Миллион световых лет

Олег Страхов

Настоящий писатель-фантаст всегда старается «заглянуть далеко за горизонт». Повесть Олега Страхова «Миллион световых лет» – это взгляд писателя на несколько веков вперед, попытка прогнозировать развитие человечества, его физические изменения, ведущие к фактическому бессмертию. Но как бы мы не изменились физически, какие бы миры Вселенной не покорили, на каких бы планетах в разных Галактиках не поселились – человек всегда останется человеком. И всегда перед ним будет стоять нравственный выбор.

2190-й

К середине 22 века в человеческом социуме назрел серьезный генетический кризис. Разрыв по уровню жизни между развитыми странами и странами третьего мира достиг ужасающих масштабов. В развитых странах давно была принята и реализована программа безусловного дохода для всех, имеющих гражданство. За десятилетия индексации выплат они превратились из небольших, но приятных сюрпризов в сумму, с лихвой покрывающую все базовые потребности. В большинстве стран этого дохода хватало не только на еду и проживание, но и на разнообразный досуг. Люди перестали думать, как обеспечить себя жильем и питанием, а освобожденный от оков нищеты интеллект был направлен на поиск любимого дела. Ушли в прошлое архетипичные истории, как перспективный художник выбросил кисти и пошел работать в юриспруденцию, потому что это перспективнее с материальной точки зрения. Конечно, увеличилось количество лентяев, проводящих все свои дни за виртуальными играми и лежанием на диване, но большинство людей не нашло счастья в таком времяпровождении. Кто-то занялся тем, чем никогда бы не занялся без базового дохода — наукой, творчеством, волонтерством. У кого-то появлялись потребности, которые не покрывал базовый доход — такие делали карьеру, создавали бизнесы — в общем, зарабатывали деньги. В итоге каждый смог реализовать желания и найти свой смысл жизни — настоящая утопия. Но наибольшие плоды всё это принесло развитию науки.

Человечество знает Ньютона, Гейзенберга, Эйнштейна, Циолковского, Хокинга и других титанов научной мысли прошлого. Однако, никто не знает, например, Родиона Вострякова, жившего в конце 20 — начале 21 века. Он с детства обладал невероятными интеллектуальными способностями и тяготел к точным наукам. К 10 годам Родион самостоятельно освоил интегралы и дифференцирование, а в 15 лет ради забавы спроектировал ракетный двигатель, который был значительно эффективнее использовавшихся на тот момент в космической отрасли. Но несмотря на его огромный интеллектуальный потенциал, Родиону не было уготовано великое научное будущее. Он родился в крохотном городке на задворках Урала. Его отец всю жизнь работал сварщиком, а мать — учителем литературы в школе. Когда Родиону исполнилось 16, его отец умер, а мать стала часто болеть. И чтобы продолжить существование себя и матери, Родион бросил учебу и пошел работать курьером в банк. Там его недюжинный интеллект не остался без внимания и Родиона вскоре взяли на стажировку в отдел управления рисками. Получив шанс на достойную жизнь, Родион получил экстерном экономическое образование и неплохо продвинулся по карьерной лестнице в банке. Казалось бы, вот он — счастливый конец истории. Но трагедия в том, что Родион мог продвинуть мировую науку на десятки лет вперед, но вместо этого впрягся в борьбу за существование, за которой провел всю жизнь. Колоссальный интеллектуальный ресурс растворился в небытие. Сколько было таких Родионов за всю историю человечества? Миллионы, но в силу обстоятельств они не оставили даже малейшего следа в истории. Система безусловного дохода дала невероятный скачок развитию науки именно потому, что такие Родионы получили возможность реализовать свой интеллектуальный потенциал.

Однако, у утопии были и свои последствия, куда более неприятные, чем миллионы лентяев. Во-первых, стремительно падала рождаемость в развитых странах. Чем хуже условия жизни, тем выше рождаемость — это древний эволюционный механизм, и он куда старше самого человечества. В режиме постоянной борьбы за выживание любая особь запрограммирована на сохранение вида и, как следствие, на максимальное размножение. В благоприятных же условиях этот механизм умолкает и люди начинают задумываться: «Зачем мне тратить здоровье и кучу времени на выращивание потомства, если я могу жить для себя?». Впрочем, благодаря стимулирующим мерам эта проблема носила не катастрофичный характер. Куда более серьезную проблему создала медицина, достигшая к концу 22 века впечатляющих высот. Мы научились лечить всё или почти всё, исключением оставались лишь некоторые психические заболевания. И это великое достижение повернуло механизм естественного отбора вспять. Миллионы лет наши предки, получившие мутации, не помогающие в выживании, вымирали, предоставляя дальнейший путь своим родственникам с более полезными изменениями генома. Когда выживать и создавать потомство начали все без исключения, в нашей ДНК стали накапливаться вредные мутации, из-за чего здоровые дети просто перестали рождаться. Каждый рожденный в развитых странах ребенок имел патологии: кто-то более, кто-то менее серьезные, что беспрерывно добавляло работы системе здравоохранения. Медицина с каждым годом становилась все совершеннее, но болезней и патологий становилось несоизмеримо больше, и в этой гонке она все чаще стала проигрывать.

Совсем иначе дела обстояли в нищих странах третьего мира. На протяжении веков их образ жизни не менялся и мало отличался от такового сотни лет назад. Высокая рождаемость — в среднем по 10—12 детей на семью, половина из которых не доживала до зрелости, включала механизм естественного отбора на полную катушку. К концу 22-го века нищие и совершенно не знакомые с высокими технологиями жители этих стран были на порядок сильнее и выносливее даже самых лучших представителей развитых стран. Это очень ярко показывали Олимпийские игры, на которых в силовых видах спорта много десятилетий подряд доминировали спортсмены из Африки.

