диагонали и первое более просторное помещение и вышел наружу — Ох!.. — набрал он полную грудь чистого воздуха и, сбежав вниз с небольшого крылечка, сразу же повернул за угол барака, куда должно было выходить окно из его комнаты.

Янтарная луна все еще висела над поляной, прилегавшей к барачному строению. Прижимаясь спиной к бревенчатой стене, Аким осторожно бочком стал продвигаться к своему окну, останавливаясь через короткие промежутки времени, чтобы прислушаться к возможным подозрительным звукам, могушим исходить от этого нечто. Но ничто в данный момент не говорило о присутствии каких-нибудь «сатанинских» сил.

А вот и оно — это окно! Аким прильнул лицом к стеклу: и в туже секунду с содраганием во всем теле он почувствовал, как кто-то большой и сильный надвинулся на него сзади. Одновременно с этим он ощутил и чье-то тёплое дыхание у себя на затылке.

Все это было так неожиданно и так дерзко, что Аким всего лишь несколько минут назад развеявший в себе глупые страхи, теперь застыл в ожидании чего-то ужасающего: омерзительные картины одна страшнее другой мгновенно пронеслись перед его глазами. Кровь, казалось, начала застывать в его жилах и ни один мускул не дрогнул в его теле. Казалось, ещё чуть-чуть, ещё немного и у Акима наступит помутнение рассудка.

Но в этот момент за спиной Акима раздалось громкое конское ржание!

Резко обернувшись, он увидел вытянутую по направлению к нему голову жеребёнка: большие выпученные глаза, казалось, весело смотрели на человека из-под длиннющих лохматых ресниц, а широко раздувавшиеся ноздри выпускали в лицо Акиму тёплые клубочки пара.

Пораженный увиденным Аким замер у окна, все ещё не веря своим глазам. А жеребёнок вновь весело заржал — и толстые оттопыренные его губы обнажили ровный ряд огромных белых зубов.

Да, теперь не было никакого сомнения: вот он виновник его недавних страхов. Аким невольно улыбнулся, а жеребёнок, дружелюбно прижав его к стене, вновь неожиданно заржал: знакомство состоялось — нет это не хозяин. Качнувшись на длинных ещё неокрепших ногах, он, казалось, раздосадованно отвернулся от Акима и, гордо подняв голову, легко поскакал в сторону, начавшего вырисовывается леспромхозовского поселения.

— Вот он этот сатана, — тихо сказал себе Аким, все ещё не сдвигаясь с места. Издалека со стороны таежного леса подул холодный утренний ветерок и неприятно обжег оголившуюся из под распахнувшейся рубашки Акима его грудь. И только теперь он окончательно пришел в себя и, зябко поежившись, поспешил обратно в барак, не предпологая, что ужасы этой ночи для него еще не закончились.

Вернувшись в свою комнатку, отвоеванную у Степана Игнатича, Аким быстро раздевшись и побросав свою одежду на стул, стоявший рядом с кроватью, с удовольствием вновь полез под одеяло.

На этот раз после столь забавной развязки ночного кошмара сон мгновенно обрушился на Акима — прошло совсем немного времени, а он уже крепко спал. И спал бы он так долго — предолго, если бы… если бы сквозь сладкую дрему сна он не почувствовал вдруг чье-то враждебное прикосновение. Древнее, как этот мир, чувство опасности, идущее откуда-то из глубины его сознания, заставило Акима сразу же и замереть, не выдавая как бы свего присутствия на этой кровати. Охотник Аким сам теперь был в положении преследуемого зверя и малейшая оплошность могла погубить его. И поэтому Аким затаился и ждал нужного момента для решительного броска на противника.

А чьи-то прикосновения становились все ощутимее и ощутимее, пока не переросли в грубые царапания.

Хотя, казалось, настало время действовать, но что-то внутри сонного еще Акима удерживало его от решительного броска.

Полное пробуждение пришло вместе с чувством острой боли, причиненной ему какою-то невидимой тварью. Собрав воедино всю свою волю, Аким молниеносно вскочил с постели и как и в прошлый раз, кинулся к выключателю: в яркой вспышке света тотчас же проявились бревенчатые стены комнаты, узкое незанавешенное окно и высокая железная кровать с всклокоченной на ней постелью. Ничто не говорило о присутствии в комнате какого-нибудь ужасающего создания.

