Москва. Лица улиц. Продолжение легенд

Олег Фочкин, 2016

Москва меняется день за днем. Не всегда так, как надо или как мы себе представляем. И то, каким город будет дальше, зависит от каждого из нас, но без знания истории мы не сможем идти дальше. Любопытными и значимыми историческими фрагментами жизни Москвы делится с читателем в своей книге журналист и краевед Олег Фочкин. На ее страницах столица предстает в совершенно новом ракурсе, овеянная легендами и облаченная в ускользающую красоту архитектуры.

На Мытной отрыли ход в семнадцатый век

Настоящие археологические открытия бывают не так часто, как нам бы хотелось. Тем ценнее та находка, которую в 2015 году представили в Департаменте культурного наследия Москвы. Мы все прекрасно знаем о существовании Введенского (Немецкого) кладбища, на котором со времен Петра Первого хоронили иноземцев, поселившихся в России. Но ведь иностранцы жили на территории страны, в том числе и в Москве, задолго до Петровской эпохи. И селились они, как правило, в отведенных им местах, дабы своими привычками не смущать умы наших сограждан. Вот в одном из таких известных издавна мест компактного поселения иноземцев и были совершенно случайно обнаружены будущие экспонаты музея Москвы. Найденные в районе улицы Мытной фрагменты белокаменных надгробных плит XVII века будут в скором времени выставлены в его экспозиции. В этом на представлении находки уверил всех собравшихся заместитель руководителя Департамента культурного наследия, главный археолог Москвы Леонид Кондрашев. «Археологические находки XVII века сделаны на территории строительства многофункционального жилого комплекса и реконструкции стадиона “Труд” (бывший “Красный пролетарий”) на Мытной улице в Москве, — рассказал Леонид Кондрашев. — Это фрагменты двух надгробных плит, датируемых 1630-ми годами с традиционной надписью на немецком языке».

По словам заведующего отделом московской Руси института археологии РАН Леонида Беляева, такие плиты с иностранными надписями по всей России можно пересчитать по пальцам. Поэтому находка и представляет такой большой интерес.

В данном случае речь идет о двух плитах из одного семейного захоронения Келлерманов. Плита, найденная первой, сильно повреждена. Она фактически вся состоит из отдельных фрагментов, на которых много сколов. И скорее всего, эти сколы произошли во время недавних строительных работ. Тем не менее, на ней читается не только имя, но и довольно обширное лютеранское посвящение умершему, которое уже знакомо нашим ученым-историкам по аналогичным надгробиям. Сейчас идет полная расшифровка текста. Но полностью ее можно будет завершить только после склейки плиты.

На второй прочитывается только имя, поскольку это примерно половина плиты. Вторая ее часть, увы, не найдена. Но молитвы на ней, по словам Леонида Беляева, точно нет.

Как говорит Леонид Кондрашев, эта находка важна еще и потому, что дает нам возможность соприкоснуться с «живыми» людьми, иноземцами, поселившимися и умершими в Москве четыре века назад. Как правило, известные документы того времени хранят данные только о главах семейств и ни слова об их родственниках. А с помощью таких надгробных плит можно погрузиться в историю глубже. Для настоящего историка-исследователя это открытие целого неизвестного пласта. Леонид Кондрашев даже предположил, что настоящий исследователь на материале этих плит и докторскую диссертацию защитить сможет.

Естественно, не обошлось и без «показательных выступлений», когда плиты впервые показывали прессе в Мосгорнаследии. Чтобы журналисты лучше понимали, что и как с находками будет дальше, четверо студентов московского колледжа № 26, готовящего реставраторов, и их мастер производственного обучения наглядно показали журналистам процесс очистки элементов надгробия. Камеры то и дело прыгали с рук студентов, чистящих белый камень, на целый набор приспособлений для этого процесса. Сами студенты были немногословны и, похоже, очень смущались, поглядывая на своего мастера.

«Как будет проходить предварительная очистка плиты, после которой состоится ее склейка?» — спросил кто-то из журналистов. «Ну, вы же сами все видите. Сначала нам надо очистить и обработать каждый фрагмент. На это может уйти дня три. А когда все отчистим, будем все склеивать специальным итальянским клеем. Итальянцы в этом деле особенно преуспели», — ответил мастер производственного обучения колледжа Евгений Гоганов, больше похожий не на реставратора в привычном нашем представлении, а на спецназовца. И фигурой, и стрижкой.