Всё это натолкнуло человечество на мысль о неизбежности генных модификаций нашего вида. Объявленное в 2107-м председателем ООН снятие запрета с генных модификаций над человеческими эмбрионами на первом этапе должно было побороть наиболее частые патологии и привить иммунитет к некоторым фатальным болезням. К 2140 году новорожденных с серьезными патологиями в развитых странах стало рождаться вдвое меньше, к 2170-му — большинство из болезней было искоренено, а в качестве бонуса все рождающиеся получали иммунитет от большинства известных вирусных инфекций.

Однако, будет ошибкой считать, что бурное развитие генетики проходило без осложнений. Снятие запрета с генных модификаций едва не спровоцировало очередную большую войну на религиозной почве. Еще в 2107 году, после речи председателя ООН в особо религиозных странах вспыхнули волнения. Верующих беспокоило, что вмешательство в «божий замысел» — устройство человека — спровоцирует конец света. Иронично, что в попытках остановить конец света фанатики сами едва его не спровоцировали. Нескольких таких адептов в Пакистане остановили за секунды до того, как те запустили бы сотню ядерных боеголовок по всему миру. Первая волна протестов быстро угасла, но когда начали рождаться первые модифицированные дети, волнения мощной волной пронеслись по всей Европе, Ближнему Востоку, некоторым штатам США и особо консервативным регионам России. В итоге, как это обычно и бывает, мир разделился на два лагеря: консерваторы, отказавшиеся от генных экспериментов под давлением религиозных активистов, и страны, выбравшие прогресс. Естественно, среди стран второй группы было много таких, в которых фанатики пытались этот процесс остановить.

У таких сложных и нетипичных проблем не бывает простого линейного решения, поэтому каждое государство решало проблему по-своему. Католическая церковь в лице Папы Римского созвала всех высокопоставленных епископов, и те дружно постановили, что генетические модификации — это больше не грех, а благо, так как ведет к улучшению качества жизни. Долго сопротивлялась Франция, в которой мигранты за 21-й век превзошли численностью коренное население. Сложная проблема потребовала сложного решения — науку зарегистрировали как официальную религию, и все ее представители стали пользоваться защитой своих религиозных прав наравне с другими конфессиями. У протестующих потребовали уважать новую религию и постепенно все успокоилось.

Многие страны не смогли отделаться малой кровью и во имя научного прогресса запретили вообще все религии. Это было не лучшее решение, так как люди по своей природе слишком уж любят нарушать запреты. В части из этих стран религии после запрета ушли в подполье и объявили авторам запрета священную войну, а по сути — террор. Самые же дальновидные страны с самого 2107 года скорректировали школьные программы обучения, в которых большое внимание было уделено истории религиозных войн, эволюционной теории, квантовой механике и астрофизике. Научное сообщество понимало, что с последствиями генной инженерии столкнутся не они, а их дети. И чтобы они были готовы правильно воспринять это, необходимо дать наиболее цельное мировосприятие, начиная с детсадовского возраста. Столпы науки решили, что школьники, обладающие хотя бы базовыми знаниями в выбранных сферах мироздания, едва ли смогут серьезно относиться к идее, что где-то на небе есть невидимый дед, который нами управляет. И они не ошиблись — с ростом уровня образованности населения число религиозно настроенных граждан стремительно уменьшалось, постепенно сойдя на нет. После всех этих событий и без того огромный культурный разрыв между развитыми странами и консервативными странами третьего мира стал превращаться в пропасть. Первые устремились в будущее на крыльях научного прогресса, вторые встали на путь деградации, идя к неминуемому и бесславному концу своей культуры.

К этому времени вот уже 40 лет на Марсе существовала постоянная колония с населением около 300 000 человек. Среди них насчитывалось 25 000 «марсиан» — людей, родившихся уже на Марсе, самым старшим из которых исполнилось 30. Для колонизации планеты с Земли отправлялись только максимально здоровые и жизнеспособные мужчины и женщины, но несмотря на это к 2170 году стало очевидным, что средняя продолжительность жизни в марсианских городах намного ниже, чем на Земле. Особенно это бросалось в глаза по мере взросления там рожденных. К 20 годам их зрение портилось как у 80-летних землян. К 25-ти многие из них имели те или иные раковые опухоли, считавшиеся давно побежденными патологиями. До 30 лет доживали лишь семеро из десяти, и лишь половина от всех рожденных на Марсе имела счастье отпраздновать собственное сорокалетие. 99% смертей на планете носили ненасильственный характер, что заставило обратить самое пристальное внимание на проблему.

Ученых немало удивлял тот факт, что наиболее частой причиной смерти «марсиан» стало образование раковых опухолей. На Земле уже десятки лет как применение нанитов — микроскопических роботов-киллеров раковых клеток, позволило забыть об этой страшной болезни и избавляться от нее на самых ранних стадиях. У марсиан же, стоило нанитам уничтожить один очаг опухоли, более агрессивная опухоль тут же начинала образовываться в новом месте. В итоге либо наниты не успевали за этой гонкой и человек умирал от рака, либо сами микроскопические роботы в процессе борьбы с болезнью наносили человеку фатальный урон. Исследователи пришли к неутешительным выводам: даже генетически усовершенствованный homo sapiens хорошо приспособлен к жизни только на Земле, но на наиболее близком к ней по условиям Марсе организм человека стремительно разрушается. На Марсе нет своего магнитного поля, защищавшего людей от солнечной радиации. Нет и озонового слоя, защищающего от ультрафиолетовых лучей, разрушающих ДНК. Атмосфера Марса несмотря на все старания терраформистов всё ещё оставалась намного более разреженной, чем на Земле, обнажая планету всему спектру космической радиации.

Конец ознакомительного фрагмента.