Мандрапапупа, или Тропами падших комет. Криптоапокриф северо-украинской традиции Непонятного

Олег Синельник

Дерзновенный искатель! Пред тобою заповедный ептагон, артефакт спецразлива – одиссея юного художника с элементами авторских правд и анонимных врак, оазис гнозиса, криптофриканская сказка для вдумчивых штудий в изостудиях изгоев, альковах алхимиков и кунсткамерах смертников. Дегустировать без фанатизма. Принимать до и после чтения. На веру – вдохновенно, на грудь – с упоением. Книга содержит нецензурную брань.

2. ДЕВЯТЬ КРУГОВ ДЕТСТВА

Выстрел в небо

Детство своё я помню смутно — урывками, занозами, засевшими в памяти. И неизвестно на каких перекрёстках и какой маков цвет следовало бы рассыпать для сплава рассеянных по белу свету (и за его пределами) интеллектов в единый разум, могущий восстановить недостающие пазлы той волшебной поры.

Самое раннее воспоминание связано с видом, открывавшимся из окон домика №69, стоявшего в глубине сада на тихой улочке, носившей имя наиболее украинской из поэтесс. Домишко наш ютился на краю высокого холма, с которого открывался чудесный вид на лесистые дали и сверкавшую за ними Десну с железнодорожным мостом. А в туманной дымке за рекой расстилались изумрудные просторы — таинственные и манящие. Иногда, если повезёт, можно было увидать бегущий по мосту паровозик или рассекающий реку катерок. Самым отрадным и, как мне тогда казалось, вполне естественным было то, что утром в одном окне комнаты можно было наблюдать за восходом солнца, а вечером любоваться закатом в другом.

Второе воспоминание вонзилось и не даёт покоя, с тех пор как папа смастерил мне лук и стрелу. Радости не было предела — я ощущал себя практически настоящим индейцем, как в том кино про Гойко Митича, которое мы с папой ходили смотреть в располагавшийся на Валу кинотеатр повторного фильма «Десна».

Мы вышли на середину нашей улочки, дабы испытать оружие. Я без раздумий поднял свой лук к небу и выстрелил. По сию пору готов поклясться, что видел собственными глазами: стрела удаляется ввысь, как в замедленной съёмке, становится всё меньше, меньше, наконец превращается в точку и… исчезает!

Папа, заглядевшийся на соседку, развешивавшую бельё, конечно же, пропустил самое интересное и клятвам моим не поверил. Впрочем, возвращения и падения стрелы не было ни видно, ни слышно и от этого факта папе отмахнуться не удалось.

Несмотря на мои дальнейшие усилия, чудо больше не повторялось. После того случая я замучил папу требованиями новых стрел, но все они после выстрелов исправно уходили в цель или мимо, будучи вполне созерцаемы и осязаемы после применения. Это соответствовало представлениям моих сверстников об аутентике индейской стрельбы, но категорически не устраивало меня.

В тот же период мне впервые приснился странный сон. Его драматургия была весьма нетипична для того, что я обычно сновидел: посреди дремучего ночного леса, переливаясь сотнями разноцветных огоньков, медленно кружилась фантастически красивая карусель, езда на которой сопровождалась моим общением с какими-то сияющими людьми, чьи лица впоследствии никак не удавалось вспомнить. В память врезалась непривычная взрослость разговора, который я вёл с ними на равных. Как будто мой детский интеллект неожиданно сумел постичь абстрактные глубины экзистенциальных истин и в ходе дискуссии с лёгкостью оперировал открывшимся знанием. В какой-то момент я осознал, что владею ответами на все вопросы и… проснулся.

Пробуждение было тягостным. Категорически не хотелось возвращаться обратно в привычный мир. Я тщетно силился вспомнить лица моих собеседников и тему разговора, но увы — память сохранила только пьянящее ощущение прикосновения к тайне.

Спустя несколько лет я случайно порезал палец и от вида крови потерял сознание. Сон повторился в несколько иных декорациях, напоминавших то, что в святоотеческих гримуарах именовалось «райскими кущами». Возврат в явь проходил мучительнее, сопричастность таинственному переживалась ярче, а сияющие лица и предмет беседы ускользали, как прежде.

Третье воспоминание связано с тем, что в детский садик я ходил с удовольствием и на то была причина: меня там развлекал мальчик Вова по фамилии Бес. Складывалось впечатление, что этот подвижный, как ртуть, смуглый и черноволосый весельчак ходил в наш оазис уныния лишь затем, чтобы практиковать искусство буффонады.

