Острова. Вторая жизнь. Роман-фантастика

Олег Северянин

События этого романа разворачиваются в придуманном мире, который мог бы существовать и на нашей планете.Книга позволяет читателю погрузиться в интересную жизнь героев, плакать и смеяться вместе с ними.Выстраивание сюжетных линий, множество образов раскроют перед читателем удивительный мир больших и самодостаточность маленьких островов.Герой романа проходит путь длиною в целую жизнь. Его ожидает масса открытий, испытаний и, конечно, любовь, а в финале он обретёт шанс на лучшую жизнь.

Глава 6. Неожиданная свадьба

Спустя некоторое время к столу потихоньку начали сходиться гости. Они прибывали то по одному, то по двое, трезвые, пьяные, чистые, грязные, умные, глупые, но, в общем-то, хорошие люди и вдобавок честные в своей простоте. Они даже не собирались делать вид, что обладают высокой культурой и чистотой нравственности, просто были сами собою. Из-за этого складывалась обстановка без лишнего напряжения да неуместного пафоса, каждый жил как хотел, поскольку не намерен был соревноваться с соседом, чтобы показать, какой он хороший и правильный, в отличие от него.

Земледельцы, скотоводы, они искренне шутили, столь же искренне смеялись, подначивали Кайю к свадьбе, глумились надо мною, но атмосфера была такова, что я не обижался ни капельки, благодушно улыбался и, наоборот, старался шутить легко да доброжелательно, на их уровне, однако обходил щекотливую тему свадьбы.

С этими людьми я, в общем-то, сошёлся во взглядах, понял их нравы и полюбил за прямолинейность, простодушие, чистоту мыслей и полное отсутствие у них в душе чувства зависти, склочности, трусости да глупости, свойственной лживому и весьма лицемерному человеку, напрочь погрязшему в устоявшемся бытовом мнении, который, будучи его рабом, попросту отупел, воспринимая мир как сборник законов о морали и сильно опасаясь его разрушить.

Был один момент — это когда они в шутку чуть было не передрались друг с другом после того, как поспорили, чей помидорчик слаще, явно похваляясь обустройством своего участка. В другой раз, обсуждая урожай винограда, громко кричали и хватались за ножи, но в дело их не пускали, а только ограничивались лишь синяками да ссадинами, топорщили усы да изощрённо баловались матерным слогом, не забывая каждый раз поднимать указательные пальцы вверх и при этом гордо, весьма снисходительно поглядывать друг на друга.

В их дела мне соваться не было смысла, поэтому я, прислонившись к стенке веранды, вкушал великолепнейший виноград вместо химического заменителя еды, перенимал у них мимику, жесты. Копируя их, молча поднимал указательный палец к небесам и, как самый настоящий зритель, с восторгом наблюдал за живой игрой актёров, импровизирующих свой собственный образ жизни.

Я чувствовал, как все страхи перед этими людьми уходят прочь, и теперь уже их не боялся. Я полюбил их искренне и нежно, этих грубых неотёсанных мужланов, прочувствовав всей душой разум чужестранца, уловил мысль и тоску оттого, что вот уже много лет прожил на своём веку и так мало узнал до этого людскую натуру, привычки, быт и культуру поведения, даже не подозревая, что подобное имеет место в мире быть.

Временами мысли уносились в некую неясную мечту, ощущение радости было безгранично оттого, что мне всё же дан шанс успеть изведать и понять ещё великое множество людей и их особенности, прочувствовал сладостное предвкушение счастья и неистовой любви.

«А впрочем…» — оборвал я свою мысль, так её и не закончив, потому что…

— Ну, здравствуй, зятёк, — послышался надо мною ехидный женский голосок. — Предложение уже сделал? — раззадорившись, не унималась моя будущая тёща.

— Что? — уставился я на мать Кайи.

— Зачем ты держал её за руку? — допытывалась она у меня. — Зачем повёл в народ? — уже недовольно высказывала мне жена вождя. — Негодяй! — гневалась она. — Обесчестил ни в чём не повинную девушку и теперь говоришь мне прямо в глаза, что ты не виноват?! — свирепела женщина. — А ну отвечай! — Она уже не гневалась, а просто орала, явно переигрывая роль матери, заступающейся за ребёнка.

Все это видели и смеялись от души.

— Зачем ты отрекаешься от брачных уз? — устало спросила она напоследок и умолкла, давая тем самым мне шанс оправдаться и заодно повеселить зрителей, которым к тому времени уже надоело мериться своими овощами, поднимать пальцы вверх и топорщить усы.

Поскольку я ничего подобного не говорил, да, собственно, и не думал отрекаться, отвечать мне было нечего. Я лишь в недоумении раскрыл рот и заморгал глазами.

— Подонок! — уже верещала она, — Немедленно женись, а то обесчестишь наш клан и будешь проклят на века!

А вот тут уж я хотел ей возразить и попытался вставить слово, но этого у меня не получилось.