Тут же он добавил, вспомнив о том, для чего все собрались, и о педагогической составляющей своего труда: «Это еще и прекрасная возможность для самих студентов соприкоснуться с историей на стадии обучения»…

Работы по очистке были продолжены и после встречи с журналистами. Потом плиту склеивали уже в колледже под присмотром ученых и реставраторов.

Стоит заметить, что любая стройка в центре города предваряется или сопровождается археологическими исследованиями. По крайней мере, так положено по закону. До недавнего времени этому правилу следовали и на стройке на территории стадиона «Труд». Более того, основные находки там были сделаны в 2010 году. И с тех пор тишина.

Две надгробные плиты обнаружили 22 апреля 2015 года во время прогулки местные жители. К счастью для всех нас, это оказались даже не просто прохожие, а музейные работники. Если бы не они, уникальные находки ушли бы в отвал. А так фрагмент плиты на ночь перетащили в районную библиотеку и сообщили в Департамент культурного наследия. Уже утром специалисты-археологи обнаружили на месте находки и второй фрагмент. Теперь специалистам Департамента предстоит выяснить, было ли это случайностью или при прокладке подземных коммуникаций специально замалчивались находки. А процесс этот долгий и сложный. И вряд ли мы узнаем, как было на самом деле.

Впрочем, Леонид Кондрашев печально констатировал, что в этом месте не найдено еще ни одной могилы, только плиты. Все было расхищено более века назад, и вести здесь целенаправленные раскопки бессмысленно. Есть точечные вкрапления, но даже рядом с плитами семейства Келлерманов вряд ли что-то еще найдется. Остается ждать, когда земля сама «отдаст» очередную находку.

Земляные работы по объекту «Дороги и инженерные коммуникации для объекта “Многофункциональный жилой комплекс и реконструкция стадиона «Труд»”», где и были найдены плиты, приостановлены. Материалы по указанным фактам переданы в Инспекцию по контролю за соблюдением законодательства в области государственной охраны объектов культурного наследия Департамента культурного наследия Москвы. Специалистам предстоит проанализировать, как соблюдались правила во время работ, и, возможно, наказать хозяев стройки. Но для них этот штраф, как дробинка для слона. И это касается практически любого нарушения в застройке и изучении, а точнее, не изучении города. Да и не только Москвы.

Кладбище Наливки

Как пишет в известном всем историкам труде «О государстве Русском» (1591) английский поэт и дипломат Джильс Флетчер, «Василий III позволил немецким наемникам, жившим в слободе в Замоскворечье, открыть у себя первый в России кабак с продажей вина». Свой труд Флетчер написал на основе личных впечатлений от путешествия в Россию во время торговых переговоров, использовав при этом часть сочинений уже живших в России англичан и более ранних записок Герберштейна. «Со времени осады города татарами и произведенного ими пожара (что случилось в 1571 году) земля во многих местах остается пустой, тогда как прежде она была заселена и застроена, в особенности же на южной стороне города, где незадолго до того царь Василий построил дома для солдат своих, позволив им пить мед и пиво в постные и заветные дни, когда другие русские должны пить одну воду, и по этой причине назвал новый город Налейка, то есть наливайка. Когда в 1550 году по соседству была основана стрелецкая слобода, новые государевы слуги с радостью воспользовались питейным заведением наемников. Входя в кабак, они говорили: “Налей-ка!” Иностранцы, слабо понимавшие русскую речь, называли все Замоскворечье “Налейки”». Позже это название превратилось в «Наливки».

Об этом же писал и флорентийский купец Тедальди, неоднократно бывавший в России в 1551–1565 годах. Записанная с его слов книга называлась «Известия Джиованни Тедальди о России времен Ивана Грозного».

Отсюда, по одной из версий, и пошло название слободы, а потом и иноземного кладбища. Кирхи на территории кладбища и слободы, по сохранившимся документам, не было.

Как упоминают в своих записках и Флетчер, и Тедальди, как минимум с XVI века рядом с иноземной слободой находилось кладбище, где хоронили неправославных христиан и других иноземцев. Оно занимало площадь от нынешней Мытной улицы до Шаболовки. Носило первое из известных нам московских иноземных кладбищ то же название, что и поселение, — Наливки.

Однако не все ученые согласны с таким толкованием происхождения Наливок.