Зритель я был капитальный — над каждой Вовиной шуткой, гримасой и ужимкой ржал до хрипоты, поскольку это было смешнее Хазанова с Петросяном, Маврикиевны с Никитичной и Тарапуньки со Штепселем вместе взятых. По крайней мере, так тогда казалось. Удивительно, что многим детям Вова Бес совсем не казался смешным. Некоторые почему-то боялись его до деуринации и норовили удрать перед началом представления, а если не удавалось, то сидели в свежевыжатых лужах и плакали. Не знаю, чем объяснить такой феномен. Вова был всегда весел, со всеми дружелюбен, но стоило ему включить режим клоуна, как обнаруживалось, что смешно далеко не всем.

Содержание Вовиных спектаклей память не сохранила и единственное, что я о них помню, так это непрерывно меняющиеся и перетекающие друг в друга образы-маски, из которых фонтанировали каскады импровизаций, вызывавших приступы безудержного смеха.

Со временем у нас в средней группе образовалось нечто вроде тайного круга, в который входили семеро девочек, Вова Бес и я. Мы демонстративно игнорировали других детей, называя их «дурными», и время от времени без спроса сепарировались в соседнее помещение, где, по уверениям воспитательниц, находилась старшая группа, а на деле было пусто. Там на полках стояло много ничейных игрушек, красотой превосходивших среднегруппские аналоги, а на полу лежал роскошный, мягкий и тёплый восточный ковёр, провоцировавший нас на секретные посиделки с какими-то недетскими разговорами.

Как-то раз сели мы кружком и Марта Магжарова, жившая в необычном доме, стоявшем между тюрьмой и монастырём, принялась рассказывать о том, что было и что будет.

— Раньше, — говорила Марта, — люди жили в мире чёрно-белого цвета. Потом из космоса появились волшебники, а с ними разные чудеса и волшебства. Планета стала разноцветной, потому что каждый волшебник делал себе свой мир и своими красками раскрашивал его, как хотел. И поэтому на планете всем было весело. А потом прилетели «дурные», сделали всё опять скучное и чёрно-белое. Волшебники от них прячутся, чтобы не стать такими же «дурными». Но скоро волшебники сделают волшебную кисточку, которая будет, как волшебная палочка-выручалочка. Они ею взмахнут и всё исправят. Наша планета снова станет разноцветная и весёлая. А для «дурных», которые не захотят исправляться, сделают планету Дураса, и все они там будут жить.

Однажды наша толковательница Лена Левандовская собрала участников тайного круга посреди ковра и объявила, что сейчас она будет толковать фамилии каждого из нас.

— Ты, — сказала она, ткнув пальцем в плечо Вику Величко, — великая!

— Ты, — указала она на меня, — Лев, царь зверей! Ты похож на шаха из «Волшебной лампы Аладдина». Где твоё заколдованное царство, шах?

— Нет никакого царства, — удивлённо ответил я.

— Значит найди его! Там тебя все будут слушаться, а джинны будут исполнять желания!

Ленкины утверждения казались чересчур категоричными и спорными, но льстили самолюбию, так что оспаривать сказанное я не решился.

Тут в нашу тихую обитель вбежал какой-то мальчик.

— Пошёл вон, дурной! — властно крикнула Лена. Испуганное дитя с криком «Наталья Ивановна, а они там сидят!» кинулось прочь, а наша толковательница продолжила свой сеанс.

— Ты, — сказала она Веронике Волковой, — дружишь с волками!

— А ты знаешь, что означает моё имя? — спросила, восхищённая Лениной прозорливостью, Вероника.

— Я знаю, что в космосе есть такое созвездие, называется Волосы Вероники, — отозвался я.

— Волосы из звёзд? — недоверчиво спросила Лена. — В космосе?

— Ну да. Мне папа книжку читал: сказки про созвездия.

— Волосы из звёзд, — мечтательно произнесла Вероника. — Это, наверное, так красиво. Вот бы посмотреть!

— Так, ладно! — прервала её Лена. — Слушайте дальше.

Мы покорно уставились на неё.

— Ты! — указующий перст толковательницы упёрся в лоб Марты Магжаровой и неуверенно заколебался. — Магов жаришь… Или они тебя… зажарят и сожрут за то, что ты всю их магию сожгла!

