Поэтика русской идеи в «великом пятикнижии» Ф. М. Достоевского

Олег Сыромятников, 2014

Книга обобщает наблюдения автора над связями русской идеи с творчеством Ф. М. Достоевского. Предметом исследования является последнее двадцатипятилетие жизни писателя, характеризующееся идейной ясностью и непротиворечивостью, ставшими следствием религиозных убеждений Достоевского. Автор показывает, что осмысление бытия Божия в мире, причины отпадения и возвращения к Нему человека составляют содержание главной идеи жизни и творчества Достоевского. В неё входит и деятельный сознательный патриотизм, заключающийся в стремлении понять и выразить в слове замысел Бога о России – русскую идею. Любовь к Богу и России составляют основу мировоззрения Достоевского и определяют идейное содержание, образную систему и особенности композиции пяти романов, созданных им в период 1865–1880 гг. и получивших название «великого пятикнижия»: «Преступление и наказание» (1866), «Идиот» (1668), «Бесы» (1872), «Подросток» (1875) и «Братья Карамазовы» (1880). Изучению закономерностей и особенностей воплощения русской идеи в образности великого пятикнижия и посвящена эта книга.

© О. И. Сыромятников, 2014

© Издательство «Маматов», 2014

Имя — Достоевский

Имя Ф. М. Достоевского является одним из наиболее ярких имён России. Его книги переведены на все «читающие» языки мира, по ним снимали и продолжают снимать фильмы, ставить спектакли. Множество этих попыток говорит об обширности дарования писателя, но в ещё большей степени — о том, что до сих пор не разгадана какая-то главная загадка его личности и творчества.

Действительно, в слове Достоевского есть тайна, и когда человек встречается с ней, его жизнь изменяется. Узнать Достоевского и остаться прежним — невозможно. Его слово становится источником величайшего счастья и глубочайших страданий. Это происходит потому, что оно, проникая сквозь чувства и разум, открывает душу человека Богу. Для тех, кто уже искал к Нему путь, это открытие становится причиной радости и счастья. Но иных оно страшит, и тогда они предпочитают оставаться в мире собственных чувств, желаний и фантазий. Эти люди берегут свой мир, как музей тончайшего стекла, который легко может разрушить чужое неосторожное вторжение. Не зная, что «Бог есть любовь» (1 Ин. 4:8), что Он — источник всякого блага, они боятся и не доверяют Ему. Между тем Христос говорит: «Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее» (Мф. 16:25). Священное Писание называет таких людей «душевными, не имеющими духа» (Иуд, 19).

В книге О. И. Сыромятникова заметна открытость Достоевскому, готовность к диалогу с ним. Он ставит перед собой сложнейшую задачу: проследить связи доминантных идей общественного сознания с идеями, составляющими основу мировоззрения писателя, и то, как эти идеи воплощаются в образность художественного произведения. Заметим, что само понятие общественного сознания сегодня неоправданно представляется неким анахронизмом. А между тем без него невозможно представить полную и достоверную картину наличествующего бытия, так как оно описывает всю совокупность нематериальных отношений в обществе. Его системообразующими центрами являются религия, идеология, мораль, политика и искусство.

В последней трети XIX века ускоряющееся разрушение религиозного ядра общественного сознания, начатое реформами Петра I, привело к деструкции общественной морали, в результате чего энергия общественного сознания перераспределилась в направлении идеологии и политики. Это выразилось в предельном обострении идейно-эстетического конфликта между представителями различных идеологических позиций: западников — славянофилов — консерваторов. В середине XX века Н. А. Бердяев скажет, что объективных причин для этого конфликта не было, потому что все его стороны были движимыми одним — любовью к России. Видя пороки окружающей действительности, они искали их причины в разном и по-разному пытались бороться с ними. При этом все они мечтали о счастливом будущем России и прилагали многие усилия, чтобы приблизить его.

Автор показывает огромный вклад, сделанный Достоевским в осмысление русской идеи и легитимизацию её в общественном сознании России. При этом сам писатель никогда не ставил себе это в заслугу, считая естественным и нормальным для русского человека, русского дворянина, русского интеллигента, быть патриотом — любить и защищать свою Родину. Право первенства в этом Достоевский всегда отдавал А. С. Пушкину, называя его «первым» и «главным» славянофилом России. И всё же именно Достоевский ввёл понятие «русская идея» в общественный обиход и посвятил его осмыслению значительную часть своего творчества. Об этом говорит, прежде всего, его знаменитый «Дневник писателя», все выпуски которого представляют собой предельно напряжённое, обострённо-внимательное и бесстрашно-глубокое исследование содержания русской идеи.