С точки зрения одних, Наливки (Naliffky) известны по документам с 1560-х годов как место расположения «немецкого» кладбища, где хоронили иноземцев западноевропейского происхождения. На кладбище в Наливках найдено надгробие Каспара фон Эльферфельдта 1562 года. Каспар фон Эльферфельдт был захоронен в заранее приготовленной им гробнице за городом, на кладбище, где хоронили неправославных христиан. Это позволило идентифицировать некрополь между улицами Мытной и Шаболовкой с древнейшим кладбищем иноземцев, которое располагалось близ слободы Наливки. Иноземная же слобода располагалась к северо-западу от Наливок.

Другие считают, что рощи («рощения») в летописях и иных документах регулярно указываются наряду со священными источниками как места языческих молений и празднеств. С язычеством название Наливки позволяет связать текст одного из постановлений Стоглавого Собора 1551 года: «В первый понедельник после Петрова поста в рощи ходят и в наливки бесовские потехи деяти. Чтобы в рощи не ходили и в наливках бесовских потех не творили, понеже все то прелесть бесовская, а православным христианам не подобает тако творити».

Третьи уверены, что в этом месте хоронили плененных во время ливонской войны и глав ордена тевтонских рыцарей, которых привезли в столицу и отрубили им головы. Здесь же похоронены и сотни других иноземцев. Возможно, на этом кладбище находились могилы известных итальянских архитекторов и художников. Например, построившего Успенский собор Кремля Аристотеля Фиораванти.

Кладбище закрыли в XVII веке. К тому времени и иноземцы по большей части переселились в Кукуй, он же Немецкая слобода. Старое кладбище потихоньку забылось, ну а местные жители растаскивали надгробные белокаменные плиты для своих нужд. О своем существовании кладбище вновь напомнило в веке девятнадцатом.

Первый раз каменную плиту с иноземной надписью нашли в 1823 году. А затем находки пошли одна за другой. И не где-нибудь, а на территории Данилова монастыря. Изучение этого некрополя началось, когда был опубликован доклад о происходящем с Конной площади камне с могилы Берндта фон Белля, ком-тура Голдинга.

Объясняется все просто. Строители использовали старые плиты при строительстве башен монастыря. Когда в 1869–1870 годах случилась разборка оснований башен ограды и подвалов церкви Покрова Богородицы, надгробия с надписями на английском, армянском, латинском, итальянском и других языках нашел на территории монастыря архимандрит Амфилохий. Как сегодня считают археологи и историки (да и ученые XIX века сходились на том же мнении), плиты с надписями попали в монастырь в последней четверти XVII века в период сооружения каменной ограды.

В 1989 году при земляных работах в районе Конной площади, между Мытной улицей и Шаболовкой, были обнаружены фрагменты перенесенных с изначального места надгробий с надписями на немецком языке. Всего с тех пор найдено 25 таких плит.

Семья Келлерманов

Что касается семьи Келлерманов (в русских текстах также «Келдерманы»), плиты с именами которых найдены в апреле 2015 года, то она отлично известна русским источникам. Генрих Келлерман, как полагают, попал в Москву во времена войны в Ливонии в период 1558–1583 годов. Генрих (в русских текстах Андрей) Келлерман числился среди «московских торговых иноземцев» и выполнял функции переводчика, а отчасти и дипломата — он был в Англии в составе посольств в 1613, 1614 и 1617 годах, занимался продажей пушнины в Риге для пополнения средств казны.

Главой семьи затем был голландский купец, переводчик и дипломат Томас Келлерман. В 1668 году русский царь даже отправил его послом в Венгрию главным образом по вопросу о совместной борьбе с турками.

По предварительным данным, одна из найденных плит находилась на могиле его сына Андрея, проучившегося в европейских университетах 17 лет и получившего степень доктора. Он врачевал в Москве, предлагал сделать новый перевод Евангелия на русский язык.

В журнале «Русская старина» за 1895 год опубликована статья Ш. Арсеньева «Очерки из быта докторов-иноземцев в древней Москве». В ней говорится:

«“Торговый иноземец”, “гость”, живший, по всем видимостям, в Москве десятки лет, Томас Келлерман (или, как иногда его именовали, Келдерман), торговавший, должно быть, не безприбыльно, отправил в 1661 году своего сына Андрея, родившегося в Москве, в иностранные земли для ученья. Отправил он его по указу царя Алексия Михайловича.

Уехав отроком, он воротился зрелым мужчиною, достигнув высшего ученого звания доктора медицины и философии через 17 лет. 1678 года, декабря 2-го, из Архангельска в Новгород известили о приезде в Московское государство новаго доктора, а 22-го того же месяца об этом отписали из Новгорода в Аптекарский приказ в Москву. Тотчас велено было переслать нововыезжаго доктора в Москву».