— Я только картошечку пожаренную люблю, а так да — помогаю маме, когда она что-нибудь жарит на плите, — откликнулась Марта.

— Ты! — палец Лены был направлен в грудь Вовы. — Вова Без… Ты всё время без чего-то! Тебе всегда чего-то не хватает!

— Мне всего хватает, — с улыбкой ответил Вова. — Я вам такое принесу, что вы все прозреете.

На следующий день наша эннеада собралась вокруг Вовы на ковре старшей группы и мальчик достал из-за пазухи вещь, тайком вынесенную из дома. Это была какая-то странная штука, похожая на окаменевшие щупальца осьминога. Восемь красноватых не то сталактитов, не то кристаллов, зловеще торчавших из мутно-белёсого стекловидного кокона.

— Что это? — шёпотом спросила Вероника, зачарованно глядя на артефакт.

— Папа говорит, рога осьминога, — ответил Вова.

— Я смотрел по телевизору передачу «В мире животных» про осьминогов. Там ни у кого не было таких рогов, — удивился я.

Появлению у Вовы дома этой штуковины предшествовало некое событие сюрреального толка, о котором Вовин папа в состоянии сильного подпития рассказывал маме на кухне при плотно закрытой двери. Вове тогда удалось кое-что подслушать, но за давностью лет детали этого рассказа стёрлись из моей памяти. Помню только его слова о том, что скоро он с родителями уедет куда-то далеко, где их никто не найдёт. И это тот единственный раз, когда Вова Бес был абсолютно серьёзен.

Вскоре Вова перестал появляться в садике. «Дурные» начали потихоньку оккупировать комнату старшей группы, их игрушки, ковёр. Нам стало негде собираться и тайный круг распался. Ходить в садик было уже неинтересно. Я заскучал.

Мои расспросы не увенчались успехом. Никто из детей не знал, куда подался Вова и вернётся ли он в обозримом будущем. Иногда мы сбивались в тесную стайку и начинали высказывать разнообразные, подчас весьма дикие и опасные, догадки о судьбах Вовы, его родителей и той роли, которую в этом тёмном деле сыграли загадочные красные щупальца. Бывало, в эти сборища вовлекалась почти вся группа. Даже наша прекрасная фея-воспитательница Наталья Ивановна присаживалась поблизости на детский стульчик, прислушивалась и что-то записывала огрызком карандаша в маленький красный блокнотик, который всегда носила в нагрудном кармашке форменного халата.

Лишь самые плаксивые не принимали участия в наших мозговых штурмах. Плаксы вообще вели себя странно — так, словно никакого Вовы Беса в их жизни никогда не было…

Улыбка синей птицы

Мой первый шаг в искусство случился, когда я был маленький и ходить еще не умел. Ползая по полу, я увидел, как со стола упал карандаш. Я его схватил и случайно провел им линию на полу. Результат мне понравился. Родители в то утро как раз собирались на работу и им было не до меня. А я залез в шкаф. И меня там нечаянно закрыли. Я продолжил рисовать на стенках шкафа, на одежде и так далее. Было абсолютно не страшно и очень интересно. Родители спохватились, стали искать. А потом услышали шорох в шкафу. Открыли, а я там — сижу рисую. Обернулся, посмотрел на них удивлённо, мол, чего мешаете, закройте дверь!

Первый осмысленный рисунок — отдельная история. У моей мамы была старая поваренная книга, которую она однажды раскрыла на странице со схемой разделки курицы, а сама ушла на кухню. Я к тому времени уже научился ходить и подошёл к столу. Смотрю, а там в книжке на картинке курочка грустная. Её собрались в суп бросать, а такие куры, как известно, никогда весёлыми не бывают. И я решил развеселить бедняжку. Нарисовал ей глазки, носик, ротик улыбающийся. Мама пришла, смотрит на курочку — смеётся. Папа пришел — тоже смеётся. Я обрадовался: раз родители смеются, значит курочка получилась действительно весёлая.

Спустя годы, увидев эту картинку, я понял почему родители смеялись. Глазки, носик и улыбку я нарисовал у безголовой курицы на заднице.

Приключения начинаются…

Основополагающая одержимость детства началась за пару лет до школы, когда я научился читать. Совершенно не помню, кто и как меня учил, но первую прочитанную книгу буду помнить до конца дней — «Приключения Незнайки и его друзей» за авторством Николая Николаевича Носова.