Внимательным взором Достоевский стремится увидеть в разнообразных явлениях российской жизни и событиях внешней политики промыслительное действие Божественной воли. Писатель с тревогой следит за разрушением религиозных и нравственных основ российской жизни, бессилием Церкви, формализацией и бюрократизацией образования, всё ускоряющихся на фоне активного вторжения в общественное сознание чуждых русскому национальному духу идей атеизма, эгоизма и своеволия.

Горячее желание увидеть путь, завещанный России самим Богом, было основой всех гражданских и творческих устремлений Достоевского. В отличие от многих современников, писатель всегда искал ответ на вопрос о судьбе России с позиции православного человека, которым он был и оставался до последних мгновений своей жизни. Внимательный анализ биографии Достоевского и его сочинений показывает, что он, как и всякий живой человек, испытывал на своём пути многие искушения и даже падения. Но всегда перед его духовным взором предстояла богочеловеческая личность Христа, и Достоевский шёл к ней — оступаясь, падая, но ни на мгновенье не выпуская из виду, пока наконец не предстал перед Спасителем. И встреча эта, по свидетельству очевидцев последних минут жизни писателя, была радостной, что успел запечатлеть на своей известной картине И. Н. Крамской^[1].

Бог и Россия — две главные темы, определяющие идейное содержание, образную систему и особенности композиции творчества Достоевского периода 1865–1881 гг. Конечно, эти темы в той или иной степени были в его творчестве и прежде. Но само это творчество было другим. Писатель долго и трудно искал форму для выражения своих идей, пока наконец не появился первый роман великого пятикнижия, «Преступление и наказание». В следующем романе, «Идиоте», Достоевский продолжил поиски формы в другом направлении, но скоро убедился в их бесперспективности. Писатель возвращается к форме, найденной в «Преступлении…», и начинает доводить её до совершенства, постоянно раздвигая её рамки и стремясь выразить свои заветные идеи во всей полноте. Появляются «Бесы», «Подросток» и «Братья Карамазовы». И всегда в центре повествования — герой, стремящийся к счастью. Не к сиюминутному наслаждению или удовольствию от удовлетворения своих желаний и потребностей, а к подлинному счастью. Это не «маленький человек», введённый в русскую литературу Пушкиным и Гоголем. Главные герои великих романов Достоевского принадлежат к интеллигенции, они обладают многими достоинствами и могучими желаниями. А потому «обычное» счастье в сытости и комфорте их не устраивает. Им необходимо всеобщее, всечеловеческое счастье, и они упорно ищут к нему путь. Однако находят его лишь те, кто смог сломить свою гордыню, убить в себе «наполеона» и исполнить заповедь Спасителя: «Возлюби Господа Бога твоего» и «ближнего твоего, как себя самого» (Мф. 22:37–39). Отказ от утверждения собственного «я» и сознательное и свободное синергийное соединение с волей Бога: «Да будет воля Твоя!» — становится единственным путём человека к спасению от смерти.

Но борьба со злом в самом себе трудна тем более, чем больше это зло. Живой человек не может не ошибаться, и потому все главные герои Достоевского совершают грехопадение, нарушают закон, данный Богом. Писатель тщательно исследует причины этих преступлений и делает это вовсе не потому, что ему нравится наблюдать их самому и мучить их описаниями читателя. Сам пройдя сложным и трудным путём, Достоевский стремится предупредить современников о тех препятствиях и испытаниях, которые встретятся на нём. Поэтому он в мельчайших подробностях показывает причины и следствия греха, говоря: вот что будет, если ты нарушить тот или другой закон духовной жизни. И, подобно тому, как закон всемирного тяготения не придуман Исааком Ньютоном, так и законы духовного мира не придуманы Достоевским и даже не открыты им. Они открыты самим Спасителем, а Его, по словам преподобного Иустина (Поповича), «бесстрашный православный апостол, пророк» лишь напоминает о них людям.

Достоевский особо указывает на один из важнейших законов духовной жизни общества, согласно которому грех, преступление одного человека имеет значение для всех людей. И чем более велик этот человек, тем более тяжкое злодеяние он способен совершить, а потому и более тяжелые последствия ложатся на близких, на народ, на весь мир. Об этом скажет герой последнего романа Достоевского, старец Зосима: «Единичного греха нет, каждый за всех виноват». Священное Писание говорит об этом так: «Благословением праведных возвышается город, а устами нечестивых разрушается» (Прит. 11:11). Поясняя эту мысль, святой Василий Великий писал: «И за немногих приходят бедствия на целый народ, и за злодеяния одного вкушают плоды его многие». Об этом же говорил и святитель Киприан Московский: «Не знаете ли, как грех людской на князей, а княжеский грех на людей нападает?». Впервые в русской литературе об этом законе сказал Пушкин в «Борисе Годунове» (1825). Юный Достоевский настолько был поражён этим открытием, что собственный первый драматический опыт озаглавил так же: «Борис Годунов». Думается, он хотел не «переписать» или «продолжить» Пушкина, а лишь получше уяснить для самого себя один из величайших законов творения. Именно поэтому Достоевский впоследствии уничтожил своего «Годунова».