Андрей Келлерман приехал на праздники в Москву к отцу и семье после долгой разлуки. Приезд его был очень кстати и для Аптекарского приказа: в это же самое время царскую службу навсегда оставил опытный и любимый доктор Яган Розенбург, просившийся на покой за старостью.

И далее цитирую статью Арсеньева: «Когда прошли праздники Рождества и немецкаго новаго года (русский год начинался с 1-го сентября), купец Томас Келлерман написал царю челобитную о принятии сына на службу:

“Посылал я <начало выпущено> сынишка своего Андрюшку за море для дохтурской науки и для наученья разных язык учитца. И был сынишко мой в той науке за морем в разных государствах и школах семнадцать лет; и в итальянской, государь, земле, в городе Падуве (Падуе), в высокой школе, от дохтурских учителей философскому и врачебной науки разными вопросы доспрашиван, и ево в той дохтурской науке достойно признали и дохтуром учинили, и свидетелстенной лист за своими руками и печатми дали. И для той, государь, дохтурской науки сынишка мой, те семнадцать лет учася, издержал многия деньги — несколько тысячей рублев. И те деньги я, х. т., за него займываючи, платил, — проча ево вперед годнаго быть в вашу, в-го г-ря, службу. А он сынишко мой, твой, в-го г-ря, холоп природной и прочнее иных выезжих дохтуров, которые выезжают на малое время и вашим Государским жалованьем обогатясь (намек на отъезд Ягана Розенбурга, скопившаго в России деньги) отъезжают опять в свои страны. Да он же, сынишко мой, ныне в молодых летех и славенской грамоте и русскому языку может вскоре изучиться, — и от него чаять больше службы, как от иных дохтуров, которые все свои дела совершают через толмача. Милосердный Государь пожалуй меня, х. т., для моего вернаго подщания и многих проторей, которые издержал я в учение того моего сынишка, проча ево в вашу, В-го Г-ря, службу, вели, Г., ево, сынишка моего, принять в свою, В. Г., службу в оптекарскую палату и учинить ему свое жалованье против иных дохтуров, его братьи или как тебе, В-му Г-рю, об нем Бог известит”.

14-го января 1678 года новоприезжий доктор Андрей Келлерман представился в Аптекарском приказе начальникам его: боярину князю Никите Ивановичу да кравчему с путем князю Василью Федоровичу Одоевским и дьяку Андрею Виниусу, и ему был произведен, через толмача, допрос, где и чему он учился? И молодой доктор ответил: “Отпустил меня отец мой, торговый иноземец Томас для докторской науки за море и я был в Цесарской земле в городе Лейпциге шесть лет и учился докторской науки, да в городе Страсбурге три же года был в науке, да в голландской земле, в городе Лейдене — два года, в английской земле в городе Оксфорде и во французской земле в городе Парисе (Париже) — полтора года и, наконец, в Италии, в городе Падуе, в знаменитой Падуанской академии — два года, где и был “учинен доктором” и получил диплом за подписями учителей и за тремя висными (висячими на шнурках) печатями краснаго воска в красных кожаных ковчежцах (футлярах)”.

Читать, писать и говорить доктор Андрей Келлерман умел на шести языках: цесарском (немецком), латинском, французском, итальянском и голландском.

После этого молодой доктор представил большой и красиво расписанный пергамент, диплом Падуанской академии на докторское звание за тремя печатями.

Царь Федор Алексеевич принял молодаго доктора на службу и назначил ему “новичной” (начальный, как новичку) оклад: годоваго жалованья 60 рублей и месячнаго корму по 12 рублей на месяц, всего 204 рубля, кроме выдачи припасов натурою: вина, романеи, красных и белых медов, пива, калачей и конскаго корма: овса и сена (см. выше: оклад доктора Артмана Грамона).

Кроме того Андрею Келлерману за выезд было пожаловано царем: серебряный ковш весом в гривенку (фунт) и 40 золотников, 10 аршин камки-адамашки и сукно английское доброе.

Ковша такого точно веса не оказалось в запасах, тогда велено было сделать новый…

И работы у нового врача было предостаточно.

В Малороссии шла война русских с поляками из-за присоединения этой местности к великой России. Гетман Дорошенко, задумавший отложиться от Великороссии, был побежден, сдал город Чигирин князю Ромодановскому.

С театра войны стали прибывать в Москву раненые разные люди: полковники, полуполковники и разных чинов рейтары и стрельцы. Всем докторам давали их на излечение по нескольку десятков.