Автор создал целый мир, населённый забавными маленькими человечками, живущими среди цветов и трав. Все они были детьми, тем не менее наладившими свою жизнь вполне по-взрослому. У них был город, именовавшийся Цветочным. Там были школа, больница, мастерские, библиотека. Обитатели города летали на пчёлах и ездили на жуках.

Главным действующим лицом книги был неунывающий озорник по имени Незнайка — любопытный непоседа, доставляющий жителям Цветочного города немало хлопот. Иногда он откровенно хулиганил, попадал во всевозможные переплёты. Но при этом был весьма симпатичным и положительным малышом.

Меня, пятилетнего, книга абсолютно покорила. Оказалось, что её не только интересно читать. Рисунки, сопровождавшие текст, восхищали невероятно. По мере прочтения я всё глубже погружался в этот мир, проникаясь жизнью и заботами героев. Очарование было столь велико, что я почти готов был поверить, что все события, описанные автором — чистейшая правда. Изо дня в день я буквально поглощал эту повесть, торопясь узнать, что же там будет дальше.

И вот настал день, когда я перелистнул последнюю страницу. И загрустил — а дальше-то что? Смутно я подозревал, что приключения Незнайки не могут закончиться вот так просто. Возможно, пока я про них читал, — а это длилось примерно месяц — с персонажами успело ещё много чего случиться. А если нет? Если у Незнайки больше ничего не приключилось, что тогда? Получается, и продолжения не будет. Что же теперь делать?

В тягостных раздумьях бродил я по комнате. И вдруг — озарение!..

До сих пор непонятно, что подтолкнуло меня к принятию столь неординарного решения. Уверенно подойдя к родителям, я твёрдым голосом объявил им, что поскольку новых приключений от Носова чёрт знает, когда ждать, придётся брать дело в свои руки. Я намерен лично продолжить повествование. Но поскольку я ещё слишком мал, чтобы быть настоящим писателем, продолжение повести придётся рисовать. С этим, как вам известно, у меня проблем нет. Для воплощения замысла мне необходимы две вещи: чем рисовать и на чём. Возлагаю на вас решение этого вопроса. Время не ждёт, поэтому извольте предоставить уже сегодня. На этом пока всё.

И вечером того же дня, к моей неописуемой радости, мама принесла мне блокнот и шариковую ручку. Этой ручкой я тут же вывел большими печатными буквами на обложке блокнота два слова: «МОИ ПРИКЛЮЧЕНИЯ». Подумал и добавил ниже: «ПЕРВЫЙ ТОМ». Начало было положено…

Полный вперёд!

Джинн вырвался на волю. Я рисовал сразу начисто, без подготовки, том за томом, изо дня в день, из года в год. Сначала в блокнотах, которыми меня исправно снабжала мама. Затем я решил, что пора выходить за рамки и стал использовать альбомы. Через несколько лет они уступили место общим тетрадям на 96 листов. Размер меньше, да и бумага потоньше, зато каков объём! К синей шариковой ручке добавилась красная, потом зелёная, чёрная. Вскоре рисунки обрели полноцветье: я перешёл на венгерские фломастеры и акварель.

Первый том начинался почти по Носову: был Незнайка, были малыши — всякие пончики-сиропчики. И соответствующий носовский антураж: гигантские цветы, циклопические бабочки, огромные жуки, муравьи-богатыри и, конечно же, полёты на пчёлах. Но вскоре я решил, что вся эта мелюзга только путается под ногами и толку от неё никакого. Для остроты сюжета требовалась масштабная фигура, равная Незнайке. Лучшей кандидатуры, чем моя собственная, я не смог вообразить. Подумывал о Носове, но скоро отверг эту идею. Писатель представлялся моему детскому воображению некой бесплотной субстанцией, парящей в небе, этакой помесью гоголевского Носа с улыбкой Чеширского кота.

Я сделал Незнайку моим противником, коварным разбойником, атаманом шайки чёрных муравьёв-головорезов. Себе я определил амплуа, схожее с тем, в котором преуспел персонаж социалистических вестернов, былинный индеец Югославии Гойко Митич. Я стал вождём племени красных муравьёв, одеждой и повадками напоминавших коренных жителей Америки. В «Приключениях» утвердилась ключевая тема — борьба добра со злом.