— Ах, ты не хочешь?! — продолжала она, не оставляя мне ни малейшего шанса вклиниться в разговор и оправдаться. — Подержался за руку, отвёл куда-то. Женись! Я тебе приказываю! — набросилась на меня с кулаками будущая тёща.

— Отлично! — возликовал я, когда наступила очередная словесная пауза. — Я согласен жениться!

Но она, по всей видимости, меня не услышала.

— Бейте его! — негодовала женщина. — Он не хочет жениться!

— Дорогая, отстань от молодого человека, — мягко произнёс вождь клана Ватрушек, едва переступив порог веранды. — Ты же не услышала, что он согласен взять нашу дочурку замуж.

— Держите его! — верещала будущая тёща. — Связывайте верёвками ему ноги, сейчас я его буду загонять в угол. Он сбежит от нас, так и не женившись на дочери.

— Ещё раз повторяю, — поглаживая меня по голове, спокойно продолжал вождь. — Никуда он от нас не денется, — шутливо произнёс он напоследок, прислонив к моему виску огромных размеров пистолет, после чего все окончательно развеселились и принялись сочинять тосты за будущих молодожёнов.

Вот таким вот образом сватовство и состоялось. Ватрушка по имени Кайя светилась от счастья, а я был обескуражен и изрядно подавлен судьбой. Разглядывал пистолет, направленный вождём в мою сторону, а по совместительству — надзирателя и необыкновенного диктатора.

Я ощущал лишь то, что мною управляют, но тем не менее мне это было приятно. Да, в конце-то концов должен же я когда-нибудь обзавестись семьёй, обосноваться на своей земле, приобрести собственные вещи, окопаться в благополучии, спокойствии и умиротворении в окружении ребятишек и любящей жены!

Не успел я до конца додумать эту мудрую мысль, как семейство Ватрушкиных энергично взяло меня под локотки и повело к себе в дом, где с меня быстро сняли мерки. Затем раздели до пояса, принялись распарывать мой пиджак, перекраивать его и, наконец, перекрашивать бедолагу в чёрный цвет.

Такая же горестная участь постигла мои брюки, и даже обувь эти садисты не пощадили. Обувка из тряпичной непонятным образом превратилась в кожаную. Как я догадался, вождь нанёс на неё слишком много гуталина. А далее, спустя три часа, меня подвели к зеркалу. Я себя в нём не узнал — видел лишь испуганное лицо и тёщу, озорно подмигивающую мне и приговаривающую:

— Эх, жалко, волосы у тебя не того цвета, — сетовала она. — Не сочетаются с пиджаком. Может быть, побрить его наголо или перекрасить? — озорно глумилась надо мною тёща, и тогда показывался в зеркале облик вождя, одобрительно кивающего ей в ответ, периодически поглаживающего мою бедную голову, иногда порываясь сходить в сарай за краской или ножницами, чтобы исправить это досадное недоразумение.

Глядя на меня, Кайя подленько захихикала, чем и определила свою участь великой мученицы, потому что увлечённые манипуляциями надо мною её родители попросту забыли о дочурке. И вот теперь, благодаря легкомысленным смешкам, переключились на неё и направились в её сторону, оставив меня в покое, загнали-таки веселящуюся деваху в угол.

Кайя верещала, отбивалась от них как умела, но лютующие родители уже окружили её, словно акулы, не оставляя бедняжке ни малейшего шанса вырваться на свободу.

Сорвав с кровати простыню и крепко сжав в руке ножницы, моя будущая тёща приблизилась с кровожадным видом к Кайе, надела ей на голову ткань и начала энергично манипулировать инструментом портного, превращая простыню в изделие ритуального агентства Гименея.

Кайя-Ватрушка истошно верещала, но при этом не забывала с любопытством разглядывать себя в зеркалах, явно гордясь великолепным, вновь приобретённым нарядом, сучила ручонками, деловито поправляла на голове бывшую простыню, а ныне фату, шумела, вздыхала, пытаясь вызвать жалость к своей особе, и бранилась неумело, стыдливо да неловко, глядя в мою сторону.

Этот балаган я смог выдержать не более тридцати минут, поэтому, когда нервная система предложила мне свою капитуляцию, пробкой выскочил в сад и волею неумолимого рока и случая упал в широкие объятия главы семейства Ватрушкиных, клана Ватрушек, а по совместительству — моего будущего тестя, Великого вождя племени.

— Не уходи, дорогой, — мягко молвил он. — Ты на острове, у меня, однако, длинные руки, так что, золотой мой, не переживай: везде тебя искать буду и обязательно найду. А теперь посиди со мной и не ёрзай, буду угощать тебя чачей. — С этими словами он скрылся в сарайчике, оттуда зашумело и донеслось до моего слуха бранное слово.

Мои попытки уклониться от злоупотребления алкоголем были уничтожены напрочь. Через двадцать минут я уже в умилении целовал тестя в щёки и лоб, постоянно называя его папой.