В ноябре 1679 года Андрей Келлерман подает роспись вылеченным им стрельцам 48 человекам, Грибоедова полку; в этом же месяце он жалуется словесно в Аптекарском приказе на своего толмача, Никиту Вицента, что не ездит с ним для толмачества больше недели, и поэтому он боится без переводчика давать больным лекарства. Толмачу Виценту приказано было ездить с доктором, а иначе его “бив батоги, откинуть”»…

Материалы Аптекарского приказа оканчиваются на 1682 году; в этом году Андрей Келлерман осматривает умершего Федора Нелединского: не умер ли он от лекарств, которые ему давали? Вероятно, была жалоба родственников на лечившего его доктора. Келлерман сказал, что знаков на теле, чтобы умер от лекарств, — нет, а умер он, по признакам, от «прилипчивой злой огневой болезни». А как его лечили и от какой болезни — про то знает доктор Захарий Фан-дер-Гульст (тот самый, в доме которого жила любовница Петра Первого Анна Монс), который его лечил… Больше о Келлермане сведений нет…

Кстати, фрагменты надгробий разных периодов находят на территории Москвы довольно часто. Так, в 2014 году были найдены фрагменты белокаменных плит во время реконструкции улицы Покровка, затем приходили сообщения о находке надгробных плит в районе Сада имени Баумана на Старой Басманной, которые стали частью парапета. Не всегда строители обращают внимание на старые надписи и просто используют качественный строительный материал для своих целей. Так что, если вы идете по улице и видите интересную надпись или фрагмент узора на белокаменной плите или ограде, остановитесь и приглядитесь. И если посчитаете, что перед вами интересная находка из прошлого — звоните в Департамент культурного наследия. Специалисты разберутся, что вам попалось на глаза.

Надписи

Через несколько месяцев после первого представления находки ученые смогли прочесть надписи на плитах. Как оказалось, они были сделаны на нижнерейнском диалекте старонемецкого языка. Первое надгробие датировано 1635 годом — это времена царствования Михаила Федоровича, первого царя из династии Романовых. Надпись гласит, что под плитой был погребен сын Хиндриха (Генриха) Келлермана, Берендт.

Второе надгробие моложе почти на 20 лет (оно датировано 1653 годом), и текст на нем значительно интереснее. Вот его перевод: «Года 1653 8 октября в Бозе блаженно почил господина Томаса Келлермана любимый сыночек по имени Томас, чья душа у Бога в небе и чье тельце здесь земля покрывает, ожидает со всеми верующими блаженной вечности и вечного блаженства. Он прожил два месяца. Возжажди смерти каждый день, и будешь ты благословен!»

«Здесь мы впервые в истории немецкоязычных надгробий Москвы встречаем классическую религиозную формулу, восходящую к немецкой средневековой мистике: “блаженная вечность и вечное блаженство”, — говорит уже упомянутый выше Леонид Беляев.

«Но еще интереснее заключительное двустишие, — продолжает он. — Оно восходит к тексту проповедника Мартина Хиллера из города Райхенбаха (Нижняя Силезия)».

В 1625 году Хиллер написал эти строки в надгробном слове бургомистру города, Мельхиору Хорсту, заимствовав их, в свою очередь, из латинского средневекового текста, переложенного Иоанном Гебауэром, синдиком Республики Райхенбах.

«Поскольку прошло лишь 25 лет с момента появления райхенбахской проповеди, это двустишие, возможно, указывает на хорошее знакомство жителей московской колонии с протестантским “богословием в стихах”», — отмечает Беляев.

«Можно предположить, что в семье Келлерманов были сильны традиции изучения слова Божия, чрезвычайно характерные для Европы после Реформации», — говорит он.

Ученый подчеркивает, что находка еще раз показала тесные связи Московского государства с Западной Европой еще в допетровские времена. «Москва не была медвежьим углом, она была связана многочисленными торговыми и культурными связями с Европой. В конце концов, если бы не московские иноземцы, у нас не было бы Петра», — заключил Беляев.

«Это уникальные плиты, потому что в Москве и по всей России плиты с иностранными надписями можно пересчитать по пальцам, прослойка иноземцев была хоть и достаточно многочисленна, но по сравнению с численностью всего остального населения ничтожна. И здесь мы видим, как лютеранские, протестантские традиции накладываются на отечественную погребальную культуру, надписи накладываются на наши плиты, но уже с лютеранскими посвящениями, и, несомненно, для специалистов это очень важно», — считает Леонид Кондрашев.