Годы шли, я становился старше, опытнее, а количество изрисованных тетрадей, блокнотов и альбомов неуклонно росло. Состав действующих лиц значительно расширился. Многих знакомых я увековечил в своей необыкновенной эпопее. Всех моих школьных и дворовых друзей я изображал в «Приключениях» могущественными супергероями и верными союзниками. Недругов, естественно, переводил «на тёмную сторону» — в Незнайкины прихвостни, карикатурно преувеличивая их недостатки и сводя к нулю немногочисленные достоинства.

В алхимическом горниле «Приключений» я плавил впечатления от прочитанных книг, газет и журналов, увиденных мультфильмов и кинолент, услышанных анекдотов и страшилок. Вместе со своими героями я сражался с врагами и спасал мир от чудовищ, пировал на королевских банкетах и охотился с ордой дикарей, путешествовал на машине времени, искал сокровища пиратов, летал в соседние галактики, воевал с инопланетными захватчиками, проваливался в параллельные миры, погибал и воскресал, наносил визиты в ад и рай, шёл сквозь огонь и воду. Сколько жизней я прожил в этих стихийно возникших комиксах!..

Были и побочные спецэффекты, вызванные влиянием «Моих приключений» на неоперившиеся умы сверстников. Стоило кому-то впечатлительному случайно соприкоснуться с одним из таких произведений, как у человека вдруг возникало сильное желание рисовать то же самое, но изображая себя в главной роли. Правда, были и такие, кто, следуя традиции, продолжали разрабатывать тему противостояния между мной и Незнайкой.

Первый случай группового помешательства был отмечен, когда трое одноклассников и пятеро ребят со двора, побывав у меня на Дне рождения и ознакомившись с изрядным творческим наследием, на следующий день, не сговариваясь, принялись каждый на свой лад рисовать в альбомах и тетрадях собственные версии «Приключений».

Тут уместно небольшое отступление, смысл которого прояснится в ходе дальнейшего повествования…

Сто томов моих приключений

Двор наш, образованный тремя хрущёвками и примыкающими к ним с боков девятиэтажками, именовался Питерским, ибо в одном из его домов некогда проживал угрожающего вида мужик, в силу имени и внешней схожести с эпизодическим персонажем фильма «Джентльмены удачи» прозванный соседями Николой Питерским.

Пацаны Питерского двора с раннего детства вели, на первый взгляд, обычную жизнь. А именно:

1. Ходили в школы.

2. Друг к другу в гости.

3. В гости к друзьям друзей.

4. В кино, на спектакли и на концерты.

5. Посещали кружки, секции, студии и факультативы.

6. Зимой играли во дворе в хоккей, в снежки, в штурм снежной крепости и в «войнушки». Весной — в «пекаря», «пиво», «жмурки», «квача», «квадрат» и опять в «войнушки». А летом — в футбол, волейбол, баскетбол, пионербол, снова в «пекаря», «пиво», «штандер-вандер», «жмурки», «квача», «квадрат», «войнушки», плюс «казаки-разбойники», плюс «выбивала», плюс ещё несколько вымышленных видов спорта, которых не понимал никто, кроме самих игроков.

7. Гонялись за девчонками, а потом, маскируясь по правилам воинского искусства, подбирались поближе к их секретной беседке в отдалённой части сада, чтобы послушать, что девочки говорят о мальчиках.

8. С показным высокомерием иногда откликались на призывы девочек поучаствовать в какой-нибудь девчачей игре — чтобы оказаться поближе к тем из них, которые красоточки и приятно пахнут.

9. Выпускали дворовую стенгазету «Выстрел в гробу».

10. Снимали кино, фотографировали, пробовали делать мультфильмы.

11. Ходили драться «стенка на стенку» с представителями соседних дворов.

12. После успешных сражений закатывали посреди двора разнузданные кутежи с горами вкусностей. А когда пацанячая часть коллективной души Питерского требовала жертвенных пиршеств, продуктовые шабаши затевались без явной причины.

13. Опекали приблудившихся собак и кошек, устраивая им жилища, подлечивая и подкармливая.

14. Строили дома на деревьях, используемые в качестве штаб-квартир противоборствующих сторон во время игр в «войнушки», а в мирное время — в качестве схронов.

15. Тайком от родителей устремлялись в загородные велопробеги — туда, где, по слухам, находились некие полумифические магазины, в которых якобы продавались дефицитные книги, «взрослые» переводные картинки, импортные журналы и жвачки, пластинки зарубежных исполнителей и самодвижущиеся игрушки.