Мой новый папа также периодически убегал в дом и выносил из него всевозможные подарки, которые я с благодарностью разглядывал, расспрашивая о том, что они означают и как применять их на деле. Привязывал к удочкам поплавки, навешивал на леску грузики, собирал да разбирал всевозможное оружие, деловито чистил его, удивлялся замысловатому часовому механизму, созданному хитроумным Ефимычем, и надевал кольчугу, любуясь инкрустированной рукояткой меча, который выковал великий прадед клана.

Казус произошёл, когда вождь подарил мне арбалет, а я, не ведая сего предмета, случайно выстрелил ему в ногу. Затем испугался и скрылся в доме, откуда меня немедленно прогнали, потому что невеста примеряла уже готовый подвенечный наряд и, согласно выдуманной примете, не желала того, чтобы жених видел её свадебное платье до торжества бракосочетания.

Я долго находился в тёмных сенях, которые служили мне укрытием между орущим матерным слогом будущего папы и весьма авторитарными женщинами, да попросту не знал, куда себя деть, поэтому тихо отсиживался, прислушиваясь к окружающей обстановке.

Через некоторое время наконец всё зловеще утихло, а я принялся мысленно придумывать для себя всяческие наказания, приготовленные с их стороны, и изощрённые пытки, адресованные моей особе. Но вскоре оказалось, что ничего ужасного не происходит; женщины вышли в сени, натолкнулись на меня, взяли под руки и проводили во двор к тестю, который уже вытащил стрелу из ноги и теперь сидел с безмятежным видом за столом на веранде да покуривал трубочку мира, хитро щурясь в мою сторону и что-то выжидая, понятное только ему одному. И не напрасно…

Вновь собрали гостей. Вождь произнёс торжественную речь, пафосно принялся разглагольствовать о любви, священных узах брака, об институте семьи и так далее. А под конец своей блистательной речи пожелал молодожёнам смерти в один день. Далее нарёк нас мужем и женой, раскланялся и был таков.

Гости зааплодировали его пламенной речи, не обращая на меня с Кайей ни малейшего внимания, пошептались между собой и принялись собирать деньги на свадебное путешествие. Затем разбрелись по своим делам, но ненадолго. Через тридцать-сорок минут они вновь появились на участке вождя, принеся с собою кто стул, кто бутылочку сильно купажированного напитка, кто угощения да варенья, а некоторые — просто свою не запятнанную дурными поступками совесть, хоть и без подарков, но с шутками и весьма недурственными прибаутками собственного изготовления, которые очень сильно подняли нам и всем остальным господам и дамам настроение.

Один из островитян даже подарил мне тетрадочку с собственными стихами в рукописном изложении, на что я прослезился этому поступку, поскольку, как мне шёпотом сообщили островитяне, сам Великий вождь долго выклянчивал её у автора, пытаясь организовать библиотеку на острове, планируя начать её с тетрадочки, но безрезультатно.

Стихи оказались весьма недурственными, с чувством юмора, немного с матерщинкой. Они описывали гармонию жителей с природой и жизнь островитян. Один из стихов скромный автор посвятил своей особе, и назывался он «Посвящается великому герою и поэту Самописычу».

Крепко пожав руку Самописычу, я огляделся по сторонам и принялся ждать следующего подарка.

Ефимыч задерживался дольше других, и впрочем, не зря. Как оказалось впоследствии, он за всё это время у себя в экспериментальной кузнице, раздул меха и умудрился-таки, шельмец, сковать для нас обручальные кольца из загадочного драгоценного металла. А затем вложить камушек в оправу кольца невесты и сковать маленькую гирьку для меня, припаяв её к моему кольцу.

Гости рассмеялись над шуткой хитроумного деда, а вождь развеселился настолько, что упал со стула и засеменил ножками в воздухе, держась за живот, пока его не поставили на ноги и не усадили на скамейку.

Мы обменялись кольцами, Ватрушка восхищённо смотрела на драгоценный камушек, ярко играющий на солнце, я же задумчиво, угрюмо и обречённо поглядывал на гирьку, привязанную к моему пальцу, иногда с завистью обращая внимание на ликование Кайи, теперь уже ясно понимая, что не всё так просто будет в этой новой для меня жизни.

Гулял и праздновал нашу свадьбу клан Ватрушек аж до самого утра — веселился беззаботный народец себе и вождю на потеху, пока тот, видимо, устав от забав, не ударил о землю своим величественным посохом. После этого жители потихоньку начали расходиться по своим Ватрушкиным делам. Ефимыч деловито пробормотал что-то о своей новой задумке и, быстро откланявшись, заспешил куда-то, но явно не в сторону своего дома.

Далее вождь, а по совместительству — грозный и авторитетный владыка собрал для нас два маленьких чемоданчика, отдал билеты на пароход, деньги, собранные честным людом, и приказал нам отправляться на причал. Там нас будет ожидать пароход, который должен отвезти молодоженов в свадебное и достаточно увлекательное путешествие на Остров №2.