И тем не менее, повинуясь все тому же чувству самосохранения, Аким принялся обследовать своё временное жилище.

Вначале он подошёл к постели и, как следует встряхнул её, затем он нагнулся и заглянул под кровать. Потом он прошолся по всей комнате и внимательно осмотрел все углы. Но, нигде не обнаружив ничего подозрительного, вернулся к двери и потрогал сучковатую палку, подпиравшую дверь. И в конце удовлетворённый проделанным он замер посередине комнаты и стал внимательно прислушиваться: нет ли каких-нибудь подозрительных звуков? Стал он прислушиваться, но ничего кроме усилившегося под утро храма местных водил в соседней комнате он не услышал. И теперь весь этот недавний кошмар показался ему какой-то частью его прерванного сна.

Обругав себя за проявленное малодушие и излишнюю осторожность, Аким потушил свет и, с силой отдернув одеяло в сторону, буквально рухнул на заскрипевшую под ним железную кровать.

«Ишь черти! — подумал о храпевших в соседней комнате водилах Аким — Как они меня: «сатана — а — а…». Сами вы сатаны мать вашу!» — зло выругался Аким и с головой укрывшись одеялом, решил хотя бы и немного вздремнуть в оставшуюся часть ночи в этой воистину «сатанинской» комнате.

Но уснуть Акиму в эту ночь так и не удалось.

Второе нападение сатаны было более решительным и ощутимым: одеяло быстро поползло вниз: острые когти неведомо какого ужасного создания, больно царапая его ноги, потянулись в верх, коснулись живота, груди, обхватили шею и, казалось, что еще немного и у Акима уже не будет сил противиться сжимающей его горло твари.

Но тут кто-то из водителей громко чихнул в соседней комнате и почти одновременно с этим какая-то невидимая сила подбросила Акима на кровати. Не выпуская одеяло из рук, он кинулся к выключателю.

На этот раз невидимый до того враг скрыться не успел.

Вот оно что!

Пораженный увиденным Аким застыл на месте: по всей комнате шурша чёрными веерообразными крыльями, металась летучая мышь гигантских размеров. Все это было так неожиданно для Акима, что он не сразу смог «ввязаться в бой» со смертельным врагом, угрожавшим его жизни. Аким продолжал стоять на одном месте, а гадливая тварь, царапая стены, цепляясь за потолок, быстро перемещалась по небольшому пространству комнаты, отыскивая себе путь к спасению.

И вот когда пришедший наконец в себя Аким, схватив палку, кинулся к летающему вампиру, было уже поздно: летающий мутант успел скрыться под ковриком свободно свисавшем над кроватью.

С ходу, нисколько не раздумывая, Аким запрыгнул на свою кровать и с силой рванул на себя коврик с пасущимися на нем оленями, обнажив бревенчатую стену барачного помещения: прямо перед ним зияло круглое отверстие в прогнивших от времени бревнах. Вот сюда-то и ускользнуло от него это сатанинское создание. Аким машинально сунул туда в эту дыру свою палку и та глубоко ушла внутрь.

— Ага, — стал азартно вертеть свою палку в этой дыре Аким. Теперь все стало понятно ему: летучая мышь вампир! Сатана!

И на минуту Аким представил себе, как только что увиденный им мутант, парализовав волю приезжего ревизора, высасывает из него кровь.

— Фу! — передернул он плечами: «Совсем не удивительно, что они — «бледный-бледный…»

Надо бы объяснить им все утром…

Но через секунду — другую, подумав ещё и посмотрев на дверь, ведущую в соседнюю комнату, он громко и с большим сожалением в голосе сказал себе: «А ведь не поймут они и не поверят мне.»

И переломав ударом о колено свою палку, Аким запихал обе её половинки в это зияющее в стене отверстие, потом подумав немного, сунул туда для верности ещё и полотенце, висевшее на спинки кровати, не спеша повесил на место коврик с мирно пасущимися на нем оленями и только после этого, одевшись и заправив постель, пошёл будить Степана Игнатича.