16. Изобретали горючие вещества, чтобы нарушать покой окрестных граждан запуском ракет, пальбой из самопалов и грохотом самодельных «взрывачек».

17. Жгли костры в саду за гаражами, чтобы жарить над огнём кусочки хлеба и сала, колбас и сосисок, печь в углях картошку и чувствовать себя на одной волне с суровыми романтиками, первопроходцами, покорителями просторов, о которых пишут книги и снимают фильмы.

18. Рисовали неполиткорректные картинки с нецензурными текстами (впрочем, корректные и цензурные тоже) на стенах домов и гаражей, на столбах и стволах деревьев, на дворовых лавочках и окнах подъездов, а один раз даже на чьём-то свежевывешенном белье.

19. Объявив временное перемирие, проводили чемпионаты по футболу с командами соседних дворов. Призовой кубок, специально для первого чемпионата купленный в складчину в магазине «Спорттовары», ни разу вручён не был, поскольку в канун финала футбольные баталии всегда заканчивались одинаково — дракой.

20. Несколько раз пытались провести олимпиады по колдовству и несуществующим видам спорта, но из-за странных стечений обстоятельств ни одной из них так и не сумели довести до конца.

21. Устраивали археологические квесты двух видов. Первые — по поиску в земле следов пребывания на территории Питерского двора первобытных людей и динозавров. Вторые — по обнаружению так называемых «секретов», когда-то зарытых старшими девчонками и пацанами с надеждой на то, что их послания будут найдены людьми будущего.

22. А какие коллекции собирали! Марки, значки, вкладыши с обёртками от жвачек, бутылочные этикетки и пробки, кости вымерших животных, гербарии, стразы и минералы, старинные и современные монеты, купюры разных стран и времён, игральные карты, эротические фото, шахматные фигуры, игрушечное оружие, модели машинок, ключи, брелоки, часы наручные и карманные, зажигалки, переводные картинки и наклейки, календарики обычные и с меняющимися картинками, сувениры с космической и военной символикой, армейские знаки различия, использованные флакончики из-под лекарств и косметики, постеры иностранных групп и артистов, зарубежные спички, авторучки, разноцветные пуговицы, медицинские инструменты, стеклянные глаза, этикетки фирменных вещей, керамические статуэтки, кресты, иконы, ордена, медали и другие награды, черепушки и скелетики разной мелкой живности, судейские свистки, фигурки динозавров, мотоциклистов, балерин, наездников, клоунов, чертей, виниловые диски, аудиокассеты, бобины, ракушки, камешки, стёклышки и многое другое. Отдельным пунктом шли антропоморфные игрушки — всевозможных видов ковбойцы-индейцы-крестоносцы-викинги-пираты и прочее воинство, исполненное в резине и пластмассе. Личные тематические библиотеки, разумеется, тоже собирали, благо в городе кроме книжных магазинов имелись букинистические и иностранной литературы.

23. В конце лета, когда все возвращались с турбаз, морей, пионерлагерей, из сёл и прочих мест отдыха, начинали соревноваться в рассказывании анекдотов, страшилок, любовных и просто забавных историй, выделяя под каждую из этих тематик отдельный день.

24. Совершали пиратские набеги на соседние дворы — не драться, а чисто для устрашения пронестись толпой по чужой земле. Обязательно с топотом и дикими воплями, попутно что-нибудь опрокинув, вырвав, сломав или хотя бы толкнув. А чтоб знали!

25. Летом и осенью учиняли вылазки в близлежащий детский садик за росшими там яблоками, грушами, орехами, вишнями, крыжовником, смородиной и алычой. Ну и подразнить похожую на Бабу Ягу сторожиху, конечно же!

Вечерами шумная орава, уставшая за день от своих многочисленных дел, взбиралась повыше на росшие по периметру детской площадки липы и клёны, удобно располагалась в развилках и переплетениях ветвей, чтобы предаться ещё одному любимому занятию — мечтать, глядя в мерцающее небо. Толком не знавшие жизни мальчишки делали первые попытки рассуждать о том, что творится в загадочном космосе и ещё дальше — за звёздами. Есть ли у необъятных глубин предел и если да, то как его достичь? А коль он достижим, то что за ним скрывается?..