А. С. Пушкиным и Ф. М. Достоевским были вновь открыты людям и «переведены» на современный им русский литературный язык многие законы мироздания, о которых говорит Священное Писание. Однако между этими двумя гениями русской литературы стоит фигура Н. В. Гоголя. Всегда однозначно высоко оценивая его художественное дарование, Достоевский, подобно многим современникам, настороженно-недоверчиво относился к последним сочинениям своего великого предшественника, прежде всего — к «Выбранным местам из переписки с друзьями» (1847). Морализаторский тон «Переписки» давал основание читателям укорять её автора в неискренности. Однако настоящей неискренности, то есть обмана или лицемерия, здесь всё же не было. Но была резкая фальшивая нота, услышанная многими. Вероятно, её причиной стало то, что стремительно вышедшая на духовное поприще мысль Гоголя не смогла найти себе нужную форму. Именно явное несоответствие открыто религиозного содержания последних сочинений автора «Ревизора» их художественной форме вызвало упрёки в неискренности и в желании поучать окружающих.

На наш взгляд, форма и содержание «Переписки» свидетельствуют о том, что главной и единственной целью Гоголя было желание напомнить современникам об истине, открытой Христом. Писатель сам обрел её путём долгих и трудных исканий и теперь спешил рассказать о ней своим современникам. Желая сделать слово Божие близким и понятным, Гоголь вывел его из пространства церковно-славянского языка, но так и не смог найти для него новую форму. И обнажённое слово стало, по выражению Достоевского, «влачиться по улице», сделалось объектом презрения и поругания.

Достоевский, опираясь на открытия Пушкина и критически переосмысляя тяжкий опыт Гоголя, искал и в конце концов нашёл средства художественного выражения евангельского Откровения. Их исследованию и посвящена книга О. И. Сыромятникова, одним из важнейших наблюдений которого над поэтикой великого пятикнижия является то, что личная судьба героев Достоевского прообразует судьбу всего русского народа. Точнее, его наиболее «пассионарной» части — интеллигенции. Такое значение интеллигенции обусловлено не её статусом, образованием или культурой, а реальной возможностью воздействовать на жизнь всех остальных слоёв народа. Интеллигенция, аристократия находится во главе общества и государства. Она обладает реальными средствами управления ими и подобна рулю большого корабля, вся многотонная громада которого послушна малейшему колебанию ничтожной по сравнению с ним дощечки руля.

Эта историческая роль интеллигенции является её атрибутивным свойством, а потому принадлежать к ней должны лишь самые лучшие представители народа. Нравственность человека, уверен Достоевский, вытекает из религиозных убеждений, но именно интеллигенция ко второй половине XIX века оказалась почти полностью лишена этих убеждений. Свою духовную жажду она пыталась удовлетворить не из источников народного духа, а из мутных ручьёв западноевропейской философии, и скоро оказалась заражена «трихинами» атеизма, эгоизма и гордыни. В то же время «простой» народ, по наблюдению Достоевского, ещё обладает сильным духовным иммунитетом и потому не только не нуждается в спасении, но сам может помочь гибнущей интеллигенции. Поэтому героями Достоевского становятся студенты, дворяне, помещики, идущие к Истине путём обретения духовного единства с народом в православной вере.

Достоевский напоминает интеллигенции об её историческом призвании и указывает на огромную ответственность, лежащую на ней перед народом, историей и Богом. Он не устаёт повторять, что главными причинами всех бед интеллигенции и ошибок, совершаемых ею, являются гордость, эгоизм и своеволие. Интеллигенции действительно много дано (она образованна, имеет доступ к мировой культуре), но это дарование — не награда, а поручение, об исполнении которого рано или поздно обязательно придется дать ответ. Об этой ответственности перед будущим и предупреждает Достоевский своих современников.

Сергей Владимирович БЕЛОВ,лауреат премии Правительства РФ,академик Академии гуманитарных наук,профессор, доктор исторических наук,заслуженный работник культуры РФ,член Союза российских писателей,член Международного общества Ф. М. Достоевского

Примечания

1

И. Н. Крамской. Ф. М. Достоевский на смертном одре 29 января 1881 года. Бумага, соус, итальянский карандаш.