В поисках ответов, ребята с Питерского по-пиратски решительно и отважно начали брать на абордаж все им известные библиотеки. Ринувшись жадно поглощать приключенческую, техническую, юмористическую, детективную, спортивную, научную и научно-фантастическую литературу, они постепенно становились завсегдатаями популярных книжных таверн и потаённых букинистических бухт. Каждый втайне надеялся, что однажды среди этого огромного океана ему откроется та единственная книга-остров, которая полна настоящих сокровищ — ответов на все вопросы.

Увлечение фантастикой не прошло даром. Удалое пиратское братство вдруг превратилось в малый филиал Союза писателей — библиофлибустьеры ударились в сочинительство. Созданные опусы казались их авторам невероятно захватывающими и остросюжетными. Появление новых рассказов происходило с поистине фантастической скоростью. Юные творцы на одном дыхании преодолевали десятки страниц, чтобы вечером, загадочно улыбаясь, вынести во двор заметно пополневшие фолианты и зачитать под звёздным небом.

Фанаты — в основном девочки, двое-трое родителей, несколько пацанов из соседних дворов да разная мелюзга, замерев, слушали очередные серии опусов, в которых международные космические экипажи отважно сражались на далёких планетах с агрессивно настроенными формами жизни.

Впоследствии, опыт создания таких рассказов пригодился моему другу Игорю, который, попав в 4-м классе под влияние бренда «Мои приключения», около трёх лет служил ему верой и правдой. Сперва он вызвался помогать мне подкрашивать картинки, затем увлёкся разработкой сюжетов. Мы раскрашивали рисунки акварелью, доводя нюансы венгерскими фломастерами и выдумывая, как нам тогда казалось, совершенно невероятные истории с весьма лихо закрученной интригой. Преобладали темы, связанные с завоеванием космоса. Они увлекали Игоря настолько, что вскоре он переключился на создание альтернативных «Приключений», действие которых происходило на просторах Вселенной.

Молва доносила слухи о других последователях и продолжателях «приключенческой» традиции, но ни с кем из них мне так и не удалось повидаться…

Всё закончилось в начале 7-го класса. На тот момент в моих архивах покоилось 100 томов «Приключений» плюс незавершённый 101-й. На самом деле их было больше. Друзья, соседи, знакомые, одноклассники правдами и неправдами частенько выпрашивали у меня пару-тройку альбомов и не возвращали. «Приключения» шли по рукам, исчезали неведомо где и получить их обратно уже не было никакой возможности.

В итоге от создававшегося почти десяток лет достояния ничего не осталось. Практичные родители однажды сдали все тома в макулатурный пункт книжного магазина, обменяв сданное на дефицитную книгу «Современный американский детектив».

И тогда в душу впервые закралось подозрение: уж не близится ли детство к финалу?..

Можно, правда, пофантазировать о том, что кто-нибудь из работников пункта приёма вторсырья, увидев тома, воодушевился и прихватил несколько самых ярких образцов домой — показать детям. Таким образом часть творческого наследия на долгие годы осела где-то в тёмном чулане и ждёт, когда кто-то из потомков приёмщика макулатуры случайно прочтёт эти строки, вспомнит про тома, полезет искать и найдёт. А затем разыщет их автора и за рюмкой чая состоится церемония передачи артефактов из рук в руки.

Но, как вы понимаете, подобные фантазии с каждым годом всё меньше согласуются с реальным положением дел…

Собор парижской дипломатери

Всем людям, вынужденным в середине 80-х нивелировать свои среднестатистические способности путём посещения средней школы, памятна одна особенность возникшей в ту пору моды — носить учебные причандалы в чемоданчиках, зачем-то именуемых дипломатами. Справедливости ради следует отметить их многофункциональность.

К примеру, зимой из дипломатов можно было строить баррикады для игр в снежки. Однажды после уроков мне довелось наблюдать, как умельцы из параллельного класса, готовясь к очередному баттлу, возводили на школьном дворе мощную крепость, строительным материалом которой служило понятно что: снег и дипломаты. Судя по количеству последних, зодчие умудрились выпросить чемоданы ещё у нескольких классов, чьи представители толпились неподалёку в предвкушении бойни.

— Чего будет? — спросил я, проходя мимо, у одного из строителей. Предметом интереса являлись особенности предстоящего перфоманса. Истолковав мой вопрос по-своему, школяр радостно воскликнул:

Конец ознакомительного фрагмента.